Тень Баркова
Тень Баркова
Однажды зимним вечерком
В бордели на Мещанской,
Сошлись с расстриженным попом
Поэт, корнет уланский,
Московский модный молодец,
Подьячий из Сената
Да третьей гильдии купец
Да пьяных два солдата.
Всяк, пуншу осушив бокал,
Лег с б***ью молодою
И на постели откатал
Горячею е**ою.
* * *
Кто всех задорнее **ет?
Чей х** средь битвы рьяной
П***у кудрявую дерет,
Горя как столб багряный?
О землемер и п**д и ж*п,
Б***ун трудолюбивый,
Хвала тебе, расстрига поп,
Приапа жрец ретивый,
В четвертый раз ты плешь впустил,
И снова щель раздвинув,
В четвертый принял, вколотил.
И х** повисший вынул!
* * *
Повис! Вотще своей рукой
Ему милашка др**ит
И плешь сжимает пятерней,
И волосы клокочет.
Вотще! Под бешеным попом
Лежит она, тоскует
И ездит по брюху верхом,
И в ус его целует.
Вотще! Е**ак лишился сил,
Как воин в тяжей брани,
Он пал, главу свою склонил
И плачет в нежной длани.
* * *
Как иногда поэт Хвостов,
Обиженный природой,
Во тьме полуночных часов
Корпит над хладной одой,
Пред ним несчастное дитя —
И вкривь, и вкось, и прямо
Он слово звучное, кряхтя,
Ломает в стих упрямо, —
Так б***ь трудилась над попом,
Но не было успеха,
Не становился х** столбом,
Как будто бы для смеха.
* * *
Зарделись щеки, бледный лоб
Стыдом воспламенился,
Готов с постели прянуть поп.
Но вдруг остановился.
Он видит — в ветхом сюртуке
С спущенными штанами,
С х**ной толстою в руке,
С отвисшими м**ами
Явилась тень — идет к нему
Дрожащими, стопами,
Сияя сквозь ночную тьму,
Огнистыми очами.
* * *
Что сделалось с детиной тут?
Вещало привиденье:
«Лишился пылкости я м*д,
Е**ак в изнеможеньи,
Лихой предатель изменил,
Не хочет х** яриться».
«Почто ж, **ена мать, забыл
Ты мне в беде молиться?»
— «Но кто ты?»- вскрикнул Е*аков,
Вздрогнув от удивленья.
«Твой друг, твой, гений я — Барков!»
Сказало привиденье.
* * *
И страхом пораженный поп
Не мог сказать ни слова,
Свалился на пол будто сноп
К портищам он Баркова.
«Восстань, любезный Е*аков,
Восстань, повелеваю,
Всю ярость праведных х**в
Тебе я возвращаю.
Поди, **и милашку вновь!»
О чудо! X** ядреный
Встает, краснеет плешь, как кровь,
Торчит как кол вонзенный.
* * *
«Ты видишь, — продолжал Барков, —
Я вмиг тебя избавил,
Но слушай: изо всех певцов
Никто меня не славил;
Никто! Так мать же их в п**у,
Хвалы мне их не нужны,
Лишь от тебя услуги жду —
Пиши в часы досужны!
Возьми задорный мой гудок,
Играй им как попало!
Вот звонки струны, вот смычок,
Ума в тебе не мало.
* * *
Не пой лишь так, как пел Бобров,
Ни Шелехова тоном.
Шихматов, Палицын, Хвостов
Прокляты Аполлоном.
И что за нужда подражать
Бессмысленным поэтам?
Последуй ты, **ена мать,
Моим благим советам.
И будешь из певцов певец,
Клянусь я в том е**ою, —
Ни черт, ни девка, ни чернец
Не вздремлют под тобою».
* * *
«Барков! доволен будешь мной!» —
Провозгласил детина,
И вмиг исчез призрак ночной,
И мягкая перина
Подмой ж**ой красоты
Не раз попом измялась,
И б***ь во блеске наготы
Насилу с ним рассталась.
Но вот яснеет свет дневной,
И будто плешь Баркова,
Явилось солнце за горой
Средь неба голубого.
* * *
И стал трудиться Е*аков:
**ет и припевает,
Гласит везде: «Велик Барков!»
Попа сам Феб венчает;
Пером владеет как е**ой,
Певцов он всех славнее;
В трактирах, кабаках герой,
На бирже всех сильнее.
И стал ходить из края в край.
С ром, смычком, м**ами.
И на Руси воззвал он рай
Бумагой и п**ами.
* * *
И там, где вывеской е**ак
Над низкой ветхой кровлей,
И там, где с б***ью спит монах,
И в скопищах торгами,
Везде затейливый пиит
Поет свои куплеты.
И всякий день в уме твердит
Баркова все советы.
И бабы, и х**стый пол
Дрожа ему внимали,
И только, перед ним подол
Девчонки подымали.
* * *
И стал расстрига-богатырь
Как в масле сыр кататься.
Однажды в женский монастырь
Как начало смеркаться,
Приходит тайно Е*аков
И звонкими струнами
Воспел победу е**ков
Над юными п***ами.
У стариц нежный секелек
Зардел и зашатался.
Как вдруг ворота на замок,
И пленным поп остался.
* * *
Вот в келью девы повели
Поэта Е*акова.
Кровать там мягкая в пыли
Является дубова.
И поп в постелю нагишом
Ложится поневоле,
И вот игуменья с попом
В обширном **ли поле.
Отвисли титьки до пупа,
И щель идет вдоль брюха.
Тиран для бедного попа,
Проклятая старуха!
* * *
Честную матерь откатал,
Пришлец благочестивый
И в думе страждущей сказал
Он с робостью стыдливой:
«Какую плату восприму?» —
«А вот, мой сын, какую:
Послушай, скоро твоему
Не будет силы х**!
Тогда ты будешь каплуном,
А мы прелюбодея.
Закинем в нужник вечерком
Как жертву Асмодея».
* * *
О ужас! бедный мой певец,
Что станется. с тобою?
Уж близок дней твоих конец,
Уж ножик над е**ою!
Напрасно *ть усердно мнишь
Девицу престарелу,
Ты б***ь усердьем не смягчишь,
Под х**м поседелу.
Кляни за**ины отца
И матерну прореху.
Восплачьте, нежные сердца,
Здесь дело не до смеху!
* * *
Проходит день, за ним другой,
Неделя протекает,
А поп в обители святой
Под стражей пребывает.
О вид, угодный небесам?
Игуменью честную
**ёт по целым он часам
В п***у ее кривую,
**ёт … но пламенный е**ак
Слабеет боле, боле,
Он вянет, как весенний злак,
Скошенный в чистом поле.
* * *
Увы, настал ужасный день.
Уж утро пробудилось,
И солнце в сумрачную тень
Лучами водрузилось,
Но х** детинин не встает.
Несчастный устрашился,
Вотще м**е свои трясет,
Напрасно лишь трудился;
Надулся х**, растет, растет,
Вздымается лениво…
Он снова пал и не встает,
Смутился горделиво.
* * *
Ах, вот скрипя шатнулась дверь,
Игуменья подходит,
Гласит: «Еще п***у измерь»
И взорами поводит,
И в руки х**, но он лежит,
Лежит и не ярится,
Она щекочет, но он спит,
Дыбом не становится…
«Добро», — игуменья рекла
И вмиг из глаз сокрылась.
Душа в детине замерла,
И кровь остановилась.
* * *
Расстригу мучила печаль,
И сердце сильно билось…
Но время быстро мчится, вдаль,
И темно становилось.
Уж ночь с **ливою луной
На небо наступала,
Уж б***ь в постели пуховой
С монахом засыпала.
Купец уж лавку запирал…
Поэты лишь не сдали
И, водкою налив бокал,
Баллады сочиняли!..
* * *
А в келье тишина была…
Вдруг стены покачнулись,
Упали святцы со стола,
Листы перевернулись, —
И ветер хладный пробежал
Во тьме угрюмой ночи…
Баркова призрак вдруг предстал
Священнику пред очи:
В зеленом ветхом сюртуке
С спущенными штанами,
С х**ной толстою в руке,
С отвисшими мудами.
* * *
— «Скажи, что дьявол повелел»,
— «Надейся, не страшися»,
— «Увы, что мне дано в удел?
Что делать мне?» — «Др**ися!»
И грешный стал м**е трясти,
Тряс, тряс, и вдруг проворно
Стал х** все вверх и вверх расти,
Торчит е**ак задорно.
И жарко плешь огнем горит,
М**е клубятся сжаты,
В могучих жилах кровь кипит,
И пышет х** мохнатый.
* * *
Вдруг начал щелкать ключ в замке,
Дверь громко отворилась,
И с острым ножиком в руке
Игуменья явилась.
Являют гнев черты лица,
Пылает взор собачий,
Но вдруг на грозного певца,
На х** попа стоячий
Она взглянула, пала в прах,
Со страху обо**алась,
Трепещет бедная в слезах
И с духом тут рассталась.
* * *
«Ты днесь свободен, Е*аков!» —
Сказала тень расстриге.
Мой друг, успел найти Барков
Развязку сей интриге.
«Поди! Отверзты ворота,
Тебе не помешают,
И знай, что добрые дела
Святые награждают.
Усердно ты воспел меня,
И вот за то награда», —
Сказал, исчез — и здесь, друзья,
Кончается баллада.