Кейси

Кейси

Поначалу Кейси был недоверчив. Позвонив, чтобы назначить встречу, он спросил:

— А что именно представляет собой секс-терапия? Мы будем заниматься — что… и сексом тоже?

«Он что, шутит?» — подумала я.

Но Кейси действительно хотел убедиться, что я «не предоставляю никаких секс-услуг», и подробно расспросил обо всех моих академических рекомендациях.

Когда Кейси приехал на первый сеанс, я увидела, что он довольно стеснителен. Утонув глубоко в диванных подушках, он неохотно поведал мне, почему ему понадобилась помощь.

— Я предпочитаю порнографию сексу с подружкой, — сказал он. — Что со мной не так?

Смущенное лицо Кейси просто умоляло меня помочь ему найти выход из этого затруднительного положения.

Я задала ему несколько предварительных вопросов и, как делаю со всеми новыми пациентами, объяснила цели терапии. Я чувствовала, как Кейси оценивает меня по тону голоса, пытаясь определить, окажусь ли я хорошей слушательницей, человеком, с которым он сможет быть честным и чувствовать себя в безопасности. Когда я попросила его подробнее рассказать о пристрастии к порнографии, он настоял, что вместо этого расскажет мне о своей подруге.

— Я до безумия влюблен в Эми, — сказал Кейси. — И уж точно пришел сюда не для того, чтобы пожаловаться на наши отношения.

Кейси описывал ее как типичную жительницу Верхнего Ист-Сайда, утонченную леди с царственной аурой. Кейси был очарован их невинным летним романом, прогулками ночь напролет по Гринвич-Виллидж, флиртом и весельем.

— Когда мы были вместе, я вообще ни о чем не беспокоился.

Однако всего несколько месяцев спустя после того как влюбился, Кейси уже проводил большую часть времени один перед компьютером, пожирая взглядом хардкор-порно с женщинами, которые — как он признался мне, когда наконец перестал говорить об Эми, — ничуть его не привлекали. Особенно завораживали его «растрепы» — со спутанными волосами, смазанной косметикой, покрытые потом или спермой. Словом, разительный контраст с Эми, которую Кейси сравнивал с идеальной фарфоровой куколкой.

— Вероятно, вам это кажется отвратительным или эксцентричным, — сказал он, — но именно это меня возбуждает.

Он добавил, что не может представить, как бы он делал что-то из того, что видел на экране, со своей подругой. В результате, сообщил Кейси, он утратил интерес к занятиям сексом с Эми.

— Она хочет заниматься сексом, только если я готов просто «заниматься любовью», — пожаловался он. — Но это так скучно и «ванильно»!

Моей невольной и, возможно, грубой мыслью было, что Кейси и выглядит «ванильно» — типичный средний белый американец между двадцатью и тридцатью, одетый в голубую рубашку на пуговках и серые брюки. Мне бы и в голову не пришло, что у него бывают «неванильные» мысли. Забавно то, что именно это и разожгло во мне интерес к нему, поскольку я обрадовалась возможности выслушать фантазии рядового представителя армии безликих мужчин, мимо которых я каждое утро проходила по дороге на работу. Кейси был глубоко обеспокоен собственным сексуальным вкусом.

— Я сижу на втором этаже в своем кабинете, мастурбируя на компьютерные картинки, — сказал он, когда я попросила его описать типичную ситуацию. — В то время как Эми, живая женщина , которую я люблю, ждет меня внизу. Я-то считал себя респектабельным человеком, а выходит, я просто извращенец!

Когда Кейси побольше рассказал мне о себе, я начала понимать источник его самокритики. Интеллектуал, выпускник одного из университетов Лиги Плюща, Кейси был воспитан матерью-феминисткой.

Он гордился собой как развитым мужчиной, который сторонился традиционных патриархальных гендерных ролей. Он ценил социальное равенство и ощущал дискомфорт, «объективируя женщин».

Для Кейси была характерна этакая праведность, граничившая с моральным перфекционизмом, поэтому его тревожили сексуальные интересы, вступавшие в противоречие с его идеально воспитанным, политкорректным представлением о себе.

Презрение Кейси к самому себе было почти осязаемым, и, каких бы скоропалительных суждений с моей стороны он ни опасался, им было бы далеко до его собственной негативной оценки. Однако я заметила, что у меня не возникает желания осуждать его; я постепенно избавлялась от собственной испуганной реакции на истории пациентов. Я пришла к убеждению, что любое сексуальное поведение, как бы оно дисфункционально ни было, имеет свои причины , которые можно исследовать и понять, вместо того чтобы с ходу записывать его в разряд патологии.

— Вы действительно занимаетесь самобичеванием, — согласилась я. — Но давайте посмотрим на это с другой точки зрения. Допустим, причина, по которой вы смотрите порно, не дурна, а хороша.

— Как?! Не понимаю, что здесь может быть хорошего .

— Ну, в данный момент похоже, что вы разделили свою сексуальность. Вы любите Эми и эмоционально привязаны к ней, но ваша эротическая сторона подавлена. Может быть, она тоже вопиет о возможности самовыразиться ? Часть вашей жизненной силы борется за спасение своей жизни.

— Но почему я смотрю все это безумие? Что, это и есть моя эротическая натура?

Кейси задал хороший вопрос. А я не знала ответа на него. Мне трудно понять, какова эротическая природа человека, когда она так срослась со склонностью смотреть порнографию. Из-за вездесущности интернет-порно мы можем впадать в заблуждение, считая, что если мужчины его смотрят и оно им нравится, то именно этого они и хотят. Нам надо быть осторожнее в оценках.

Порнография не раскрывает никаких фатальных истин о мужчинах.

Интернет-порно предлагает бесконечное множество обновляющихся, эксцентричных и ужасных образов, призванных обеспечивать моментальное удовлетворение, которого человек не находит в реальной жизни. Тела большинства людей реагируют на эти образы, они оказывают мощное воздействие на мозг, каждый оргазм усиливается мощной смесью нейрохимических «вознаграждений». Эрекция является биологически обусловленной реакцией, которая может психологически связаться с любым изображением, на которое человек мастурбирует, — и Кейси обусловил свою эрекцию образами женщин-«растреп» из киберпространства.

Однако это ничего не говорило об эротической натуре Кейси.

Я объяснила Кейси, что онлайн-порно — это фальшивый эротизм. Это продукт корпоративного производства. Задача любого веб-сайта — соревноваться с конкурентами за выручку, создавая сексуальные сценарии. Авторы берут ряд сексуальных актов, добавляют к нему весьма узкий ассортимент эмоциональных тем, рассчитанных на то, чтобы сыграть на психологии зрителя. Наиболее распространенные дополнительные темы — демонстрация власти и гнева .

Я беседовала с работниками этой индустрии, и — да, они действительно намеренно извращают наши обычные садистские и мазохистские импульсы. Хотя зрители-мужчины — сложные существа, чья сексуальность не ограничивается какой-нибудь парой возбудителей, эти конкретные темы намеренно апеллируют к наиболее низменной мужской мотивации. Создатели желают повышать прибыльность, демонстрируя утрированные образы основополагающих эмоциональных конфликтов, поскольку именно они с большей вероятностью провоцируют психологическую зависимость. Руководители порноиндустрии явно читают Фрейда.

Я знаю, сторонники порнографии говорят, что она нужна для того, чтобы продавать фантазии для безвредных взрослых «дразнилок» или постельного вдохновения. Но воздействие порно на некоторых моих клиентов заканчивается отчуждением от самих себя и реальных людей, с которыми они спят.

Мои подруги не раз подшучивали над парнями, которые перебарщивают с порно. Обычно нам удавалось мгновенно понять, откуда парни, с которыми мы встречались, позаимствовали свои повадки в постели. Если парень оказывался любителем разыгрывать фантазийные сценарии, вместо того чтобы проявлять реальный интерес к контакту с нами, мы говорили: «Я нарвалась на любителя порно».

Это были те самые мужчины, которые высказывали пожелание разыграть «фантазию со школьницей» уже во время второго, если не первого сексуального контакта. Я была рада, что мой мужчина воспитывался на «Плейбое», а не на Интернете! Это большая разница.

Еще одна моя подруга побывала на нескольких свиданиях с молодым медиком-ординатором. После того как они переспали, она рассказала, что поначалу все было очень мило и чувственно, и ей казалось, что они выражают свою взаимную приязнь друг к другу, пока он ни с того ни с сего не заявил: «Скажи мне, что ты сексуальная сука!»

— Я была так огорошена, меня словно льдом сковало! — рассказывала она.

Эта агрессивная вспышка была настолько категоричной и не соответствовавшей моменту и тем чувствам, которые она начинала питать к своему партнеру, что она больше ни разу с ним не встречалась — хоть он и продолжал ей названивать.

Я задумалась об этой нестыковке в значении, которое придают сексу мужчины и женщины. Что такое секс — акт близости, игра или то и другое разом?

Когда речь заходила о реальности извращений, встречающихся в порно, я, конечно, предпочитала о ней не думать. Я хотела жить в собственной реальности, в своих мыслях о том, что значат для меня разнообразные сексуальные действия.

Я не учитывала, что у моего партнера могут оказаться на этот счет совершенно иные идеи. Я придерживалась подхода типа «только не на моем заднем дворе». Как минимум я точно знала, что Рами не смотрит порно, пока я дожидаюсь его в спальне. Но я задумалась о том, не делает ли он это, когда меня рядом нет. Ведь мы, в конце-то концов, поддерживали отношения на расстоянии.

Будучи натурой импульсивной, я решила ему позвонить.

— Рами, — сказала я, — когда ты не со мной, ты смотришь порнушку?

— Да, — ответил он, ни на миг не замешкавшись.

«О нет!» — подумала я. В мое воображение мигом хлынул поток иррациональных мыслей. Как смеет он иметь тайный мир , о котором я ничего не знаю! Как так, я не знаю его до последнего дюйма и желания! В моем чувстве реальности на мгновение образовалась дыра. Потом я взяла себя в руки.

— И какого рода порнушку? — спросила я, изо всех сил стараясь казаться хладнокровной и невозмутимой.

— Пару раз в неделю включаю канал Showtime и смотрю кино для взрослых.

Что ж, это мягкая эротика — ничего страшного.

— А в Интернете?

— В компьютере — нет. Я не понимаю, как им пользоваться.

— Ты мастурбируешь, когда смотришь?

— Иногда, — проронил он небрежно.

Когда я в следующий раз проводила выходные у него дома во Флориде, меня вдруг накрыл приступ паранойи. Я отправилась в спальню Рами и взялась за обыск. В ящике комода я обнаружила стопку DVD, похожих на «домашние видео» с полуобнаженными молодыми красотками на обложках. И пришла в ярость. С дисками в руках я приступила к нему.

— Это Юсиф мне подарил, — пояснил он, когда я вывалила всю эту красоту на стол перед ним.

Юсиф был одним из женатых друзей Рами. Я всегда считала его скользким типом, и он порой бесил меня до неистовства.

— Юсиф — извращенец, — продолжал Рами. — Он сутками смотрит порнуху в своем кабинете. Наделал копий и подарил их мне. Богом клянусь, я их даже не смотрел!

— Тогда почему ты их не выбросил?

Рами ничего не ответил, но избавился от дисков немедленно.

Я могла бы задаться вопросом, почему он держал их у себя столько времени, но решила не обращать внимания — ради собственного спокойствия. Я пыталась помнить, что не должна считать, будто мне чего-то не хватает, только потому, что Рами нравится то, что он видит в других.

* * *

Я подумала о другом своем 24-летнем пациенте, который, подобно Кейси, пришел ко мне на консультацию. Его беспокоило то, что слишком интенсивный просмотр порно в Интернете снизил его интерес к подруге. Он говорил, что очень любит ее, однако все его мысли крутятся вокруг того, что он видел в онлайне. Сказал, что чувствует себя «испачкавшимся» и хочет встречаться со своей девушкой «с более чистых позиций» . Зрелое заявление для такого молодого человека. Когда я попросила его описать свою сексуальную жизнь до того , как он начал смотреть порно, он сказал:

— Да у меня в жизни не было такого периода, чтобы я не смотрел интернет-порнушку.

Ничего себе! Я попыталась угадать, как вездесущий Интернет должен был формировать его желания. Желание и порнография оказались неразрывно связаны, и теперь молодой человек хотел выпутать из этого клубка свою сексуальность. Он хотел лучше осознавать ее, и я задумалась, смогут ли он и Кейси освободить свои желания от навязанных предпочтений — или им придется просто принять то, что их заводит, и поделиться этим со своими партнершами.

Я спросила Кейси, рассказывал ли он когда-нибудь Эми о той стороне своей натуры, которая увлекается порнографией.

— Я наперед знаю, что ей бы это не понравилось.

— Так вы пытались рассказать?

— Она — девушка романтичная, ей нравится заниматься любовью.

— Значит, не пытались…

Кейси хотел покончить с этим вопросом.

— Немножко пытался. Предлагал пару приемов… — пояснил он. — Но, послушайте, я по-настоящему уважаю и обожаю ее. Я не чувствовал бы себя комфортно, делая с Эми что-то из того, что вижу в онлайне. Я не хочу, чтобы она знала обо всем этом безумном дерьме, которое я смотрю, ясно? А некоторые вещи я просто не стал бы с ней делать. Я просто слишком ее уважаю.

— Конечно, вы не хотите разыгрывать с ней бо?льшую часть этих сюжетов. Но здесь важно не содержание образов, на которые вы смотрите, скорее, вашим отношениям не хватает эротизма. То, что вы не делитесь с ней своей эротической стороной, по крайней мере частично, нарушает связь между вами.

— Вы что, не понимаете? Я люблю Эми и хочу заводиться от того, что занимаюсь с ней любовью! — воскликнул он. — Но с вами я честен: мне это скучно.

— То есть вы считаете, что заниматься любовью скучно, но хотите, чтобы я помогла вам возбуждаться от этого? Думаю, вам скучно потому, что вы недостаточно эротичны.

— Я не хочу оскорбить ее.

— А что в этом настолько плохого?

Кейси одарил меня пронзительным взглядом, как бы говоря: «К чему это вы клоните?» Мы перестали понимать друг друга.

Я пыталась заставить Кейси осознать, что его страх перед реакцией Эми был частью возникшей проблемы. Он был слишком озабочен тем, что она может подумать, будто его эротические желания оказывались подавлены, а затем сублимировались, возникая в другой сфере — в интересе к порнографии.

Но я бы ни за что не смогла заставить Кейси сложить эти две отдельные части его сексуальности, если бы не избавилась от его стыда. Я хотела, чтобы он освободился от самоосуждения, чтобы мы могли провести настоящее исследование. Поэтому я попросила Кейси обдумать его представление о «безумном дерьме». Что это выражение означает на самом деле?

— Мне доводилось выслушивать немало сексуальных фантазий, и я обнаружила, что обычно людей заводят вещи, весьма далекие от политкорректности, — объяснила я. — Странное, отвратительное, жестокое — все это часто удивляет и смущает нас. Но вы, похоже, больше всего надеетесь на то, что ваши эротические желания — это не ваша истинная сущность, и при этом боитесь, что все же так оно и есть.

Чтобы стать более сексуально сознательным, Кейси необходимо было принять к сведению, что люди устроены так, чтобы реагировать на всевозможные сексуальные образы. Так что, если у него возникает эрекция, это еще не повод выходить из себя.

* * *

Кейси «подсел» на порноконтент, но здесь имело значение не содержание, а его персональные отношения с ним. Порнография может обслуживать разные психологические функции. Те, кто использует порно вместо настоящей сексуальной активности, избавляют себя от тревожности , связанной с близостью.

Порно кажется таким людям безопаснее. Оно не может отвергнуть. Можно заниматься сексом с любой женщиной, какую пожелаешь. Она всегда готова к сексу и хочет делать все, что хочешь ты. Нет никакой эмоциональной привязанности. Нет осуждения, нет необходимости соответствовать . И, что лучше всего, героиня порно всегда счастлива быть с тобой.

Кейси думал, что проблему породила его привязанность к порно, но корни ее уходили намного глубже. Кейси необходимо было примириться с тем фактом, что он действительно эротическое существо. Нам просто нужно было выяснить, что это значит. В противном случае он так и остался бы в замкнутом кругу подавления и внешнего выражения подсознательных процессов.

Я не хотела заставлять его откровенничать с Эми на данном этапе, я лишь хотела, чтобы он понял: отсутствие коммуникации — частичная причина его раздробленной сексуальной идентичности. Кейси еще предстояло проделать немалую самостоятельную работу. Я хотела копнуть глубже, чтобы добраться до сексуальной сущности Кейси. Я хотела посмотреть, сумеет ли он отыскать собственные желания , а это потребовало бы сознательного исследования, а не пассивного реагирования на то, что легче всего получить.

Мы решили исследовать его сексуальное развитие. Когда родители Кейси, оба из поколения вудстокских хиппи, разговаривали с ним о сексе, они подчеркивали необходимость уважать женщин и рассматривать секс как священнодействие.

— И я был с этим согласен, — подтвердил он. — Я по-прежнему стремлюсь к этому идеалу. Но когда я был подростком, секса в моей жизни было не так уж много, так что лучшей заменой ему были пиратские порнофильмы, которые давали мне смотреть приятели. Я смотрел порнуху так долго, что, честно говоря, просто расценивал это как нормальное мужское поведение, — пояснил он.

— Значит, вы научились, желая получить эротическую разрядку, сразу хвататься за порно. И что же вы в результате узнали о себе?

Кейси рассмеялся:

— Что я возбуждаюсь, делая то, что мама велела мне не делать?

Конечно, подрывная деятельность в пику идеалам близких может иметь и сексуальную основу. Но откуда взялся этот «растрепанный» образ, который так нравился Кейси? Уж конечно, не от матери и не от подружки.

— Серьезно, Кейси, что вы узнали о себе?

— Если по-настоящему задуматься об этом… что я заметил… хмм… Думаю, я завожусь от агрессии, доминирования, отсутствия чувств. В этом трудно признаваться, — продолжал Кейси, — потому что это противоречит всему, во что я хочу верить… — Кейси явно был растерян. — Но у меня нет никаких «силовых» проблем с матерью, клянусь. Я не чувствую себя бессильным в жизни. Я не чувствую себя незащищенным рядом с Эми. Мне просто это нравится.

Честно говоря, мужчины, украдкой возбуждающиеся зрелищем женщин в беспомощном положении, всегда вызывали у меня чувство дискомфорта, особенно когда я слышала это от наиболее социально сознательных своих клиентов. Вероятно, в глубоком анализе здесь не было необходимости. Может быть, все просто: ощущать власть приятно. А порно предлагает мужчине простой способ доминировать и наслаждаться этим.

— Только за счет женщин, — сказала я вслух.

— За счет женщин… — повторил он. — Ого, если так ставить вопрос, то звучит эгоистично. Но мужчины получают сильное подкрепление, контролируя женщину. Это вопрос статуса .

* * *

Мне такой способ улучшать свое самочувствие казался дешевкой. С того момента, как я обнаружила стопку эротических журналов в «крепости», в которой мы играли с соседскими мальчишками, мне было любопытно, на что смотрят мужчины и почему они делятся этим друг с другом. Я думала, что это один из способов похвастаться своей мужественностью , вечная история, передаваемая из поколения в поколение.

Если так, может быть, мне удастся повернуть этот культурный шаблон вспять — пусть даже только для одного мужчины. Отчаявшись прийти к согласию с самим собой, Кейси казался мне достаточно открытым, и я была благодарна ему за то, что он изъявил готовность исследовать эту тему.

Как правило, я обнаруживаю, что большинство мужчин рвутся в бой, защищая порно, стараясь умалить его вредоносные эффекты. Как будто я осмелилась напасть на «священную корову», некое мужское неприкосновенное право, словно женщины обязаны просто принимать увлечение порнографией как безобидное проявление мужской нормальности и никогда не подвергать его сомнению.

— Мужчины обмениваются информацией, которая формирует их взгляд на то, что считать сексуальным, — сказала я. — Но где в этом реальный вы?

— Никогда об этом не задумывался! И как мне себя найти?

— А что, если вам подумать об иных источниках эротизма, нежели онлайн-порно?

— Например?

— Эротическая литература, эротическая поэзия, тантра, ваше собственное воображение.

— Может быть, мне удастся сагитировать на это Эми, — заметил он. — Это было бы больше похоже на занятия любовью…

Ну вот, мы завершили полный круг. Вот чего хотел Кейси: иметь с Эми сексуальные отношения, которые включали бы те действия, которые он считал эротическими. Отлично! В эротизме нет ничего плохого. Проблема была в том, что он разделял любовь и эротизм.

Я не представляла, куда заведут Кейси исследования. У меня пока не сложился для него никакой конкретный план. Я просто верила, что для Кейси и Эми должен найтись способ быть эротичными вместе — нечто такое, что он мог интегрировать в свою индивидуальность, в идеалы, в свою любовь к Эми.

Пока я ничего не могла сказать об Эми, поскольку в моем распоряжении была только точка зрения Кейси, но она явно его подавляла. Он не ощущал эмоциональной безопасности, чтобы исследовать себя в ее присутствии.

Тот факт, что порно успешно возбуждало его и давало временное удовлетворение, лишь запутывал вопрос о том, что он хочет. Я надеялась, что мы сможем разорвать этот порочный круг и выстроить мостик между отдельными частями его индивидуальности.

У меня были собственные представления о том, что входит в понятие «эротичный секс», и мне следовало быть осторожной и вдумчивой, чтобы не навязывать их Кейси. Мне нравилась идея о том, чтобы радоваться самому акту, радоваться телам друг друга. Мне ненавистна была распространенная в порно тема, когда пенис и сперма превращались в оружие разрушения, — ведь, в конце-то концов, их функцией является создание жизни.

Я обычно определяю «эротичное» как плотское, животное, физическое или основанное на наслаждении переживание. Это всепроникающая земная, стихийная чувственность. Она не отделена от любви, как думал Кейси, но действительно не имеет отношения к возвышенной «эфирной» концепции любви, к которой, по мнению Кейси, питала привязанность Эми.

Думая об эротической природе человека, важно помнить о влиянии культурного контекста . Просто оглядываться на современные нравы и делать обобщения — это слишком примитивный подход. Изучая исторические и кросс-культурные тенденции в сексуальном выражении, я обнаружила широчайший их спектр.

Когда-то мне казалось, что силовые игры — это универсальный возбудитель, пока я не открыла для себя альтернативные традиции, включая даосизм, тантру и европейскую культуру до наступления эпохи ведущих религий. Эти традиции были сексуально конструктивны как для мужчин, так и для женщин (впоследствии в каждой из этих культур положение изменилось). Но важно отметить, что в человеческой истории существовал значительный период, когда людям, похоже, не были нужны темы доминирования, чтобы возбуждаться.

В Древнем Китае в период популярности даосского мировоззрения свидетельства садо-мазохистского поведения почти отсутствовали, и мужскую и женскую сексуальную анатомию не описывали уничижительно, как сейчас. Вместо слов «член» и «влагалище» китайцы использовали такие поэтические термины, как «нефритовый стебель» и «нефритовая ваза». Женщины считались в высшей степени сексуальными существами, а их оргазмы — дарующими здоровье и жизненную силу обоим полам, так что мужчин часто специально учили удовлетворять женщин.

Эти идеи отражались даже в древнем искусстве. Просматривая одну книгу по этой теме, я сравнивала древние художественные изображения с современным порно. В древней живописи и скульптуре не было даже намека на непристойность — похоже, такой концепции просто не существовало. Изображения обнаженной груди и тела были символами плодородия. Секс просто прославлял жизнь. С сексом связывали такие смыслы, как «творение», «изобилие», «потенция» и «жизненная сила».

Мне нравятся взгляды наших предков. Мне кажется, что они очень эротичны. Язычники, занимающиеся сексом в полях в надежде повысить плодородность почвы, — это крайне сексуальный образ. Я также обнаружила, что женщин исторически считали существами столь же эротичными, сколь и мужчин, — если не более. Мне нравится представлять, как этот культурный контекст влиял на женское либидо.

Концепция о том, что женщины менее сексуальны, чем мужчины, насчитывает всего несколько сотен лет. В европейской истории женщины считались очень сексуальными, пока феодализм не начал уступать место нарождавшемуся капитализму. Вскоре после этого сексуально активных женщин уже можно было сжигать на кострах как ведьм, и с тех пор западных женщин воспитывали быть пассивными и лишь исполнять желания своих мужей.

В общем, я веду к тому, что культурный контекст очень важен для понимания мужского сексуального поведения , поскольку в некотором смысле оно выражает то, что присутствует в социальной среде. В настоящее время наша психика сильно заражена идеями доминирования, состязательности и власти.

* * *

Когда Кейси пришел на следующий сеанс, я сразу поняла — что-то случилось. Он начал рассказывать еще до того, как мы дошли до кабинета, и его манера речи на этот раз в корне отличалась от манеры контролирующего себя, разумного, склонного к самоосуждению мужчины, с которым я была знакома.

Как будто открылась какая-то заслонка, как будто Кейси решил нажать на кнопку «да и черт с ним» и освободиться, сбросить мертвую кожу стеснительности и обнажить жизнерадостный, яркий дух.

— Я все понял, — сказал он возбужденно. Голос Кейси был тверд, глаза широко раскрыты, походка уверенна. — Я этим утром шел по Вашингтон-сквер и увидел женщину. Я обратил внимание на ее тело — так же как заметил бы любую привлекательную женщину, проходящую мимо. Но я развернулся и последовал за ней. Это был импульсивный поступок, я вообще-то никогда так не делаю. Но я пошел за ней и не мог отвести глаз от формы ее зада, пока она шла передо мной.

— Что вы чувствовали?

— Жар внутри. Я чувствовал себя как зверь в охоте, мне хотелось просто прыгнуть на нее и трахнуть… — И тут внезапно снова появился знакомый мне Кейси: — Это звучит оскорбительно?

— Я ценю вашу честность. Вы становитесь настоящим, это уже шаг вперед! — Я говорила под воздействием его страсти, которая гуляла по комнате как электрический ток; я даже сама немного возбудилась.

— Я просто хотел позволить себе чувствовать так, как если бы не подвергал свои чувства цензуре.

— И что же вы поняли?

— У меня было такое ощущение, будто я мог бы сожрать эту женщину. Я хотел быть насильником, проникнуть в нее. Я мог бы прижать ее к дереву и вгрызться прямо в ее плоть. Думаю, это не злоба — просто такое первобытное чувство. Я чувствовал себя немного виноватым, но я так устал от этой мягкой и медленной рутины! Я голоден. Я хочу трахаться! — объявил он, и голос его был похож на низкий рык.

Меня чуть встревожила сила его чувств. Я поерзала на стуле, сдерживая себя, села прямее, облокотившись на подлокотник, и внезапно осознала изгибы собственного тела, поймав взгляд Кейси, скользнувший по моему боку, когда я прогнулась в талии. Позже я задумалась о том, не демонстрировала ли я себя бессознательно, реагируя на Кейси где-то в глубине своей собственной первобытной природы.

— Виноватым? В чем? — спросила я, заново сосредоточивая нас обоих.

— Я думал, что весь смысл нашей работы в том, чтобы я отыскал свою более мягкую сторону, чтобы лучше сочетаться с Эми. По-моему, вы этого хотели.

— Нет. Я хотела, чтобы вы нашли истинного себя. Агрессивные импульсы не плохи, Кейси. Они отражают вашу страсть.

— Я чувствовал так: вот чего я хочу, вот кто я такой!

— Давайте порадуемся человечности этого импульса. Вот что такое витальность! Но возникает следующий вопрос: «Можете ли вы направить ее на Эми?»

— В нормальных обстоятельствах — нет. Но… думаю, я готов попробовать.

Хотя изначально Кейси соблазнился именно романтизмом Эми, ему наскучило то, что он воспринимал ее ограниченность в занятиях любовью. Да и занятия любовью ему наскучили. Кейси хотелось трахаться .

Он помнил, как прежде трахал женщин, и ему хотелось еще. В нем бурлило глубокое желание силой присваивать женскую плоть, энергично проникать в нее, но его блокировала претенциозность Эми и страх разодрать эту претенциозность в клочья.

Но сегодня Кейси выразил здоровую агрессию, отличную от агрессии порнографии — этой ядовитой ярости, смешанной с ненавистью, садизмом и извращением. Чувства Кейси по поводу страсти, воспламененной плотским магнетизмом, были положительными, и он готов был признать их своими .

Кейси на пару недель уехал из города, а в следующий раз, собираясь на нашу встречу, позвонил и спросил, можно ли ему привести с собой свою возлюбленную Эми. Разумеется, меня снедало любопытство.

Когда они пришли, я сразу поняла, чем она его так пленила. Присутствие Эми производило сильное впечатление. Она двигалась с грациозной непринужденностью балерины, плечи гордо развернуты, подбородок высоко поднят. Этот эффект выгодно оттенял все округлости ее гибкой фигуры.

Я даже немного оторопела, когда, войдя в приемную, обнаружила, что у нее нет ни крыльев, ни нимба, ни длинного струящегося прозрачного одеяния. Вместо этого на Эми был костюмчик по последней моде, дорогой и искусный, но не слишком ей льстивший. Она явно выбирала себе вещи в таком стиле, который больше привлекал внимание женщин, чем мужчин. Также у нее были столь педантичные прическа и маникюр, что она казалась чуждой любому понятию о голой чувственности.

Быть рядом с Эми — все равно что находиться в одном из идеально чистых, почти постановочных домов, в которых любуешься общей эстетикой, но присесть вроде как-то неловко.

Я разулыбалась ей с почти заискивающей теплотой, приглашая в кабинет, однако она приветствовала меня небрежно. Это вызвало у меня чувство разочарования, поскольку я уже была готова поддаться на ее шарм, столь расхваливаемый Кейси.

Кейси и Эми не выглядели такой уж влюбленной парочкой, когда они вошли в мой кабинет. Они устроились в противоположных концах дивана, язык его тела говорил о сокрушенности, а ее — о напряжении и закрытости. Оба избегали визуального контакта между собой и обращались только ко мне.

Первой задачей, которую поставила перед собой Эми, было дать мне знать, как «взвинчен» мой пациент, словно она жаловалась на него или попрекала меня — это было не очень понятно. Речь ее была натужной, а тон — прокурорским, и миловидность ее рассеивалась по мере того, как росла взволнованность.

— В нем что-то изменилось, — заявила она уничижительно. — Он совершенно «двинулся» на сексе, постоянно предлагает пробовать какие-то новые позы, новые места, бондаж и так далее. Я понимаю, что он хочет добавить в это дело «перчика», но, если честно, такое впечатление, что он только о сексе и думает. Он поэтому с вами встречается? Этому вы его учите?

Вместо того чтобы отвечать, я задала встречный вопрос:

— А как вы к этому относитесь?

Эми, в свою очередь, пропустила мой вопрос мимо ушей:

— И, хуже того, он предложил мне смотреть вместе с ним порно!

Неудивительно, что Кейси выглядел так мрачно.

— Я чувствую себя преданной, — продолжала Эми. — Как? Меня ему уже недостаточно? — Она задала этот вопрос мне, но предназначался он Кейси. Тот отвернулся.

— Похоже, вы сейчас не ощущаете себя любимой Кейси.

— В этом нет никакой любви! Я чувствую себя так, будто меня используют.

— А может быть, он хочет «приправить» ваш секс именно потому, что любит вас?

— Что? Так-то он демонстрирует любовь?! — саркастически воскликнула она.

— Если не брать в расчет его недавнее сексуальное поведение, есть ли у вас какие-то доказательства того, что Кейси вас не любит?

— Никаких. Вот потому-то это меня так и смущает.

— И вы боитесь, что это означает… что именно?

— Что он меня разлюбил или вот-вот разлюбит. Что я для него больше ничего не значу. Думаю, он просто хочет использовать меня для разрядки.

— Сильный вывод!

Эми в ярости уставилась на меня.

— А не может ли быть так, что Кейси просит вас разделить с ним его эротическую сторону потому, что это — акт близости?

Кейси угрюмо молчал, ссутулившись под грузом стыда. Гнев Эми возбудил в нем чувство вины и блокировал его поиски аутентичности, над которыми он так долго работал. Мне хотелось бы, чтобы он помог мне, подав голос в свою защиту, но он струсил перед лицом ее разочарования.

— А вы обсуждали эти перемены в своей сексуальной жизни?

— Мы не разговариваем о своей сексуальной жизни, — отрезала Эми.

— Почему же?

— Если мы любим друг друга, то все складывается хорошо само собой.

Я прикусила язык и позволила ее заявлению повиснуть в воздухе.

— Это — опасный миф, Эми, — выждав, заговорила я. — Секс не всегда бывает хорош, даже если два человека глубоко любят друг друга.

Они оба уставились на меня так, будто никогда в жизни не слышали более смехотворной чуши — или по крайней мере никогда в нее не верили.

— Если между вами нет коммуникации , — продолжала я, — вы подвергаете себя риску непонимания и неверных трактовок. Кейси, вы стали навязывать Эми свои новые идеи, не спросив ее мнения об этом. Она понятия не имеет, что все это для вас значит. А вы, Эми, делаете автоматический вывод, что эти перемены означают, будто Кейси вас не любит, и полагаете, что он вас предает.

Эми медленно кивнула в знак согласия. Кейси остался сидеть как сидел.

* * *

Сексуальные требования мужчин могут вызывать у женщин довольно сильные реакции. Мы не всегда понимаем, откуда берутся эти требования. Мы очень чувствительны к тому, что нас «используют», превращают в объект. Это сущий кошмар для таких женщин, как Эми, да даже для меня самой — для женщин, которые росли в любви и рассматривают романтику и обожание как подтверждение своей уникальности. Это в высшей степени личностное взаимодействие, форма обратной объективации , которая далеко не в первую очередь имеет сексуальную основу. Мужчина становится «объектом любви».

Эми свела секс к своему представлению о том, что это такое — «заниматься любовью», как это выглядит и ощущается. Любые другие формы сексуального выражения воспринимались ею как угроза и означали, что ее не любят.

Не могу ее винить, учитывая то, как мужчины веками использовали секс, чтобы вредить женщинам, лишать их власти, унижать, наказывать, принижать и т. д. Сексуальные действия применялись как силовой инструмент против женщин множеством способов в истории самых разных культур. На свете немало книг, освещающих эту тему, так что я не буду распространяться.

Однако я упоминаю об этом, чтобы подчеркнуть: есть веские причины тому, что некоторые сексуальные требования мужчин провоцируют женщин на глубинные страхи . Думаю, у женщин попросту украли способность наслаждаться теми же самыми действиями.

«Занятия любовью» — это приятная, безопасная, защищенная зона. Но она не дышит, она не растет, жизнь в ней застаивается. И в результате обе стороны чувствуют себя связанными по рукам и ногам. На самом деле такое отношение отдает полным страха контролем, а вовсе не любовью.

Для Эми и Кейси танец любви не был гибким, в нем не было обмена фантазиями и творчеством, не было свободы делиться спонтанными желаниями.

Я не думаю, что у мужчин и женщин такие уж разные побуждения. Скорее всего, и те и другие хотят любви — и хотят трахаться. А если совсем честно, я считаю, что отделение занятий любовью от «траханья» — это ложная дихотомия. Это вопрос восприятия. Мы должны отдавать себе отчет в смыслах, которые придаем разнообразным сексуальным актам.

* * *

Позволю себе сделать коротенькое отступление, просто чтобы продемонстрировать, как сексуальный акт может приобретать разные значения. Порой я расшифровываю блокнотные записи об особенно захватывающем сеансе. Одним из таких случаев был Хэнк (конечно, это не настоящее имя), и, как только он вышел за порог моего кабинета, я кинулась записывать.

Хэнк испытывал сильнейшую, буквально пограничную, маниакальную, шумно оглашаемую и кипящую гневом ярость по поводу того, что жена отказывается делать ему минет. Он хотел, чтобы я знала — и доказывал мне это каждым мгновением своего праведного гнева, — что он «заслуживает» этого.

Я позволила ему выговориться, не пытаясь прервать и как-то структурировать наш разговор. Просто внимательно слушала, молча делала заметки о том, что его беспокоило, и время от времени поддакивала ему, обеспечивая обратную связь. Эта обличительная речь предоставляла мне богатый материал, касающийся его психологического ландшафта.

* * *

Хэнк. Вы смотрели фильм «Дон Жуан»? Это я! Я умелый соблазнитель. Знает ли она, кто я? Каких женщин я могу заполучить? У меня было столько женщин, а я влюбился в нее, сделал выбор в пользу моногамии — и теперь чувствую себя как боевой жеребец, запертый в амбаре!

Я. Вы хотите сказать, что она не ценит вас как замечательного любовника?

Хэнк. Именно! Она не понимает, кто я. Я зря растрачиваю на нее свои навыки. Мне следовало бы найти другую женщину, которая меня оценит. (Пауза.) Знаете, что? Я хочу, чтобы меня соблазняли. Моя жена так пассивна, она просто ждет, что я всегда сам буду делать первый шаг. Я постоянно занимаюсь с ней оральным сексом, а она никогда не отвечает мне тем же! Мне приходится просить ее сделать мне минет, и, позвольте вам сказать, для нее это прямо-таки непосильный труд! Как будто она делает мне одолжение. Она ничего не понимает. Я словно имею дело с неопытной школьницей. Это так скучно! А я хочу, чтобы было весело. А она вместо этого делает вид, что устала или занята. И… что с того? Я что, ей в тягость? Для всего остального у нее находится время. А я недостаточно для нее важен? Я сказал ей, что она должна начать делать мне минет, иначе мы подаем на развод.

Я. Вы чувствуете себя отвергнутым ею.

Хэнк. Она предала мою любовь. А ведь я от всего отказался ради нее.

Я. От всех остальных женщин?

Хэнк. Точно! Я обращаюсь с ней так, будто она драгоценный бриллиант. Я обожаю ее и только и делаю, что отдаю. А взамен ничего не получаю.

Я. Итак, для вас минет означает, что она хочет ценить вас. Обожать вас. Делать вам подарки.

Хэнк. Да. Верно!

Я. Судя по вашим словам, вы дарите ей то, что хотите сами. Как вы думаете, она понимает, что минет символизирует для вас все это?

* * *

Давайте рассмотрим значение орального секса для Хэнка. Для него минет, сделанный женой, равнозначен тому, что она ценит и любит его. Он невротически привязывает любовь к сексу. И думает, что минет — это его первоочередная потребность, а на самом деле его первоочередная потребность — любовь.

Минет особенно отягощен значением. Его часто ассоциируют с подчинением, иногда — с унижением или рассматривают как инструмент для получения желаемого. Обычно так его расценивают мужчины, но это обоюдоострый инструмент. А как насчет минета как акта любви? Акта дарения?

Всякий раз как пациент принимается с жаром говорить о каком-нибудь сексуальном акте, я обнаруживаю у него проблемы с доверием . Обычно он не верит в то, что партнерша будет удовлетворять его потребности.

Когда эмоциональная потребность бессознательно увязывается с сексуальной, слово «нет» символизирует категорическое отвержение. Оно воспринимается слишком близко к сердцу.

Хэнк установил в отношении жены нереалистичные сексуальные ожидания: если ты делаешь мне минет — значит, ты меня любишь, если не делаешь — не любишь. Но Хэнк просто не понимал этого искажения.

Так поступают многие мужчины: они видят только сексуальную потребность, а потом клянут моногамию, когда разочаровываются.

Еще один мой пациент, как раз собиравшийся жениться, подчеркнул это, сказав мне: «Если уж я собираюсь променять возможность спать со многими разными женщинами, пусть и умозрительную, на брак и секс с одним-единственным человеком до конца дней своих, то лучше бы этот секс был хорошим!»

У мужчин может возникнуть внутренний конфликт этих двух соперничающих желаний — стремления к многообразию и стремления к моногамии.

Но это не такая битва, где одна сторона побеждает, а другая побеждена, где «многие» потерпели поражение, а моногамия стала славным триумфатором. Скорее, это вечная гонка, в которой одно желание чуточку вырывается вперед, в то время как другое яростно дышит первому в затылок.

Хотя стремление к любви и партнерству может выиграть эти соревнования, остается еще и чувство собственного права: если уж мужчина выбрал женщину как свою единственную — великодушная жертва в его глазах, — то она должна быть хороша и достойна этого.

Подобные мысли — тотальная мужская ошибка. Когда они разбираются со свойственной сексу дихотомией «одна против многих», основываясь на страхе, они готовят себя к неудаче. Тот донкихотствующий молодой человек, которого я цитировала выше, искренне любил свою невесту и говорил, что он счастлив сделать выбор в пользу секса только с ней. Но его настойчивые ожидания — раз он от чего-то отказывается, то секс с будущей женой должен быть хорошим, — лишь готовят ему почву для разочарования, поскольку они слишком требовательны и иррациональны.

Никакие сексуальные отношения не бывают хорошими постоянно. И если кто-то рассказывает себе сказку о том, что одинокая жизнь ярче, а брак приведет к скуке, то именно это его и ждет. Мужчины, которые оказывают давление на своих возлюбленных, часто отличаются наименьшими навыками в области соблазнения.

Мужчинам с сексуальным эго, основанным на количестве женщин, с которыми они переспали, обычно бывает труднее всего смириться с моногамией, не говоря уже об их раздутом чувстве права и ложных представлениях о собственном сексуальном мастерстве.

Один пациент рассказал мне, что однажды ночью, когда он был в настроении для секса, а его жена — нет, он так расстроился и рассердился, что спросил: «Да знаешь ли ты, сколько женщин меня хотят?!»

На самом деле ответ был — ни одной.

Многие мужчины опасаются, что отношения означают для них уход из царства бесконечных возможностей только ради того, чтобы пропасть с концами в наводящей ужас матримониальной катастрофе — браке без секса. Они живо рисуют себе «конец света» — только без восторга, без спасителя, без рая. Они словно отстали от поезда. А тем временем все остальные — все мужчины-одиночки — как сыр в масле катаются.

Эти страхи небеспричинны. Речь о том, чтобы не потерять свое мужество, свою жизненную силу. Как сказала мне одна из подруг, секс — это жизнь .

Именно так, думала я, причем в самом фундаментальном смысле. Но это еще и экзистенциальный момент. Половое влечение — это выражение того, что ты жив , полон энергии и творчества. Тревога, которая появляется у мужчин из-за возможности оказаться в браке без секса, возникает не только из-за того, что они биологически сверхсексуальные создания. Смерть секса в браке — это не просто страх смерти, как предполагают некоторые представители моей профессии. Это истинная смерть, смерть духа, смерть надежды.

* * *

Удивительное открытие, которое я сделала из историй моих пациентов: тема, которая чаще всего интересовала их во время секс-терапии, — это любовь .

Однако понять это бывает трудно, поскольку чувство любви часто смешано с другими, внешне противоречивыми, импульсами, возникающими во время секса, — например, агрессией и страхом. И эти импульсы заставляют мужчин теряться и часто пугают их.

Они беспокоятся: неужели я утрачу свою власть, свой контроль? Их мысли разбегаются: я ненавижу эту потребность в одобрении. Я чувствую себя зависимым — и ненавижу это. Мне ненавистно то, что она взяла надо мной такую власть. Достаточно ли я хорош для нее? Забудь об этом, она ничего не стоит. Или мазохистский вариант: я хочу, чтобы надо мной доминировали и подчиняли меня. Это даст мне чувство безопасности.

Мне кажется, что гораздо более продуктивно — отказаться от идеи о том, что мужчины и женщины обладают совершенно разной сексуальной природой. Если бы мужчины и женщины смогли распознать «другого» в себе, они могли бы начать нормально относиться к идее исследовать сексуальность в паре.

* * *

Я ожидала, что Эми позвонит мне вскоре после нашей непростой совместной встречи, — и оказалась права. Она хотела встретиться со мной наедине. Она впала в депрессию по поводу себя самой и не могла от нее избавиться.

— Я думала, что я идеальная подруга, — пожаловалась она. — Теперь я в этом не так уверена.

Эми устроилась на диване и начала с сюрприза. Она воспользовалась компьютером Кейси, чтобы найти порносайты, которые он посещал, надеясь выяснить, что же его так очаровывало в них и почему ее одной для Кейси недостаточно . То, что она обнаружила, превзошло ее ожидания.

— Моим первым импульсом было сравнить себя с этими женщинами и разобрать их по косточкам: их лица, их тела, их одежду — те немногие одежки, которые на них были. Но чем больше я смотрела, тем более абсурдным казалось мне это занятие. Я даже начала посмеиваться. А потом… ну… я возбудилась — и чуть со стыда не сгорела — от тех самых сексуальных сцен, которые я отказывалась разыгрывать, если Кейси меня просил. А потом стала мастурбировать.

Эми примерила на себя мир Кейси — и он вогнал ее в растерянность.

— Порно вызывало у меня отвращение — но и возбуждало тоже , — сказала она, вперяя в меня взгляд, полный пронзительной неуверенности. — Я хочу понять, что это значит. Я должна знать.

Я не слишком удивлена тем, что Эми возбудилась от просмотра порно, хотя разумом она не была заинтересована тем, что видела на экране. У женщин тело и разум часто бывают не в ладах друг с другом.

Это напоминает мне одно замечательное исследование, в ходе которого сексологи демонстрировали пленку с записью сексуальных актов отдельно группам мужчин и группам женщин, подключенных к плетисмографу. Это прибор, который измеряет приток крови к гениталиям — признак физического возбуждения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.