Глава четвертая Обезьяны и крысы (Что упустила наука)

Глава четвертая

Обезьяны и крысы (Что упустила наука)

Ее непослушные светло-рыжие волосы пучками торчали на голове. Дейдра сидела около Оппенгеймера. Она целовала его ухо. Она прикасалась губами к его груди. Она целовала его живот, задерживая губы при каждом поцелуе. Через некоторое время он поднялся и отошел от нее, оглядываясь через плечо, чтобы посмотреть, последует ли она за ним. Она пошла.

Дейдра, которая была, вероятно, самой сдержанной и замкнутой самкой в группе, снова припала к его торсу, покрытому белым мехом, когда они сели рядом на бетонный бордюр. Они находились в помещении площадью примерно три с половиной метра, заполненном лестницами, веревками и разнообразными приспособлениями, пожертвованными местным отделом пожарной охраны и «Макдоналдсом»: среду из деревьев и виноградных лоз было слишком дорого создать и поддерживать. Тройка маленьких детенышей обезьян отбежала к трубе и скрылась в ней, затем выскочила с другой стороны и начала неистово носиться вокруг них, выискивая новое развлечение.

Я наблюдал эту картину с платформы на стальной башне вместе с Кимом Уолленом. Психолог и эндокринолог, он большую часть времени проводил здесь, в Йеркисе, научно-исследовательском центре Университета Эмори, расположенном неподалеку от Атланты, где находилось около двух тысяч приматов. Мы внимательно смотрели вниз, на площадку, где проживало семьдесят пять макак-резусов. Обезьян этого вида посылали на орбиту в космических кораблях в 50 – 60-х годах вместо людей, чтобы посмотреть, сможем ли мы перенести полеты на Луну. В детстве Уоллен жил на ферме. Его отец, психолог, решил осуществить утопическую мечту о кооперативе по выращиванию коз. Именно тогда Уоллен начал наблюдать за сексуальностью животных. Теперь он уже несколько десятков лет изучал поведение обезьян.

«Самки пассивны. Этой теории придерживались в середине 70-х. Это было общепринятой истиной», – вспоминал он начало своей карьеры. Лицо Дейдры, всегда немного более красное, чем у большинства, этим утром просто светилось от страсти. «Господствующая модель заключалась в том, что женские половые гормоны влияли на женские феромоны и на привлекательность женщины для мужчин, меняя ее запах. Мужчина был инициатором любого сексуального поведения». То, что наука упустила при изучении обезьян, то, что она полностью проигнорировала, – было женским желанием.

То, что наука упустила при изучении обезьян, то, что она полностью проигнорировала, – было женским желанием.

Было упущено и кое-что другое. Самки макак-резусов – хулиганы и убийцы, генералы на жестокой войне, правители. Это было отмечено в журнальных статьях еще в 30 – 40-е годы, однако информация прошла незамеченной, статьи были похоронены на полках, а поведение самок странным образом игнорировалось. «Это настолько бросало вызов идеям о доминирующей роли мужчин, – говорил Уоллен, – что было просто проигнорировано».

То, что большинство ученых мужского пола ожидали и, скорее всего, желали увидеть, казалось, сделало их слепыми. Уоллен поставил своей целью снять эти шоры. Сейчас на наших глазах одна самка отчаянно вцепилась в другую, укусила ее за ногу и начала трепать более слабую обезьяну, как невесомую куклу. Повсюду звучали отчаянные вопли. Еще четыре или пять обезьян присоединились к драке, нападая на одну, которой каким-то образом удалось вырваться и убежать, однако преследователи бросились за ней и снова поймали. Вопли стали еще громче, жалостливее и проникновеннее. Нападавшие наваливались на беглянку, очевидно собираясь убить ее, но затем по непонятной причине вдруг остановились. Подобные нападения вспыхивали довольно часто, Уоллен и его команда обычно не могли понять их причины. Настоящие битвы, когда одна семья обезьян под предводительством самки стремилась свергнуть другую, происходили достаточно редко. Порой все кончалось гибелью животных – от ран или, как считали некоторые ветеринары, просто от испуга и шока. Иногда в вольере находили множество трупов.

Когда Уоллен думал о том, как ученым удалось так долго не обращать внимания на страстность обезьян, он обвинял в этом не только предвзятость человеческого сознания, но и саму форму полового акта. «Когда вы смотрите на сексуальное сношение, легко увидеть то, что делает самец: он толкает. И необходимо сосредоточиться на всем процессе сношения, чтобы увидеть, что делает самка. Как только вы увидите это, вы никогда больше не сможете не обратить на это внимания».

Дейдра ласкала и щекотала Оппенгеймера, отчаянно стараясь завоевать его расположение. Он плюхнулся на живот, совершенно инертно нежась в теплых лучах солнца. Она целовала его всюду, куда могла дотянуться. Красный цвет ее лица светился, словно неоновая вывеска. Овуляция Дейдры была «на носу» или в самом разгаре, и уровень гормонов был очень высок. В том, что касается циклов и секса, самки обезьян находятся где-то между низшими млекопитающими и людьми; спаривание резус-макак не ограничено временем овуляции, но по большей части происходит именно в этот период.

Что происходило между яичниками Дейдры и ее мозгом, когда она преследовала и гладила Оппенгеймера, можно понять только частично. Конечно, влияние биохимических процессов на поведение женщины намного сложнее. Тем не менее в основном половые гормоны, производимые яичниками и надпочечниками, – тестостерон, эстроген, – приводят в «боевую готовность» наиболее примитивные области мозга, расположенные неподалеку от стволовой части мозга, которые имеются у всех видов, от Homo sapiens до ящериц.

Затем эта гормональная ванна влияет на сложные системы нейромедиаторов, таких как дофамин, которые посылают сигналы в мозг. Это в свою очередь изменяет восприятие и принуждает – людей, обезьян, собак, крыс – жаждать секса. «Представление о том, что животные, особенно менее развитые виды, чем приматы, не испытывают страсти, что их спаривание запрограммировано и они действуют подобно сексуальным автоматам, неправильно», – говорил мне Джим Пфаус, нейробиолог из Университета Конкордия в Монреале. А сейчас, на противоположной стороне площадки, покрытой путаницей из лестниц и веревок, Дейдра все более пылко ласкала губами ухо Оппенгеймера.

Крупный и бездеятельный, Оппенгеймер, как и другой взрослый самец, не принимал активного участия в жизни всей стаи. Они не принадлежали ни к одной конкретной семье. Они были просто производителями, и их периферийный статус соответствовал роли самца в дикой природе. Там, в азиатских горах или лесах на низменности, взрослые самцы скрывались на окраинах областей, где господствовали самки. Самки предлагали им войти на свою территорию, чтобы обслужить их сексуально. Самцы оставались желанными, но необязательными гостями до тех пор, пока самки не теряли к ним интерес. Затем их отвергали и заменяли. На своей экспериментальной площадке Уоллен представлял новых самцов каждые три года. За это время они становились неинтересными, их очарование уменьшалось и частота сношений, инициатором которых почти всегда была самка, снижалась практически до нуля. В дикой природе самцы, казалось, оставались привлекательными лишь ненамного дольше.

«Самки обезьян-резусов крайне неприязненно относятся к другим самкам, – рассказывал Уоллен. – Введите в стаю новую самку, и ее будут преследовать до тех пор, пока она не умрет. Но когда дело доходит до самцов, самки могут заинтересоваться новичком».

Оппенгеймер – самец со светлой мордой и красновато-коричневой спиной, еще раз подпрыгнул, и Дейдра потащила его. Ее детеныш, которому было меньше года, поспешил за ней. Помощники Уоллена обожали Дейдру. Они любили ее торчащие во все стороны пучки волос, ее индивидуальность, тихое достоинство, которое она демонстрировала почти всегда, за исключением подобных моментов, ее материнскую преданность. В прошлом году переворот в стае поставил под угрозу жизнь ее детей и ее собственную. Ужасно напуганные детеныши прижимались к ней и не отпускали от себя. «Она едва могла встать и сделать шаг – настолько сильно вцеплялись в нее дети, – рассказывала Эми Генри, помощница Уоллена. – Один из них цепко держался за ее хвост. Они не позволяли ей отойти, но она принимала это вполне доброжелательно. Она знала, что ее обязанность – убедить их, что все в порядке. Она всегда была сдержанной обезьяной. Она очень волнуется, когда рожает, и очень привязана к своему детенышу. Я наблюдала, как она долгое время носила дочь на спине, почти до тех пор, пока у нее не родился новый детеныш. Не все мамы способны на такое».

Но с тех пор как Оппенгеймер завладел сознанием Дейдры, ее материнскому инстинкту пришел конец. Казалось, она не понимала, что ее ребенок остается в одиночестве. Она все время бросала его одного, и малышке приходилось бегать за ней. Дейдра вставала перед Оппенгеймером, припадала к земле и била по земле в ритме стаккато. Она постоянно делала это: у резусов это эквивалентно расстегиванию ремня у мужчин. Однако в ее жестах наблюдалось легкое колебание. «Она очень осторожна, потому что все окружающие самки выше ее по положению, – сказал Уоллен. – Если бы они по какой-либо причине решили, что не хотят, чтобы она занималась с ним сексом, то они и их семьи могли бы порвать ее, загрызть до смерти».

В 70-е годы Уоллен понял, что самки макак-резусов – агрессоры в сексе. На это он обратил внимание, еще учась в аспирантуре. В университете наблюдали за парой взрослых обезьян – самкой и самцом. Они жили в клетке размером три на два с половиной метра. Такая же лаборатория была в Великобритании, однако там клетки были значительно меньше. В обеих лабораториях самкам удалили яичники. Ученые изучали копуляцию[7] макак-резусов при отсутствии гормонов яичников. Уоллен, который сравнил оба набора результатов, был потрясен тем фактом, что пары, живущие в более тесных клетках, занимались сексом намного чаще. «В результате я перелопатил литературу, где приводились данные множества подобных исследований. В текстах приводились размеры клеток. И соотношение было довольно ясным. В самых маленьких клетках секс практиковался чаще всего, в самых больших было наименьшее количество спариваний, в клетках промежуточного размера было среднее количество сношений».

Уоллен, который сравнил оба набора результатов, был потрясен тем фактом, что пары, живущие в более тесных клетках, занимались сексом намного чаще.

Вскоре Уоллен перебрался в Йеркис и, наблюдая за резусами в просторных вольерах центра, размер которых приближался к естественным условиям обитания стаи, разработал теорию о том, как тесные клетки помогли сформировать принятое представление об уменьшении роли самок, в итоге приведшее к искажению истинного положения вещей.

Поместите самца и самку в маленькую клетку, и независимо от гормонального состояния самки, есть у нее яичники или нет, у них будет много сексуальных сношений. Как понял Уоллен, это происходит отчасти потому, что их тесный контакт похож на то преследование, которое сейчас осуществляла Дейдра. Теснота приводила к возникновению и передаче сексуальных сигналов и подбивала самцов к спариванию. Самцы выглядели инициаторами отношений, однако, когда резусов поместили в менее искусственные условия, выяснилось, что секс почти полностью зависел от поведения самки, ее непрерывного преследования самца, поцелуев и поглаживаний, от целования живота, постукивания по земле и прочих сигналов, демонстрирующих ее страсть. Без переизбытка гормонов яичников, без возбуждения ее мозга копуляция не происходила.

Самцы выглядели инициаторами отношений, однако, когда резусов поместили в менее искусственные условия, выяснилось, что секс почти полностью зависел от поведения самки.

Но являются ли самки инициаторами сексуальных отношений у других видов обезьян? Уоллен сказал, что ответ на этот вопрос еще не найден. Он назвал три типа обезьян – капуцины, тонкские макаки, свинохвостые макаки, – самки которых настоящие сексуальные маньяки. У лангуров широкие хвосты и эбеново-черные лица, их самки пылко флиртуют с самцами. Впервые в конце 80-х годов подобные сцены были зафиксированы и у массивных орангутанов – их самцы ложились на спину, демонстрируя свой эрегированный член самкам и пассивно ожидая, пока самки приблизятся и, ритмично качаясь, начнут совокупляться с ними. Что касается бонобо, с их необычным пробором в волосах и репутацией страстных любовников, то их самки страстно занимаются сексом как с самцами, так и друг с другом.

И вот наконец Дейдра, выстукивающая свой неистовый призыв азбукой Морзе по грязи. Оппенгеймер потянулся к ней. Он положил руки ей на бедра, и внезапно она получила то, чего так желала, – его быстрые толчки. Он стремительно качался назад и вперед.

Затем он сделал паузу, ненадолго вывел член, коснулся ее боков и снова вошел в нее, чтобы опять начать толчки. Он горбился и неоднократно выходил из самки. Когда Оппенгеймер кончил, бедра Дейдры дрожали, глаза были затуманены. Она повернулась к нему, быстро чмокнула в губы, потянулась назад, чтобы схватить его, и яростно дернула вперед.

Ее удовлетворенное состояние продолжалось недолго, через несколько минут она снова начала преследовать его. В то же время она могла отправиться и к другим самцам. «Она занимается сексом, – говорил Уоллен о самках резуса в целом, – и, когда самец входит в состояние дремоты после эякуляции, что она делает? Немедленно встает, уходит и находит другого». Отслеживая действия всей стаи, он задавал себе вопрос: возможно, что либидо у женщин действует подобным же образом? Не может ли быть так, что «из-за социальных правил и требований женщины часто не делают ничего подобного и даже не признают интенсивность мотивации, которой подчиняются обезьяны»? И отвечал себе: «Я уверен, что так и есть».

Уоллен не собирался утверждать, что между Дейдрой и среднестатистической человеческой женщиной можно провести однозначную параллель. В частности, различие заключалось в менее заметном влиянии овуляции на женщин. У женщин оно было более тонким. Уоллен и его бывшая аспирантка Хизер Рупп пытались уловить, как женские половые гормоны ежемесячно стимулируют нейромедиаторы страсти. В одном из своих исследований они показали сотни однотипных порнографических изображений трем группам гетеросексуальных женщин. На всех женщины были изображены вместе с мужчинами. Снимки демонстрировались в три этапа, в различные моменты женского цикла.

В очередной раз Уоллен и Рупп засекали время разглядывания снимка и по нему определяли меру интереса испытуемых к порно. Один результат был предсказуем: женщины, у которых должна была вскоре наступить овуляция, рассматривали снимки дольше, чем другие. Но было еще кое-что, что застало ученых врасплох. Те женщины, у которых первый просмотр порно попал на середину цикла, когда выделение тестостерона и эстрогена достигало пика, дольше рассматривали снимки во время второго и третьего сеансов, когда уровень гормонов упал.

Женщины, у которых первый сеанс просмотра снимков выпал на периоды низкого гормонального фона, по-прежнему мало интересовались ими и в тот период, когда у них была овуляция. Уоллен думал, что, возможно, сохранялось некое обусловленное возбуждение или безразличие. При более поздних просмотрах он предположил, что испытуемые подсознательно связали между собой среду лаборатории, оборудование, порно и свою реакцию на первом просмотре.

«Вам бы не захотелось, чтобы женщина сформировала свое первое впечатление от вас, находясь в неактивной менструальной фазе. Вы никогда не сможете исправить его», – засмеялся он.

Наша беседа на платформе, установленной над местом обитания стаи обезьян, вернулась к приматологии, к открытиям, подаренным нам нашими дикими предками. Он говорил о всепоглощающей страстности Дейдры и об ограниченности этого чувства у женщин: о коллективном ощущении опасности, почти неосознаваемом страхе перед отторжением общества, обусловливающем социальные ограничения. И тогда, когда я слушал его, и позднее я думал об истории людей, пропитанной ужасами, о плотских архетипах: о ведьмах, чья дьявольская сущность является следствием «плотской жадности, которая ненасытима у женщин»… Согласно христианской доктрине, распространенной инквизицией, «рот матки… никогда не насыщается… вот почему ради удовлетворения своей страсти они совокупляются даже с дьяволами». На греховности Евы базируется все христианское учение, ибо из-за ее пороков пришлось умереть Сыну Божьему, который принес себя в жертву ради того, чтобы у человечества появился шанс на искупление. Это фундамент, на котором покоится главная религия нашей культуры, это вплетено в духовную суть нашего социума. А кроме того, я размышлял о моногамии, об идее, что моногамия – это средство борьбы с социальным хаосом и коллапсом общества, о представлении – безрассудной инверсии нашего страха, – согласно которому женское либидо ограничено и именно женщины по природе своей поддерживают моногамию. Это позволяло нам контролировать свой страх.

Почему с первых, одинаково невразумительных академических публикаций «теория родительского вклада» получила такое распространение, в то время как факты, которые мы получили во время изучения обезьян, то есть наследственные моменты, остались практически неизвестными? Мы предпочли науку, которая нас успокаивала, научные данные, которые мы хотели услышать.

Мы предпочли науку, которая нас успокаивала, научные данные, которые мы хотели услышать.

«Этот орган служит богу удовольствия», – сказал Джим Пфаус. В руках он держал пластмассовую копию человеческого мозга. Живое лицо Пфауса обрамляла вандейковская бородка, в ухо была вставлена сережка в виде кольца. К услугам его лаборатории в Университете Конкордия крупные фармацевтические компании прибегали каждый раз, когда хотели потестировать на крысах новый препарат, который мог бы стать возбуждающим средством для женщин. Однако до сих пор такого препарата не было изобретено. Лаборатории Пфауса были расположены в подвалах университета. Там он изучал своих крыс, сидевших в многочисленных клетках, вырезая им мозг, величина которого не превышала размера конечного сустава большого пальца взрослого человека.

Пфаус восхищался способностью крыс видеть и ощущать окружающий мир, их стремлением учиться и наслаждаться. В то время, когда он решил заняться поисками точного местоположения пучка нейронов, которые возбуждаются при том или ином типе стимуляции, в частности толчками в шейку матки или возбуждением при взгляде на понравившегося представителя мужского пола, существовал единственный метод: предоставить самке крысы пережить требуемый опыт, усыпить ее, извлечь и заморозить ее мозг, поместить орган в устройство, напоминающее миниатюрный дисковый нож для нарезания холодных закусок, и сделать невероятно тонкий срез. Рассмотрев его под микроскопом, ученый мог выявить недавнюю нервную активность, отмечая крошечные черные точки, которые подсказывали ему, где появились определенные молекулы белка – побочные продукты, образующиеся при передаче клеткой нервного импульса.

Пфаус начал проводить эти исследования благодаря Марте МакКлинток, которую Пфаус – в свободное время солист в панк-группе Mold – заинтересовал своей работой. До конца 70-х годов ученые не изучали желание у самок крыс – они не замечали его. Его как бы и не существовало: как и в случае с резусами, ученые фиксировали то, что делала самка крысы во время секса, а не то, что она сделала для того, чтобы добиться совокупления. А действия самки крысы во время секса были похожи на паралич. Она замирала в позе, называемой лордозом позвоночника: спина была низко прогнута, таз поднят высоко вверх, чтобы самцу было легче проникнуть в нее. Во время совокупления положение самки крысы напоминало rigor mortis («трупное окоченение»). Было легко вообразить, что самка абсолютно пассивна, безвольна, что она, скорее, представляет собой некий сосуд, чей запах невольно притянул самца. Подобное научное невежество подпитывало наше представление о самках в животном мире, в котором ключевым понятием было «принятие».

Но затем Марта МакКлинток, как и Уоллен, помогла ученым заглянуть в мир природы поглубже. МакКлинток стала известна несколькими годами ранее, в то время, когда она была еще студенткой в колледже Уэллсли, где учились исключительно девушки. Она обратила внимание на то, что женщины, живущие в непосредственной близости, отвечают на гормональные ароматы друг друга, в результате их менструальные периоды начинают сближаться. Ее работа была издана в уважаемом журнале Nature. Вскоре внимание МакКлинток привлекли соблазняющие действия самки крысы: то, как та направляет голову на цель, как отпрыгивает в сторону, иными словами, методы, стимулирующие самцов положить лапы ей на бока, сжать бедра, что немедленно заставляет ее замереть, как будто под гипнозом, после чего самец входит в нее. В то время, как мы с Пфаусом разговаривали об этом, стоя рядом с плексигласовыми клетками, одна из самок макак-резусов встала перед бесстрастным, сексуально незаинтересованным самцом, подняла зад и сгорбилась, как будто стараясь вложить ему в голову определенные идеи. Это происходило регулярно. Пфаус удивлялся: как наука могла не обратить на это внимания?

МакКлинток также зафиксировала, что самка, если размеры клетки позволяли ей уклоняться от партнера, в разгар толчков постоянно убеждалась, что ускользнула от него, таким образом, секс для нее не завершался слишком быстро. Крысы, как и обезьяны, во время секса неоднократно соединяются, совокупляются, разделяются и снова соединяются – и так до того момента, пока самец не эякулирует. Как показывают эксперименты, самкам крыс нравится продлевать процесс, они стараются растянуть его дольше, чем это происходило бы по инициативе самца. Все – обольщение и предпочтение более длительного совокупления – свидетельствует о ее намерениях и желаниях.

Крысы, как и обезьяны, во время секса неоднократно соединяются, совокупляются, разделяются и снова соединяются – и так до того момента, пока самец не эякулирует.

МакКлинток установила, что, управляя темпом спаривания, получая длительную стимуляцию и определяя ритм, который ей нравится, самка может увеличить свои шансы забеременеть, даже значительно поднять их. Пфаус сказал, что дополнительные толчки вызывают сокращения и помогают сперме продвигаться в матку. Более глубокие толчки – самцы крысы перед эякуляцией начинают толкать сильнее – приводят к образованию складок на шейке матки и сильному ее сотрясению, а это, в свою очередь, приводит к выбросу гормонов, которые впоследствии помогают закрепить оплодотворенную яйцеклетку.

Тем не менее МакКлинток, Пфаус и Уоллен с его обезьянами отчетливо понимали, что беременность не является мотивацией для животных. Это стало критической точкой. Разные виды животных самой эволюцией были созданы для того, чтобы увековечить себя, воспроизводить себе подобных, но животное возбуждает отнюдь не воспроизводство. Крыса не думает: «Я хочу иметь ребенка». Такое планирование находится за пределами ее разумения. Ее приводит в действие ожидание немедленного вознаграждения – удовольствия. И удовольствие должно быть достаточно большим, чтобы перевесить расходы энергии и страх перед травмами от зубов и когтей конкурентов или хищников. Оно должно перевесить страх быть убитым во время занятий сексом. Удовлетворение от секса должно быть чрезвычайно большим.

Отчасти благодаря исследованиям МакКлинток Пфаус понял, что мозг крысы был не просто мозгом, но и разумом, что психологические переживания крысы могли помочь нам познать самих себя. Пфаус получал данные из множества опытов, из мозгов, нарезанных на тонкие лепестки, из инъекций препаратов, которые усиливали или блокировали тот или другой нейромедиатор, из наблюдений за крысами в различных средах обитания и в самых разных условиях. Например, в одном ряде исследований использовалась специальная клетка с плексигласовым разделителем посередине. В разделителе были сделаны отверстия, достаточно большие, чтобы в них могла протиснуться самка крысы, но не самец. Самка могла определить темп развития секса, пролезая с одной стороны клетки на другую и возвращаясь обратно. «Самки крысы делают то, что им кажется приятным. С разделителем секс у них лучше. Происходит лучшая вагинальная и клиторальная стимуляция, лучшая цервикальная стимуляция». Пфаус описал свое исследование, показывая, что сношение стимулировало клитор крысы: коллега окрашивал самцов чернилами, а затем отмечал чернильные пятна на их партнершах. Пфаус не мог быть уверен, испытывали ли крысы оргазм; не было никакого легко определяемого признака вроде эякуляции у самцов, способного обозначить взрыв эмоций отдельных особей, однако он был уверен в их удовольствии и очень интенсивном желании.

Вот одно из доказательств: если сразу после того, как крыса завершила длительный сеанс спаривания, оставить ее одну в новом помещении, она свяжет его с только что пережитым сексом. Затем, когда ей предоставляется выбор между этим новым помещением и каким-то другим, она предпочитает проводить время в том, которое связано со спариванием. Крыса делает этот выбор, даже если открыто дополнительное помещение, более привлекательное с самых разных точек зрения, например оно более темное, что обеспечивает крысе – ночному животному – ощущение безопасности. Если провести этот же тест с самкой, которая только что пережила быстрое, не удовлетворяющее ее сношение, она позднее выберет темное пространство.

Одна из аспиранток Пфауса недавно провела эксперимент и сняла на камеру непосредственную демонстрацию страсти крысы – мотивацию, являющуюся следствием ожидания награды. Все происходило так же, как и у людей. В кабинете Пфауса, расположенном несколькими этажами выше лаборатории, он показал мне этот фильм. Студентка взяла самку крысы и крошечной кисточкой погладила ее клитор, который высовывался из гениталий и напоминал маленький кончик ластика. Она погладила его несколько раз, а затем положила животное обратно в клетку. Крыса стремительно высунула нос из открытой дверцы, схватила зубами белый рукав халата лаборантки и потащила руку женщины внутрь клетки. Студентка снова погладила кисточкой клитор крысы и снова положила ее на место. И снова грызун укусил ее за рукав, притягивая руку, – это было недвусмысленное сообщение о том, что она жаждала продолжения. И так было много раз.

Когда мы смотрели фильм, Пфаус упомянул об анатомических особенностях, которые полностью искажали наше представление о клиторе как крысы, так и человека, вплоть до последнего десятилетия. У этого органа есть довольно крупные расширения внутри, имеющие форму луковиц и крыльев. Значительная их часть размещается прямо позади передней стенки влагалища. Тем не менее все эти пронизанные нервными окончаниями образования не попали в поле зрения современных анатомов, которые либо не замечали их, либо не придавали им никакого значения. Казалось, наука преднамеренно занижала значение этого органа, метафорически отсекая его. Это было еще одно подтверждение преуменьшения женской страстности. В конце 90-х годов Хелен О’Коннелл, австралийский уролог, подробно изучила все разрастания этого органа. Она отстаивала его чувствительность к давлению через вагинальную оболочку. Именно эта чувствительность, возможно, отвечала за вагинальный оргазм и предположительно объясняла значимость легендарной и столь широко обсуждаемой точки G. О’Коннелл весьма нелицеприятно отзывалась о предвзятости ее научных предшественников. Она говорила: «У них все сводится к идее, что один пол – сексуальный, а другой – репродуктивный».

Казалось, наука преднамеренно занижала значение клитора, метафорически отсекая его. Это было еще одно подтверждение преуменьшения женской страстности.

Затем Пфаус разделил пластмассовую модель человеческого мозга, погрузив пальцы в ее складки. Он говорил о нейромедиаторах, которые устанавливают границы эроса как для женщин, так и для мужчин. Либидо в некотором смысле двухъярусное. Есть нижний уровень, на котором гормоны, выделяемые яичниками и надпочечниками, с кровотоком попадают в мозг и вызывают производство нейромедиаторов мозга. То, как именно это происходит, а также сколько гормонов необходимо, чтобы процесс шел достаточно активно, по-прежнему остается тайной. Есть и высший уровень – сам мозг, область нейромедиаторов. Именно эта биохимия, а не низшие гормоны, формирует страсть.

Дофамин – его атомы похожи на головку с антенной и остроконечным хвостом – в некотором смысле является молекулярным воплощением страсти, его главной химической составляющей. Он попадает в различные участки мозга и присутствует в бесконечном множестве сочетаний с другими нейромедиаторами, вызывая самые разные эффекты – от регуляции моторики (дрожь и медлительность страдающих от болезни Паркинсона является следствием нехватки дофамина) до памяти. Но дофамин лежит в основе страсти, и благодаря своему мини-ножу для нарезки тонких слоев ткани Пфаус смог сосредоточить наблюдение на двух крошечных участках мозга – медиальной преоптической и вентральной областях. Он заявил, что они являются сердцем дофаминной сексуальной системы, «эпицентром желания».

Из этого примитивного эпицентра дофамин распространяется по всему организму. «Выплеск дофамина – удовольствие от страсти, – продолжил Пфаус. – Это усиление любых ощущений. Это вдыхание запаха футболки любимого, это начало полового акта, это желание обладать, это желание большего».

Все же для того чтобы возбуждение, вызываемое дофамином, было направлено на определенный объект, чтобы оно ощущалось как желание, а не как обрушение в хаос, оно должно работать в гармонии с другими нейромедиаторами. Обязательно должен присутствовать серотонин. В отличие от интенсивного драйва, создаваемого дофамином, серотонин создает ощущение насыщения. Накормите самку крысы антидепрессантами, например SSRIs[8], которые поддерживают серотонин, и самки будут тратить меньше времени на ухаживания за самцами. Они также будут меньше изгибать позвоночник, меньше поднимать зад во время спаривания.

Пфаус подчеркнул, что очень важно осознавать ценность серотонина. Он не просто удерживает человека от депрессии. Этот нейромедиатор также позволяет лобной доле мозга, а точнее, его префронтальной коре – области планирования и самоконтроля – эффективно работать, осуществляя то, что известно как «исполнительная функция». Серотонин сокращает остроту потребности и импульсивность, позволяет действовать осмысленно и правильно. Однако если серотонин действует активнее дофамина, то женщина, занимающаяся любовью, скорее будет думать о планах на следующий день вместо того, чтобы чувствовать, как ее захлестывает страсть. При правильном балансе между серотонином и дофамином эротическая энергия не будет смещаться в сторону завтрашних дел, однако и мозг не погрузится в эмоциональный хаос. Когда лобная доля и часть коры, отвечающая за либидо, находятся в гармонии, желание обретает форму и силу.

Действуя ножом для нарезки срезов, толщина которых не больше микрона, Пфаус никогда не был так близок к полному пониманию взаимодействия нейромедиаторов. Но третий тип трансмиттера, важный для эроса, – опиаты, количество которых возрастает при оргазме, – достигает пика в тандеме с драйвом от дофамина, поэтому беглый взгляд на мускулистую грудь любовника или чтение эротической литературы не дают большой волны опиатов. Описывая удовольствие, Пфаус говорил о самых мощных вариантах опиатов, добываемых из мака: морфий, героин. Отправьте эти наркотики в мозг, и вы получите полное удовлетворение, намного более сильное, чем чувство благополучия, обеспечиваемое серотонином. При этом подавляется как область, отвечающая за исполнительные функции, так и центр, ответственный за либидо. Управление и драйв сводятся к нулю. При оргазме этот процесс менее мощный, прилив опиатов быстро снижается до менее значительного уровня, а тем временем парадоксальный процесс гаснет. Даже когда опиаты тормозят текущую мотивацию, они готовят мозг к новым порциям мотивации, поддерживая систему выработки дофамина. Оргазмы одновременно подчиняют мозг и учат его стремиться получать больше оргазмов. Возможно, это происходит даже независимо от оргазма. Пфаус не мог быть уверен, что его самки крыс достигали оргазма. Он наблюдал силу опиатов в своей лаборатории. Введите самкам крыс препарат, который блокирует этот экстаз, и они вообще потеряют желание заниматься сексом.

Мужчины должны действовать, они должны учиться и совершенствоваться, они должны добиваться желаемого и упорствовать, настаивая на своем.

Пфаус, сознание которого постоянно переключалось с крыс на людей и обратно, преобразовал это открытие в несколько советов: мужчины должны действовать, они должны учиться и совершенствоваться, они должны добиваться желаемого и упорствовать, настаивая на своем.

Конечно, это не решало всех проблем мужчин и не уменьшало их тревоги. Однажды утром на лекции Пфаус рассказал своим студентам об эффекте Кулиджа – классическую историю из учебников по сексуальности, яркое проявление того, что сам он презирал, считая «фишкой» эволюционной психологии. Термин «эффект Кулиджа» происходит из старой шутки: однажды президент Калвин Кулидж и его жена посетили экспериментальную правительственную ферму. Они осматривали ферму по отдельности. Когда г-жа Кулидж пришла на птичий двор, она заметила, что петух постоянно спаривается, и спросила дежурного, как часто это происходит. «Десятки раз за день», – сообщил он, на что она ответила: «Пожалуйста, скажите это президенту, когда он придет». Когда президент пришел, дежурный выполнил ее просьбу. «Одну и ту же курицу каждый раз?» – спросил президент. «О, нет», – ответил мужчина. – Каждый раз другую курицу». Тогда президент сказал: «Пожалуйста, скажите это госпоже Кулидж».

Этот анекдот используется для того, чтобы втолковать принцип, согласно которому мужская страсть подпитывается многочисленными партнершами. Пфаус посмеялся над убеждением, что у женщин это выражено в меньшей степени. Он сообщил своим старшекурсникам, что самки грызунов сильнее заигрывают со своими новыми поклонниками, опускают таз ниже, чтобы новому самцу было легче войти в них.

Во время одного из наших разговоров Пфаус перестал перечислять накопленные им доказательства и перешел к предположениям. «Когда нынешнее поколение молодежи закончит обучение, – сказал он, со всевозрастающей уверенностью, – мы, скорее всего, увидим у женщин поведение, сходное с мужским: все больше женщин будут сами выбирать себе мужчин, все больше женщин будут заниматься сексом и бросать своих партнеров, не ожидая, пока их соединят прочные отношения, все больше девочек в своих комнатах будут лазить по порносайтам и заниматься мастурбацией, прежде чем перейти к выполнению школьного домашнего задания».

Мы увидим у женщин поведение, сходное с мужским: все больше женщин будут сами выбирать себе мужчин, все больше женщин будут заниматься сексом и бросать своих партнеров.

Было непонятно, о какой именно возрастной группе он говорил – имел ли он в виду девочек, которым было сейчас по 12 лет или женщин в возрасте 24 лет, и было не ясно, как он объяснял отбрасывание предрассудка, в необходимости которого был убежден, хотя, казалось, это отчасти имело отношение к распространению Интернета. Я задавал себе вопрос: имелись ли какие-то конкретные признаки наличия тенденции, которую он описал? Неужели девочки и женщины все больше заходили на сайты с рейтингом X? Интересовались ли они порно так же, как это делают мужчины? На этот вопрос было очень мало ответов, лишь мелкие обрывки доказательств. Самые достоверные сведения пришли от компании отслеживания потребительского спроса, в отчете которой значилось, что один из трех пользователей Интернета, заходивших на порносайты, был женского пола. Всего три года назад это соотношение было один к четырем. Однако самое яркое доказательство было получено от поклонников Джеймса Дина.

Дин – он сам выбрал себе имя – порнозвезда и порнорежиссер, снявший 2000 сцен за 8 лет. Сюжеты были самыми разнообразными: экспедитора просят о минете, руководитель средней школы преподает урок новому учителю, блондинка с кляпом во рту закована в цепи. Эти фильмы, как и большинство других, созданных порнопромышленностью, приносящей 13 млрд долларов прибыли в год, были ориентированы на мужскую аудиторию, однако сцены с участием Дина завоевали большую популярность среди девочек-подростков. Оказалось, что именно подростки и молодые женщины составляли большинство его поклонников на Twitter.com. Они смотрели сцены с участием Дина на pornHub.com, brazzers.com и kink.com, обменивались его снимками, выискивали любое упоминание его имени в Интернете, посылали ему предложения о браке. Профиль на Nightline – «молодой человек, которого может тайно рассматривать ваша девочка-подросток, порнозвезда для поколения Facebook» – еще больше усилил повальное увлечение этим порноактером. Затем свою лепту внесли GQ, The New York Observer и The Guardian в Англии. Некоторые поклонницы говорили, что их привлекла его внешность «соседского мальчика», другие – что им нравится, как он удерживает взгляд женщины, не прекращая своего основного занятия, но, наряду с его стройностью и возможностью большего зрительного контакта, чем у среднего актера порно, суть была все та же: максимально крупная эрекция, минимум диалога, некоторая доза насилия («Я почти всю свою жизнь занимался грубым сексом, – сказал он одному журналисту, – поэтому в нем я на высоте»), много женских стонов, много крупных планов гениталий.

Помимо популярности Дина, на происходящие изменения указывала и всевозрастающая успешность Сьюки Данхэм как предпринимателя. В ее случае изменения распределялись по возрастным группам. В городе Нью-Гемпшир с населением 4000 человек, в сельском доме, обнесенном белым штакетником, Данхэм проектировала современные вибраторы, такие как Freestyle и Club Vibe 2.OH.

Предшественники ее приборов были созданы больше века назад. Первоначально они рассматривались как устройства, облегчающие жизнь врачей и медсестер, они должны были массировать пациентов в случаях «пароксизма» и помогать в лечении от истерии, но в течение последних десятилетий количество женщин, сообщающих, что они используют вибратор, увеличилось с 1 до 50 %. Несколько лет назад вибраторы появились на полках таких магазинов, как Walmart, CVS, Duane Reade. Эту потребность уловила компания Trojan, она вышла на рынок, прорекламировала свой вибратор Tri-Phoria по телевизору и отметила резкий подъем продаж в период катастрофического спада экономической активности. Durex – производитель презервативов – сделал то же самое и получил такие же результаты. Данхэм, выросшая в пенсильванском городке, где все занимались добычей угля, дочь человека, руководившего маленькой фирмой по продаже горнодобывающего оборудования, решила занять часть этой многообещающей ниши.

До этого она в течение девяти лет работала в Apple, продавая iMac. Однажды, когда ей было уже за тридцать, она увидела на камине под Рождество iPod и вибратор. Это был подарок ее мужа, который часто ездил в командировки. Эти два устройства дали толчок ее воображению, и теперь она владеет складом, заполненным товарами собственного производства. Данхэм отправляет свою продукцию в 30 стран мира и стала почти звездой реалити-шоу. Компания Данхэм продает самые различные вибраторы: гладкие и изогнутые, агрессивно раздвоенные, обтекаемые… Кроме того, она продает также приспособления, которые позволяют пользователю программировать вибратор, чтобы он пульсировал и дрожал в ритме музыки, воспроизводимой iPod. Новейшее устройство – вибратор 2.OH в форме пули, вшитый в гнездо, также имеющее форму пули в трусиках тонг. Это устройство выполняет массаж различной интенсивности, от клубной музыки до веселой вечеринки. Его аккумуляторы обеспечивают непрерывную работу устройства в течение трех часов.

Глядя на танцующих женщин, бросающих на нас откровенные взгляды, Пфаус спросил: «Почему мы устроили этот ящик Пандоры? Почему мы заперли на ключ женскую сексуальность? Почему мы по-прежнему подавляем женское желание? Мы, мужчины, боимся, что, если мы откроем этот ящик, снимем контроль, нам немедленно наставят рога. Мы просто боимся того, что внутри этого ящика».

Он засмеялся и напомнил мне: некоторое время назад, согласно закону, во время демонстрации порно на кабельном телевидении в Нью-Йорке пенис должен был быть закрыт синей точкой, в то время как женские тела были полностью открыты. А я вспоминал свои поездки и места, где синяя точка приняла совсем другую, не такую комичную форму. Однажды в отдаленной деревне в северной Кении я спросил группу мужчин племени самбуру, почему в их культуре практиковалась клитородектомия. Они спокойно ответили: «Благодаря этому наши жены будут нам верны».

Почему мы заперли на ключ женскую сексуальность? Почему мы по-прежнему подавляем женское желание?

Несколько позже я снова беседовал с Чиверс. Она планировала новый эксперимент, в котором будут использоваться изображения, действующие на подсознание, – еще одно средство проникнуть под осознанное восприятие и, возможно, за пределы культуры. Она обрисовала мне исследование в общих чертах, а затем сказала, что думала об этой сцене двадцать лет назад в лекционном зале колледжа, о звуке «фу-у-у», об этом мимолетном, незабываемом, почти забавном слоге как о выражении истории и предыстории «любых запретов и ограничивающих взглядов на женскую сексуальность». Внезапно она вскричала: «Посмотрите на созданные барьеры! Изучите все препятствия! Однако не это поражает меня».

Она была дотошным ученым, принявшим решение окружить себя голыми бетонными стенами, провести дни чуть ли не в монашеской келье, чтобы избежать неподтвержденных выводов, позволить данным говорить самим за себя. Теперь она проигнорировала научные ограничения. «Эти барьеры – свидетельство силы самого драйва. Это практически неопровержимое доказательство, потому что драйв должен быть невероятно сильным, чтобы преодолевать все ограничения».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.