Мария Гамильтон (Марья Даниловна Гаментова)
Мария Гамильтон (Марья Даниловна Гаментова)
Мы хотим рассказать вам не столько историю одной знаменитой куртизанки, сколько эпизод из жизни известного русского монарха, Петра Великого. Марья Даниловна, известная также как графиня Гамильтон, хотя и совершила достаточно, чтобы завоевать некоторую известность, но всё же оставила в летописи любовных приключений довольно незначительный след.
Но в её жизни, и даже в её смерти, в которой определённую роль сыграл сам царь, содержится много странного; в последнее время в её биографии были установлены такие любопытные и малоизвестные детали, что мы не можем удержаться, чтобы не извлечь их из забвения.
Впрочем, мы должны признаться, что этими деталями мы обязаны любезности русского вельможи. Некоторое время тому назад мы имели возможность побеседовать с графом Чаплиным в доме одного нашего знакомого. На следующий день он прислал нам этот рассказ, который мы приводим ниже почти без изменений.
* * *
Всем известно, что Екатерина I, жена Петра Великого и российская императрица, имеет низкое происхождение, но судьба позволила ей добиться самого высокого положения.
Её настоящее имя Марта Раабе. Она родилась в 1682 году в семье бедных крестьян, живших в Ливонии, неподалёку от Дерпта[31].
Совсем юной, она потеряла сначала отца, а вскоре и мать.
В 1696 году ей исполнилось 14 лет. Выглядевшая старше своих лет, она была спокойной и умной девушкой. Глюк, лютеранский священник, пожалел сироту и приютил её в своём доме, где воспитывал вместе с тремя дочерьми. Марта, присутствуя на уроках своих сверстниц, многое усвоила. Она научилась читать и писать. Больших успехов она добилась также в музыке и танцах.
Пастор умер в 1702 году, когда Ливония превратилась в поле сражений между русскими и шведскими армиями. Это было очень трудное время для юных девушек, оказавшихся без защиты. Друзья скончавшегося пастора предложили отвезти его дочерей в мирную Финляндию, но это предложение не касалось Марты. Тогда она решила, что сама позаботится о своей судьбе. Когда-то мать рассказала ей о брате мужа, Кристье Раабе, жившем в Пруссии, в городе Мариенбург, где он владел трактиром. Вспомнив это, Марта быстро собралась и отправилась в дорогу.
Чудом избежав тысячи опасностей, подстерегавших её в разрушенной войной стране, в самом конце своего путешествия она попала в лапы двух шведских солдат. Можно не сомневаться, что они не стали бы щадить юную девушку, если бы её не спас шведский офицер, оказавшийся родственником пастора Глюка. Он отвёз девушку в Мариенбург, в трактир, называвшийся «Голубая лиса», принадлежавший Кристье Раабе, её дядюшке. Тот сердечно встретил племянницу. Поскольку у него несколько месяцев тому назад умерла жена, он поручил Марте вести домашнее хозяйство. Она стала также помогать дядюшке обслуживать посетителей заведения.
Она высоко ценила великодушное отношение к ней; и через неделю ей представилась возможность проявить и своё великодушие.
* * *
Поздно вечером Марта сидела в опустевшем зале «Голубой лисы», подсчитывая дневную выручку. Внезапно отворилась дверь, и на пороге появилась девушка лет шестнадцати или семнадцати, в запыленной одежде, изнемогавшая от усталости. Она обратилась к племяннице Кристье Раабе:
– Меня зовут Марья Даниловна, я приехала из Гефле, что в Далекарлии[32]. Ещё недавно в моем кошельке звенели два десятка дукатов, но вчера вечером на меня напали шведские солдаты и отобрали все деньги. Я голодна и хочу пить, я падаю от усталости. Приютите меня, пожалуйста, дайте мне поесть и напиться.
Пока вошедшая говорила, Марта с восхищением рассматривала её. Никогда ещё она не видела такой красивой, такой обаятельной девушки. Ангельское личико с огромными, синими, как незабудки, глазами, нежные розовые щёчки, обрамлённые белокурыми локонами, изящный ротик с изящно очерченными губками, за которыми скрывались жемчужные зубы.
И эта малютка – она действительно была небольшого роста – приехала из Далекарлии! Как? И она сама, бедняжка преодолела страну, опустошённую войной! И она перенесла в пути точно такие же испытания! Девушка из Ливонии не могла не проникнуться сочувствием к девушке из Швеции!
Она тут же поставила на стол кувшин с пивом, горбушку хлеба и большой кусок жареного мяса.
– Садитесь к столу, вы сможете напиться и утолить голод, – сказала Марта. – А потом мы должны поговорить.
Марья Даниловна села за стол и быстро расправилась с едой, продемонстрировав при этом, несмотря на голод, прекрасное воспитание и умение вести себя с большим достоинством, несмотря на свою миниатюрность.
Всё это время Марта воздерживалась от расспросов, молча наполняя стакан, когда он оказывался пустым, и нарезая по мере необходимости хлеб.
Самый волчий аппетит быстро исчезает, когда голодный человек оказывается перед едой.
– А теперь скажите, – промолвила шведка, глядя своими прозрачными глазами на хозяйку, – сможете ли вы проявить гостеприимство, несмотря на то, что у меня нет ни гроша?
– Ах, разумеется! – весело воскликнула Марта. – Но в виде платы за приют вам придётся рассказать мне о причинах, заставивших вас очутиться в этой стране, столь далёкой от вашей родной Швеции!
– О. это очень просто! Я жила с матерью и отцом в Гефлё, в Швеции, куда наша семья перебралась из России. В меня влюбился юноша по имени Луи, живший неподалёку от нашего дома, и я испытывала к нему такие же чувства. Но приближался час, когда скрывать дальше наши отношения стало бы невозможно. Особенно я боялась гнева моего отца. Луи предложил мне уйти из дома, сказав, что у него есть друзья в Гурландии, и они нам помогут. Я согласилась, и в одну из ближайших ночей мы тайно покинули Гефлё.
Когда мы находились в нескольких милях от цели, у меня начались схватки. Мы спрятались в сарае, где у меня родился ребёнок. После этого Луи неожиданно исчез. Я так и не поняла, испугался ли он трудностей путешествия с ребёнком, или причиной его исчезновения было что-нибудь другое. Так или иначе, но я осталась одна. Когда я пришла в себя и хотела продолжать путешествие, оказалось, что вблизи от города, куда я направлялась, началось сражение. Поэтому мне пришлось повернуть совсем в другую сторону. Я долго брела, куда глаза глядят, то и дело прячась в кустах, когда замечала солдат. Но однажды мне не удалось оставаться незамеченной; чтобы избавиться от насилия, мне пришлось отдать все мои сбережения. В конце концов, я добралась до Мариенбурга, до вашего трактира.
Помолчав, девушка поинтересовалась:
– Скажите, где я могу отдохнуть? Я буквально засыпаю на ногах.
Марья Даниловна рассказала о своих приключениях удивительно спокойно, словно с ней не случилось ничего особенного. Даже, упоминая о самых печальных моментах своего путешествия – бегстве из родного дома, исчезновении любовника, рождении ребёнка – она оставалась невозмутимой; никакие чувства не отражались на её лице. Казалось, перед Екатериной находится говорящая мраморная статуя. Статуя невероятно прекрасная… но всё же статуя.
Марта была потрясена. Ей неудержимо захотелось прикоснуться к груди девушки, чтобы проверить, есть ли у неё сердце.
– Но вы ничего не сказали о своём ребёнке? – пробормотала она.
На этот раз мрамор ожил. На несколько мгновений невозмутимая маска сменилась живым человеческим лицом… Но девушка сразу же нахмурилась и с её лица снова исчезли какие-либо эмоции.
– Едва родившись, ребёнок умер.
– Умер! Как же вам пришлось тогда страдать!
– Да, конечно…
И Марья совершенно спокойно повторила свой вопрос:
– Пожалуйста, скажите, где я могу отдохнуть?
Марта поставила в своей комнатушке вторую кровать, и Марья Даниловна тут же расположилась на ней.
Закрыв трактир, племянница Кристьера Раабе также начала готовиться ко сну. Раздеваясь при свете керосиновой лампы, она смотрела, словно зачарованная, на лежавшую перед ней Марью Даниловну.
Девушка спала глубоким сном. Её пышные волосы, разбросанные по подушке, казалось, образовали нимб вокруг прелестного лица.
– Как она прекрасна! – прошептала Марта.
Неожиданно, словно вопреки её восхищению, на лицо Марьи вернулось выражение, уже появлявшееся на нём немного раньше, когда девушка говорила о своём ребёнке. Вместо мягкости и спокойствия на её лице появилось мрачное выражение. Она застонала, с её губ сорвались обрывистые фразы, то и дело прерывавшиеся невнятными звуками:
– Моё дитя… Да, именно так… Да, я его убила… Я убила своего ребёнка… Уходите! Оставьте меня! Это неважно… Он мне не нужен … Я ненавижу детей!.. Ненавижу!.. Ненавижу!..
Охваченная ужасом, Марта застыла у постели спящей Марьи. Чему верить? Верить ли признанию в преступлении, вырвавшемуся у спящей девушки? Неужели существо, похожее на ангела является демоном? Ах, нет, нет! Она просто увидела страшный сон… Да, это был всего лишь сон…
– Марья! Марья! – позвала Марта.
С трудом открыв глаза, Марья некоторое время смотрела в пространство невидящим взглядом. Потом её взгляд остановился на Екатерине, и она улыбнулась.
– Со мной всё в порядке, – произнесла она. – Всё хорошо, спасибо!
И Марта решила, что девушка просто бредила во сне.
* * *
На следующее утро, когда девушки проснулись, Марта спросила у Марьи, что та собирается делать.
– Я не знаю, – ответила девушка.
– Вы не хотите вернуться в Гефлё?
– Нет, ни за что!
– Может быть, вам удастся отыскать своего возлюбленного?
– Стоит ли мне его искать, если он бросил меня? Тем более, что он, скорее всего, попал в плен к русским…
– Вы правы… Скажите, а вы умеете шить?
– Совсем немного.
– Устроит ли вас остаться здесь и поработать белошвейкой, пока не найдётся что-нибудь более подходящее?
– С удовольствием. Я буду рада остаться с вами.
– Что ж! Тогда оставайтесь здесь.
Марья Даниловна сильно преувеличила свои способности, когда сказала, что немного умеет шить. При проверке оказалось, что она не может даже подрубить край материи.
Тем не менее, Марта убедила дядюшку, что будет большой жестокостью, если он прогонит бедную девушку, оказавшуюся так далеко от родных. Поэтому Кристье Раабе закрыл глаза на продолжительное пребывание под его крышей совершенно бесполезной особы. Надо сказать, что она не проявила особой признательности Раабе за его благородный поступок и не стала рассыпаться в благодарностях даже перед Мартой. Тем не менее, именно Марте она была обязана не только каждым куском хлеба, но и одеждой, потому что те лохмотья, в которых она оказалась в Мариенбурге, требовали срочной замены. Но она никогда никого не поблагодарила за оказанную ей помощь.
Чуть ли не весь день она вертелась перед зеркалом, висевшем на стене комнаты, где её поселили вместе с Мартой. Оставшиеся часы она гуляла в прилежавшем к трактиру саду. Она очень мало разговаривала с приютившими её людьми то ли из-за природной молчаливости, то ли из-за какого-то расчёта; с посторонними людьми она вообще никогда не заговаривала.
Ещё одной особенностью характера Марьи, заставлявшей задуматься Марту, была её нелюбовь к детям. Когда однажды соседка пришла к ним в гости со своим ребёнком, Марья, вместо того, чтобы поцеловать малыша, резко отвернулась от него. В другой раз девочку, случайно подошедшую к ней во время утреннего моциона, она оттолкнула так сильно, что та упала; к счастью, бедняжка при этом не пострадала.
Короче говоря, Марта очень скоро поняла, что имеет дело с весьма своеобразной особой.
Да, Марья была существом необычным – к счастью для человечества.
* * *
Прошло два месяца. Марта, первое время постоянно огорчавшаяся невоспитанностью своей подзащитной, перестала заботиться о ней. Сама Марта всегда отзывалась добром на сделанное ей добро. Тем хуже для Марьи, если она оказывается недостойной доброго отношения к ней!
Кроме того, у Марты хватало забот личного характера. Драгунский офицер Франсуа Глюк, которому она была многим обязана, стал часто навещать ее в трактире. Юный офицер был красив; юная Марта тоже была красавицей. Поэтому нет ничего удивительного в том, что однажды он признался девушке:
– Я люблю вас.
– Я тоже люблю вас, – ответила Марта.
– Вы согласны стать моей женой?
– С радостью.
– Когда будет наша свадьба?
– Когда захотите.
– Я хотел бы немедленно!
– Пусть так и будет!
Присутствовавший при разговоре двух влюблённых дядюшка Марты чуть не свалился со стула.
– Вы сошли с ума, дети мои! – воскликнул он.
– Почему? Потому, что мы хотим пожениться?
– Нет, конечно, не поэтому. Но вы собираетесь сыграть свадьбу накануне сражения. Разве вы не знаете, что нашему городу угрожает войско московитов?
Действительно, русское войско под предводительством генералов Шереметева и Бауэра находилось на подступах к городу.
Юный драгун, Франсуа Глюк, посмеялся над опасениями трактирщика.
– Именно потому, что русские собираются напасть на нас послезавтра, мы хотим сыграть свадьбу завтра. Это будет не безумный, а мудрый поступок. В военное время никто не может знать, будет ли он через пару дней жив, или его убьют. Не так ли, Марта? Даже если судьба подарит нам всего лишь несколько часов счастья, мы постараемся не терять их!
С этими словами влюблённых можно было поспорить, но раз уж Марта решила сыграть свадьбу, дядюшке ничего не оставалось, как согласиться.
22 августа 1702 года наши влюблённые сочетались законным браком в лютеранской церкви.
Марья при бракосочетании не присутствовала, сославшись на сильную головную боль.
Когда новобрачные, сопровождаемые друзьями и другими приглашёнными, вернулись из церкви в «Голубую лису», где должен был состояться праздничный обед, они узнали страшную новость: русские, которых ожидали только на следующий день, были уже под стенами Мариенбурга.
Франсуа Глюк пожал плечами. Этого не может быть! Неужели противник так плохо воспитан, что решил испортить самый замечательный день в жизни честного драгунского офицера? Но что бы ни собирался сказать честный офицер-драгун, его заставил замолчать более громкий голос – голос пушек. И ему пришлось поспешить на своё место в рядах защитников Мариенбурга.
Пытаясь улыбаться, он поцеловал рыдающую жену… Проклятье! Вы ведь понимаете, что она не могла смириться, расставаясь с только что обретенным любимым супругом! К тому же, тот лишь формально мог считаться ее мужем!
– Не плачь, я скоро вернусь! – твердил он, прощаясь с Мартой.
Но он не вернулся ни вскоре, ни позже. Судьба решила, что Марта станет настоящей женой не солдата, а императора. И что она выиграла при этом? Никто не знает.
Франсуа Глюк погиб на следующий день во время штурма, закончившегося взятием Мариенбурга. Разумеется, в те суровые времена у победителей не было привычки заботиться о жителях павших городов, и несчастным мариенбуржцам пришлось пережить несколько страшных часов, несмотря на то, что они были не шведами, а немцами. Но кто просил их вступать в союз со шведами!
Русские перерезали всех мужчин. А женщины… Они тоже были убиты, но не сразу…
Ничего не поделаешь! Ведь все прекрасные прибалтийские провинции – Ливония, Эстония, Курляндия, часть Пруссии, вся Швеция, Польша и даже Дания на протяжении многих лет были ареной самой страшной трагедии, которую называют войной.
Есть же глупцы, которые называют Карла XII героем! Нет, героем могли считать его только безумцы! К тому же, самая страшная их разновидность: кровавые безумцы!
Русские грабили город, над которым стоял сплошной стон, заглушавший то и дело раздававшиеся выстрелы. Марта, напрасно умолявшая провидение сохранить ей мужа, попыталась вместе с Марьей найти убежище в зале трактира. Женщины звали на помощь Кристье Раабе, но тот ничем не мог помочь бедняжкам; в то время, когда он пытался зарыть в саду деньги и самые ценные предметы, пушечное ядро снесло ему голову.
Не успели женщины решить, что им делать, как двери трактира разлетелись в щепки под ударами ружейных прикладов.
Несколько русских солдат, гренадёров, судя по их мундирам, ворвались в «Синюю лису». Это был удачный выбор! Они накинулись на стоявшие в опустевшем зале нетронутые столы, накрытые для свадебного пиршества. Но, пока любители подкрепиться уничтожали изысканные яства и дорогие напитки, несколько солдат принялись обыскивать дом. Осмотрев комнаты на верхних этажах и набив карманы понравившимися им безделушками, они спустились на кухню. Внимание одного из мародёров привлекла большая печь, в которой, как он решил, наверняка можно было найти что-нибудь съедобное, не поместившееся на столах. Но вместо жареных барашков он обнаружил в печи Марту и Марью. На его радостный крик прибежали остальные. Они дружно извлекли из печи пытавшихся отчаянно сопротивляться женщин. Их одежда и лица оказались черными от сажи, но это не остановило грабителей…
Что ждало несчастных? Разумеется ничего хорошего. В уютной кухне трактира должна была разыграться одна из тех отвратительных сцен, когда распалённые кровью солдаты превращаются в грубых животных. Несчастные женщины забились в угол кухни. Прижавшись друг к другу, они в ужасе смотрели на солдат, громко споривших за право первыми воспользоваться такой замечательной добычей.
Марту и Марью спас именно этот спор, отвлёкший грабителей. Им не удалось договориться миром, и только что сражавшиеся плечо к плечу солдаты были готовы обратить оружие друг против друга. Нельзя не напомнить, что в эти годы, в самом начале XVIII века, русских солдат, как и всё население России, ещё нельзя было считать достаточно цивилизованными. Впрочем, сильно ли они изменились к нашему времени? На этот вопрос есть что сказать полякам…
Так или иначе, но гренадёры, исчерпав словесные доводы, были готовы стрелять друг в друга, когда их неожиданно остановил зычный окрик.
– Эй, молодчики! Неужели здешние домовые совсем затуманили ваш рассудок? Вы что, решили, что мы берём штурмом города, чтобы превращать их в кладбища?
Это был генерал Бауэр, соратник фельдмаршала Шереметева, остановивший в последнюю минуту разгорячённых мародёров.
Трактир «Синяя лиса» находился на одной из главных улиц города. Мы уже говорили, что для того, чтобы быстрее проникнуть в трактир, солдатам пришлось разнести в щепки двери и выбить окна. В тот момент, когда шесть солдат, оказавшихся не в состоянии выяснить, кому принадлежат две невинные овечки, попытались решить проблему потасовкой, мимо «Синей лисы» проезжал вместе со своими офицерами генерал Бауэр. Выбитые окна позволили ему увидеть происходящее на кухне, превратившейся в арену для схватки гладиаторов.
Появление генерала породило у Марты проблеск надежды, а надежда способствовала находчивости. Пока смущённые гренадёры, стоявшие навытяжку перед генералом, бормотали что-то невнятное, пытаясь оправдаться, Марта молниеносно стёрла рукавом следы пребывания в печи у себя и у Марьи. Чтобы добиться желаемой цели, было необходимо, чтобы генерал мог разглядеть, насколько красивы обе девушки.
Потом она бросилась к окну, где и упала на колени, заставив Марью проделать то же самое.
– Спасите нас, благородный господин! – вскричала она, протягивая руки к генералу.
– Спасите нас, – словно эхо, повторила за ней Марья.
Да, это действительно была гениальная идея, родившаяся в мозгу у Марты – обратиться с мольбой о помощи к сорокалетнему мужчине, который не мог не пожалеть двух оказавшихся в опасности красавиц.
При этом Марта не знала, что у этого сорокалетнего мужчины была ярко выраженная слабость к красивым девушкам.
– Так, так! – воскликнул генерал, пожирая глазами девушек, – Теперь я понимаю, что было причиной драки! Но какие милые малютки, не правда ли, Дмитрий? – обратился он к своему адъютанту. – Мы не можем оставить их этим разбойникам! Это было бы слишком жестоко!
Он повернулся к солдатам и бросил им тяжело звякнувший кошелёк.
– Вот вам деньги. Я покупаю у вас ваших пленниц.
И он со смехом скомандовал девушкам:
– Ну-ка, быстро, подсаживайтесь к всадникам! И держитесь крепче!
Солдаты довольно мрачно восприняли произошедшее, но спорить с генералом никто не осмелился, и им оставалось только проводить взглядом улетевших голубок.
На этой сцене мы расстанемся с Мартой, уносящейся галопом на коне за спиной генерала Бауэра по дороге, ведущей её к славе. За спиной другого всадника сидит Марья, ни на шаг не отставая от Марты.
* * *
Прошло двенадцать лет, и в 1714 году мы снова повстречались с прекрасной шведкой в окрестностях Нижнего Новгорода – главного города области, носящей такое же название – в замке, в котором она жила в обществе своего очередного любовника, князя Ивана Фёдоровича. Да, своего очередного любовника. Вы не ошиблись. Мы специально использовали это определение. Она многое пережила с того момента, как покинула Мариенбург. Но он был не таким блестящим, не таким почётным, как путь Марты.
Дело в том, что Марта обладала красотой, умом и умением дарить любовь, тогда как у Марьи не было ничего, кроме красоты и пороков. Наверное, сам Бог посоветовал Петру Великому, спасшемуся от плена на берегах Прута благодаря Марте, посадить её рядом с собой на троне, где ее стали называть Екатериной. Необходимая своему возлюбленному, а позднее и всей стране, она стала императрицей. А Марья Даниловна оказалась способна только на предательство, на стремление к личной выгоде, к бесконечным удовольствиям… Короче, она стала куртизанкой.
Князь Иван Фёдорович, очередной любовник Марьи в 1714 году, был безумно влюблён в красавицу и ничего не жалел для её развлечений. Когда он построил в Москве для неё великолепный дворец, то уже через несколько дней Марья заявила, что он вызывает у неё отвращение. Даже пребывание в Москве казалось ей скучным и утомительным. Князь искренне удивлялся таким резким переменам в её настроении. Так где же ей хотелось жить? Конечно, есть ещё Петербург, великое творение Петра, но он пока не был достроен. Можно ли было ожидать в нём привычного для Марьи комфорта? Вряд ли. Кроме того, Марья Даниловна стремилась в Петербург не больше, чем в Москву.
– У меня есть ещё один дворец, – сказал после долгого раздумья князь. – Но…
– Где он находится?
– В Павлово, на берегу Оки, в нескольких вёрстах от Нижнего Новгорода.
– Хорошо, едем в Павлово.
– Но я должен предупредить тебя, моя дорогая, что дворец покажется тебе скучным. Он расположен в лесу, вокруг много озёр…
– Вот и хорошо!
– Как, тебе хочется жить там?
– Да. Чем меньше будет вокруг меня людей, тем приятнее будет для меня пребывание в Павлово.
– Неужели?
Ошеломлённый князь уставился на возлюбленную. Марья топнула ногой.
– Вы ничего не понимаете! – закричала она. – Если я в течение какого-то времени не хочу никого видеть, значит, у меня есть для этого причины!
Она наклонилась к князю и что-то шепнула ему на ухо.
– Неужели?– радостно воскликнул тот. – Вы будете…
– Молчите! – резко оборвала его она. – И когда мы отправимся в Павлово?
– Немедленно! Прямо сейчас! Да, теперь я понимаю, почему вы… Но ведь в этом нет ничего постыдного, дорогая… Это дитя… Мой ребенок! Я воспитаю его… Я буду заботиться о нём… Он будет носить моё имя, понимаете?
На радость князя Марья ответила ледяной улыбкой.
Буквально опьяневший от радостной новости, князь страстно прижал Марью к своей груди. Но молодая женщина нетерпеливо оттолкнула его.
– Ах, – прошептал князь. – Вы меня больше не любите!
– Господи, конечно же, люблю! Но когда мы уезжаем? Когда?
Князь бросился отдавать распоряжения.
Через час запряжённый тройкой лошадей лёгкий тарантас увёз наших счастливых любовников из Москвы.
* * *
Новгородское княжество, одно из древнейших в Европейской России, известно плодородными землями и умеренным климатом. Дворец в Павлово, принадлежавший князю Ивану Фёдоровичу, выглядел великолепно. Весь из местного мрамора, роскошно украшенный, с богатой мебелью, он был одним из наиболее современных дворцов того времени. Вокруг дворца простирался огромный парк; живописный пейзаж украшало небольшое озеро, питавшееся одним из отходивших от Оки протоков. Зелёная лужайка отделяла дворец от озера, над которым склонялись столетние липы. Марья любила гулять в их умиротворяющей тени. Вечерами, после захода солнца, она подолгу сидела у окна своей спальни, любуясь лунной дорожкой на поверхности воды.
Жизнь в Павлово текла очень монотонно, и князь, несмотря на любовь к Марье, так сильно скучал, что нередко с трудом сдерживал зевоту. Но Марья категорически потребовала, чтобы он никого не приглашал в дворец, пока она не разрешится от бремени, и князь был вынужден согласиться. Он не только отклонял все попытки знакомых наведаться в Павлово, но и сам перестал посещать окрестные поместья.
Однажды, в обычный скучный день, доктор, наблюдавший за Марьей, сообщил, что вскоре – не позже, чем через неделю – должны состояться роды. В дворце давно томилась в ожидании кормилица – крепкая и здоровая местная крестьянка, подобранная доктором по приказанию князя. Марья весьма ласково относилась к Татьяне, которая должна была вскармливать её дитя. Когда женщина появилась во дворце, она вызвала у Марьи улыбку своим большим кокошником. Князь был счастлив – кормилица понравилась капризной Марье!
В один из июльских дней Марья собралась на обычную прогулку возле озера в сопровождении князя. Неожиданно перед ними появился слуга.
– В чем дело? – с неудовольствием поинтересовался князь. – Что тебе нужно?
Слуга протянул князю какую-то бумагу. Едва бросив взгляд на письмо, князь радостно воскликнул:
– В наших краях проездом находится мой двоюродный брат, Кирилл Полоцкий. Он хотел бы обнять меня, ведь мы так давно не виделись! Вы не будете возражать, Марья, если я приглашу его?
– Ладно, приглашайте.
– А вы согласны, чтобы он пожил у нас пару дней? – неуверенно проговорил князь. – Это прекрасный, хорошо воспитанный юноша. Он служит полковником гусарского полка, и царь высоко ценит его.
– Если он захочет, пусть поживёт у нас, сколько захочет.
Очевидно, сама Марья тоже не прочь была немного поразвлечься.
Но полковник появился в дворце не один. Его сопровождал другой гусарский офицер, капитан.
– Это мой лучший друг, – представил его Кирилл Полоцкий.
Когда Марья увидела друга Полоцкого, у неё на несколько секунд помутилось в глазах. Это был Луи, её первый любовник.
Каким образом Луи Экхофф, шведский офицер, оказался на службе у Петра Великого? Для нашего повествования это несущественно. Но мы можем сказать, что оказавшись рядом со своей бывшей любовницей, Луи ничем не проявил своего удивления. Это говорит о том, что он заранее подготовился к этой встрече.
Двоюродный брат князя Ивана вместе с Луи направлялся в Лукьяново, на большую охоту. Князь, получивший на это разрешение от Марьи, предложил им провести в его дворце пару дней.
– Если мы не побеспокоим госпожу, то с удовольствием, – галантно поклонился Марье Кирилл.
– Что вы, как вы можете побеспокоить меня! – ответила Марья. – Считайте, что вы здесь у себя дома, господа.
Первый день прошёл без сучка, без задоринки. Гости гуляли вместе с хозяевами, обедали, потом играли в преферанс – только что появившуюся в России и быстро вошедшую в моду карточную игру. В общем, они приятно провели время.
Луи Экхофф настолько правдоподобно продолжал разыгрывать перед хозяйкой роль впервые увидевшего её человека, что Марья решила – он её не узнал.
Уже назавтра ей пришлось убедиться совсем в другом.
На следующий день после завтрака князь Иван предложил гостям проехаться на лошадях до Нижнего Новгорода. Полковник Полоцкий с удовольствием принял предложение, тогда как Луи Экхофф отказался под предлогом плохого самочувствия.
– Ладно, – согласился князь. – Оставайтесь, если вам нездоровится. Вы составите компанию моей дорогой Марье. Ведь вы, кажется, из той же страны, что и она?
– Вот как! Госпожа тоже шведка? – удивился Луи.
– Да, она из Далекарлии. Вы сможете вместе вспомнить родные края. Но мы с полковником оставим вас ненадолго. Сейчас одиннадцать… Думаю, часам к четырём мы вернёмся.
* * *
На беседу Луи с Марьей – если, конечно, можно назвать беседой общение двух людей, из которых говорит только один – не потребовалось много времени. Нескольких минут им оказалось достаточно.
Стоя рядом возле окна, они проводили взглядом князя Ивана и полковника Полоцкого, галопом умчавшихся по аллее, ведущей к дороге на Нижний Новгород.
Луи не стал терять время на галантный разговор. Он осторожно прикоснулся к животу девушки.
– Скажите, Мари, этот ребёнок… Вы собираетесь поступить с ним так же, как и тогда…
Марья ничего не ответила, но побледневшее лицо не позволяло сомневаться, что она прекрасно поняла, что имел в виду её бывший любовник.
– Выслушайте меня внимательно, Мари, – негромко продолжал Луи, – и постарайтесь запомнить каждое моё слово. Я когда-то очень сильно любил вас. С той поры прошло двенадцать лет, и сейчас я могу сказать, что моя любовь к вам осталась в прошлом. Более того, сейчас вы вызываете у меня только подлинный ужас.
Когда я согласился побывать в гостях у князя Ивана – а я давно узнал, что вы здесь, и что вы по-прежнему прекрасны – я сделал это потому, что у меня появилась цель. И сейчас я скажу вам, какая.
Сейчас вы оказались в той же ситуации, что и много лет назад. У вас вскоре должен родиться ребёнок.
Так вот, клянусь всеми святыми! – Луи повернулся к висевшей в углу гостиной иконе и перекрестился[33]. – Если только я когда-нибудь узнаю – а я узнаю это обязательно – что вы снова поддались своим извращённым инстинктам и поступили с ребёнком князя Ивана так, как в прошлый раз… Клянусь, вы заплатите жизнью как за новое, так и за прежнее преступление!
Когда-то ваш любовник пожалел вас. Человек, сейчас стоящий перед вами, жалеть вас не станет. Ваш бывший любовник забыл прошлое. Человек, которому провидение позволило встретить вас сегодня, ничего не забудет, как и полагается доброму христианину. Вы поняли меня? А теперь прощайте.
С этими словами Луи Экхофф вышел из комнаты.
Вечером полковник Полоцкий и Луи Экхофф вежливо откланялись и уехали.
Через неделю у Марьи родился ребёнок, получивший при крещении имя Михаил.
* * *
Действительно ли эта женщина была виновна в чудовищном преступлении, в котором её обвиняли, и в другом подобном, о котором она двенадцать лет назад во сне проговорилась Марте Раабе, оцепеневшей от ужаса?
Да, так оно и было. И вы скоро узнаете о кошмарных обстоятельствах, в которых она совершила это преступление.
Непонятно, повлияли ли положительно на Марью слова Луи Экхоффа? Была ли она просто напугана, или же её терзали угрызения совести, и она решила искупить своё давешнее преступление? Во всяком случае, сейчас она относилась к своему ребёнку почти с такой же нежностью, как и князь. Если князь нежно любил сына, своего Мишеньку, то Марья обожала его. Родители словно соревновались между собой в любви к сыну, их ангелочку. На протяжении дня их губы то и дело встречались то на белоснежной ручке, то на румяной щёчке ребёнка. Его кормилица, Татьяна, свидетельница происходившего, то и дело повторяла:
– Слава богу, никто не скажет, что нашему маленькому барину не хватает ласки.
Но что-то при этом всё же было не так. Невольно на память приходил образ Иуды. Ведь иногда могут лгать даже поцелуи.
Князь Иван и Марья были счастливы. Они забыли, что совсем недавно жизнь в Павлово казалась им скучной.
Наступил август. Стояла прекрасная погода. Но уже начали собираться в стайки кулики, предвещая близкую осень.
Однажды тихим поздним вечером князь с Марьей отдыхали на лужайке перед дворцом под уже усеянным яркими звёздами небом. Возле них нянька баюкала малыша. Родители беседовали о будущем ребёнка.
– Как мы будем воспитывать его? – задумчиво произнёс князь.
– Ну, у нас впереди ещё много времени, чтобы обдумать это как следует, – с улыбкой ответила Марья.
– Думаю, вы ошибаетесь, моя красавица. Никогда не может быть рано, чтобы обдумать будущее человека!
– Ну, конечно! Человека, которому всего пять недель!
– Ничего страшного! Из недель складываются месяцы, из месяцев – годы… Вы не возражаете, Марья, чтобы наш сын стал военным?
– Военным? Ах, нет, ни за что!
– Но это хорошая профессия, и в наше время она открывает перед человеком все дороги!
– Конечно, особенно к могиле!
– Разве я уже в могиле? А ведь я вот уже десять лет служу верой и правдой нашему славному императору! За это время мне пришлось участвовать в завоевании Финляндии, Ижорских земель и Ливонии!
– Но я не хочу, чтобы Миша стал солдатом! Не хочу! Ведь это прежде всего мой сын!
– Наш сын, наш ребёнок, дорогая!
– Солдат! Это ведь несчастное создание! Когда ты уезжаешь, я никогда не знаю, увижу ли снова тебя! Удар штыком, пуля, ядро – и та лежишь мёртвым вдали от меня! Ну, нет! Ни за что, ни за что!
Выкрикнув эти слова, Марья выхватила ребёнка у няньки и остановилась.
– Так вот, Иван! – продолжала она. – Вы недостойны обладать таким сокровищем! Я унесу его! Прощайте!
И она убежала с ребёнком на руках.
Князь встал. В отличие от Марьи, он никуда не торопился. Покачав головой, он рассмеялся. Надо же, как она вспыхнула! Да ещё попрощалась, убегая!
Марья бросилась к озеру. Иван неторопливо направился следом за ней. Наверное, беглянка спряталась за кустами, и покажется, когда подойдёт любовник.
Но Марья не собиралась прятаться. Она прыгнула в лодку, которую они часто использовали для ежедневных прогулок, и когда князь вместе с нянькой вышел на берег, она уже отплыла на расстояние выстрела из ружья.
Разумеется, ни князь, ни нянька не ожидали ничего плохого. Лодка, хотя и небольшая, была ладно построенной и достаточно устойчивой. Марья легко управлялась с судёнышком. Тем не менее, видя свою возлюбленную вместе с его ребёнком, отделённых от него водным пространством, князь Иван почувствовал, что у него сжимается сердце.
– Марья! – крикнул он. – Прошу вас, возвращайтесь! Вы ведёте себя слишком неосторожно! Вечереет, стало прохладно! Миша может простудиться!
Марья рассмеялась.
– Ни за что! Я же сказала вам, что заберу его с собой!
И несколькими ударами вёсел она ещё больше удалилась от берега.
Татьяна, нянька, пробормотала:
– Барыня ведёт себя очень неосторожно! Здесь такие злые русалки! Вечером они могут отнять ребёнка у матери!
– Мария, прошу вас, вернитесь! – снова крикнул князь.
Лодка с беглянкой уже почти скрылась за пеленой поднявшегося над водой тумана. До слуха князя продолжал доноситься смех Марьи.
Внезапно раздался ужасный, душераздирающий вопль, ещё более жуткий из-за того, что он без малейшего перерыва последовал за смехом.
– Ко мне! Помогите! Иван! Мой ребёнок… Помогите!
Князь не стал выяснять, что случилось с Марьей. Он быстро сбросил кафтан и кинулся в воду.
Князь плавал, как рыба. Поэтому ему не потребовалось много времени, чтобы добраться до перевёрнутой лодки. Возле неё в воде барахталась Марья. Конечно, она тоже умела плавать, но ей приходилось использовать только одну руку, чтобы держаться на поверхности, так как другой рукой она прижимала к себе Мишу.
Князь быстро доставил жену и ребёнка на берег.
Только теперь он увидел, что малыш посинел и не дышит. Очевидно, он то ли захлебнулся, несмотря на все усилия матери, то ли, по мнению доктора, мать слишком сильно прижимала к себе дитя и невольно задушила его. Все усилия оживить малютку оказались бесполезными…
Но на этом несчастья не закончились! Незадолго до невольного купанья князь вместе с Марьей встал из-за стола. И если Марья почти ничего не съела за исключением нескольких ложек супа, то князь с большим усердием расправился с многочисленными блюдами. В сочетании со страхом потерять ребёнка и неожиданным купаньем в холодной воде этого оказалось достаточно, чтобы вызвать мозговой спазм, способный убить даже такого выносливого и тренированного человека, как князь Иван. Через несколько часов после спасения жены князь Иван скончался. Таким образом, за один вечер Марья лишилась ребёнка и возлюбленного. Вряд ли она могла заранее рассчитывать на такое везение.
* * *
Описанная выше трагедия произошла в 1720 году. В это время российский Верховный суд находился в Петербурге, ставшем, наконец, второй столицей империи, как этого хотел Пётр I. Император был горд и счастлив: он только что подписал почётный мир со Швецией. Теперь он мог спокойно продолжать свою цивилизаторскую миссию в дремучей России.
Он только что основал школу математических и навигацких наук и Морскую академию, в которую каждая знатная семья должна была отправить по меньшей мере одного сына.
В крупнейших городах империи появился ряд гимназий и других учебных заведений, в которых изучались математика, литература и иностранные языки; даже в небольших населённых пунктах появились «цифирные» школы, в которых крестьянские дети могли научиться читать и писать…
В числе других петровских реформ не последнее место занимала реформа медицинского и фармацевтического дела. Указом Петра I предписывалось: «За Яузою рекою против Немецкой слободы в пристойном месте… построить госпиталь». При Московском госпитале появилась лекарская школа. Существовавший ранее Аптекарский приказ, функции которого сводились к приглашению из-за границы и содержанию придворных врачей для царской семьи, был преобразован в государственное учреждение, ведающее всем медицинским делом в стране.
Наконец, по примеру Парижа, в Петербурге были созданы Обсерватория, Библиотека и Ботанический сад.
Как в Париже, в русских городах появилась полиция, и на улицах перестали грабить людей, словно в дремучем лесу.
Пётр I приобретал все большее уважение в стране, и он по праву заслужил такие титулы, как «Великий» и «Император», присвоенные ему официально.
Тем не менее, если он с пылом проводил реформы в стране, он не слишком спешил с самосовершенствованием. По отношению к людям, противившимся его деспотизму, он проявлял крайнюю жестокость, какое бы положение в государстве они не занимали. Можно в качестве примера привести его отношение к сыну Алексею, приговорённому к смерти за нежелание выполнять требования указа, согласно которому он лишался права престолонаследия. Пётр непреклонно карал всех непокорных, всех изменников, даже просто слишком независимо думавших. Несмотря на то, что он нередко страдал первым от своих недостатков и пороков, он не мог от них избавиться…
Он много и часто пил, и когда алкоголь затуманивал его голову, он превращался в свирепое животное, и успокоить его могла только жена Марта, ставшая после крещения Екатериной. Кроме спиртного, у Петра было ещё одно увлечение – он постоянно менял своих любовниц. Его любовные увлечения – если их можно назвать любовью – заставляли царя добиваться какой угодно ценой понравившихся ему женщин, не обращая внимания ни их возраст, ни на их положение в обществе.
Могла ли Екатерина расстраиваться из-за такого поведения царя? Ведь именно благодаря капризу Петра любовница генерала Бауэра, затем служанка Меншикова, рассталась со своим унизительным положением и поднялась так высоко! Разумеется, за это она расплачивалась с царём своей безграничной преданностью. Но если она не думала, что может когда-нибудь лишиться короны, у неё были все основания опасаться, что среди бесчисленных и постоянно обновлявшихся соперниц могла найтись такая ловкая и энергичная особа, которая заменила бы её если не на троне, то в сердце и своего супруга.
Подозрения Екатерины однажды оправдались в весьма необычных обстоятельствах.
Граф Гамильтон, француз по происхождению, служивший ранее офицером у Карла ХII, а сейчас воевавший в войске Петра I, вернулся в Петербург из поездки в Германию в сопровождении женщины, которую он представил как даму, носящую его фамилию.
Этой дамой оказалась Марья Даниловна.
Екатерина сразу же узнала шведку; многие придворные тоже вспомнили, что лет пять назад видели её в Москве вместе с князем Иваном Федоровичем. Но как все мужчины, вышедшие из среды военных и подчинявшиеся нравам военного времени, придворные при дворе Петра Великого не отличались чрезмерной добродетельностью. Кроме того, разве могли они выказывать пренебрежение к особе, когдато находившейся в услужении у самого светлейшего князя Меншикова, отец которого был придворным конюхом?
Марья Даниловна в 1720 году находилась в расцвете своей красоты; элегантную, умную женщину с радостью принимали у себя вельможи; внимание к ней проявляла и сама Екатерина. Шведка, встретившаяся с племянницей трактирщика из Мариенбурга, ничем не показала, что помнит её как простую девушку Марту. Хотя Екатерина не стыдилась своего происхождения, она могла предполагать, что шведка старается забыть своё прошлое и молчаливо согласилась с этой ситуацией. Таким образом, обе женщины во время общения друг с другом никогда ни одним словом не обмолвились, что ранее были знакомы…
Кроме того, они встречались очень редко, потому что Марья Даниловна избегала малейшей близости с Екатериной за исключением обязательного присутствия в случаях, когда этого требовали правила этикета.
Точно так же и Екатерина, увидев сон, в котором, от Марьи исходила смутная угроза, не попыталась возобновить с ней общение.
Дело в том, что Екатерина разделяла со своим августейшим супругом одну широко распространённую слабость – они оба были весьма суеверными и верили в приметы. Подобно Петру Великому, в изголовье постели Екатерины находилась пластина из чёрного сланца, на которой она, проснувшись, записывала свои сны. Затем эти сны ей разъясняли прорицательницы и ворожеи. Так вот, накануне появления в Петербурге Марьи Даниловны, царица видела во сне, что она сражается со змеей. Надо сказать, что она вышла победительницей из этой схватки: когда зубы змеи были готовы впиться в ее тело, она схватила змею и задушила её.
Но, тем не менее, схватка всё же имела место! И змея, хотя и была убита, всё же напала на неё!
Что это была за змея? Внутренний голос шепнул царице, что эта змея вполне могла носить имя Марьи Даниловны.
* * *
Поведение Марьи Даниловны в Петербурге на протяжении первых четырёх месяцев не подтвердило опасения внутреннего голоса Екатерины. И не потому, что оно было безупречным! Почти сразу же Марья, вынужденная расстаться со своим мужем, которого Пётр немедленно отослал в длительную поездку, пустилась в любовные интриги, словно стараясь наверстать упущенное время.
Сплетничали, что за четыре месяца у неё уже насчитывалось шесть любовников. Более одного в месяц! Да, вот уж не скажешь, что она вела себя недостаточно энергично! В её оправдание можно заметить, что все шесть были выбраны из числа самых красивых и самых щедрых мужчин Петербурга. Как отмечала скандальная хроника того времени, Марья Даниловна явно испытывала отвращение к некрасивым и скупым кавалерам. Так, самому Меншикову, относившемуся к числу последних, она с невинным видом ответила, когда тот потребовал от неё свою долю благосклонности:
– Мой дорогой князь, чтобы понравиться мне, нужно не иметь ваших маленьких глаз, вашего короткого носа и слишком крепко завязанного кошелька.
– Я развяжу его! – пообещал Меншиков.
– Прекрасно! Но тогда не забудьте увеличить свои глаза и удлинить свой нос! Но нет, вы решительно не устраиваете меня!
Правдива ли эта история? С уверенностью можно сказать только то, что Меншиков, после безрезультатных попыток ухаживать за Марьей на протяжении нескольких недель, проникся к ней сильнейшей ненавистью.
Императрица Екатерина, приятельница губернатора Петербурга – последней почётной должности Меншикова, и единственная его знакомая, не отвернувшаяся от князя после известного скандала, когда князь был приговорён к смертной казни за взяточничество, но помилован царём, попыталась успокоить его.
– Достойно ли мужчины, – сказала она, – желать зла женщине только потому, что она отказала ему в благосклонности!
Екатерина со снисхождением относилась к змее… Ведь она в действительности ей не угрожала!
Но в Петергофе, русском подобии Версаля, также построенном Петром и ставшем его любимой резиденцией, куда двор переехал на лето, она заговорила по-другому.
В то время, как на протяжении четырёх месяцев она наблюдала, как все вельможи в её окружении не сводили глаз с красавицы-шведки, благосклонно принимавшей их домогательства и подношения, Петр Великий не обращал на Марью Даниловну ни малейшего внимания.
Мы говорили уже, что царь любил всех женщин одновременно, но забыли уточнить, что он всегда предпочитал тех, чьё завоевание не требовало слишком больших затрат времени и денег.
Щедрый, как и положено императору, когда он строил корабли, воздвигал крепости и вооружал полки, Пётр сразу же становился скупым, словно прокурор, когда заходила речь о расчётах за любовные развлечения.
На одной картине, сохранившейся в Петербурге до наших дней, он изображён сидящим на бочке в одежде голландского крестьянина, и обнимающим толстую служанку.
Он всегда интересовался служанками, этот император! Почему бы и нет? Императорский скипетр, олицетворяющий власть, не избавляет мужчину от страстей.
Короче говоря, Пётр I никогда не интересовался Марьей Даниловной. Говорят даже, что он однажды сказал графу Зотову, одному из наиболее верных его собутыльников:
– Конечно, она красива, но у неё такая тонкая талия! Я не хотел бы иметь её своей любовницей – я постоянно боялся бы сломать её!
Эта фраза, переданная Марье на ушко, отнюдь не вылетела из другого.
Однажды после обеда, прогуливаясь по Петергофскому парку под руку с одной из своих подружек, она увидела царя, беседовавшего с графом Зотовым, о котором мы еще будем говорить ниже.
– Оставьте меня, Акулина, – сказала она своей спутнице, и та тут же удалилась по боковой аллее.
Петр и Зотов, прогуливаясь, подошли к тому месту, где остановилась Марья. Они вежливо поприветствовали её и двинулись было дальше, но Марья, остановившись перед царём, обратилась к нему:
– Позвольте сказать вам несколько слов, ваше величество.
Петр небрежным жестом отослал графа Зотова с том же направлении, куда только что удалилась Акулина. Не успел граф отойти, как Марья бросилась императору на шею и впилась ему в губы страстным поцелуем.
Затем, когда царь ещё не оправился от удивления, вызванного этой неожиданностью – в которой, впрочем, для него не было ничего неприятного – она отбежала на несколько шагов и крикнула:
Данный текст является ознакомительным фрагментом.