Роды в Валлене

Роды в Валлене

Луиза, 1964

Моя подруга Элли ждала ребенка от своего приятеля Эмиля. Первые четыре месяца беременность никак не сказывалась на ее внешности, но на пятом Элли начала стремительно округляться. Ее интересное положение стало заметно окружающим. Следующие месяцы были нелегкими. Она жила над борделем в одной из задних комнат. Время неслось с дикой скоростью, на восьмом месяце у нее почти не осталось клиентов, но другого способа заработать на жизнь она не знала. Ее друг Эмиль регулярно наведывался в Валлен. Он жил со своей матерью в Ривьеренбуурте, довольно богатом квартале на юге Амстердама. Его семья не должна была узнать о беременности Элли, так что он делал вид, что ничего не происходит. Трус, да?

Наступил последний месяц беременности. Был конец января. Зима выдалась суровой, мы обе работали на улице. Я еще как-то справлялась, но Элли было совсем тяжко. Сердце разрывалось смотреть на нее, как она ежится на ледяном ветру, – а ведь она вот-вот должна была родить.

Я не сводила с нее глаз. Она стояла нахохлившись на углу и выглядела сегодня совсем плохо. Она сказала:

– Лу, что-то мне нехорошо.

– Да, я вижу.

– Я пойду наверх. Ты еще долго будешь работать?

– До вечера, наверное.

– Если я начну рожать, сможешь поехать со мной в больницу Вильгельмины Гастейс?

– Конечно, Элли. Я буду с тобой, пока ты не родишь.

– Ты очень добра.

– Ты же мне как сестра.

Я подумала, что роды могут начаться уже сегодня ночью, так что хорошенько прибралась в комнате, чтобы быть готовой. Приняла еще нескольких клиентов и сочла, что на сегодня достаточно. Поднялась к Элли, чтобы узнать, как она. Элли уже собрала сумку. У нее начались схватки.

– Все, Элли, поехали.

И вот мы в машине, едем в больницу. Уже за полночь. В больнице нам пришлось довольно долго ждать в приемном покое. Вскоре Элли пригласили внутрь и выделили ей кровать в общем зале, где было множество таких же кроватей, разделенных ширмами.

Врач спросил у нее:

– Ваш муж приедет? Может, ему позвонить?

– Нет, – ответила Элли, – герр Оргель не приедет.

Я подумала: «Хоть бы ребенок родился сегодня, тогда все будет хорошо». Я вышла подождать в коридор. Такое было правило. Видите ли, я могла ненароком увидеть голых женщин! В те времена на родах могли присутствовать только муж или близкие родственники роженицы, но у Элли не было никого. Эмиль, господин-ничего-не-происходит, приезжать не собирался. Мои нервы были на пределе. И тут я услышала плач ребенка.

За мной пришла медсестра:

– Элли, мои поздравления…

– Спасибо, Лу. У меня сын, с ним все хорошо.

Медсестра протянула мне ребенка и поздравила с рождением сына у моей подруги. Такой хорошенький мальчик! У него были густые вьющиеся темные волосы.

– Как его назовешь?

– Я назову его Лонни Оргель.

– Супер, модное американское имя!

Итак, все благополучно завершилось. В конце недели Элли вернулась на Аудезейтс Форбургвал. С ребенком. Но в борделе было запрещено держать маленьких детей, которым больше шести недель: могли начаться проблемы с полицией. Вначале все было хорошо, но шесть недель пролетели быстро. И что теперь? Элли нужно было подыскать Лонни приемную семью, это оказалось сложнее, чем она себе представляла. После долгих колебаний она нашла семью в Нигтевехте. Отличный вариант, я-то знала: трое моих детей тоже жили там. Чудесное тихое место на берегу Вехта.

Малыш Лонни отлично ел и рос как на дрожжах, а вот Элли заболела. Она никак не шла на поправку. Настал день, когда кроху должны были передать в приемную семью – бог знает на сколько, – а Элли была не в состоянии приехать. Ей было так плохо, что она не стояла на ногах. Так что Лонни в Нигтевехт отвезла я, вместе с Вимпи и Эмилем. До чего же это было трудно и грустно! Тем более что Элли не смогла сама попрощаться с сыном. А Эмиль не осмеливался взять на себя ответственность за него – из-за своего положения в обществе.

В Нигтевехте ребенка приняли с распростертыми объятиями. Эмиль сам внес сына в дом. Можно было подумать, что вся деревня высыпала навстречу новому отпрыску из квартала «красных фонарей». Целое событие! Новая семья приняла ребенка блудницы.

В течение довольно длительного времени все шло неплохо. Мы периодически навещали Лонни, но в какой-то момент приемная мать начала вести себя странно. За спиной у Элли она переговорила с органами опеки, захотела воспитывать Лонни единолично и дать ему свою фамилию. Речь уже не шла о том, чтобы Элли платила ей алименты. Она отказывалась брать деньги. Когда мы навещали Лонни, возникала тяжелая неловкость. Мы ничего не понимали. Фрау больше не одобряла наши визиты. Наконец мы выяснили, где собака зарыта. Приемная семья времени даром не теряла. Никому ничего не сообщив, они вступили в переговоры с организацией по защите прав детей, и государство назначило им ежемесячную пенсию на Лонни. Сумма была значительнее той, которую могла выплачивать им Элли. Они пошли еще дальше, визиты к ним сделались совершенно невыносимы. Организация по защите прав детей передавала им все полномочия. Та женщина победила. Мерзавка совершенно спятила. Из надежного источника я позднее узнала, что она раздувалась от гордости оттого, что приютила ребенка проститутки, она щеголяла этим.

Для моей подруги наступили страшные времена. Она-то думала, что ребенок вскоре вернется к ней, надеялась начать новую жизнь. Откладывала деньги, чтобы купить собственную квартиру и поселиться там с сыном. У нее было большое любящее материнское сердце, и не ее вина, что ей пришлось зарабатывать таким способом.

Эта история оставила глубокий след в ее душе. Она тяжело страдала последующие годы. Никому не пожелаю пройти через такие испытания. К счастью, сейчас у них с Лонни хороший контакт. Но что ему наговорила приемная мать, как она запудрила ему мозги – это просто немыслимо.

Детство у Лонни было одиноким. Ему не разрешали играть с другими приемными детьми Нигтевехта, «потому что они плохие». Эта ехидна наговорила ему кучу лжи, все для того, чтобы получить больше денег. Она говорила, что в Вилле-аан-де-Вехт – там, где росла моя старшая, – живут только скверные люди и дети проституток. А между тем у нее дома, образно говоря, ножи летали над столом, и муж был отнюдь не добряком. Впрочем, потом они все равно развелись. Эта надутая гадина считала себя «спасительницей» ребенка шлюхи. Она вцепилась в него как бульдог. Организация по защите прав ребенка сделала доброе дело, да…

Лонни хорошо учился. Сейчас он работает в авиакомпании KLM и летает по всему миру. Он видится со своей приемной семьей и регулярно навещает Элли. Но, честно говоря, бедняжка так и не оправилась от того удара. Слишком несправедливо с ней обошлись как с матерью, заклеймили шлюхой до конца жизни. Время от времени она прикладывается к бутылке – это помогает ей поддерживать бодрость духа.

Так вот… Шлюха. Говорят, проститутки не отличаются тонкостью чувств и не испытывают душевной боли.

И прав мы тоже не имеем. Мы ведь всего лишь шлюхи, что с нами считаться?

Мы с Мартиной часто приезжаем повидать Элли и ее сестру. И отлично проводим время, смеясь как прежде, вспоминая прошлое и болтая о разной ерунде.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.