VI

VI

Игра отражений тех вещей, которые можно увидеть воспоминанием и та призывает быть самим собой с помощью пути следования за неизвестностью.

И те неизвестности отражаются в ежедневном и еженедельнособытийном, в умении общаться разнолюдно. И вот следующий день ещё насыщеннее, чем вчерашнее феерическое настроение, и ежедневность уже кажется радужноцветастой и налицо хотение говорить с облаками. Я пел песню в то время, когда ревербератор повторял за мной. В то время, когда ревербераторный повтор самомнительно искажал моё мнение, я пел тогда. Когда я пел песню, за мною шёл по пятам ревербератор и развеивал все мои сомнения, он махал за моей спиной вентилятором и весь электорат был моим – где-то в количестве 15-ти человек, и было прохладно, так как вентилятор махал на вербальном уровне полотенцем фейербахово. И я берусь упоминать о Фейербахе, не углубляясь в философские глубины и новости от Гомера, не буду больше.

Вот и солнце подоспело к обеду и лучеватых прожекторов дня хватит на отличный самонастрой.

Найдёт ли Холмовский-Холмсский – не найдёт ли вовсе – всё равно игра отражений где-нибудь найдётся, может быть возможность некоего узнавания самого себя в Холмсском, в двух «эс» фамилии, в перемещении из левого канала в правый стереоусилителя. Это только нагромождение слововищ, когда охота пуще неволи, и лень сильнее часового механизма, и сомнение на сантиметр короче ростом, чем самолюбование. И мне самому будет интересно почитать об иллюзиях подводного мира. Найдёт ли Космосов простое человеческое счастье?

Солнцеподобный император отпустил (по собственному приказу) погибать самолеты. Кодекс чести имеет большее место во всех японских явлениях, если перемешивать разные столетия, если варить суп из крапивы. Большое место, если белая ворона согласится на житье-бытье в моей скучной компании до понедельника, если успеть взяться руками за голову и не стать немного сумасшедшим, если в себе искать чего-нибудь и не найти и быть всегда глуповатодовольным.

Вот, что я могу наврать в письме из сиюминутностей и из того, как наползают друг на друга пластинки в цветных конвертах.

Ревербератор перебирал слова и подсказывал мне, а я махал полотенцем и охлаждал его пыл. Пыль плыла, поезд разогревался, бело-зелёная быль абстрактноамбразурноузорно гудела как вентилятор.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.