We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сначала взгляду открывались груди, разнузданные от сбруи бюстгальтера. Томас не уставал поражаться бесконечному разнообразию форм, ибо не было ни одной пары женщин с одинаковой грудью. Лично ему нравились крупные соски, обведенные большими пигментными кругами. Размер грудей был ему безразличен; главное, чтобы они венчались ореолом величиной минимум с крупную сливу. Если в приоткрытое окно врывался легкий ветерок, соски наливались и твердели, и Томас облизывал разгоряченные губы, зудевшие от желания прикоснуться к этим упругим шишечкам.

«Санаторий «Элизиум»… рай для женщин!» — гласила броская реклама на обложке «Дамского общества», дорогого глянцевого журнала, появлявшегося лишь на стойках элитных магазинов крупнейших городов мира. Сведущие почитали его за персональную библию, а иначе как еще могла красивая и состоятельная женщина узнать о последних тенденциях популярной культуры, моды, диетологии и индустрии развлечений?

Спустя несколько недель другие периодические издания, рассчитанные на подобную аудиторию, подхватили эстафету, всячески превознося достоинства санатория, сулившие женщинам с достатком отдохновение от напряженного и изматывающего ритма жизни. Однако если бы кто-нибудь потрудился расшифровать подтекст, сразу бы стало ясно, что реклама санатория «Элизиум» адресована, собственно, одной категории женщин: молодым красоткам, часто обделенным вниманием богатых пожилых мужей. Хотя реклама не содержала прямых на то указаний, элементарная логика подсказывала, что фраза «необычайно высокий спрос на наши услуги» имела целью отсеять нежелательную публику, оставив только самые сливки молодого женского общества, которым к тому же хватало догадливости приложить к письму чек на кругленькую сумму — в американских долларах, разумеется.

С неизменной регулярностью каждый месяц небольшой штат санатория с нетерпением ожидал прибытия собственного самолета санатория с новой группой избранных гостей. Поскольку заведение располагалось на крохотном клочке земли в Средиземном море, попасть туда можно было лишь на самолете, либо тайком причалив к острову на лодке — что случалось крайне редко. Ближайший центр цивилизации, небольшая греческая деревушка Аристос на самом крупном острове архипелага, находился довольно далеко, и шкиперы предпочитали лавировать среди других островков, держась ближе к родной гавани. Так что ничто не нарушало покоя гостей на уединенном острове.

Именно благодаря своей изолированности остров привлек внимание одного джентльмена, который выкупил землю у пожилого грека-археолога, тем самым обеспечив последнему безбедную старость. Легенды о древних сокровищах оказались вымыслом, но чудаковатого иностранца манили иные богатства, не относящиеся к разряду материальных ценностей. Однажды ему было видение — видение, которому был обязан появлением на свет санаторий «Элизиум» и которое позволило его владельцу осуществить самую заветную свою мечту.

Доктор Эмиль Бронски, мужчина в расцвете лет, был человек сомнительного происхождения, который, как и люди, нанятые им на службу, обладал тщательно культивируемым европейским акцентом и лощеной внешностью. Помимо прочих своих обязанностей, доктор полностью заведовал отбором пациенток. Просматривая толстые кипы писем, именно он решал, кто из желающих получит официальное приглашение на свой запрос, выбирая только самых красивых и самых богатых кандидаток. Самолично руководя ежедневным медицинским осмотром пациенток, доктор Бронски желал лицезреть только тех, кто обладал безупречными физическими данными. Разумеется, деньги также были важным фактором. Однако у доктора были свои стандарты…

…стандарты, соответствовать которым было чрезвычайно трудно. Как и многие люди, доктор Бронски имел собственное пристрастие — пристрастие, которое неотступно преследовало его всю сознательную жизнь. Он был готов признать, что по сравнению с мужчинами его круга вкусы его могли показаться весьма странными. Тем не менее это давало ему основание считать себя чем-то вроде первооткрывателя, и он всем сердцем сочувствовал беднягам, которым недоставало ни воображения, ни проницательности, чтобы по достоинству оценить утонченную красоту иных вещей.

Если точнее, доктор питал неискоренимую слабость к клиторам или, фигурально выражаясь, к женским «лепесткам страсти» — однако далеко не ко всем, а только к самым крупным, которые были видны, даже если женщина сидела, скрестив ноги, — сочные пухлые бугорки плоти, гордо реявшие, словно победный стяг, — подобно клитору, украшавшему гениталии его бывшей жены Доротеи. Иногда доктора удручала мысль, что ему суждено провести остаток своих дней в тщетных поисках другой спутницы жизни, однако, к великому утешению, сам процесс доставлял ему несказанное наслаждение.

К сожалению, доктору Бронски не всегда удавалось определить размер женского клитора по фотографии и выписке с банковского счета, прилагавшимся к запросу, поэтому он часто воздерживался от ежедневного осмотра тех дам, которые не вполне соответствовали его стандартам. Конечно, он не мог сразу отправить их собирать чемоданы. С какой стати отказывать человеку, который жаждал выложить несколько тысяч долларов всего за несколько недель пребывания в пансионате на пустынном острове? Ошибки случались, и нужно было извлечь из этого хоть какую-то выгоду. Зато когда ожидания доктора оправдывались, он погружался в работу с головой, назначая по несколько осмотров в день и доводя до изнеможения и себя, и пациентку.

День изо дня наблюдая порочные наклонности мужа, Доротея неоднократно обвиняла его в психической ненормальности, из-за чего в итоге и сбежала из его роскошного особняка в окрестностях Цюриха. Однако Бронски не придавал особого значения ее словам. Он был профессионалом, практиком, искушенным в искусстве медицины, и мнение женщины, чей круг интересов сводился к дорогим мехам, драгоценностям и смазливым юнцам, не имело для него ровно никакого авторитета. Напротив, доктор Бронски, истинный ценитель пикантного женского органа, не находил в этом ничего постыдного.

Теперь, вновь познав прелести холостяцкой жизни, доктор обрел полную свободу действий. И первым делом принялся воплощать в жизнь проект будущего санатория. По мере строительства курорта претерпел реконструкцию и его дом на острове. Это была огромная белая вилла, мало чем отличавшаяся от других богатых резиденций, усеивавших пустынные холмы греческих островов. Снаружи, впрочем, ничего не изменилось, поскольку доктора Бронски больше заботил интерьер, чем фасад жилища. В конце концов, это был его первый настоящий дом — дом, который он мог обустроить по своему вкусу. Он спустил целое состояние на самых талантливых фотографов альтернативного направления, заказав весьма специфичные художественные работы, которые должны были стать завершающим элементом декора. Доктор хорошо понимал, что эти проходимцы бессовестно обирают его, но это его не беспокоило. Главное, в итоге он получил то, что хотел.

День, когда на остров привезли большие деревянные ящики, ознаменовал начало новой жизни доктора Бронски. Фотохудожники могли по праву гордиться собой. Доктор считал, что, заплати он в пятьдесят раз больше, оно того стоило. Один вид катера, швартовавшегося у маленького причала, вызвал у него эрекцию. А когда ящики занесли в дом и он, оставшись один, распаковал их содержимое, семя брызнуло из него, как струя воды из шланга, намочив ширинку белых льняных брюк.

Огромные фотографии гипертрофированных клиторов закрепили на картоне и, вставив в простые стальные рамы, развесили по стенам. Снимки, качественные, четкие, до мелочей передавали натуральные цвета и оттенки, напряженные и трепещущие, как сами сочные, молодые клиторы в разных стадиях возбуждения. Казалось, можно было даже ощутить их запах, настолько реалистичны были эти портреты. Доктор Бронски не решился спросить, кто были эти женщины и каким образом удалось найти и сфотографировать такое количество натурщиц. Ему было достаточно знать, что его не обманули, ибо каждый клитор уникален — и по форме, и по оттенку, и по своему обрамлению.

Так что вскоре стены дома доктора украсились изображениями боготворимого фетиша. Однако Бронски по-своему продолжал хранить верность жене, поставив на тумбочке у кровати цветную фотографию 8x10 в красивой рамке — самолично сделанный снимок ее клитора, и еще одну такую же, поменьше, носил в бумажнике, вместе с лицензией на врачебную деятельность. Доротея была этого достойна, ибо в своей жизни доктор Бронски не встречал другой женщины со столь же массивным органом. Он не переставал любоваться им и до сих пор. Его коробила мысль, что кто-то другой теперь наслаждался тем, чем по законному праву супруга должен был наслаждаться он сам. И если бы не санаторий «Элизиум», он, наверное, провел бы остаток жизни в психиатрической клинике — настолько неотступно преследовали его картины, как красивые молодые самцы ласкают пальцами и языком сочное великолепие Доротеи.

В свое время именно это пристрастие подвигло Бронски избрать стезю гинекологии, потому что он не мог вообразить более приятного для себя занятия, чем целыми днями любоваться клиторами и за это получать к тому же приличные деньги. Однако почти все удовольствие портило назойливое присутствие чопорной каракатицы-медсестры, которой, несомненно, до смерти хотелось разглядеть, на что это он взирает с таким обожанием. И это, наряду с кознями его американских коллег, омрачало, так сказать, радость жизни. Поэтому возможность приобрести крошечный остров подвернулась как раз в нужный момент.

Прошло какое-то время, прежде чем Бронски окончательно передал обе практики своим партнерам; труднее всего было расстаться с шикарным офисом на Манхэттене. Но доктора призывал высший долг — долг, исполнение которого требует от человека полного самоотречения во имя своих идеалов. Один эпизод, произошедший во время обычного рабочего дня, перевернул всю жизнь доктора Бронски. Для него это стало божьим знамением, моментом озарения, когда он понял, что должен помогать женщинам достичь вершин наслаждения, при том что это и для него открывало путь к обогащению.

Однажды утром в понедельник к нему в кабинет явилась на осмотр одна симпатичная девушка, которую он до того не видел и, даст бог, больше никогда не увидит. Во время предварительной беседы доктор Бронски выяснил, что она родом из маленькой африканской деревушки и в Америке совсем недавно. С наслаждением предвкушая, как всегда, начало процедуры, он сел напротив раздвинутых бедер девушки, но когда приподнял простыню, прикрывавшую ее гениталии, едва не упал со стула. К его неописуемому ужасу, у новой пациентки не оказалось клитора. На его месте было едва заметное утолщение в присборенных складочках нежной темно-сливовой кожицы. Доктор Бронски знал, что это не врожденный дефект. Это было хладнокровное, намеренное оскопление, дело рук шамана из африканских джунглей. Зачем кому-то понадобилось лишать женщину источника наслаждения, не говоря уже о части тела ослепительной красоты? Он внутренне содрогнулся, смаргивая навернувшиеся на глаза слезы. Оставалось лишь надеяться, что это надругательство было совершено во младенчестве, пока бедная женщина не успела познать сладость экстаза, которую имела полное право испытать, и потому не изведала всей горечи утраты. Доктор слышал об этом варварском обычае и был благодарен мяснику, содеявшему это преступление, хотя бы за то, что тот не зашил заодно и аметистовую щель ее влагалища. И тогда Бронски поклялся посвятить остаток своей жизни почитанию и услаждению клитора, чего тот вполне заслуживал, особенно если его размеры превосходили обычные пропорции.

***

С самого начала доктор взял себе за правило принимать в штат своего возлюбленного санатория людей разных национальностей, особенно европейцев. Он знал, что благородный европейский акцент производит магическое впечатление на юных дам, многие из которых, пересекая океан, приезжали из Соединенных Штатов. В выборе пациенток их национальность играла не последнюю роль — доктор Бронски отдавал предпочтение американкам. Американкой была его жена, да и сам он уже не раз убеждался, что у женщин Нового Света клитор, как правило, значительно крупнее, чем у европеек или азиаток. А в глазах доктора это был решающий фактор.

Избранные женщины, которым выпало счастье побывать в санатории «Элизиум», страдали от различных недугов — иногда настоящих, но чаще надуманных, — самой распространенной причиной которых была неудовлетворенность супружеской жизнью. Довольно рано скованные узами брака, еще совсем юные и неопытные, они искренне страдали от равнодушия со стороны своих состоятельных и влиятельных мужей, которые, в неуемной погоне за властью и деньгами, будучи намного старше своих жен, считали их скорее своей собственностью, чем спутницами жизни. Так что бедные женщины были готовы поверить во что угодно, лишь бы избавиться от хронической усталости и мигреней. И доктор Бронски, человек мудрый, с учетом этих факторов разработал специальную терапевтическую программу. Согласно его теории, врач должен лечить все тело, а не бороться только с внешними симптомами заболевания. Поэтому пациентки редко ставили под сомнение его довольно нетрадиционные методы лечения. Также не осмеливались они возражать против ежедневных гинекологических осмотров, в то время как эти процедуры производились без медицинских перчаток. Доктор Бронски всегда ощущал беспокойство пациентки и, предваряя ее незаданные вопросы, объяснял успокаивающим, уверенным тоном, что для эффективности лечения необходим прямой контакт, чтобы руки врача касались тела пациента «в чистом виде», т. е. без всяких латексных перчаток или бумажных салфеток. И женщинам настолько хотелось верить в чудесное исцеление от воображаемых недугов, что доктор практически никогда не встречал протеста с их стороны. Дамы безропотно раздевались донага, ложились в кресло, послушно раздвигая ноги, и подсознательная тревога почти сразу подавлялась приятным ощущением рефлективного трепета меж разомкнутых половых губ.

Дабы облегчить себе задачу, доктор Бронски изобрел и сконструировал для своего санатория гинекологическое кресло со специальным устройством. Оно состояло из двух отдельных ремней, которые обвивались вокруг бедер женщины, с мягкими зажимами на концах. Доктор застегивал ремни и, разведя ноги пациентки в стороны до упора, фиксировал их в этом положении. Затем зажимы цеплялись на внешние половые губы, доктор еще слегка подтягивал ремни на бедрах, и они обхватывали ноги не хуже, чем петля — шею повешенного; половые губы выворачивались наружу, открывая взору вожделенный пухлый бугорок, который к моменту окончания врачебных манипуляций превращался в твердый, эрегированный стержень клитора.

Все это воспринималось как должное, поскольку доктор Бронски вразумительно объяснял, что психическое здоровье женщины напрямую зависит от здорового состояния ее клитора. Говорил он это профессиональным языком, щедро разбавляя речь многосложными медицинскими терминами, дабы убедить самых скептически настроенных пациенток в честности своих намерений. Доктор действительно был прирожденным оратором, чем в университетские годы вызывал жгучую зависть у своих сокурсников, а позже — у коллег-врачей. Но только теперь его талант стал приносить столь приятные дивиденды.

Не каждая гостья удостаивалась чести пользоваться плодами многолетнего профессионального опыта доктора Бронски, потому что не каждая из них дотягивала до поставленной им планки. После того как доктор определял по своей строгой шкале критериев, кто из женщин достоин внимания, он начинал курс терапии. Избранная пациентка, пока Бронски устраивался на стуле, раздевалась, ложилась в кресло и, как ей велели, расслаблялась. Повозившись с пристежным механизмом и артистично размяв суставы пальцев, доктор приступал к делу — расстегивал брюки и вынимал отвердевший пенис, который, разумеется, не был виден пациентке, потому что доктор сидел близко к ней и его гениталии оставались вне ее поля зрения. Наслаждаясь видом расширенной щели влагалища, доктор Бронски начинал средним и указательным пальцами медленно массировать обнажившийся клитор, пальцем другой руки нежно поглаживая приоткрытую щелочку под ним. Когда багровеющие набухшие края влагалища обильно увлажнялись и слизкая струйка сочилась к заднему проходу, палец осторожно проскальзывал внутрь, щекоча теплые стенки прямой кишки женщины.

Эта терапевтическая процедура сопровождалась громкими стонами извивающейся в кресле пациентки, не говоря уже о звуках, издаваемых самим доктором Бронски в приступе сладостной боли: некогда он приобрел необычную привычку носить на пенисе кожаное кольцо. Когда багровый ствол пениса выпрямлялся и разбухал, ему становилось тесно в кожаной петле, и Бронски несколько раз едва не терял сознание — настолько мощными были ощущения. Работая с пациенткой, доктор старался придвинуться как можно ближе, чтобы острее прочувствовать терпкий мускусный аромат, усиливавшийся еще более, когда женщина приближалась к оргазму. Когда же этот момент наконец наступал и из ее горла вырывался крик экстаза, доктор Бронски со сдавленным стоном изливал пенную струю из набухшего пениса прямо на белый кафельный пол.

Каждая женщина, которой предписывался подобный курс лечения, считала, что эти процедуры назначались только ей одной, и доктор всячески поддерживал эту веру в своих пациентках. Человек осмотрительный, Бронски проявлял разумную воздержанность. Из каждой группы девушек, приезжавших в «Элизиум», он выбирал по своему вкусу единицы. По понятной причине пациентки никогда не обсуждали друг с другом методы лечения. Так что доктор мог без опаски практиковать свою «терапию» — исключительно в медицинских целях.

Время от времени доктор Бронски варьировал свою методику. Он садился на стул и, не прикасаясь к пациентке, взглядом гипнотизировал ее обнаженные гениталии. Девушка под его пристальным взором, видимо, не могла сохранять хладнокровие; беззащитный клитор ее постепенно напрягался, разбухая на глазах, пульсируя и подрагивая. В такие моменты доктор одной рукой теребил свой пенис, а другой рылся в ящиках стола, где хранилась богатая коллекция вибраторов, на ощупь выбирая подходящую для случая модель. Хотя эти инструменты продавались медицинским работникам для применения в оздоровительных целях, Бронски не находил зазорным использовать их для своих экзерсисов. В конце концов, что может быть целительнее физического наслаждения?

Искусственные фаллосы были разного калибра. Доктор использовал их по своему усмотрению. Обычно самый большой прибор он приставлял к крайней плоти клитора и держал его в одном положении. Когда же вибратор включался, пациентка вскрикивала от восторга. В эти моменты Бронски чувствовал себя почти влюбленным, поскольку вид трепещущих от возбуждения, сочащихся влагой малых половых губ не мог оставить равнодушным его щедрое сердце. Но на этом процедуры не заканчивались. Доктор считал нужным закрепить терапевтический эффект, вставляя более тонкие вибраторы во влагалище и анус женщины. Благодаря обильной скользкой смазке прибор легко входил в задний проход. Доктор менял вибраторы, постепенно увеличивая калибр и расширяя отверстие, пока не доходил до самого крупного фаллоса. Включая режим активной вибрации, он начинал ритмичными толчками двигать вибраторами вперед-назад, не отрывая взгляда от подрагивающего алого бутона, обнаженного его хитроумным зажимным механизмом.

Когда же клитор достигал впечатляющих размеров, доктор брал его в рот, посасывая и смакуя, словно сладкую карамель. Это доставляло Бронски ни с чем не сравнимое наслаждение. Он различал малейшие оттенки вкусовых ощущений. Каждый раз благодаря богов, что судьба благословила его посещением дамы с большим клитором, он превосходил самого себя, стремясь доставить ей максимум наслаждения. Стимулируя пальцами отверстия ануса и влагалища, он языком и губами ублажал эрегированный орган, такой большой и напряженный, что доктор невольно сравнивал его с собственным пенисом.

Хорошенькая Карла почти сразу стала одной из любимиц доктора. Впрочем, когда она впервые оказалась в его кресле, он сперва испытал разочарование. Хотя коричневатое уплотнение проглядывало из обрамления кучерявых волосков с медным отливом, размеры его были чуть больше среднего — что не представляло для доктора ровно никакого интереса. Однако, когда он с помощью зажимов разомкнул пухлые губы и они раскрылись, словно две половинки сочного апельсина, доктор Бронски тут же изменил свое мнение. Будто почувствовав, что его оценивают по самым строгим критериям, клитор Карлы увеличился в размерах, продемонстрировав доктору все свое великолепие. Огромный, душистый лепесток страсти! Бронски даже не успел высвободить из штанов свой пенис — жаркая лава семени изверглась наружу, оставив теплое желейное пятно на дорогих трусах. Но чего стоит английское шелковое белье по сравнению с красотой открывшегося ему зрелища? Даже Доротея могла бы позавидовать формам клитора Карлы.

У доктора Бронски была масса возможностей насладиться этим щедрым подарком судьбы, и он пользовался случаем, стараясь извлечь из общения с Карлой максимум удовольствия и изощряясь всевозможными способами, только бы ее клитор в очередной раз разбух до непомерной величины. Тогда он брал теплый отросток в рот со сладостной дрожью ощущая трепет напряженного корня под тонкой складчатой кожицей. Кончиком языка доктор приподнимал крайнюю плоть, лаская открытую пунцовую головку, и, задыхаясь от счастья, проводил по шелковой глади росистого стебля, поднимаясь вверх, до самого корня, а затем медленно спускался вниз, не прекращая ласки до тех пор, пока вагина Карлы не начинала импульсивно подрагивать от нежных прикосновений его языка. Из припухшей щели сочилась душистая влага, оставлявшая вязкие лужицы на виниловом покрытии кресла. С каждым визитом Карлы доктор Бронски старался доставить объекту обожания более сильные ощущения. Доводя Карлу до полного изнеможения, он не останавливался после первого ее оргазма, а продолжал лизать и посасывать клитор даже после того, как семя вторично извергалось из его члена, обильно поливая уже липкий от спермы белый кафель.

***

Как и в других помещениях санатория, в смотровом кабинете доктора Бронски были установлены скрытые камеры. Одна была вмонтирована в шкаф над письменным столом; осуждающий глаз ее с виду казался головкой латунного шурупа. Гинекологическое кресло было развернуто таким образом, чтобы даже спина осматривающего пациентку доктора не заслоняла обзор камеры. Поэтому отчетливые кадры видеозаписи не оставляли сомнений в том, что женщина сама с готовностью участвовала в лечебных процедурах.

Для обслуживания системы электронного наблюдения доктор Бронски взял на работу своего брата Томаса. На тот момент Томас, неприкаянный неудачник, имел не богатый выбор: либо работать у своего брата, либо провести годы за решеткой. Доктор предложил ему единственную работу, которую тот, по его мнению, был способен выполнять, надеясь, что этот кареглазый недоумок, связанный с ним узами кровного родства, сумеет оценить этот широкий жест и воспользоваться выпавшим ему шансом. Суд, проявив снисходительность, выпустил Томаса на свободу под поручительство брата, добропорядочного и уважаемого гражданина, и доктор поспешил увезти его из Швейцарии, пока тот не влип в очередную историю. Доктор не сомневался, что при прежнем образе жизни рано или поздно Томасу неминуемо грозила жестокая расправа со стороны разъяренного мужа какой-нибудь женщины, причем по нынешним временам далеко не каждый судья вынес бы последнему суровый приговор.

В целом человек довольно пассивный и не особенно стремящийся к общению с противоположным полом, родственник доктора имел одну наклонность — совершенно не приемлемую с точки зрения морали современного общества. Томас любил наблюдать за женщинами. Причем предпочитал наблюдать за ними без их ведома. Открытое, не зашторенное окно он воспринимал как прямое приглашение — послание, начертанное изящным женским почерком на дорогой пергаментной бумаге с золотой каемочкой, самолично врученное автором. Томас давно разведал все лучшие места в пригороде Цюриха — где были частные дома со спальнями на первом этаже и огромными окнами, чудесными большими окнами, служившими Томасу вместо киноэкрана. По опыту он знал, что увлекательнее всего вечерние «сеансы», когда женщины готовились ко сну. Томас застывал у окна, где между закрытыми шторами или жалюзи оставалась хотя бы узкая щелочка, и наблюдал от начала до конца ритуал вечернего раздевания очередной жертвы.

Сначала взгляду открывались груди, разнузданные от сбруи бюстгальтера! Томас не уставал поражаться бесконечному разнообразию форм, ибо не было ни одной пары женщин с одинаковой грудью. Лично ему нравились крупные соски, обведенные большими пигментными кругами. Размер грудей был ему безразличен; главное, чтобы они венчались ореолом величиной минимум с крупную сливу. Если в приоткрытое окно врывался легкий ветерок, соски наливались и твердели, и Томас облизывал разгоряченные губы, зудевшие от желания прикоснуться к этим упругим шишечкам.

Тонкие пальчики отстегивали чулки от кружевного пояса и аккуратно скатывали вниз, обнажая бледную кожу бедер. Небрежно брошенный на пол, дымчатый нейлон хранил душистое тепло точеной ножки. Томасу было жаль чулки, безмолвно страдающие от беспечного невнимания хозяйки.

Покончив с этой простой процедурой, незнакомка выпрямлялась; послушные плавным движениям рук, трусики с шелковым шорохом скользили вниз, оглаживая бархатистую округлость живота, колени с очаровательными ямочками, изящные щиколотки, и с нежным вздохом падали на пол — с ластовицей, потемневшей от выступившей за день влаги. Томас, затаив дыхание, силился рассмотреть потаенное сокровище, оставившее влажный след на белье, и огорчался, если это не удавалось. По другую сторону прозрачного барьера, за жестокой твердью стекла, все, на что он мог надеяться, это мельком увидеть темный треугольник курчавых волос, к его разочарованию, надежно скрывавший вожделенное женское таинство. И когда объект наблюдения поворачивался к нему спиной, Томас, наслаждаясь созерцанием безупречных ягодиц, в душе сожалел, что взгляду не доступно большее — то, что находится между ними.

Итак, Томас Бронски, наряду с другими сотрудниками санатория «Элизиум», наконец-то получил работу, о которой мог только мечтать, — работу, которую охотно выполнял бы даже бесплатно. Оказалось, он неплохо разбирается в технике. Помимо мониторинга, Томасу поручили монтировать фильм — задание, которое он считал весьма важным для упрочения финансовой империи брата. Хотя он предпочел бы работать в более тесном контакте с гостьями, расположение его рабочего места исключало такую возможность. Однако Томас несмотря на то, что не мог обладать этими красивыми женщинами физически, благодаря камерам мог властвовать над ними в ином смысле. И он тешил себя этой мыслью, лаская короткий плотный стержень своего пениса в тиши крохотной диспетчерской.

Развалившись в огромном кожаном кресле у панели управления, Томас чувствовал себя господом богом. Наверное, в какой-то мере так оно и было, ибо всевидение и всеведение делали его подобным всевышнему. У очаровательных пациенток санатория не было от него секретов; он наблюдал за ними, куда бы они ни направлялись, запечатлевая на пленке самые интимные моменты. Кассеты с записями сортировались и хранились на полках шкафа в диспетчерской; на каждой из них аккуратным почерком Томаса было выведено имя женщины. Монахини в начальной школе всегда ставили ему высший балл по каллиграфии, и он часто спрашивал себя, что бы они подумали, если бы узнали, какое применение нашли его каллиграфические таланты. И все же годы томления за закрытой дверью взяли свое. Томас Бронски хотел большего, намного большего, чем просиживать штаны в своей тесной коморке и довольствоваться созерцанием мониторов.

***

В то время как Томас Бронски медленно закипал, словно вода в котелке, будничная жизнь санатория шла своим чередом. Гостьи приезжали и уезжали. Спрос на услуги санатория был настолько высок, что вскоре пришлось расписывать очередность посещений. Заявки приходили со всех уголков западного мира. Женщины были одна красивее и богаче другой. Слухи о достоинствах санатория достигли самых высоких социальных кругов. Те, кто еще не успел побывать в «Элизиуме», толком не знали, что в действительности происходило на острове, — те же, кто знал правду, не осмеливались об этом распространяться. Видя, что популярность санатория растет, доктор Бронски начал всерьез подумывать о его расширении. Любой человек в его положении планировал бы устраниться от дел как можно раньше. Но доктор, найдя свой рай на земле, не имел ни малейшего намерения покидать его — никогда.

Предметом гордости санатория был широкий спектр оздоровительных процедур. Персонал тщательно заботился о том, чтобы ни одна гостья во время пребывания в «Элизиуме» не скучала и не чувствовала себя обделенной вниманием. На основании сформировавшегося у него психологического портрета пациентки доктор Бронски определял ее потребности и в соответствии с этим разрабатывал индивидуальный курс терапии. Впрочем, методы лечения не отличались разнообразием, поскольку в большинстве случаев женщины страдали от одних и тех же недугов. Единственное различие заключалась в количестве и интенсивности процедур, и в этом плане доктор предоставлял своим служащим полную свободу действий, которые, единственно, должны были иметь четкое представление о том, как далеко могли заходить их отношения с пациенткой — судя по всему, настолько далеко, насколько позволяли физические параметры ее тела.

Доктор Бронски полагал, что очень важно для каждой пациентки установить определенный распорядок дня и неукоснительно его соблюдать. Вдали от дома и семьи женщины часто чувствовали себя неуютно, и поэтому, дабы гостья получила максимум удовольствия от пребывания в санатории, необходимо было создать впечатление нормальной жизни, чему способствовало установление четкого графика процедур, практически не изменявшегося на протяжении всего курса. Помимо терапии доктора Бронски, частью ежедневного ритуала был массаж. Доктор нанимал только лучших специалистов — и лучшим специалистом в этом деле был Андре. Его рабочий день был расписан едва не по секундам: когда клиентки обнаруживали его многочисленные таланты, они стремились записываться к нему как можно чаще, даже на несколько сеансов в день. Бархатные глаза Андре, его сильные руки, терпкий аромат его темной кожи, которая сияла, как черная патока, и так же сладко благоухала, не оставляли равнодушной ни одну женщину, и никто из них не противился даже самым дерзким его желаниям. Даже если бы Андре не был связан контрактом с санаторием, на его массажном столике за годы практики побывали бы многие счастливые клиентки…

Счастливые клиентки, такие как Карла, хрупкая рыжеволосая девушка, чей спокойный темперамент не сочетался с огненной медью волос на голове и меж бледных бедер. Сперва Андре принял ее за обычную светскую даму, которые в санаторий съезжались толпами — богатые, распущенные, красивые и умирающие от скуки. И все же она вскоре стала одной из его любимых клиенток. Он даже нарушил установленные правила, подкупив Томаса, чтобы тот выкрал для него кассету с кадрами фильма о Карле, снятом без ее ведома. Подкупил он его не деньгами, а предоставив брату доктора возможность присутствовать на сеансах массажа. Хотя массажист не допускал Томаса в кабинет во время посещений Карлы, он не возражал против его присутствия, когда на мягком массажном столе лежали лицом вниз другие дамы. Клиентка так увлекалась собственными ощущениями, что не замечала маячившую неподалеку неподвижную фигуру, как не замечала и теплую пенистую лужицу на сверкающем голубом кафеле меж своих широко раздвинутых ног. Сделка, заключенная между этими двумя совершенно не схожими людьми, была выгодна им обоим. Томас получил то, о чем давно мечтал. Что же касается Андре, он обрел намного большее, ибо даже в преклонном возрасте, коротая долгие вечера в тиши своей уединенной виллы, он мог просматривать кадры кинопленки, смакуя сладкие воспоминания.

Андре сразу же понял, что работодатель намеревается использовать его искусство для неблаговидных целей. Но он ничего не имел против. Пылкая страсть к вожделенному отверстию и предоставленная свобода действий делали его не столь щепетильным. Кроме того, ему хорошо платили, не считая щедрых чаевых от его сперва шокированных, а впоследствии благодарных клиенток. Андре считал благословением работу в санатории, где он мог заниматься любимым делом. Он также считал себя вправе гордиться формой своего пениса. В его обязанности входило приобщение к анальному сексу юных дам, до этого не имевших подобного опыта, и коническая форма члена облегчала задачу и ему, и ничего не подозревающей женщине, лежащей перед ним на столе. Андре считал себя экспертом в этом вопросе. Он всегда безошибочно определял, что отверстие было нетронутым, когда, слегка раздвигая ягодицы, замечал целомудренное сокращение мышц ануса. Эту физическую реакцию массажист воспринимал как прямой вызов и получал огромное удовлетворение, превращая неподатливое отверстие заднего прохода женщины в благословенные врата наслаждения мужского пениса.

Андре подходил к делу постепенно, начиная с обычного массажа, чтобы женщина привыкла к прикосновениям его сильных рук. Иногда он устанавливал мягкий массажный стол во дворе, под чистым лазурным небом, и солнце ласкало теплыми лучами женские тела, благоухающие душистым кокосовым маслом. После пары сеансов расслабляющего массажа клиентка уже осваивалась настолько, что решалась снять белоснежное пушистое полотенце, стыдливо прикрывавшее интимные части тела. И тогда Андре приступал к демонстрации своих истинных талантов.

Уверенные мускулистые руки мяли и гладили тело женщины, пока она не начинала таять от наслаждения. Когда мышцы становились вялыми и расслабленными, Андре принимался массировать ягодицы, до покраснения растирая пышные бугорки и осторожно разводя их в стороны, чтобы солнце могло целовать нежные складочки ануса. Отверстие импульсивно приоткрывалось, и в кольце растянутой розовой кожицы обнажались красноватые стенки прохода. Согласно строгим инструкциям доктора Бронски, массажный стол был установлен так, чтобы ничто не могло укрыться от ока видеокамеры, во всех подробностях запечатлевавшей каждый интимный штрих меж раздвинутых ягодиц. Задерживая их в этом положении на мгновение дольше, чем следовало, Андре сладострастно любовался сокровенными таинствами, сравнивая ямочку в обрамлении лучистых морщинок с сотнями других, которые ему довелось видеть на своем еще не долгом веку. Ни одна из них не была с точностью похожа на другую. У каждой были свои уникальные черты, которые мог распознать разве что человек со столь богатым опытом, как у Андре.

Впервые Андре открыл для себя этот часто игнорируемый источник наслаждения в совсем еще юном возрасте, едва покинув школьную скамью. Она была его первой любовью и, как многие девушки в те времена, хотела заниматься сексом, но ужасно боялась забеременеть, что вне брака считалось недопустимым, особенно в пуританской деревушке в Вест-Индии, где оба они родились и выросли. Идея использовать для обоюдного удовлетворения отверстие ее ануса казалась удачной альтернативой. Уже давно славящийся искусством массажа среди более старшего и чаще хворающего поколения общины, Андре всегда имел наготове бутылочку масла, которое он кропотливо выжимал из плодов папайи, манго, авокадо и кокоса. Щедро сдабривая маслом упругое кольцо ануса девушки, он в считанные секунды опустошил половину бутылочки. Затем, не желая причинять боль своей любимой, он, поразмыслив, решил на всякий случай добавить еще.

Первое проникновение оказалось куда более легким, чем рассчитывал Андре, и он уже жалел, что извел столько драгоценного масла, в то время как было бы вполне достаточно малого количества. Через несколько секунд он уже орудовал пенисом внутри распечатанного прохода девушки, которой, судя по прерывистым вздохам и стонам, процесс доставлял не меньшее удовольствие. К сожалению, от чрезмерного возбуждения развязка наступила быстро. Семя изверглось наружу прежде, чем Андре смог извлечь пенис из узкого прохода. Он разочарованно глядел на сникший член, удивляясь, насколько мал его сморщенный орган. И вдруг девушка схватилась за живот и, согнувшись пополам, громко застонала. Обилие фруктового масла и густого семени оказало слабительный эффект, и она в потугах опорожнила кишечник, извергнув струю жидкого кала. На глаза ее навернулись слезы, едва она осознала, что только что совершила на глазах у своего возлюбленного. Прежде чем девушка впала в истерику, Андре нежно привлек ее к себе и, обняв дрожащие плечи, принялся покрывать поцелуями соленое от слез лицо.

Но не все еще было потеряно. Андре, быстро сориентировавшись в ситуации, отер кожу девушки влажной тряпкой, и его пенис снова скользнул в разгоряченное теплое отверстие, которое только что покинул, на этот раз встретив еще более радушный прием. Молодая пара предавалась любовным утехам при каждом удобном случае, и от частоты встреч задний проход девушки расширился настолько, что пенис легко проникал внутрь без всякого масла.

Теперь, когда Андре знал, чем чревато злоупотребление маслом, он поклялся себе, что никогда больше не совершит подобной ошибки — особенно здесь, в санатории, с великосветскими дамами, которые, без сомнения, предпочли бы умереть, чем опорожниться на глазах у мужчины. Он хорошо понимал, почему после окончания сеанса клиентки поспешно удалялись, но по крайней мере у них было достаточно времени, чтобы вернуться в свое бунгало.

Несмотря на эти нечастые, но однозначно неприятные последствия «массажа», Андре еще не видел женщины, которая бы сожалела о том, что произошло. Поэтому он всегда с радостным трепетом ожидал момента посвящения очередной молодой особы в таинства запретной любви, уверенный, что она получит от этого не меньше удовольствия, чем он сам. Кто еще мог так искусно увлечь утонченных молодых леди в водоворот соблазна? В санатории не было человека, кто осмелился бы оспорить его статус виртуоза анального секса.

Поистине Андре умел найти правильный подход к любой женщине без малейшего протеста с ее стороны. Чтобы подготовить клиентку к следующей стадии курса лечебного массажа, он осторожно вставлял смазанный маслом палец в ее анус, с самодовольной усмешкой предвкушая удивленный возглас, обычно сопровождавший непроизвольное сокращение стенок ануса вокруг пальца — что, по его мнению, было не менее приятно, чем акт соития. Однако он воздерживался от дальнейших действий, оставляя растерянную женщину в полном недоумении: что это было — случайность или просто плод ее богатого воображения? Андре часто представлял, как женщины, распластавшись на шелковых простынях в полумраке роскошных бунгало, размышляют по поводу случившегося, снова и снова переживая то мимолетное мгновение, когда шоколадный палец массажиста посягнул на девственность их ануса, и их жаркие влагалища увлажняются душистой росой. Несомненно, особую пикантность в этот эпизод привносил и цвет его кожи, поскольку Андре знал, что женщины этого сорта никогда не спали с мужчинами другой расы — да и наверняка ни с кем, кроме своих мужей.

Когда на следующий день дама приходила на очередной сеанс массажа, Андре испытывал небезосновательную уверенность, что она не станет возражать против повторения процедуры. И когда женщина вновь погружалась в блаженно-расслабленное состояние, он полностью сосредотачивался на ягодицах, поглаживая, потирая, разминая и осторожно раздвигая их, пока они не раскрывались сами собой. Смазанный маслом палец нежно скользил по морщинистому краю разгоряченного ануса, и отверстие непроизвольно расширялось, подавая Андре тайный знак, понятный только ему одному. Тогда Андре переходил к следующему шагу, вставляя два пальца в объятия тугого кольца. Если он не встречал сопротивления, это означало, что ему дозволялось большее, и он ногой нажимал на черную кнопку, вмонтированную в одну из кафельных плиток, таким образом извещая диспетчерскую, что сейчас произойдет нечто стоящее внимания. По этому сигналу Томас включал камеру наблюдения, замаскированную в ветвях дерева над массажным столом. Андре иногда казалось, что он слышит, как жужжит приведенный в действие механизм, но убеждал себя, что это всего лишь игра воображения — подстегнутого смутным ощущением вины.

Массажист был предупрежден, что в целях экономии пленки нажимать сигнальную кнопку следует, только когда предстояло нечто действительно важное, ибо представлялось нецелесообразным заставлять сотрудника тратить время на просмотр всей пленки, в то время как интерес представляли лишь избранные эпизоды. Впрочем, Томас Бронски имел на этот счет собственное мнение. Необходимость просмотра с утра до вечера сексуальных сцен вовсе не раздражала его. Для архива он отбирал самые откровенные кадры, где молодые пациентки были запечатлены в самые интимные моменты, а остальное отправлял в свою личную коллекцию. Неудивительно, что Томас не спал сутками, ибо как можно было заснуть, когда на экране происходили такие вещи?

Когда камера включалась, пальцы Андре словно начинали жить собственной жизнью, лаская трепещущий край ануса. Затаив дыхание, Андре замирал в беспокойном ожидании, что женщина позовет на помощь. Это хоть крайне редко, но случалось, и поэтому массажист, начиная интимные маневры, обязан был извещать диспетчерскую, даже если анальный секс не входил в его планы. Всегда существовала вероятность, что какой-либо из дам придутся не по вкусу его манипуляции, а санаторий не мог рисковать своей репутацией из-за преждевременного отъезда гостьи, не говоря уже об упущенных финансовых возможностях. И в этом случае отснятая пленка имела весьма важное значение.

Первый инцидент произошел вскоре после того, как Андре начал работать в «Элизиуме». Будь у него больше опыта, он, наверное, сразу бы понял, что с миссис Сирил Олифант III могут возникнуть проблемы. Однако Андре очень хотелось угодить своему работодателю, а доктору Бронски — быстрее встать на путь финансового процветания. Но всякому свойственно ошибаться, и с приездом миссис Олифант санаторий потерпел крупное фиаско. Обычно безошибочное чутье на этот раз подвело доктора, едва не сведя на нет все усилия и упования.

Доктор Бронски с самого начала подозревал, что его новой пациентке будет не по душе санаторный режим, ибо после первого — и единственного — физического осмотра выяснилось, что клитор ее был гораздо меньше средних размеров и ему недоставало ни цвета, ни аромата. Обычно доктор определял величину клитора по фотографии женщины, ибо за долгие годы медицинской практики пришел к однозначному выводу, что у женщин размер губ прямо пропорционален размерам половых органов. А у миссис Олифант губы были очень тонкие, из чего можно было заключить, что и другая пара губ не отличается пышностью — не самая благоприятная среда для процветания клитора. К тому же женщина изначально скрыла свой возраст, что уже само по себе настораживало. Фотографии, приложенные к письму, были сделаны давно — судя по всему, в ранней молодости, в те счастливые времена, когда она еще не была замужем за мистером Олифантом III.

Доктор знал, что обязан был своевременно сделать соответствующие выводы, и потому горько винил себя за свой просчет. Он смущенно извинился перед обескураженным массажистом, который едва не уволился после оказии со вздорной клиенткой. Задним умом доктор Бронски понимал, что должен был сразу же отослать пациентку восвояси, но вместо этого позволил взять верх алчности, проигнорировав очевидные признаки женщины фригидной и абсолютно неэротичной. Он мог поклясться, что миссис Олифант даже не подозревала об истинном предназначении бугорка плоти величиной с горошину, расположенного над щелью влагалища. И в результате подобного невежества нежные поползновения Андре, обращенные к отверстию ее заднего прохода, были встречены возмущенным воплем, и санаторию грозил крупный скандал, который, к счастью для всех, так и не разразился.