Книга 2 Франция у меня в штанах

Книга 2

Франция у меня в штанах

Стало быть, это правда. Таня лыса, как орел, гола, как яйцо. В доказательство того, что у нее между ног некогда цвел юный розовый куст, осталась лишь мягкая щетина, когда она трется против шерсти. И выбрита у нее не только пизденка… жопу себе она тоже побрила, либо ей побрили…. не то чтоб там и вначале было до чертиков чего брить…..

– Это сделал Питер, – сообщает мне она, – а Клубочек помогала. Смешно, правда?

Она раздвигает ноги еще шире, соскальзывает ниже и выше подбирает платье, чтоб я не только ощущал, но и видел. Там гладко, как у нее на лице… глаже, потому что на лице еще тонкий пушок, который виден, если свет падает правильно.

– Я так странно выглядела, когда это делали, – хихикает Таня. – Будто у лошади пена изо рта. Питер сказал, вот бы я сок так выделяла.

Я вижу, каково оно должно было быть… Клубочек держит миску с теплой водой, мешает в ней кисточкой для бритья, Питер раздвигает сестре ягодицы и проводит бритвой вдоль щели…. Да, вечеринка у них, должно быть, роскошно удалась.

Таня никак не может усидеть у меня на коленях. Она ерзает жопкой с одной булки на другую, бедрами зажимает мне руку. У нее снова зудит под хвостом…. лишение мохнатки никак не остудило ей штанишки. Мы бы могли сыграть в одну игру, лукаво произносит она, посмотрим, признает ли Жан Жёди ее бонн-буш….

Еще как признает…. Штука эта для него – лик Медузы…. один взгляд – и он обращается в камень, даже без тряской бородки. У меня в штанах уже скала…. однако Таня знает, как ее размягчить…. она ее в этой своей топке превращает в лаву и выливает наружу.

У Тани между ног мокро. Волос промокать все это у нее сейчас нет, столько сока, говорит она… быть может, придется у меня позаимствовать…. и, занырнув ко мне в штаны, цепляет горстью. Вот сука, уже даже не спрашивает – берет себе что может, а чего не может – того требует.

Джонни, считает она, очень странно будет выглядеть без своего бобрика. Расстегивает мне ширинку, выволакивает его и пристально рассматривает…. Да, чтоб сохранить достоинство, ему нужно оставить бакенбарды, говорит она. Щекочет ему под подбородком…. Если б у него не было этой фасонной шинели, считает Таня, он бы, вероятно, от стыда прятал голову и никогда б не рос….. мужества б лишился. Питер, продолжает сообщать мне она, не дал Клубочку и ей себя побрить….

Таня захватила мой хуй мертвой хваткой…. нипочем его теперь не выпустит, пока не удушит до смерти. Но со своей пизденкой она – как ребенок с новой игрушкой…. одной рукой непременно надо в ней все исследовать, хоть она тем временем и играет со мной. Она ей так нравится, говорит мне Таня, что не может удержаться и с собой все время не играть. Вот Билли, говорит она, ей рассказывает, что лысая пизда-малютка – это не игрушки. И не ебабельная она…. такие только едят.

Билли ей нравится, о да, Билли она считает замечательной. Билли иногда почти как мужчина, особенно если эдак игриво становится грубой. Билли велит тебе что-нибудь сделать, а если не подскочишь это делать тотчас, она тебя заставит. Билли очень сильная, особенно в ногах…. только обхватит своими бедрами, и уже не выберешься… и у нее там много приятной бороды – тебе в лицо втирать. О, Билли тебя вымуштрует, когда будешь играть с ней в щекочи-хвост!

Джин ей, конечно, тоже нравится, но по-другому. С Джин все время знаешь, что это просто игра, а вот с Билли… той больше ничего и не нужно, и она по этому поводу смертельно серьезна. Но с другой стороны, Джин умеет так мягко, дразняще бурить тебя своим язычком… Она действительно считает, говорит Таня, что всякой девушке нужно какое-то время пожить с лесбиянкой, даже если она вознамерилась идти замуж и остепеняться и потом быть очень приличной. Эрнест был прав… землю унаследуют лесбиянки.

Таня приседает, прикрыв руками свою фиговину, смотрит, как я раздеваюсь. Хочу ли я, чтобы она пососала мне елду, спрашивает она? Я не отвечаю. Ох, тогда я, должно быть, хочу елду ей вставить…. сюда! И она распахивает ноги, закинув обе руки за голову. Я накидываюсь на нее, не успевает она снова свести ноги, в одной руке у меня хер, а в другой по-прежнему зажаты штаны…..

У Джона Четверга маленькая незадача. Пока у Тани были волосы, ему требовалось лишь отыскать то место, где их нет, и вбежать внутрь…. теперь же нет такого места, он потерялся. Я раздвигаю ей ноги еще шире и смотрю – освежить географию. Господи, неудивительно, что Природа разместила на пизде волосы… один взгляд на эту штуку – и пугаешься до уссачки, если в такой раньше никогда не бывал, если не знаешь, что это совершенно безопасно, не страшнее, чем шумную улицу перейти. Мужчине нужна храбрость, чтобы доверять свой хуй тому, что вот так выглядит. Эта чертова штука смотрится ненасытной…. хап-хап…. и тебя заглотили.

И вот еще что…. когда нет куста, чтобы все было в тени, ебля выглядит положительно смертоносной. У хера моего нет ни малейшей на свете возможности залезть в эту крохотную дырочку, не раскурочив ее настежь… это и пятилетнему ребенку понятно…. но ни Тане, ни мне не пять лет, мы готовы попробовать…. Я шиплю Таню за жопу и сую Джона Ч. носом ей под хвост, когда она подскакивает. Он проталкивает внутрь голову, а все остальное влезает следом, как улитка, заползающая к себе в раковину. Не думаю, что ему на самом деле известно, куда он направляется, но он, похоже, очень спешит туда добраться…..

Ебать Таню теперь – почти все равно что ебать школьницу, вот только школьница не будет выглядеть такой голенькой. Живот мой трется о нее, и ей тереться нечем, кроме голой кожи. Между ног у нее ничего нет – только скользко, и запах, и жар, как из топки. Она голей ощипанной курицы, потому что у курицы на коже хотя бы мурашки. Но приняла в себя мой хер, как обычно…. как взрослая женщина, только еще лучше, до самого конца.

Попробуй промерить дно у суки, которой на самом деле не терпится ебаться! Нет там дна, им елду можно вытравливать, как кабель, и у них всегда найдется место уложить в себя лишний дюйм-другой….. телескопические болты, елдаки с расширением и шланги, надувающиеся, как шарики…. она тебе лишь мило улыбается, и вид у нее при этом такой, словно она разочарована, только вежливо про это не говорит…..

Она обхватывает меня ногами, держится покрепче… и швах – приклеилась ко мне гладко, как обои к стене. Мой хуй в ней на глубину руки, и ему наконец и впрямь удается выжать из нее писк. Затем она принимается ерзать, пригибает мне голову и сует язык мне в рот.

Я знаю, тут дело просто в моем воображении, но от этого оно не менее реально, когда я чувствую у нее на языке вкус пизды. Если это всего лишь пизда, я не против, поэтому разрешаю ей бегать языком мне по нёбу, пока ей ввинчиваю. Сладковатый фруктовый вкус, совсем не похоже на рыбную дрянь, которой она обычно пахнет… однажды обнаружат, что сок, который женщины расходуют так небрежно, содержит в себе все витамины, необходимые для предотвращения выпадения волос… если только потребуется отыскивать какое-то оправдание для облегчения мук совести американцев, этим злоупотребляющих.

Не могу я ебать Таню одним только хуем… обнаженность ее слишком ошеломляет. Мне нужно чувствовать ее, играть с ней, совать в нее пальцы. Я обхватываю Таню обеими руками, под жопу и между бедер, играю с этой ее распахнутой фиговиной, а сам тараню ее хером. Щекочу ей очко, тычу, жму, щиплю… наконец, не вынимая хуя, вставляю ей в конийон еще и пальцы. Таня считает, что это великолепно… ни писка от нее, ни слова…. она елозит по всей тахте; она как живая корзинка змей…. Мы перекатываемся и перекатываемся, и ни разу она не расслабляет этих своих теплых голых ног. В ней мой хуй, и она не станет рисковать, чтобы его оттуда отняли. Мы чемпионы по гимнастике.

Таня не хочет, чтоб я забывал о ее растущих буферах…. они у нее не очень издавна, и она ими гордится, как голубица. Мне надо с ними играть; я должен кусать их, время от времени пожевывать соски, иначе она решит, будто я ее не ценю. Только ради этого Таня иногда перестает ебаться…. чтобы ее титьками поиграли. Недолго, конечно… десять минут, и ей уже довольно. Затем она снова станет совать твою елду себе под хвост, катать тебя. Подозреваю, она по-прежнему верит, что они вырастут, только если с ними играться, а я почти уверен, что она к ним применяет какой-нибудь якобы проявитель… Черт, я был старше ее, когда на своей елде такое пробовал…. Поначалу думал, помогает, но потом решил, что дело попросту в массаже… дрочке, если уж совсем откровенно… которая сопутствовала лечению….

Когда Таня тянет над головой руки и выгибает спину, титьки у нее почти исчезают. Она хочет, чтоб я вынул из нее болт… но лишь на минутку… пока она мне это показывает.

– Посмотри на меня… Я сейчас совсем такая, какой была маленькой. Ты не жалеешь, что не знал меня, когда я была маленькой девочкой? Мне бы все равно пришлось тебе разрешить меня ебать… да, разрешила б! Я была хорошенькой малюткой, с длинными кудряшками… и, бывало, каждый день смотрела, выросли у меня там волосы или нет…. а теперь взяла и все сбрила, как глупо, правда? – Она перекатывается и смотрит через плечо себе на задницу. – Но тогда у меня не было такого крупного тыла. И ямочек в детстве у меня там не было…

Мы исследуем ямочки у нее на жопе… но меня больше интересует та ямочка, что у нее меж ягодиц. Я становлюсь позади Тани на колени, а она раздвигает ноги, когда чует позади мой болт…..

– Вставляй! Суй свой хуй мне в смешную голую дырку и ввинти мне… – Она прячет голову в руки, и голос у нее глушится. – Я вся голенькая и крошечная… когда ебешь меня, можешь вообразить, будто я по-прежнему маленькая девочка…

Пусть Таня в игры сама с собой играет… А мне притворяться не нужно… она и так не больше маленькой девочки, под каким углом ни посмотри, а уж сзади, когда виднеется лишь розовая щелка ее бонн-буш, еще моложе обычного. Позор какой – ебать что-то настолько юное, но очко подмигивает, и Жан Жёди неуправляем.

Судя по тому, как у нее растягивается очко, можно решить, что Таню удовлетворит, если там у нее будет лишь голова Джонни…. но она желает всё, весь комплект – и желает от всей души… До упора, все время воет она…. и он входит, я не намерен жилиться с тем, что имею. Затем она хочет, чтоб я поиграл с ее пизденкой… а если не стану, она будет играть с нею сама. Как-нибудь она устроит мне уроки, говорит Таня, как играть с пиздой.

– Я про игры с пёздами знаю все, – говорит она мне. – С большими, маленькими, волосатыми, жирными…. если найдешь такую, с которой не знаешь, как справиться, тащи ее мне… Я тебе покажу.

Потом… уже не до разговоров, она воет от хренозаряда молофьи у себя в прямой кишке – и кончает. Подскакивает сверчком, я при каждом прыжке – за нею, по-прежнему ей ввинчивая… Я полон решимости не вынимать хуй у нее из жопы, но она в итоге валится с тахты и сбегает от меня….

– Проделай такое с Клубочком, она б так испугалась, что пряталась бы от тебя насовсем, покуда родители держали бы ее в Париже, – говорит Таня. – Если я ее тебе раздобуду, ты должен дать мне слово так ее не ебать.

У меня по-прежнему стоит, и Таня играет с моим хером, чтоб он таким и остался. Лежит на спине и подрачивает мне, и я вижу, как из ее лысой фиговины выжимаются молофья и сок. Устричный бульон…..

Таня желает знать все про мать Клубочка и меня. Я ебал ее, правда? На это нет ответа. Ну а ебал ли я ее так, как только что еб Таню? Она у меня отсасывает? Играли ли мы в тет-беш? Такая ли у нее приятная форма, как у Таниной матери? Но я ничего не выбалтываю… Таня способна накуролесить даже без всяких сведений. Что ж, ладно, говорит она…. но мне вовсе не следует считать, будто это секрет. У Клубочка глаз вострый; довольно скоро и она все узнает.

– А она знает, что ты доебывалась до ее отца? – спрашиваю я.

Таню поражает, что я это знаю. Как я выяснил? От Энн? Таня хватает меня за хер так, словно собирается его оторвать….

– Он рассказал своей жене? – требовательно вопрошает она. – Она знает, что? мы делали?

Об этом я тоже молчок, и Таню раздражает. Как ей себя вести, если она не осведомлена?

– Он дал мне чек, как будто я шлюха, – говорит Таня. – Но я его пока не обналичила, потому что не хотела ничего покупать.

Потом она хочет, чтобы чек был у меня. Она мне его сразу отдаст, чтоб я купил себе что захочу. Если ей платят, будто какой-нибудь девушке из отеля, она тогда и вести себя будет как они, и свои деньги отдаст какому-нибудь мужчине, вздыхает она. И не здорово ли будет мне объяснять это Сэму…. на том чеке моя подпись! Полагаю, мне надо поступить вот как: попробовать его у нее отнять и вернуть Сэму… но для него деньги ничего не значат, и он немного облегчил себе совесть, поэтому ну его к черту. Я говорю Тане, чтоб затолкала этот чек себе в жопу и приклеила его там, первые заработанные ею деньги. Так и сделает, говорит она, если я оберну им себе хуй и осуществлю заталкивание.

Мне все равно любопытно, что Клубочек понимает про Таню и своего отца. Таня довольно долго добирается до сути, которую пока еще ни разу не излагала. Она ее придерживает, говорит она, бережет, чтоб выяснить, как именно Клубочек относится к отцу. Если он хочет ввинтить Тане, у него должны быть и какие-то чувства к Клубочку, как я считаю? Кто ж знает… быть может, они сохнут друг по дружке….

Вот же сука! Я уже вижу, как она тут выстраивает очередную катавасию. Бэкеров очень жалко… если эта грязная пиздявка сядет им на хвост, нипочем не узнаешь, что может произойти. С собой в Америку они увезут поболе, чем коллекцию искусства Бэкеров…

Таня щекочет моим хером у себя под хвостом. Еще минута, и она в себя его воткнет, но я стягиваю ее к краю тахты. Она лежит на этом краю, жопка уравновешена, а худые ноги прямо и врозь. Ступни у нее на полу, фига – шириной с амбарные ворота. Она не шевелится… так и остается, и впускает мой елдак, дает мне себе ввинтить…..

– Клубочек будет ревновать, когда я ей расскажу, – говорит она….

– Зачем, Иисуса ради, тебе ей рассказывать?

Этого Таня не сообщает…. Быть может, и сама не знает ответа. Она елозит поближе к краю тахты, чтобы мой хуй вошел в нее полностью, играет со своими титьками, трясет ими у меня под носом……

– Это я потом пойму… Наверное, отведу ее к себе в комнату и заставлю мне вылизывать. Да, так я и сделаю….. Заставлю ее сосать мне кон и всю эту молофью вотру ей в лицо и по носу размажу, а в чем дело, не скажу до самого конца, пока не отсосет мне. Вот тогда только скажу ей, что ты мне ввинчивал и что она ела твою молофью. Ох, большой Жан Жёди… входи, заходи глубже… и оставь во мне побольше молофьи, потому что позже я заставлю хорошенькую маленькую девочку всю ее съесть….

* * *

В отеле у Бэкеров…. коридорный со своим кухонным английским старается изо всех сил!

– У нас нет «Юманитэ», сэр. Есть «Антрансижан» и «Пари-Суар»[171].

– Нет, – отвечает Бэкер. – Я хочу «Гуманите», хорошее название. Означает же «Человечество», правда?

– Да, сэр.

– Мне нравится название; я хочу эту газету. Закажите мне завтра ее.

Посыльный уходит, обнимая свои чаевые, и через минуту нас приветствует швейцар. Держится он очень солидно, очень уверен, что способен справиться с ситуацией.

– Прошу прощения, сэр. Мальчик мне говорит, что вы желаете «Юманитэ». Вам не понравится эта газета, сэр. Заказать ли вам вместо нее «Матэн»?[172]

– Нет, хочу «Юманитэ». Мне нравится название. Французы – народ восхитительный, великий революционный народ…. Я сюда приехал, поскольку восхищен их вольным духом. Я хочу вашу газету о человечестве.

Швейцар с опаской, тяжко озирается. Нипочем не скажешь, кем он воображает Бэкера, но ни меня, ни Карла он явно не одобряет.

– Же ву деманде пардон, мсье, но она не о человечестве…. Она о политике. Она для рабочего люда.

– Ну, я работаю, вы работаете… достаньте. Раздобудьте мне ее с утра.

– Мсье! – в отчаянии восклицает швейцар. – Вы не понимаете! Это же издание красных!

Такое может тянуться не один час, но тут Карл замечает Севрана – того остолопа, которого мы тут ждем. Он представляет, как мне сообщил Карл, различные крупные и неназываемые интересы. Через Карла он пытается провернуть какую-то аферу с Бэкером, и Карл вне себя. Всю свою жизнь Карл рассчитывал на долю в одной из таких сделок – в скандальной афере по деланию денег, про которые слышишь только шепотки да рассужденья в кафе Бурсы.

Севран на самом деле – тот человек, каким Карлу хочется стать. Ботинки ручной работы, прекрасный зубной протез, в кармане полно «Корона-Корон» и золотая зажигалка, которую к ним подносить, румянец человека, который ест и пьет хорошо, а равновесие себе восстанавливает месяцами, проведенными за бобслеем в Сен-Морице. Они с Сэмом двадцать минут прощупывают друг друга, взвешивают…. они как два человека, что тактично пытаются решить, стоит ли им проводить выходные где-то или же лучше просто сбежать в отель и там по-быстрому поебаться……

Вероятно, немного они форсят перед Карлом. Как бы то ни было, он целиком остается на морозе, пока они устанавливают между собой общую платформу для работы. Поскольку Севран застал последнюю часть шуточки Бэкера со швейцаром, он заговаривает о недавних беспорядках. Вызвали Республиканскую гвардию и два полка негров, говорит он Бэкеру.

– По старинке, как в Риме…. подавляй римлян провинциалами, провинциалов – римлянами. О, французы по-своему так же мудры, как британцы, в их собственной разновидности политики. Обычно попытки ку-д’эте довольно, чтобы разгромить во французском уме все вопросы. Ланьи и Ставиский чуть не свергли государство…. переворот шестого февраля устроили мило, чтобы люди забыли о том и о другом. Но теперь…. народ начинает чувствовать, что Ставиский был во Франции не единственным спекулянтом, он просто более всех выставлялся напоказ. А французы, как все латиняне, – полоумные игроки….. одна десятая лотерейного билета, когда бедны, байоннские облигации – когда богаты[173].

Бэкер и Севран почти сразу приходят к согласию о продажности французской прессы, и планы Севрана начинают проступать отчетливее.

– Суть в том, – говорит Севран, – что всем нынче хочется получить что-то ни за что…. потому-то коммунизма вообще никогда не случится. Но французы – единственный народ, изучающий, как терять деньги на бирже. Здесь каждая газета публикует свою финансовую страницу, к тому же есть десятки и десятки маленьких ежедневных и еженедельных листков, дающих подсказки и счисления для Бурсы. Однако возьмите англичан… они с ума сходят по бегам….

– Даже в мастерских есть свои еженедельные тотализаторы, – рьяно перебивает Карл. Жалкое это зрелище – смотреть, как он пытается во все это вклиниться, и я не понимаю, чего он не уйдет совсем или не заткнется.

– В некоторых местах мелом размечено, – продолжает Севран, – «„Сияющий свет“ выиграет в 2:30», но что у вас вместо информационных листков? Конвертики жучков, очень дорогие, да пара двухнедельных или еженедельных публикаций. Во Франции местные финансовые новости выходят каждый день.

– Вы несправедливы к тевтонским странам, – вставляет Бэкер. – Забываете, что они не могут ни читать, ни писать… если б могли, несомненно читали бы газеты. Говорю вам, они умны. Когда вы слышите, как автобусный кондуктор прикидывает, как ему выиграть пятьдесят фунтов за пять заездов с начальными издержками в десятку, вы понимаете, что это Ньютонова раса. Я придерживаюсь того мнения, что люди – неосвоенные залежи разума страны.

– Не думаю. Были б умны, из них было бы невозможно выудить деньги и мы с вами здесь бы не сидели. Не будь они тупицами, как бы деляга себе зарабатывал? Но, как я и говорил, игроки французской Бурсы готовы читать любую подсказку, хорошую или плохую, и любую сводку, сколь бы подозрительной ни была и какие бы слухи о ней ни витали, из-за третьего факта…. невероятной продажности парламентариев и судейского сословия…. они всегда допускают, что эти листки могут добывать сведения из высокопоставленных источников посредством чистого шантажа. И даже если это биржевые листки, маленький спекулянт считает, что и сам он – в биржевом пуле. Он рассуждает, что министр, предоставляющий сведения, может говорить или не говорить правду… как бы то ни было, слух приведет к переменам на рынке, и ему б лучше встрять туда с самого начала, а вынырнуть, пока рябь не успокоилась…. то же со вздуванием цен. Может, и утка, думают они, но кто-то же ею владеет и кто-то ее сможет ощипать… Я достаточно неглуп, чтоб и себе кусок оторвать. Это республиканский сантимент, понимаете…

Карл понимающе кивает. Можно решить, что он матерый рыночный жонглер… если при нем упомянуть «Американскую банку»[174], он начнет озираться в поисках девушки из Штатов….

– Четвертый пункт моего плана, – продолжает Севран, – зиждется на том факте, что французская пресса терпеть не может платить за каблограммы. Они будут печатать прокисшие новости, недельной давности…. будут списывать, красть, сочинять – все, что угодно, только б не платить за кабельные услуги.

– А как же «Авас»?[175] – спрашивает Сэм.

– Я бы платил «Авасу» часть взятки, это само собой. Суть в том, что я бы обзавелся поддержкой Нью-Йорка от работников пула с Уолл-стрит.

– Ну, вам понадобится всего одна газета. Можно купить какую-нибудь пошлую, обанкротившуюся портянку, пустить слух по кафе красных фонарей и Бурсы, что у нее поддержка Уолл-стрита, и в одночасье добиться оглушительного успеха. Надо только завести моду… другие газеты подхватят вашу информацию и станут вас рекламировать.

– Нет. Чтобы продавать акции ан-масс, нам нужно иметь за собой все финансовые газеты. Тут все должно быть хорошо, достаточно хорошо, чтобы поймать всех лохов, выманить все добрые монеты из всех знаменитых шерстяных чулок страны, из ватных бюстов старых дев, из всех фондов, вверенных попечению семейных стряпчих. Мне не только умники нужны, что кидаются очертя голову куда ни попадя, не только пляжные крысы, ждущие прилива, не только мудрецы, которые выходят из игры и навариваются…. Мне нужны деньги вкладчиков….

Иными словами, замысел Севрана в том, чтобы выдавать себя за частную кабельную службу, покупая кабельные услуги у одной из компаний. Другая его мысль – его шайка назовет себя Комитетом экономического инспектирования или каким-то похожим говном, набьет комиссию экспертов крупными именами.

Карл хмурится своей сигаре, чтобы не щериться. Лицо у него загорается от одной мысли о деньгах, а вот это все доводит его чуть ли не до истерики. Возможно, он рассчитывает, что Бэкер немедленно кинется в банк, пока Севран пойдет арендовать контору, поскольку он разочарован, когда совещание заканчивается, а ничего определенного так и не достигнуто.

Сэму и Севрану предстоит встретиться еще раз, Севран едет с нами в такси до Капуцинов. Карла высаживаем несколькими кварталами дальше. Потом мы с Сэмом направляемся к Александре……. Там должна быть Клубочек, и Сэму выпадает хорошая возможность познакомиться с Александрой. Он по-прежнему беспокоится из-за Тани.

– Как по-вашему, есть ли вероятность, что она могла испугаться и сказать что-то своей матери? – снова спрашивает он. – Не хотелось бы мне впутываться ни в какие неприятности, знаете ли. Вы с ее матерью давно знакомы, верно? Как она, ничего?

Остаток поездки я трачу на заверения, но, когда мы останавливаемся у Александры, он все равно нервничает. Если возникнут неприятности, говорит, он все переложит на мои плечи……

Клубочка там нет, как нет и Тани. Они уже отправились обратно в отель Бэкера и теперь, вероятно, где-то вместе проводят вечер. Александра приглашает нас в дом…..

При первом же взгляде на Александру Сэм расцветает. Он не рассчитывал, что она окажется такой смазливой пиздой. Весь надувается, топорщит перышки, как голубь, и усилия его нельзя сказать что пропадают втуне. Александра теплеет к нему сразу же.

– Скажите-ка, она чудесна! – восклицает Сэм, как только мы остаемся наедине. – Вы никогда не говорили мне, что она такая. Я ей нравлюсь, вам не кажется? И ей известно, что? мне в ней нравится… смотрите, как она выставляет это напоказ! Скажите мне, что? она за женщина на самом деле? Есть ли возможность уложить ее в постель?

Мне без толку оставаться в подобной обстановке, но я хочу наверняка убедиться в том, как все устроилось, прежде чем оставлю их с Бэкером наедине. Поскакав немного вокруг да около, я умудряюсь перехватить несколько минут тет-а-тет с Александрой. Мы стоим в вестибюле, и она позволяет мне себя общупать… даже дает вынуть Джона Четверга и потереть его носом ей между ног. Но не желает, чтоб я совал свой хуй ей в пизду целиком.

– Мне теперь долго не захочется, чтоб ты его вообще вынимал, – говорит она, отталкивая меня и располагая мою елду еще ниже по своим бедрам, где ее мочит сок. – И я не могу быть неучтива с другим своим обществом…. сейчас нам лучше вернуться.

– Он не станет возражать, если ты сколько-то будешь с ним неучтива, если ты позднее будешь неучтива и со мной, – сообщаю я ей. – Он хочет тебе ввинтить.

О, чем я в последнее время занимался? Да, что я рассказывал о ней очаровательному мистеру Бэкеру? Знает ли он, что я с нею жил? И не думаю ли я, часом, будто теперь, когда свободен, я могу приводить своих друзей и предлагать им ее…. будто она, быть может, моя жена? Поэтому мне приходится объяснять, что Бэкер вообще ничего не знает, кроме того, что она Танина мать, а все, что ему про нее известно, он видит сам…. а уже этого с лихвой для того, чтоб мужчина захотел ее выебать.

Александра стоит передо мной, и мы с нею играем друг с дружкой, пока она все обдумывает… Есть ли у мистера Бэкера жена, помимо его прелестной дочери? Ах да, она слыхала, как девочка упоминает о матери. Далее – хорошенькая ли у него жена, тянет ли к ней мужчин? И наконец… насколько хорошо я знаю его жену?

Я отвечаю на все вопросы, кроме последнего… Александра делает вид, что не замечает упущения… Она очень… полна томлений, говорит она мне. Да, сегодня вечером ей бы хотелось поебаться, и, приди я к ней один, мы бы провели вместе чудесный вечер. Но поскольку со мной мой друг, от этого плана придется отказаться, ибо она определенно не намерена допустить, чтобы мы ввинчивали ее вдвоем. И она мне скажет кое-что еще… если бы мой друг пришел один… вероятно, она б разрешила ему остаться. Любому из нас, понимаю ли я? Да, вот до чего хочется ей лечь в постель с мужчиной, вставить хуй себе в кон…. Но не два… нет, никогда…. После пережитого у каноника Шарантона она осознала, что нужно вести себя скромнее…..

Возвращаюсь поговорить с Сэмом. Все в порядке, сообщаю я ему. Я ее прощупал, и мне кажется, она позволит ему себя выебать… Он ей нравится, говорю ему я, а также сочиняю множество красивостей, которых она не произносила. Поэтому теперь решать ему…. помнить нужно только, что на самом деле она хочет, чтоб он ей просто ввинтил, поэтому пусть не боится стремиться к этому. Что же касается меня, то у меня свидание, и я теперь их покину. Я не сообщаю ему, что свидание у меня – с его женой…..

* * *

Энн считает мою квартиру очень старомодной и очень удобной. Все в ней так приватно, говорит она… она не знает ничего о парадах, что здесь случаются в самое неподходящее время. Такое место будет в самый раз для женщины, пожелавшей бы завести роман, не правда ли? И много таких тут вокруг? Она, конечно, просто так интересуется…..

Энн желает узнать Париж получше, и у нее целый список вопросов, длиной с руку. Где это? Где такое найти? Где для такого и эдакого лучший район? И первые полчаса, что Энн проводит у меня, она сидит и корябает в блокнот все мои ответы. Ей предстоит еще много чего повидать в Париже перед тем, как уедет домой, восклицает она, и ей интересно узнать город во всех ракурсах. Ну а где покупают те ужасные открытки?

Я ей рассказываю, где можно купить гривуазные картинки…. Хотя как она могла пробыть здесь столько и до сих пор не повстречаться с барыгами, я не знаю. Затем она желает знать, настолько ли они на самом деле скверны, как о том все говорят… или же просто… риске?? Она, конечно, ни одной раньше не видела… Ну а хотела бы посмотреть? О, а у меня есть? Ну, это как-то неловко…. но, наверное, такова часть жизни. Да, она должна их видеть; образование человека должно быть всесторонним……

Я показываю ей снимки Анны, даю целую пачку и позволяю все проглядеть. Она заливается румянцем, едва взглянув на первый. Ох… они довольно забористы, нет? Смотрит их все очень быстро, а потом еще раз, очень медленно… Ей становится тепло, она бросает взгляд на камин и ослабляет на себе ворот свитера. Выпивает много бокалов вина…

После этого извлечь ее из одежды вовсе не так трудно. Несколько ощупываний, и она готова ко всему…. или же так сама считает. Как только я запускаю руку ей под юбку, плавание становится гладким. Она раздвигает ляжки, когда я их тискаю, и позволяет мне спустить с нее штанишки, даже не вздев бровь. И духом этих картинок она прониклась на самом деле, сука…. между ног у нее столько сока, что все штанишки промокли, а большая пизда – как огневая коробка.

Быть может, я бы предпочел, чтобы на ней был пояс, спрашивает она? Одеваясь, она подумала об этом, но, похоже, носить такой предмет одежды – извращение, поскольку он возбуждает половые аппетиты…. И все равно, если мне этого хочется, она всегда будет его потом надевать, даже под спортивную одежду….

Я ею удовлетворен как есть…. большой жопы у нее вполне достаточно, чтобы у моего хуя шея затекла, есть там пояс или нет. А оттого что на ней остаются чулки и туфли, он, кажется, становится больше обычного…

Пока я ее ощупываю, Энн перекатывается туда-сюда по тахте. О, что бы подумал Сэм, что бы он сделал, увидь он ее сейчас! Она сует мне в штаны кулак и хватает меня за болт. Что подумал бы Сэм! Какой позор для нее… прийти сюда, чтобы я ее выеб, предоставить Сэма самому себе. Она должна быть дома, своего мужа дрючить, а не тут мне давать….. Я ее не разочаровываю… но, по моим прикидкам, Сэм и Александра уже должны крепко подружиться.

Энн спускает с меня штаны и играет с моим кустом. Ох, эти волосы! Она запускает в них пальцы и щекочет мне яйца. Когда она вообще видела столько волос, восклицает она! А знаю ли я, что она хочет от этого делать? От этого ей хочется преклонить голову возле него…. да, прямо взять и прижаться к нему щекой… Но, сказав это, она принимается жеманничать. Наконец мне приходится схватить ее и придавить ее голову……

Колется, жалуется она… но это приятная щетина, прибавляет она довольно скоро. А будут ли колоть мне щеку ее волоски, интересуется она… Она уверена, что они очень мягкие…. Я вполне убежден, что снимки Анны, играющей в тет-беш с ее дружочками, застряли у Энн в уме, но она боится в этом признаться или даже подумать о том, чтобы пососать мне елду. Я обхватываю руками эту ее огромную задницу и кладу голову ей на бедра. Она ерзает… так распалилась, что и связно говорить не может…. но все равно она боится сунуть эту штуку себе в рот….

Черт, я б мог заставить ее, наверное…. Почти любая пизда, если достаточно разгорячится, откроет рот, когда ей кончик хуя в губы сунут…. но я хочу, чтоб она взяла сама… или подумала, будто сама берет. Я принимаюсь лизать ей живот и бедра…. она раздвигает ноги и робко целует меня в живот. Я двигаю бедрами, как будто мы медленно ебемся… и Энн делает то же самое.

Вот же пёзды! Как же они любят получать что-то ни за что! Больше всего Энн бы сейчас хотелось, чтоб я сунул язык ей в этот разруб и попытался вылизать его досуха, а с моим хуем ближе, чем есть, она знакомиться не желает…. Но я могу быть так же упрям, как она…. Лижу по краям ее пизды, кусаю ее за ляжки, щекочу ей манду носом. Когда очень близко подбираюсь к ее фиге, она возбужденно шепчет… там… поцелуй там…. отчего бы мне тут же не высунуть язык… О, сейчас мы, должно быть, смотримся как те жуткие люди в кинокартинах, правда же? Да, мы делаем почти то же самое, что и они…..

В конце концов я даю ей попробовать то, что она так хочет почувствовать. Целую ее прямиком в пизду, проскальзываю языком ей по губам и внутрь…. бедра у нее распахиваются настежь, как две створки ворот, что никогда больше не закроются, и она ахает, когда я сосу ее сочный, жаркий плод…. О, что за чувство! Мне нельзя больше переставать! Мой язык может проникнуть глубже… Я могу сосать сильней… она еще шире раздвинет ноги…. Она пытается свернуть Джону Четвергу шею, но по-прежнему его не сосет…..

Ей не верится, что я прекратил. Как… о, как мог я остановиться, если ей так хорошо? Вот…. она ляжет иначе, чтобы мне стало легче… А вот как она будет играть с моей елдой, пока я этим занят…. Ведь так же хорошо? Почему я не начинаю сызнова? Ох, ну пускай же я припаду ртом к ее пизде и пососу еще!

Я трусь своим хером о ее губы, но она отстраняет голову. Второй раз она мне это сделать позволяет… затем целует его. Я этого от нее хотел, шепчет она? Поди, не знала, поди, не было у нее ни малейшего понятия о том, чего я жду! Хочу ли я, чтоб она поцеловала мне яйца, как и мой живот? Так, да? Она поцелует, если мне хочется. И тому подобное.

Такую срань можно терпеть лишь постольку-поскольку. Вообразите женщину с такой взрослой дочерью, как Клубочек, пизду уже столько лет замужем, сколько Энн, и она делает вид, будто не знает, что ты хочешь, чтоб тебе сосали хуй! Я решаю дать ей еще один шанс….. затем, если она не откроет рот, когда раскрывает мне эту свою пизду, я либо в то, либо в другое суну ногу, а в то, что останется, – елдак. Начинаю лизать ей фигу и перекатываюсь на нее сверху, тыча хером ей в лицо. Внезапно ощущаю на нем ее язык… она открывает рот и принимает в него голову Джонни…. Затем обе ее руки оказываются у меня на талии, и она сосет изо всех сил… Я ей выдаю все, с чем она способна справиться…..

Энн не слишком хорошо оборудована, чтобы брать хуй с этого конца, – хуже, чем с другого, во всяком случае…. она давится, но упорно за него держится. Пизда ее раскрыта так широко, что вывалилось бы все, что в ней может быть, но ничего подобного не происходит… там она, должно быть, хорошо прошита. Может, живот у нее и не чугунный, как у Тани или Анны, но заякорена она прочно. Вот еще чем американские любительницы убирают всех парижских профессионалок…. их хоть вверх тормашками крути, не нужно волноваться, что матка у них на пол вывалится…..

Энн хочет, чтоб я щекотал ей очко, пока сосу ей фигу. Она не заметила, очевидно, что в жопу ей я уже засунул два пальца… Сую еще один, и она счастлива. Я делаю вид, словно пытаюсь съесть ей пизду, она хихикает…. Она не знает, что все это оттого, что я сам боюсь, как бы этот огромный рот меня не проглотил……

Я мог бы кончить почти сразу же, как только Энн взяла Джона Ч. в рот…. Я сдерживался, поскольку хочу, чтоб она сама была готова кончить, как только поймет, что у нее во рту полно молофьи. Жду, покуда не убеждаюсь, что она на самом краешке, пока не задавила меня своими ляжками и не утопила в своем соке…. У нее в жопе жучок и пламя в животе, и, зайди сейчас сюда Сэм лично, она б не смогла остановиться. Затем, когда она уже такова, я даю Джону Четвергу управляться со всем по-своему.

На кратчайший миг все приостанавливается. Энн вроде бы в панике…. она поверить не может, что сама только что у меня отсосала, и это для нее кошмарное потрясение. Но все равно молофья заполняет ей рот, и она не знает, что с нею делать. Я ей ору, чтобы глотала…. угрожаю, что, если не проглотит, я перестану сосать ей пизду. Провожу языком ей внутри по этим кустистым краешкам, и Энн вдруг решается. Внутрь проваливается вся порция одним махом, а она по-прежнему сосет мой болт. Я снова прижимаюсь ртом к ее бонн-буш, и она тоже кончает…. сок из нее вытекает квартами…..

Едва Энн вновь способна к речи, она говорит, что больше не заглянет ко мне в квартиру никогда. Нет, на сей раз она зашла слишком далеко…. чересчур далеко. Сознаю ли я, что у нее есть муж, который в нее верит, и малютка, которая просто ее обожает? Ей нужно подумать о них. О, жена и мать не может так себя вести! Время подобных приключений давно миновало… для женщины в ее возрасте и ее обстоятельствах – безумие пускаться в такие плавания и т. д. и т. п….

Она желает уйти немедленно, но я этого не допущу. Убеждаю ее остаться еще на бокал вина, затем на второй. Она снова берет картинки. Те, на которых Анна сосет разнообразные елдаки, а ей при этом лижут пизду, похоже, притягивают ее больше прочих. Какое распутство здесь, в этой Франции…. должно быть, что-то в атмосфере. Она, разумеется, никогда не делала ничего подобного тому, чем мы занимались сегодня вечером… осознаю ли я это?

Я осознаю это изумительно, заверяю ее я…. а теперь, если она пройдет в спальню… или предпочитает тахту? Она считает, что тахта весьма хороша, но, вообще-то, ей не следует….. Бедный Сэм…. Бедный Сэм…. неправильно ей так его обманывать…… и она перекатывается на спину и раздвигает ноги……..

* * *

Карл считает, что мне следует сделать что-то, дабы повлиять на Бэкера в сделке с Севраном. Тут пахнет деньгами, заверяет меня он, деньгами для всех, кто с этим связан, и мы с ним могли бы каждый подобрать себе пристойно мелочишки, если только поцелуем пару жоп. Карл жопы целует уже так долго, что и сам перестал понимать, что он это делает…… считает себя фокусником, который вытаскивает кроликов из цилиндра. Карлу трудно зарабатывать на жизнь легко…….

Он роялист у нас, Карл-то, и верит в покровительство. Как же еще, к черту, желает знать он, кому-то вроде него зарабатывать на жизнь? Это у него похмелье после того года, что он провел в «Боз-Ар». Его вышибли, но забыли выпустить из него пар…. спустили его с цепи болтать о Чинквеченто, Ренессансе, Большой Пандоре и Малой Пандоре, о Гении Франции….. все это поступает непосредственно от убогой толпы, что валандается вокруг «Дё-Маго», где читают «Аксьон Франсэз», тоскливейшую газетенку на свете…..[176]

В общем, Карл считает, что у меня есть преимущество влияния – или хотя бы близости к Сэму…….

– Что за хуйню ты несешь все время, пока вы бегаете по этим гадюшникам? – вопрошает он. – У тебя, что ли, идей никаких нету? Да это же золотая тебе возможность…. есть тысяча… миллион способов сделать деньги. Хочешь сказать, что никогда не говоришь о деньгах? Да господи ты боже мой, ты б мог себе славно на лапу положить с тех помоек, куда ты его водишь… он не стал бы возражать, если с него возьмут немножко сверху… черт, да он этого даже не заметит….

Нас прерывает Рауль, который говорит, что искал меня несколько дней и у него для нас есть смешная история. Случилась с одним его другом, тщательно поясняет он…. Имени этого друга он называть не станет, поскольку ему оно все равно неизвестно…. Но Раулю зримо становится легче, когда он ее рассказывает до конца, так что я уверен: друг этот – он сам…..

– Она просто маленькая девочка была…. ну знаете, очень маленькая девочка, и мой друг прекрасно учил ее всему, что маленьким девочкам ее лет определенно знать не полагается. Потом она уходит… быть может, друг мой платит ей что-то, чтоб она в кино сходила….. и все кончено. Обо всем надо забыть, ну или просто вспоминать иногда, если у него нет женщины, и он вынужден с собой играться… Но через три недели девочка возвращается. Моему другу нужно что-то делать… а что такое? Как же, она беременна… она подарит ему младенца, если ничего не будет сделано. Беременна? Не может быть! Ох, какой ужас. И друг мой очень озабочен… Наконец он решается спросить… откуда она знает, что беременна? К врачу ходила… с матерью своей про это разговаривала? Нет…. нет… но у нее идет кровь. Кровь? Откуда? Ах, ну откуда еще у женщин кровь ходит? Он кладет ее на кровать и задирает на ней платье… там всего лишь месячные у этой маленькой девочки. Поэтому друг мой дает ей полотенце обвязаться и немного денег, чтобы опять шла в кино. Хватит с него маленьких девочек! И что, блядь, вы обо всем этом думаете?

Поскольку ни мне, ни Карлу это не кажется таким потешным, как описывает Рауль, он переходит к своей невестке. Она уехала из Парижа теперь, говорит он…. очень жалко, но она опять вернется, у меня еще будет возможность уложить ее в постель. А он тем временем хотел бы познакомиться с какой-нибудь славной испанской девушкой, с которой можно будет практиковаться в языке. Но с такой, кто не захочет денег, быстро добавляет он. Знаю ли я какую-нибудь славную испанскую девушку, у которой нет триппера или братьев с дурным характером? Мило, если она еще и зарабатывать себе на жизнь сама будет, а шлюха – так и совсем хорошо, говорит он… Я сообщаю ему, что больше не вожусь ни с какими испанскими девушками, но вот Эрнест может знать одну-двух, которые больше ему не нужны… Я выясню. Рауль очень благодарен… берет нам с Карлом выпить и угощает нас сигаретами. Любая девушка сгодится, повторяет он, ему подойдет просто любая, только б у нее не было болезни, да еще чтоб почти все передние зубы целы…….

Позднее, когда я стряхнул Карла, а Рауль отправился на похороны кого-то из своей многочисленной родни, я встречаюсь с Сэмом. Он очень весел, только и говорит об Александре.

Что за женщина! Ах какая женщина, мать маленькой девочки! Знаю ли я. Он остался у нее в доме на всю ночь, к себе вернулся только в девять утра! Конечно, Энн пришлось что-то говорить…. и он сказал ей, что был со мною. Если она спросит, не мог бы я сочинить ей что-нибудь, за картами-де засиделись….

Я не могу сказать ему: говорить такое Энн будет ошибкой, да и она не в состоянии сообщить ему, что ей известно, какую тюльку ей на уши вешают. А кроме того, он так возбужден насчет Александры, что, вероятно, все равно не услышит, что б я ему ни сказал.

– Ебаться она умеет! – сообщает он мне. – Боже праведный, как же она умеет ебаться! Алф, не прошло и получаса после вашего ухода, как мы приступили! Честно! Черт, знаете же, как оно бывает…. вот сидите разговариваете и выпиваете, а через секунду вы уже суете руку ей под платье….

Мы останавливаемся – это Сэм будит бродягу, спящего в проеме парадного, и дает ему пять франков. Отмахивается от женщины – та, ноя, подходит к нему, вся закутанная в платок, протянув костлявую руку.

– Нам лучше подняться, сказала она, – продолжает Сэм, – и мы поднялись к ней в спальню… вот просто так! Ну не чертовщина ли, а… отправиться туда посмотреть, что она собой представляет, из-за всей этой волынки с ее дочерью, а в конце оказаться с нею в постели? Сперва дочь, за нею мать… о господи! И я вот что еще вам скажу… помните, я о девочке рассказывал? Что она сосала мне елду? Так вот, мать ее – тоже… что вы на это скажете? Да, сэр, она впервые меня видит, а я без малейших хлопот могу это с ней устроить! Ей-богу, Алф, даже не знаю, хочется мне возвращаться в Штаты или нет… если в Париже такая пизда. Единственное, теперь я про дочку не знаю… Не уверен, что мне уж очень хочется, чтобы Клубочек с нею водилась….

Сэм об этом беспокоится еще несколько минут, но возвращается к Александре и к тому, что она за чудесная пизда. Она читала ему стихи, говорит он, между заходами, и он хочет, чтоб я угадал, сколько раз он ей ввинчивал.

– Четыре! – с торжеством объявляет он. – О, вас-то небось таким не удивишь, но постойте… доживете до моих лет – и сами увидите. Особенно если женаты, если женщина у вас каждую ночь одна и та же. Если женаты на ней пятнадцать, двадцать лет, вы не станете ебать ее четыре раза за ночь… Русскую любовную лирику… и китайскую тоже…. вы знали, что она говорит по-китайски? Так вот, говорит… по крайней мере, мне сказала, что это китайский…. Ну почему, к черту, я не приехал в Париж в двадцать лет? Что со мной в ту пору не так было? Но может, и хорошо, что не приехал…. тогда бы я всего не оценил… как вы этого пока не цените. Вам сколько, лет сорок? Послушайте, вот вам мой совет – возвращайтесь в Америку, сколотите себе там миллион долларов, затем приезжайте в Париж и живите весь остаток жизни… Но не женитесь… чем бы ни занимались, ни за что не женитесь, потому что всегда сможете найти себе множество славных пёзд, вроде этой Александры, чтобы читали стихи и отсасывали, если у вас есть миллион долларов….

Совет хорош, но Сэму не приходит в голову также сообщить мне, как именно сколотить миллион. У него на уме кое-что помасштабнее.

– Никогда не забуду, как она выглядела, когда все с себя сняла и легла на кровать, показывая мне пизду и ожидая, чтобы я что-нибудь с этим сделал. Да и не стеснялась об этом впрямую попросить… только говорила она это по-русски. Что за дьявольский язык для бесед о ебле! Я бы предпочел, чтоб она говорила по-французски… хотя бы как-то понимал, к чему она клонит. Но когда она взглянула на мой хуй, раздвинула ноги и посмотрела на меня меж поднятых колен, она могла бы говорить на любом языке, и все звучало бы одинаково…

– Предположим, – говорит Сэм позже, когда мы с ним уже в баре, – я мог бы ожидать, что она окажется такой. В конечном итоге, если девочка так доступна, у матери ее тоже могут быть не штанишки, а огонь… это в крови. Но послушайте, Алф, отныне я намерен часто видеться с Александрой… поэтому всякий раз, когда я вам стану звонить и говорить что-то про вечер за картами, знайте, что всю ночь меня не будет, и я хочу, чтоб вы меня прикрыли перед Энн. Просто говорите ей что угодно, если начнет спрашивать… подробности ей знать не слишком интересно.

– Слушайте, Сэм, я что-то не очень уверен….

– Ох, чепуха. Все в порядке, говорю вам. Вам только надо помнить, что мы с вами иногда ходим играть в покер. Ей-богу, Алф, я приехал в Париж немного развеяться…. вы же меня не подведете, правда?

– Нет, я не хочу вас подводить, Сэм, но все равно мне кажется…..

– Ну, ч-черт, если вы так, ладно… Наверное, смогу уговорить Карла….

– Постойте-постойте, Сэм, не поймите меня неправильно…… Я ж не сказал, что не стану этого делать… Я просто….

Данный текст является ознакомительным фрагментом.