Вникши в Ницше

Вникши в Ницше

Впервые опубликовано в General Erotic. 2007. № 156. Нумерованный список литературы см. в конце исследования; при отсылке на него в скобках указан номер работы или работа и цитируемые страницы.

Про половую жизнь Ницше практически ничего не известно скорее всего потому, что проходила она в такой форме, которая осуществляется в одиночку, без партнёров, каковые могли бы стать историческими доносчиками.

Поэтому в философии Ницше нетрудно узреть оправдание прискорбной формы его сексуального существования, а по этим оправданиям можно догадаться и о самом существовании.

Фрейд отказался посмертно анализировать Ницше из-за недостатка фактов о его сексуальной жизни (3:29). И правильно сделал.

Я же решил поступать неправильно.

А вот духовная половая жизнь Ницше (то есть жизнь сексуальных фантазий) была весьма насыщенной, ибо она до сих пор пылает в его текстах, большинство из которых посвящено эмоционально-логическому уничтожению морали, и прежде всего уничтожению источника этой напасти – христианства.

Однако продолжение существования морали и христианства доказывает, что они основаны не на логике и не на эмоциях, а на чём-то принципиально ином, иначе бы христианство вместе со своей моралью давно рухнуло бы от беспощадных атак Ницше и его предшественников, вроде Вольтера и де Сада.

В одном Ницше оказался безупречно прав, считая христианскую мораль моралью слабых и ничтожных – как мы видим, ислам захватывает и целится уничтожить христианский мир.

Атеизм и антиобщественные взгляды Ницше, при всей их литературной яркости и психологической точности, на практике оказались пшиком – религия и лицемерие процветают, а его наивные и расплывчатые призывы к превращению людей в сверхчеловеков прикарманил Гитлер точно так же, как кабинетный бред Маркса оказался в когтистых лапах Ленина – Сталина. Эта парочка сделала своего сверхчеловека («архичеловека», как сказал бы Ильич), и они оказались успешнее Гитлера прежде всего в том, что гитлеровского «сверхчеловека» в своё время почти уничтожили, а российский «архичеловек» («советский человек») выжил и его потомки населяют Россию.

Дань биографии

Родился Фридрих Ницше в 1844 году в маленькой деревушке рядом с Eutzen. (Я тоже живу рядом с городком Eutsen, но в Миннесоте, на чём наше сходство и кончается.) По воспоминаниям Элизабет, Ницшевой сестры, Фридрих начал говорить поздно, в два с половиной года. Но затем рванул – и в четыре уже читал и писал.

Ницше жил в самой гуще христианства: отец – обнемечившийся поляк, пастор-лютеранин, а мать – молоденькая немка. Так что с христианством Ницше был знаком, так сказать, изнутри, что, наверно, помогло образоваться ненависти к этой религии. К тому же Ницше всё себя поляком считал, испытывая ненависть к современной ему немецкой философии.

Отец Ницше умер в страшных мучениях от размягчения мозга, что пытались скрыть от соседей и наворачивали разные истории, чтобы не подумали, что от сифилиса, поскольку именно эту болезнь тогда считали ответственной за размягчение мозга. Одна такая выдуманная история попала в биографию, написанную Галеви (11):

Отец упал, ударился головой о камни и целый год перед смертью провёл в безумии и боли.

Таким образом, репутация папы-попа была сохранена.

Итак, отец Ницше умер в 36 лет от роду, когда Фридриху было всего четыре годика. А на следующий год умер годовалый братец Фридриха. Две смерти в семье не прошли не замеченными для психики мальчика. Оставалась сестра Элизабет двумя годами моложе, которая сыграла огромную роль в судьбе брата, посвятив свою жизнь уходу за обезумевшим под конец жизни Фридрихом и за его литературным наследством. Она создала из Ницше прижизненный, а потом и посмертный культ, одевала его, невменяемого, в белые хламиды и показывала почитателям-посетителям, которые интерпретировали его сумасшедшую отстранённость от мира как позу углублённого в самосозерцание гуру.

В 1934 году Элизабет добилась, что Гитлер трижды посетил созданный ею музей-архив Ницше, сфотографировался почтительно уставимшимся на бюст Ницше и объявил музей-архив центром Национал-Социалистической идеологии.

Экземпляр Так говорил Заратустра вместе с Майн кампф и розенберговским Мифом двадцатого века были торжественно положены вместе в склеп Гинденбурга.

Гитлер пожаловал Элизабет солидную пожизненную пенсию за заслуги перед отечеством (4: XIX).

Как это Гитлера угораздило выбрать в философские основатели нацизма полуславянина, то есть «рабочего», а не «господствующего» арийца, да ещё ненавистника антисемитизма?

Наверное, у Гитлера была тайная страсть к старушкам, вот Элизабет его и соблазнила, будучи старой антисемиткой, а в качестве платы уговорила Гитлера дать братцу звание главного идейного пахана Третьего рейха?

Неслабая гипотеза. Глядишь, найдутся историки и докажут с психоаналитическими фактами в руках.

О сестричке Элизабет следует поговорить несколько подробнее.

Элизабет Форстер-Ницше была распорядительницей литературного наследства и издавала подтасованные, переделанные ею книги братца, а многие материалы не позволяла издавать. Так, книга под названием Воля к власти была в плане работ Ницше, но он так её и не написал, а сестра и его бывший приятель скомпоновали куски из черновых записей по своему вкусу и издали этот винегрет под таким ходовым названием.

Элизабет также изъяла все ремарки брата по поводу его отвращения к ней и к матери. Подготовленный Элизабет обезображенный двадцатитомник являлся эталоном для переизданий Ницше до середины XX века (1:12).

Только в 1967 году итальянские учёные опубликовали без искажений старые и ещё не опубликованные работы.

Так вот сестричка эта вышла замуж за Форстера, активного антисемита, который решил уехать в Парагвай, чтобы там организовать колонию немецких подвижников, опять же антисемитов. Элизабет уехала с ним в 1886 году, но вскоре муженёк попал в какие-то финансовые передряги и покончил с собой. Вдова вернулась и оказалась при деле, то есть при Фридрихе. Он же порвал с сестрицей на какой-то срок из-за её антисемитизма, но потом нужда в заботе о себе заставила брата восстановить отношения с сестрой.

В своих произведениях и жизни Ницше относился к евреям весьма благосклонно, а подчас и восторженно. Так что Гитлер, выбирая Ницше как идеологическую базу, осознанно решил сделать акцент на самых абстрактных, а значит, произвольно толкуемых идеях Ницше, а не на его весьма конкретном почитании евреев.

Вот один из множества примеров – из письма Ницше сестре в 1887 году в связи с её замужеством (8):

Самое прискорбное при этом, что наши интересы и желания здесь диаметрально расходятся. Поскольку Ваше предприятие – предприятие антисемитское…

В глубине души ваши благие намерения не вызывают у меня никакого доверия и даже особой доброжелательности. Если дело доктора Форстера удастся, то я, ради Тебя, выкажу удовлетворенность этим и постараюсь как можно меньше думать о том, что это одновременно триумф движения, которое я ни в грош не ставлю; если же оно не удастся, то я порадуюсь гибели антисемитского предприятия и буду тем паче сокрушаться о том, что из-за любви и долга Ты связана с подобной затеей.

…Напоследок выскажу свое пожелание, чтобы Вам немного помогли с немецкой стороны, а именно – вынудив антисемитов покинуть Германию. Думаю, не стоит сомневаться, что всем другим странам они предпочли бы Вашу страну «обетованную» Парагвай. С другой стороны, евреям я все больше желаю того, чтобы они пришли к власти в Европе и наконец избавились бы от тех качеств (вернее, больше не нуждались бы в них), за счет которых они до сих пор пробивали себе дорогу. Кстати, вот мое искреннее убеждение: немцу, лишь оттого, что он немец, претендующему быть чем-то большим, нежели еврей, место в балагане, если не в сумасшедшем доме.

Несмотря на полную «невиновность» Ницше, в Англии и в США он стал известен как «философ нацизма». Его фразы: «мораль господина» и «мораль раба», «высшая раса», «белокурая бестия» и «сверхчеловек» – врезались в сознание людей из-за их яркости и значительности звучания. Вот они и нашпиговывались человечьим фаршем, который изготовляли на мясорубках гитлеровские интерпретаторы и пропагандисты.

После начала Второй мировой войны и с её окончанием многие набросились на Ницше как на идеологического виновника всех нацистских зол.

Но это было после смерти Ницше, а в начале своей жизни он учился в частной школе, потом в университете, и всё на фоне головных болей, болезней глаз и прочих немощей. С ранней юности Ницше был обуреваем словом и музыкой – он писал, и играл, и даже сочинял нечто музыкальное.

Ницше преподавал филологию в университете Базеля, став молодым профессором, где ему дали звание без защиты, впечатлившись его талантом.

В 1868 году произошло знакомство Ницше с Рихардом Вагнером, сначала восторженное, а потом превратившееся в обременительное.

Была недолгая служба санитаром в армии во время Франко-Прусской войны в 1870 году – Ницше таскал трупы и ухаживал за больными, в результате чего заразился дифтеритом и дизентерией (1:67). Ницше выжил и вскоре вышел в отставку по болезни – сильные головные боли, рвота, головокружение и болезненное давление в глазах – доходило до чуть ли не полной слепоты (1:178).

Скромной профессорской пенсии хватало, чтобы ездить по Европе, писать книжки, быть одиноким и проникаться к себе отношением, как к пророку. Однако это не мешало (а помогало) Ницше понимать необходимость регулярной ебли. Но прямо сказать и написать об этом он не мог, и потому желание это выражалось в обезображенном желании жениться. Если он и посещал публичные дома, как утверждают некоторые, то на частые посещения у него явно денег не должно было хватать.

Ницше писал своей приятельнице Мейзенбух:

Я по секрету скажу вам, мне нужно хорошую жену (11:179).

А в письме к сестре уточнял, что значит «хорошую»:

Приметы её должны быть следующие: она должна быть весела, молода ещё, красива, короче, это должно быть храброе маленькое существо… (11:226).

В 1882 году Ницше пишет своему другу, что он готов для женитьбы (стало совсем невтерпёж):

Мне нужна молодая особа, которая интеллигентна и образована в достаточной мере, чтобы работать со мной. Я бы даже согласился на двухлетний брак для этой цели, в случае которого будут выдвинуты ещё кое-какие условия (1:250; 9).

Здраво мыслил Ницше насчёт двухлетнего брака: поматросить, да не долго чтобы так – и бросить. Но близок локоть, да зуб неймёт. Что-то никто не вешался на шею Ницше, а точнее, ни одной серьёзной кандидатки даже на горизонте не было. Однако трезвое ограничение брака двумя годами, а не безумным пожизненным сроком говорит о том, что Ницше планировал два года пылкой ебли, купленной браком, который будет аннулирован по времени истечения похоти. Таким образом, опыт общения с проститутками, реальный ли, воображаемый ли, у Ницше имелся.

По мнению Paul Deussen, друга Ницше, философ не познал ни одной женщины. Однако друг вспоминает, что Ницше, мечтая о женитьбе, выразился, что он легко бы вымотал трёх жён (2:24). Ницше жадно просчитал, насколько сильна его похоть.

Коль Ницше действительно не знал женщин, то удивительно, что он не свихнулся при таких белоколенных страстях значительно раньше. Слава онанизму, благодаря которому он дожил в (относительном) разуме до 45 лет.

Две девицы, достойные звания жены, все же встречаются на его пути. В 22 года Ницше делает предложение Mathilde Trampedach после всего трёх встреч с нею. Та, ошарашенная, отказывается и «взволнованным лицом бежит пруду».

Ницше отступил и вёл себя с ней, будто ничего не произошло. Без всякого следа любви или страсти (1:249).

Второй кандидаткой в жёны стала полурусская (специально для полуполяка) Лу Саломе, двадцатилетняя сумасбродка, в которую втюрился Ницше и делал ей предложения дважды – это он-то, хорохорившийся гордец, которому первого отказа оказалось мало, так он второй раз попробовал. Разумеется, произошло расставание с горячей ссорой, не без помощи злодейки-сестрички Элизабет.

Ну а после разлуки пишется книга за книгой с головными болями, болезнями, одиночеством и растущей манией величия.

Третьего января 1889 года Ницше окончательно и бесповоротно свихнулся в экзотическом припадке, о котором мне писать здесь не по теме. Мать его пеклась о сумасшедшем сыне, а после её смерти за попечительство взялась сеструха и попутно издавала сочинения братца, наводя в них цензурный порядок. Стоило Ницше бесповоротно свихнуться, как слава его стала расти в геометрической прогрессии, а уж как помер, то в тригонометрической.

Фридрих Ницше умер в 1900 году, а Элизабет – в 1935 году в возрасте 89 лет.

Вот вкратце жизненный путь. У Ницше всё путём. А попутно подробности будут.

* * *

Самая популярная конфетка в биографии Ницше была да и до сих пор сосётся любителями клубничного flavor – это якобы его смерть от сифилиса. За неимением ничего сексуального в его биографии народ жаждет утешиться хотя бы венерическим заболеванием, которое заодно и бросило бы мстительную тень на нравственность Ницше (на радость ненавистным Ницше христианам). Причём подцепил он сифилис не где-нибудь, а в борделе, что вообще должно уничтожить Ницше как духовное существо. Вот христиане и прочая высоконравственная шушера потирает елейные ручки, мусоля вожделенный диагноз.

В действительности же, к сожалению, у Ницше сифилиса не было. К сожалению для меня – потому, что сифилис подтвердил бы, что Ницше хоть раз хуй в пизду вставил. Но увы.

* * *

В 2003 году врач Leonard Sax опубликовал глубоко аргументированную статью, которая полностью уничтожила сифилис как причину смерти Ницше (5). Смысл статьи в том, что все симптомы Ницше, которые были детально зафиксированы при его осмотрах сразу после его помешательства, не имели никакого отношения к необходимым симптомам, появляющимся при сифилисе третьей стадии, а именно такой диагноз ему поставили врачеватели.

Одна из важнейших причин постановки неправильного диагноза состояла в том, что Ницше в то время был ещё совершенно никому не известным человеком, и в результате этого никто не уделил ему особого внимания, чтобы заметить неувязки между симптомами и диагнозом.

В январе 1889 года Ницшевый друг Overbeck привёз его в сумасшедший дом в Базеле. Там Ницше держали как обыкновенного пациента несколько недель, пока его не переправили по просьбе матери в другой жёлтый дом в городе Джене, чтобы быть поближе к дому. Там он был помещён в общую палату, так как у матери не было денег, чтобы заплатить за отдельную.

В то время для 44-летнего мужчины, сошедшего с ума, имелся стандартный и автоматический диагноз – сифилис, который на последней своей стадии разрушает мозг. Таких пациентов в клинике было немало. Типичными симптомами последней стадии сифилиса является: безэмоциональное выражение лица, бессвязная неразборчивая речь и самое характерное – непроизвольное дрожание языка, когда его высовывают изо рта. В течение недель, иногда месяцев возникают конвульсии, сопровождающиеся слабостью и переходящие в паралич. Смерть наступала в течение 18–24 месяцев (а Ницше прожил 19 лет после помутнения разума), и никакого эффективного лечения в то время не было.

Врачи, принимавшие Ницше в психлечебницы, внимательно его обследовали и анамнезы были записаны. Настроенный на сифилис, врач сразу попросил Ницше высунуть язык и записал, что никакого дрожания нет. Единственная аномалия у Ницше была в том, что правый зрачок был больше левого, но врач не знал, что такая асимметрия была у Ницше с детства. На основе этого и бреда величия (который был вполне чётко выражаем, без всякого речевого искажения или задержки) умный врач поставил диагноз сифилиса, как ставил всякому простолюдину. Знай он, что это сам Ницше, он бы отнёсся к пациенту с большей логикой.

Sax заключает, что у Ницше скорее всего была медленно растущая опухоль с правой стороны мозга. У многих людей с такого рода опухолями появляются мании и слабоумие, и до изобретения томограммы и исследований с помощью магнитного резонанса таких людей отправляли в сумасшедшие дома, и правильный диагноз ставился лишь после вскрытия. Такого рода опухоль вызывает сильные головные боли, которыми страдал Ницше, и также существенно ухудшает зрение, что также испытывал Ницше.

Таким образом, все документированные факты анамнеза Ницше говорят против сифилиса, и никаких иных документов, подтверждающих сифилис, не было (вскрытия трупа Ницше сделано не было).

Был пущен слух, что Ницше лечился у двух берлинских докторов от сифилиса, однако ни имени докторов, ни документов, подтверждавших слухи, никто не смог найти. Всё это оказалось сплетней, пущенной одним из биографов, которая повторялась затем из биографии в биографию. Sax убедительно демонстрирует и мотивы для пускания такой сплетни лживым биографом.

И ещё одно соображение против сифилиса на общечеловеческом уровне: как Ницше мог бы делать предложения женитьбы двум женщинам, зная о своём сифилисе? Было известно, что болезнь эта заразная, а Ницше не был подлецом, чтобы согласиться заразить женщин, на которых хотел жениться.

* * *

Вторая большая надежда биографов Ницше – это выудить из блеклых и мифических сексуальных фактов биографии не доказательства (на них уже перестали надеяться), а намёки на гомосексуализм.

Когда кто-то предположил, что Ницше подхватил сифилис от мужчины-проститута, то сестра и почитатели возмутились и соглашались допустить, что да, он заработал сифилис, но «нормальным путём» (4: XV).

Попытки обвинить Ницше в гомосексуализме при его жизни могли всерьёз испортить ему настроение и репутацию. Однако все старания посмертно навесить на Ницше гомосексуализм жалки хотя бы потому, что это лишь вселяет добропорядочное торжество в моралистов, липово уличающих Ницше в том, что его анус заполнялся хуями. Для моралистов, видно, дерьмо становится слаще, если оно смешано со спермой, и они с отвращением, переходящим в вожделение, тычут туда пальцем. Но самое важное, что мнимый гомосексуализм Ницше (или пусть даже не мнимый) уже никак не изменит сути им написанного.

* * *

Среди биографов Ницше находятся и такие, которые наслаждаются предположением, что Ницше спал с Элизабет. Разумеется, никаких подтверждающих сведений об этом не имеется. Но запретить мечтать невозможно.

Так что жизнь Ницше оказалась короткой и прошла без эротических и прочих приключений, единственным из которых стало сумасшествие.

С Ницше всё ясно

Литературное, или, как Ницше называл, филологическое, творчество по-крупному началось с книги Рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм. Работал он над ней с 1869 по 1871 год. Ещё плохо осознавая, что ему нужно, молодой Фридрих, не видя корешков, бросился на вершки. Античная культура была давно облюбованным садом, в котором европейские интеллектуалы срывали пахучие цветочки, стыдливо сторонясь плодов. Всё это сопровождалось романтической тоской по золотому веку, о котором те знали только по вымыслам историков, мифам и прочей культурной белиберде, не имеющей никакого отношения к реальной жизни до нашей эры. И на этих иллюзиях и фантазиях о дальнем прошлом формировались мечты и желания, обращённые в настоящее, что из-за заведомого несоответствия выдумки и реальности рождало сентиментальную неудовлетворённость настоящим.

Однако Ницше сделал важный шаг самопознания и надёргал букет древних цитат, которым украсил свою тянувшуюся и, как впоследствии оказалось, пожизненную половую неудовлетворённость, а точнее – великий крах. Идея книги, многословно, витиевато и напыщенно выраженная, проста: есть Аполлон, который олицетворяет духовную культуру, и есть Дионис, который заведует чувственной жизнью. Так вот Ницше обеими руками – за Диониску, поскольку именно то, что за ним стоит (или торчит), и есть не только истинное, но и самое приятное. Ну, а Аполлошка – это фальшивка. Таким образом, прячась за Диониса и используя его исторический авторитет в качестве тарана, Ницше попёр на обхристианенное общество, которое только тем и занимается, что всё чувственное зажимает огромными тисками морали.

А «рождение трагедии» происходит тогда, когда оказывается, что Дионис не помогает, и ты всё равно набиваешь шишку о каменные стены церквей и храмов.

В этом раннем произведении обозначились идеи, над которыми Ницше будет размышлять и шлифовать от произведения к произведению, и все книжки будут, по сути, об одном и том же, хотя под разными названиями. Его поздняя любовь – Достоевский, которого случайно открыл Ницше к концу своего разумного существования, заметил, что «каждый писатель пишет все свои вещи из одной чернильницы» (неточная цитата).

Позже Ницше опомнился и перестал писать бесконечные, непроходимые тексты, а решил концентрировать мысли в кратких афористических выжимках. Ларошфуко, Шамфор, Монтень были его образчиками лаконичности и заострённости мысли.

* * *

Понимая искусственность своей научной увлечённости сомнительной античностью, Ницше вопрошает:

Не есть ли научность только страх и увёртка от пессимизма? Тонкая самооборона против истины? И, говоря морально, нечто вроде трусости и лживости? Говоря неморально, хитрость? (6:49)

С тех пор Ницше начинает писать более откровенно, не прикрываясь «научностью».

Я, разумеется, на научность плевал, а следил и подмечал всё, что так или иначе у Ницше связано с сексом, поскольку именно недостаток или полное отсутствие секса в его жизни стали фундаментом, на котором Ницше строит все свои претензии и недовольства моралью, составляющие суть его произведений.

* * *

Примечательно, что Ницше прежде всего пытается изучить самого себя – начиная с детства, он пишет несколько автобиографий, с каждым разом всё более углубляясь в подоплёку своих поступков и чувств.

Ницше осознаёт свои слабости, в том числе стилистические, и со временем преодолевает их, но только на языковом уровне. Сексуальные преграды ему не только не удалось преодолеть, но они, казалось, росли перед ним всю его жизнь и под конец довели его до сумасшествия (кто знает, если бы он вёл активную половую жизнь, то и опухоль в мозгу могла взять и рассосаться).

Вот что Ницше пишет о Рождении трагедии:

…книга эта «пересахарена до женственности» (6:50).

Таким образом, женщина ему видится сладкой, как сахар, и в то же время он связывает женственность со всем негативным в человеческой душе, с рабством, с тем, с чем он так отчаянно борется во всех своих книгах. (Кого люблю – женщин, – того и бью.)

С самых юных лет Ницше на словах женщин не жалует, осуждая в них то, что порицается моралью, которую сам же Ницше ненавидел. С одной стороны, он славит Дионискину похоть, а когда он видит её в женщине, то называет её не похотью, а принижающе-уничижительно: «похотливостью» (6: 92). (Надеюсь, перевод с немецкого точный, а то мои аргументы рухнут.)

* * *

Главный смысл философии Ницше – это изменить мир так, чтобы недоступные ему женщины стали доступными. Он метафорично называет свою душу менадической (6:51). И мы (вместе с Ницше) прекрасно знаем, кто такие менады с точки зрения ебли.

Ницше ставит вопрос о злокачественности морали:

И сама мораль – что если она есть «воля к отрицанию жизни», скрытый инстинкт уничтожения, принцип упадка, унижения, клеветы, начала конца? (6: 54).

Вскоре Ницше сам ответит резко положительно на этот вопрос.

Естественно, что христианская мораль запрещает, притесняет половую жизнь, и об этом в открытую Ницше напишет и возмутится, гордо назвав себя «имморалистом».

Ницше грезилось (уж коль не удалось наяву) прочно связать себя с Дионисом – и по простой причине, сладострастно изложенной Ницше:

Почти везде центр празднеств Диониса лежал в неограниченной половой распущенности, волны которой захлёстывали каждый семейный очаг… тут спускалось с цепи самое дикое зверство природы, вплоть до отвратительного смешения сладострастия и жестокости… (6:64)

Но Ницше было не дотянуться до Диониски даже на уровне потребления алкоголя. Ницше совсем не мог пить – тело не принимало. В школе Ницше был лишён ранга первого ученика за то, что пришёл пьяным после вечеринки с товарищами (1). С тех пор он с этим делом завязал.

Тем не менее Ницше видел сновидение и опьянение как символы аполлонического и дионисического начал (6,59).

Однако опьянения не получалось. И прежде всего – безалкогольного опьянения, в которое можно было себя вогнать с помощью сексуального возбуждения:

В конце концов мы любим наше собственное вожделение, а не предмет его (7:304), —

чем Ницше регулярно и занимался.

Сексуальное возбуждение преобразовывалось в слова с кпд чуть ли не в 100 процентов – ведь температура изложения у Ницше всегда на уровне кипения, переливания через край, то есть семяизвержения.

Шашни Ницше

Лу Саломе – это самая сильная страсть Ницше, страсть, которая, судя по всему, так и не выплеснулась внутрь Лу, а размазалась по Ницшевому животу. Влияние Саломе на Ницше было столь велико, что именно после разрыва с ней Ницше сел за писание своей ставшей самой известной вещи Так говорил Заратустра.

Вот кратенько об этой пассии не только Ницше, но и многих известных мужчин разного калибра.

Лу (Леля) Андреас-Саломе родилась в Петербурге в 1861 году (10). В 17 лет она написала письмо местному пастору Гийо, проповеди которого её проняли. Лу жаловалась на одиночество и необычность своих желаний, следовать которым значило «сделать что-то неприличное». То есть, переводя на честный язык, девушка давно созрела, сочилась и жаждала любовника. Пастор, конечно, резво клюнул и стал заваливать Лу книгами по философии и религии, а Лу смотрела на него, раскрыв глаза и рот, как на бога. Далее то ли сам Эткинд недопонял (10:15), то ли он цитирует какого-то «недо», но он пишет: Лу и поп сближались всё больше, и это было тяжело для обоих.

Это почему же тяжело? Ответ один: не еблись, вот и тяжело. Что подтверждает следующее:

Однажды она потеряла сознание, сидя на коленях у пастора (10:15).

Это значит 17-летняя кобылица невзначай забралась, как трёхлетняя девочка, на колени к дяде? Возбудилась небось, чувствуя твёрдый хуй, на котором сидела, да не кончила, иначе бы не сходила у него с колен. Либо поп кончил и залил её фонтаном спермы.

Тоже мне бесполая романтика – «потеряла сознание». И то, что Лу отказала попу, когда тот предложил ей выйти за него замуж и более того – полностью отвратилась от него, говорит лишь о мужской неумелости попа и, следовательно, о разочаровании в нём. Лу потеряла в Гийо бога второй раз – вот что значит не давать регулярного оргазма жаждущей женщине. Потом якобы много мужчин не могли преодолеть её «телесную холодность», которая, как мы знаем теперь, есть выдумка неумелых мужиков. Но меня интересуют её шашни с Ницше.

Ницше встретился с Лу в 1882 году в Риме, их представили в соборе Святого Петра, и Ницше, как и полагается неопытному, голодному и одинокому самцу, втюрился с первого взгляда. К тому времени Ницше страдал от ухудшавшегося зрения да головных болей и перманентно нуждался не только в жене, но и в секретарше, вот друзья и посводничали, рассказав о незаурядной девушке из России, приехавшей с матерью за границу на лечение. На то время Лу уже общалась с философом Полем Рэ, другом Ницше. Но Лу и Рэ якобы умышленно и единогласно решили не заниматься сексом. Рэ тоже фальшиво проповедовал возвышенную любовь, но, повстречавшись с Лу, сразу забыл о своих убеждениях и сделал ей предложение. Она отклонила его под предлогом финансовых трудностей такого предприятия и тут же предложила взамен житие втроём трудовой интеллектуальной коммуной, в одной квартире, где для соблюдения приличий должны были бы жить мать Лу или сестра Ницше (но жизнь втроём так никогда и не осуществилась). Ницше же радостно ухватился за хоть такое сожительство после отказа на его первое предложение. Примечательно, что Ницше своё первое предложение Лу сам сделать не решился, а передал его через Рэ.

До какого сексуального отчаянья надо дойти, чтобы стремиться жить с бабой, по которой оба «дионисничают» и которая ждёт мужика, посмеющего её изнасиловать, но в то же время заниматься исключительно болтовнёй и тайной дрочкой.

Вскоре Ницше удалось погулять наедине с Лу по горе Monte Sacra, и там произошло нечто, что наполнило Ницше фантазиями, которые никак не материализовались. Лу в своих воспоминаниях не может вспомнить, поцеловались они там или нет (вместо языка Ницше забил ей рот своими усами, и Лу его облевала). Вскоре, окрылённый таким интимом, Ницше сделал второе предложение, на что получил вторичный отказ. Очевидно одно: нечто влекло Лу к Ницше, а нечто отвращало (1: 251). И это нечто совершенно ясно просматривается – её влёк Ницше-мыслитель и отвращал Ницше-мужчина, у которого усы (удивительной красы) были единственным мужским достоинством.

Сестра Ницше, проведшая некоторое время с Саломе наедине, переругалась с ней и наябедничала Ницше, что якобы Саломе над ним насмехалась, говоря, что он принуждал её жить с ней во грехе и что он чрезвычайный эгоист, что видно из его безумных произведений (1: 253). Свидетелей при разговоре не было, и это лишь версия сестры. Ницше писал, что когда Элизабет сообщила ему об этих разговорах, то он чуть не сошёл с ума.

Саломе поведала в дневнике, что они с Ницше обговаривали всё до смерти и до таких деталей, что если бы кто-то их подслушал, то подумал, что два дьявола разговаривают между собой.

Она писала в своём романе позже:

Чувственная страсть никогда не может перейти в интеллектуальное общение умов, но обратный путь существует во множестве вариантов (1:255).

Так случилось с Ницше: его умничание уже являлось преображённой похотью. Но у Саломеи перехода не получилось, ей тогда нужен был только крепкий мужик, чтобы была одна лишь «чувственная страсть», ибо разговорами она уже давно объелась.

После разрыва с Лу Ницше дал волю своим чувствам, в неотправленном письме Рэ, описывая Лу:

Костлявая грязная вонючая мартышка со своими накладными грудями – ужас! (1:255) —

«Вонючая?» – что это за вонь у Лу унюхал Ницше? Где он увидел грязь? Нащупал ли накладные груди в поисках настоящих?

После разрыва Ницше и Лу они больше не встречались и не общались.

* * *

На знаменитой фотографии изображена вся троица, снятая в Люцерне, на фоне Альп: Ницше и Рэ стоят, запряженные в двуколку, в которой сидит Лу, помахивая кнутиком. Как пишет Саломе, идея композиции и выбор фотографа принадлежали Ницше. То есть Ницше был согласен стать рабом, пусть сексуальным для Лу, но когда она ему не дала, а он не смог её взять, то пришлось всё вымещать на женщинах.

Ты идешь к женщине? Не забудь плетку! —

это выражение почему-то все с готовностью интерпретируют, мол, эта плётка для того, чтобы ею стегать женщину. Но своей фотографией Ницше убедительно доказал, что он имел в виду дать эту плётку женщине, чтобы она плёткой стегала его самого!!!

Я думаю, это моё открытие должно полностью перевернуть понимание Ницше, и обвинения его в женоненавистничестве должны замениться похвалой в мазохизме. Всякая феминистка теперь должна быть исключительно счастлива, сжимая кулак, в котором она скоро будет держать плётку, что ей вручит мужчина, жаждущий, чтобы она его ею исполосовала.

* * *

В 1886 году (Лу стукнуло 25 лет) она наконец-таки выходит замуж за сорокалетнего Фреда Андреаса, специалиста по восточным языкам, – она ставит своё стандартное условие: живём без ебли. Тот согласился с тайной надеждой, что в конце концов ему перепадёт. Так Лу выпендривалась, пока ей в конце концов не попался настоящий мужик, показавший, что к чему, и тогда она, прозрев в наслаждении, бросилась на мужчин, меняя любовников со скоростью ебли – что ещё раз доказало, какие хилые мужики, включая Ницше, ей попадались до тех пор. Затем Лу срочно погрузилась в психоанализ, ибо он был обоснованным освобождением от романтической ерунды, которой она была вынуждена закрываться от слабаков, способных только болтать. А к тому же молодые ученики Фрейда были одним из источников, из которых Лу черпала любовников.

Фрейд сам слал ей цветы и провожал после своих лекций до отеля. Эткинд комментирует это так:

Между Андреас-Саломе и Фрейдом не было и быть не могло сексуальных отношений (ей было 50, Фрейду 56).

Только кабинетный учёный, не понимающий сути сексуальных отношений, может отрицать какую-либо возможность проявления их вездесущности.

Ницше сказал (со слов одного из любовников Лу), что она – это воплощение совершенного зла, и любовник этот поспешно уточняет, что, мол, только в гётевском смысле это то зло, которое порождает добро. (10:33)

Вставая по ту сторону добра и зла, к чему призывал Ницше, всё сводится к очевидному. По Ницше, зло – это баба, которая не даёт, а у него не хватает сил и опыта её взять. А вот добро состоит в том, что у Лу всё-таки есть пизда, и когда она наконец её даст, то зло превратится в добро.

В итоге Лу так возлюбила сперму, что стала известна своей этой страстью (4). Не зря же Ницше называл её самой умной женщиной в мире (11:187). Но к тому времени, когда она помешалась на сперме, Ницше давно сошёл с ума, и ей было его сперму уже не добыть. Впрочем, могла бы, если бы его по-настоящему любила – могла бы навестить его в сумасшедшем доме.

* * *

Итак, разорвав с Лу, Ницше забирается в итальянскую рыбацкую деревню и пишет за десять недель первую часть Заратустры (11:190).

Ницше, естественно, не терпелось увидеть Заратустру опубликованным, но издатель задерживал печатание, так как сначала ему надо было выпустить собрание христианских гимнов, а потом серию антисемитских брошюр (11: 195). Это был издатель омерзительно широкого спектра литературы, но для Ницше главным было – увидеть свою книгу напечатанной.

Своё правомерное честолюбие (или тщеславие?) Ницше привычно вставил в уста свежеиспечённого Заратустры:

Кто пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучивали наизусть (6:29).

Впоследствии на некоторых изданиях работ Гитлера печаталось уже в повелительном наклонении:

Не для чтения, для заучивания.

Однако Ницшево пренебрежение людьми и их мнениями существовало лишь на словах, а в реальной жизни он был «слишком человеком». Будучи в Цюрихе в 1889 году, Ницше бегал в библиотеку и разыскивал упоминания о себе в журналах (11:215).

* * *

Самая великая сексуальная история о Ницше – это та, что он рассказал о себе сам. У Ницше была богатая фантазия, а потому трудно решить, правдив он или подвирает. А дело было якобы так.

В 1865 году, в 21-й год ото дня своего рождения, Ницше поехал в Кёльн и взял гида, который повёз его по местным достопримечательностям. Но когда Ницше попросил отвезти его в ресторан, гид вместо этого отвёз его в бордель. Ницше поначалу не понял, куда он попал, и чуть не отключился, когда его окружили женщины в прозрачных одеждах.

Он потерял дар речи и инстинктивно бросился к пианино, стоявшему у стенки, как будто это было единственное существо с душой. Сыграл несколько аккордов – это его привело в себя, и он выбежал из борделя (1:21).

Прежде всего в этом пересказе подразумевалось, что проститутки – существа бездушные. Как, например, животные в христианском понимании.

Историю эту очень любят толковать как яркое подтверждение духовности Ницше: мол, любовь к музыке спасла его от греха.

Одна биографша, правда, считает, что Ницше приврал и что он таким способом пытался обосновать любимого Шопенгауэра, утверждавшего, что музыка компенсирует другие человеческие порывы (3:62).

Если это правда, то Ницше всего лишь несколькими аккордами вывел себя из состояния нахлынувшей похоти, тогда как отцу Сергию понадобилось отрубать палец. Ницше же безболезненно засовывал палец в клавиатуру и кто ещё знает куда.

Легко допустить, что никакой «музыки» вовсе и не было, а просто у Ницше не оказалось денег на девочек, и его выгнали из заведения, как впоследствии портной отнял у Ницше сшитый для него костюм, когда тот, напялив его, отказался платить деньги за неимением оных (1:56). Истории, как мы знаем, повторяются.

(Можно попутно сделать вывод, что люди, которые не отдают денежные долги, не отдают и оргазменные долги, а заботятся только о том, чтобы получить наслаждение, тогда как он – есть лишь долг, который возвращается женщине её оргазмом, а то и с процентами многократных оргазмов.)

Впрочем, возвращаясь к Ницше, можно допустить, что он поимел проститутку, но рассказ об этом был бы слишком обыденным, а вот побег от доступной пизды звучал романтически и многозначительно.

Как бы там ни было, но многие биографы утверждают, что ницшеанские единичные сексуальные общения были лишь с проститутками и что у него не было связи ни с одной приличной женщиной (3:28).

При ницшевской прямоте, ненависти к морали и проникновении в собственные глубины такое толкование вполне правдоподобно: Ницше видел женщину и сразу хотел ебать её, причём признаваясь себе, а не прячась от желания, ибо над этим он постоянно размышлял. Однако не могло быть и речи, чтобы Ницше осмелился предложить еблю приличной девице (поэтому он сразу предлагал женитьбу), а играть в игры он не умел и не хотел. Разговорами заинтересовать можно было далеко не всякую, так что если ему что и оставалось, так это бордели, где он мог за деньги творить свою «вечную музыку» без долгих и утомительных репетиций.

Но Ницшевы музыкальные умения были явно на самоделочном уровне. Как-то, заявившись очередной раз к Вагнеру, Ницше сел импровизировать на рояле, Cosima (Вагнерова жена) вежливо слушала, а сам Вагнер вышел из комнаты, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

Потом Вагнер тактично предложил Ницше заниматься филологией и просвещать его в этой науке, а Вагнер будет просвещать Ницше в музыке, другими словами, он призвал Ницше заниматься своим делом – словами, а не звуками (1).

Так что, сев за рояль в публичном доме, вполне возможно, Ницше разогнал своими звуками всех девиц, и тогда он был уже вынужден покинуть бордель не солоно хлебавши.

* * *

Есть ещё одно свидетельство женобоязни Ницше, которое опять исходит из его уст, а потому – иди верь нарассказанному без свидетелей. В июле 1868-го он был на курорте в Wittekind, и, как писал в письме Sophie Ritschl, еврейской жене своего профессора, менеджер отеля прислал ему в комнату девушку, но Ницше вежливо отказался. А там паслось немало таких доступных красоток… (4:89)

Но вот фраза Ницше, которая может говорить о его некотором опыте с женщинами:

Одинаковые аффекты у мужчины и женщины всё-таки различны в темпе – потому-то мужчина и женщина не перестают не понимать друг друга (2: 294).

Если Ницше под словом «аффект» подразумевает процесс достижения оргазма и то, что мужчина часто достигает его гораздо более быстрым темпом, чем женщина, то тогда следует признать некоторый сексуальный опыт Ницше, причём негативный.

А вот ещё одна сексуально многомудрая фраза Ницше:

многие изобретения настолько хороши, что являются как грудь женщины – одновременно полезными и приятными (2,149).

Такое фривольное сравнение может говорить о каком-то «грудном» опыте, впрочем, быть может, всего лишь воображаемом. В таких случаях мне всегда вспоминается Саша Чёрный:

Провизор, влюблённый и потный,

Исследовал шею хозяйки.

И думал в истоме дремотной:

«Ей-богу, совсем как из лайки.

О, если б немножко потрогать…»

И вилкою чистил свой ноготь.

* * *

Дружба Ницше с Вагнером пошла на спад, как только Вагнер, видя психическое состояние Ницше, дал ему непрошеный совет. Быть может, этот совет разбередил рану Ницше, оставшуюся от неудачного посещения (или посещений) публичного дома, ибо Вагнер предложил именно проституток как один из методов обретения душевного равновесия. В начале 1870-х Вагнер мягко посоветовал Ницше не увлекаться большими дружбами с мужчинами и не пренебрегать женщинами, если он действительно хочет избавиться от своей чёрной меланхолии. Вагнер советовал Ницше жениться или узнать места, где можно достать женщин, не крадя их (1:248).

То есть покупая.

В дополнение, Вагнер убеждает Ницше бросить жёсткое вегетарианство, которому тот себя подвергал (безуспешно борясь таким способом с похотью).

В 1877 году врач делает осмотр Ницше, находит болезнь глаз и запрещает ему читать и писать на несколько лет. Вагнер, узнав о таком диагнозе, пишет доктору, что, с его точки зрения, болезнью Ницше является мастурбация, и его «сдвинутый» образ мышления является результатом противоестественных наклонностей, указывающих на гомосексуализм. Когда Ницше узнал об этом (не раньше 1883 года, по смерти Вагнера), он назвал диагноз Вагнера «смертельным оскорблением» (1).

Шли слухи, что Ницше женоподобен и хронический мастурбатор. Если принять во внимание ужасы, которые приписывали мастурбации в XIX веке, то можно представить, как Ницше себя клял, объясняя свои болезни мастурбацией и особо слепоту, то, чем больше всего страшили мастурбантов.

(В конце жизни одиночество и сумасшествие вынудили Ницше начать разговаривать с самим собой, а это ведь тоже вид мастурбации.)

* * *

Что же пишут о Ницше женщины, с которыми он был знаком?

Прежде всего Лу Саломе сообщает о душе и философии Ницше, поскольку скрывает всё физиологическое (пусть малое), что ей удалось проведать о нём через разговоры и проживание с близкими соседями. Она пишет:

Кто… захочет руководствоваться лишь внешней жизнью Ницше для понимания его внутреннего мира, тот опять-таки будет держать в руках лишь пустую оболочку.

Ведь, в сущности, никаких внешних событий в его жизни не происходило. Все переживаемое им было столь глубоко внутренним, что могло находить выражение лишь в беседах с глазу на глаз и в идеях его произведений. (Но о содержании «дьявольских» бесед она не рассказывает. – М. А.)

В обыденной жизни он отличался большой вежливостью, мягкостью, ровностью характера – ему нравились изящные манеры. Но во всем этом сказывалась его любовь к притворству, к завуалированности, к маскам, оберегающим внутреннюю жизнь, которую он почти никогда не раскрывал (12).

Вот что сообщает другая Ницшева знакомая Ida von Miaskowski:

Его поведение по отношению к женщинам было таким предупредительным, естественным и дружеским, что даже теперь, когда я состарилась, я не могу считать Ницше женоненавистником. А что касается нескольких резких выражений, которые он написал о женщинах, то я не считаю их враждебными – это просто укоры в женских слабостях, их можно отнести за счёт следов его болезни, которые появились ещё в его ранних работах. И в то же время сколько замечательных слов у Ницше о женщинах и браке, которые полностью снимают обвинения в женоненавистничестве, которыми он как философ себя опровергает (2: 52).

Или вот мнение Ida Overbeck, жены друга Ницше:

В Ницше была некоторая женственность (2: 33).

Malwida von Meysnbug:

1877 – гуляли вдоль берега моря и решили, что главная цель жизни – это поиск истины.

(А ебля – не самый ли эффективный способ поиска истины?)

Они обсуждали вскоре провалившуюся идею организовать совместную, но только интеллектуальную, жизнь девушек и юношей, где Ницше сразу согласился быть их учителем (Козлом в огороде.).

Malwida посоветовала Ницше не торопиться публиковать его соображения о женщинах, потому как он знал слишком мало женщин. Malwida процитировала ему мысль Рэ, которую она нашла отвратительной и фальшивой, что, мол, женщины всегда предпочитают опытных мужчин.

Ницше улыбнулся её возмущению и сказал:

Полагаешь ли ты, что существует хоть один молодой человек, который думает иначе?

Баба опять рассердилась, что Ницше тоже так думает, и сказала, что это является лишь ещё одним доказательством, что он не знает женщин (2: 83).

Переводчица Ницше на английский Helen Zimmern, о которой Ницше сказал:

Очень умная женщина, очень живая, англичанка и, конечно, еврейка (2:169), —

вспоминает так:

Ницше относился к таким мужчинам, которые изобретают о женщинах теории, но никогда не применяют их на практике (2:168).

Итого, Ницше – женственный, интенсивно размышляющий о женщинах, но весьма поверхностно с ними знакомый (так и не нашедший в них должных и присущих им глубин). Но Ницше-то бредил в своих вещах мужественностью, безжалостностью, жестокостью. В то же время он ненавидел солдатский образ жизни, когда приходилось его вести, но тем не менее грезил себя зверем и писал со службы:

…я смелый зверь, даже воинственный (3: 37).

Такая ожесточённость против женственности приводит к тому, что она видится Ницше во всём, что ему ненавистно:

…я внезапно положил конец всему привнесённому в меня «мошенничеству высшего порядка», «идеализму», «прекрасному чувству», «Богу» и прочим женственностям…. (6:789).

Под конец сознательной жизни у Ницше начинались галлюцинации, отражавшие тщательно скрываемое им желание обилия красивых женщин, его желающих. Он пишет:

Красивые девушки заигрывают со мной. Люди чувствуют, что я бестия (зверь) (3:136).

Нелады с моралью

Для того чтобы предоставить пространство для деяний сверхчеловека, Ницше требовалось сначала расчистить это пространство от хлама христианской морали. Ницше со своей свободолюбивой натурой настрадался от неё как никто другой. Жаль, что ненависть к морали и её попечителю – христианству, – лишила Ницше веры в Бога и он стал атеистом. Но под конец своей разумной жизни он так уверовал в самого себя, что почитал себя за бога и, стало быть, обрёл веру.

* * *

Ницшева потасовка с моралью является прежде всего попыткой атаковать собственные немощи и попытаться избавиться от них, предложив нечто противоположное, компенсирующее прискорбную сексуальную ситуацию, в которой он пребывал всю жизнь. Вот перечисление главных немощей Ницше:

1. Физическая слабость и болезненность.

…Воля к здоровью, которая уже часто отваживается рядиться и играть роль настоящего здоровья (6:235).

Во все времена хотели «исправить» людей – это прежде всего называлось моралью (7:585).

Исправление состояло из посадки человека в клетку, клетка разрушает здоровье человека, как и у зверя, посаженного в клетку (7: 586). В результате как животное, так и человек становятся больными.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.