Россия

Россия

Хорошо на Руси утешали вдовцов. Где-то там, в других странах, безутешные (блин!) рыцари обливались слезами, потеряв любимую жену, писали (блин!) навзрыд эпитафии, шли в монастырь, а наш мужик и не думал тужить. Он испытывал странное чувство облегчения, освобождения, ему открывались новые жизненные перспективы. Ну конечно! Русский Бог — добрый. Он ему сладкую девку даст. Нет ни одной народной культуры в мире, где бы так цинично относились к женщине, как было заведено у нас. Все это в генах живет до сих пор.

Виктор Ерофеев. Мужчины

О присутствии семейных отношений в жизни древних славян свидетельствуют многочисленные археологические находки. Современные историки подтверждают тот факт, что славяне очень долго жили при патриархально-родовом строе.

Историк В. Белов объясняет:

«Род — это такая форма общественного устройства, при которой вся жизнь отдельного человека определяется жизнью его рода — большой семьи, состоящей из нескольких поколений родственников. Они живут под одной крышей или в тесном соседстве, сообща трудятся и сообща потребляют продукты своего труда. Такие коллективы находились на полном самообеспечении. Земля и имущество находились в общей собственности членов рода. Бедность или богатство были делом неслыханным. Все продукты, вещи, орудия труда распределялись или готовились ровно по необходимости. Никто и никогда не был голоден и раздет, но и торговать с соседями или иностранцами необходимости не было. У восточнославянских народов долгое время бытовала большая семья, объединявшая родственников по прямой и боковым линиям».

В Киевской летописи сказано, что «живяху кождо родом своим и на своих местех, владеющее кождо родом своим». Согласно русским летописям, порядок заключения брака у древних славян предполагал либо умыкание невесты, либо ее покупку по предварительному сговору.

Российский историк В. О. Ключевский пишет в «Курсе русской истории»:

«Начальная летопись изображает различные формы брака как разные степени людскости, культурности русско-славянских племен. Умычка и была в глазах древнего бытописателя низшими формами брака, даже его отрицанием: „браци не бываху в них“, а только умычки. Первоначальные однодворки, сложные семьи ближайших родственников, которыми размещались восточные славяне, с течением времени разрастались в родственные селения, помнившие о своем общем происхождении… Для таких сел, состоявших из одних родственников, важным делом было добывание невест. При господстве многоженства своих не доставало, а чужих не уступала их родня добровольно и даром. Отсюда необходимость похищений. Хождение жениха за невестой, заменившее умычку, в свою очередь сменилось приводом невесты к жениху с получением вена или выдачей приданого, почему законная жена в языческой Руси называлась водимою. От этих двух форм брака, хождения жениха и привода невесты, идут, по-видимому, выражения „брать замуж“ и „выдавать замуж“: язык запомнил много старины, свеянной временем с людской памяти. Умычка, вено, в смысле откупа за умычку, вено как продажа невесты, хождение за невестой, привод невесты с уплатой вена и потом с выдачей приданого — все эти сменявшие одна другую формы брака были последовательными моментами разрушения родовых связей, подготовлявшими взаимное сближение родов».

Введение христианства ставило своей целью изменить брачное право, для чего церкви приходилось бороться с языческими традициями. В. О. Ключевский считал, что «строя такую семью и заботливо очищая ее от остатков языческого родового союза, христианская церковь имела для того бытовой материал, заготовленный еще в языческую пору, между прочим, в браке с приданым». Известно, что церковный устав Ярослава Мудрого грозит расправой «аже кто умчит девку» или «аще девка не всхочет замуж, а отец и мати силою дадут». Церковь сразу же стала бороться с языческим родовым союзом, создавая освещаемый ею семейный союз. Церковники вели борьбу с многоженством, наложничеством, «своеволием разводов, посредством которых мужья освобождались от наскучивших им жен, заставляя их уходить в монастырь». Создавалось церковное законодательство о браке и наследовании.

Под давлением византийского права православие ввело церковную форму совершения брака, установило законы для расторжения брачных уз, придало обручению статус, равный с венчанием, и устранило многоженство. Само содержание христианского брака противоречило пониманию брака в язычестве, поэтому население в массе своей было против церковного заключения брака и упорно не желало соблюдать таинство венчания. На протяжении долгого времени церковь боролась за то, чтобы привести население государства к христианской форме брака. Но христианство прививалось очень медленно, потому что именно семейная сторона народного быта отличалась особой консервативностью.

Главным законодательным документом по вопросам семьи и брака стал сборник греко-римских законов — Кормчая книга. С введением христианства брак на Руси стал заключаться с соблюдением многих условий и формальностей, которые были созданы византийским законодательством. Кормчей устанавливался возраст для вступления в брак — в 12 лет для девушки и в 15 лет для юноши. Обычаи Древней Руси предполагали более раннее вступление в брак, традицией было женить детей в 8–10 лет. Мотивы столь раннего брака могли быть самыми различными: материальная выгода, желание выдать дочь замуж в определенную семью, стремление управлять судьбой детей. Однако церковная политика была направлена на строгое соблюдение закона о брачном возрасте.

Существовал и максимальный брачный возраст, записанный в Кормчей: «Вдова шестидесятилетняя а аще паки восхочет сожительствовати мужу, да не удостоится приобщением Святыни…»

В начале XVIII века Петр I отменил византийскую норму права и установил новый брачный возраст: для юноши — 20 лет, для девушки — 17 лет. Действия Петра I были направлены на служение государственным интересам. Ранний брак связывал молодых людей, а Петр I хотел изменить привычный образ жизни дворянства и дать молодым людям возможность пробовать свои силы в военном или дипломатическом деле. Для выполнения государственных задач требовались не обремененные женами и детьми молодые люди, заинтересованные в карьере. Многочисленные военные походы царствования Петра I требовали участия в них грамотных, хорошо обученных военнослужащих, и повышение брачного возраста давало возможность законодательно регулировать эти процессы.

Новшества Петра I ломали многовековые традиции народа, поэтому многие указы Петра I остались на бумаге.

Вторым условием для заключения брака было отсутствие запрещенных степеней родства, свойства, а также духовного родства, которые устанавливались исключительно по Кормчей книге. Кровное родство не разрешалось до седьмой степени включительно; его было проще всего установить. Более сложным был вопрос о степени свойства. Свойство возникало посредством брака, в результате которого муж и его родственники считались в свойстве с родственниками жены и наоборот, и запрещалось до шестой степени включительно.

Существовало еще одно условие препятствия к браку — духовное родство. Духовное родство возникало путем крещения, когда один был крестным отцом или матерью, а другой крестником. Духовное родство запрещалось до седьмой степени включительно, но только по нисходящей линии. Еще одним видом препятствия к браку было усыновление. В вопросах определения степеней родства, свойства, духовного родства и усыновления русская церковь признавала действующим византийское законодательство.

Ввиду установленной в России моногамии вступить в брак мог только холостой, вдовый или разведенный. Одним из условий заключения брака было разрешение вступать в брак не более трех раз, третий брак уже не одобрялся, четвертый брак признавался недействительным. Причем совершенно не учитывались причины расторжения или прекращения предыдущих трех браков, а также возраст женщины и мужчины.

Еще одним условием для брака было вероисповедание жениха и невесты. Кормчая книга запрещала брак людей, исповедующих разные религии, в России такие браки были запрещены до начала XVIII века. Изменения произошли при Петре I. Его указ 1721 года разрешал шведским пленникам жениться на русских без перемены веры. Но с них брали «сказку», что они не будут принуждать своих жен менять веру, а детей обязывали крестить в православной вере.

Последним каноническим условием для заключения брака было согласие родителей жениха и невесты на брак. В XVIII веке возникло новое условие для заключения брака — согласие на брак военнослужащих должны были давать их полковые командиры, однако согласие родителей на супружество сына-военнослужащего не отменялось. Сначала новая норма относилась только к гардемаринам, а потом была распространена на всех военнослужащих.

Таким образом, для заключения брака нужно было соблюсти значительное количество условий. Священнослужителей обязывали следить за законностью заключаемых браков, поэтому венчанию обычно предшествовала длительная процедура проверки соблюдения всех условий вступления в брак. Выдвинув в браке на первый план элемент согласия, Петр I оказал значительное влияние на развитие российского брачного права, лишив обручение его религиозного и имущественного значения. Между обручением и венчанием должно было пройти не меньше шести недель, чтобы жених и невеста имели возможность передумать. Законом преследовалось насильственное похищение женщин для вступления с ними в брак.

Таинство венчания знаменовало собой создание освященного церковью пожизненного семейного союза. В духе христианского учения действовали важные принципы супружества: единая фамилия, общее местожительство, социальный статус.

В 1714 году было введено новое правило, согласно которому наследница недвижимого имения могла вступить в свои права только тогда, когда ее настоящий или будущий муж возьмет ее родовую фамилию — в противном случае оно переходило в собственность государства.

Супруги должны были жить вместе: среди зависимого населения местожительство супругов определялось по принадлежности крепостного своему владельцу, совместное проживание распространялось и на солдатских жен, и на ссыльных каторжников. Одним из первых исключений из этого правила было то, что в случае ссылки жены муж не должен был следовать за нею в место отбывания наказания.

Общим правилом третьего принципа супружества было то, что социальный статус жены определялся по мужу. В 1722 году в Табели о рангах для дворянства было записано: «Все замужния жены поступают в рангах, по чинам мужей их, и когда они тому противно поступят, то имеют штраф заплатить такой же, как бы должен был платить муж ея за свое преступление». Выйдя замуж за дворянина, женщина становилась дворянкой, но дворянка, выйдя замуж за человека низшего сословия, теряла свой социальный статус. Екатерина II отменила настоящее правило, и дворянка в каждом случае сохраняла за собой дворянское происхождение, правда, не имела право передать его ни мужу, ни детям, которые не могли быть наследниками ее имений. Это нововведение изменило принцип единого социального статуса супругов. Что касается долговых обязательств, то супруги всегда несли индивидуальную ответственность за них. Об этом было записано в Соборном Уложении.

Брак представлял собой освященный союз мужчины и женщины, который должен был длиться всю жизнь супругов. Попытки расторгнуть узы брака рассматривались как посягательство на христианскую идею о святости семьи, поэтому не находили сочувствия у церкви и государства. Брак прекращался в связи со смертью одного из супругов: «Жена связана законом, доколе жив муж ее; если же муж ее умрет, свободна выйти, за кого хочет». Оставшийся в живых супруг приобретал статус вдовства, признававшийся только за законными супругами. Если после смерти мужа выяснялось, что не одна его жена претендует на роль вдовы, то законодатель должен был определить, которая из претендующих является законной. Лучше всех были обеспечены вдовы, чьи мужья владели движимой или недвижимой собственностью, — все остальные категории вдов не располагали гарантированным пенсионом, те же, кто им располагал, жили очень бедно. Единственным выходом избежать бедности было новое замужество.

Уход в монастырь был своеобразным способом ликвидации брака, имевшим принципиальные отличия от прекращения брака смертью. Уход в монашество должен был быть добровольным поступком одного из супругов, оставшийся в миру супруг обязан был дать свое согласие и отказаться от повторного брака. Церковь отрицательно относилась к уходу в монастырь от живых жен и мужей, всегда подозревая в таких поступках принуждение.

Несмотря на общую установку христианства о недопустимости разводов, Кормчая книга являлась сборником законов, предусматривающих развод по многим основаниям. Русское право признавало прелюбодеяние законным поводом к разводу. Просьбы мужей о позволении немедленно вступить в новый брак в текстах прошений заставляют думать, что развод с первой женой, обвиненной супругом в прелюбодеянии, нужен был для заключения нового брака. Прелюбодеянием могло считаться вступление в брак с обрученной с другим, так как в России до начала XVIII века обручение приравнивалось к венчанию.

Согласно Кормчей книге, муж мог развестись с женой, если она не сообщила о готовящемся покушении на царя или не поставила в известность мужа о чем-либо таком, что могло повредить интересам государства. Соучастие в государственном преступлении влекло за собой уголовное наказание. Если оно выражалось в ссылке, то, по русскому праву, муж не должен был следовать за женой, а если наказание выражалось в смертной казни, то развод не требовался, так как брак прекращался смертью.

Если в ссылку отправлялся муж, жена не получала свободы от брачных уз, а разделяла его участь и даже могла быть приговорена вместе с мужем к смертной казни.

Другие поводы к разводу, записанные в Кормчей книге: питие жены в корчме, помывка в мужской бане, ночевка вне дома, участие в обход разрешения мужа в игрищах. Согласно Кормчей книге, если муж обвинял жену в прелюбодеянии, а потом не мог доказать ее вину, то жена имела право потребовать развод. Важной причиной для развода была неспособность одного из супругов к брачному сожитию. Кормчая книга устанавливала трехгодичный срок, после которого решался вопрос о расторжении брака. Поводом к разводу являлось безвестное отсутствие супруга в течение пяти лет; если муж отсутствовал годами, но было известно о его местонахождении, то просить развод запрещалось.

В XVIII веке был установлен новый повод к разводу — вечная ссылка одного из супругов. Указ Петра I о новом основании для расторжения брака был издан в 1720 году, а в 1753 году Елизавета Петровна приравняла вечную ссылку к одному из видов прекращения брака, при котором жена получала право на указную (вдовью) часть. По сути дела, этот указ видоизменил значение вечной ссылки: будучи сначала поводом к расторжению брака, она превратилась в вид прекращения брака в связи со смертью супруга. Эпоха правления Петра I положила начало развитию семейного права в России как одной из составляющих общей правовой структуры государства.

В Российском государстве до XVII века брачно-семейные отношения строились и регулировались на основе «Домостроя», отразившего представление общества о семейной жизни, идеальном ведении хозяйства и этических нормах, проповедуемых христианством.

В дошедшем до нас виде «Домострой» сложился в эпоху Ивана Грозного, в середине XVI века. Это было время великого обобщения национального опыта и эпохи московского собирательства: знаменитый «Стоглав» стал энциклопедией церковных правил и порядков, «Великие Четьи-Минеи» — энциклопедия «всех книг, на Руси читаемых», и, наконец, «Домострой» — энциклопедия домашних обычаев, семейной жизни, традиций русского хозяйствования.

Первая редакция «Домостроя» составлена в Новгороде в конце XV века, вторая была значительно переработана выходцем из Новгорода, впоследствии влиятельным сотрудником молодого царя Ивана IV Васильевича, благовещенским протопопом Сильвестром. «Домострой» всех редакций имеет 3 части: «духовное строение» содержит религиозные наставления, «мирское строение» повествует о семейных отношениях и «домовое строение» — свод хозяйственных рекомендаций с возможными дополнениями, например «Чином свадебным».

Иерархия в отношениях между людьми — очень важная черта средневекового быта. «Домострой» является типичным произведением своего времени, регламентирующим личные отношения человека с близкими ему людьми. Основная ценность «Домостроя» состоит в том, что с его помощью можно заглянуть в быт наших предков XV–XVI веков и оценить значение семьи с точки зрения основы общества и государства.

Историк В. Белов пишет:

«Семья для русского человека всегда была сосредоточением всей его нравственной и хозяйственной деятельности, смыслом существования. Все этические и эстетические ценности складывались в семье, усваивались человеком постепенно, с нарастанием их глубины и серьезности. Каждый взрослый здоровый человек, если он не монах, имел семью. Не иметь жены или мужа, будучи здоровым и в зрелых годах, считалось безбожным, то есть противоестественным и нелепым. Бездетность воспринималась наказанием судьбы и как величайшее человеческое несчастье. Большая, многодетная семья пользовалась в деревне и волости всеобщим почтением. „Один сын — не сын, два сына — полсына, три сына — сын“, — говорит древнейшая пословица. В одном этом высказывании заключен целый мир. Три сына нужны, во-первых, чтобы двое заменили отца и мать, а третий подстраховал своих братьев, во-вторых, если в семье много дочерей, род и хозяйство при трех сыновьях не прервутся, в-третьих, если один уйдет служить князю, а другой Богу, то один-то все равно останется».

Семья была сильна нравственно-этическим обликом, привычками, традициями, характером. Непререкаемым авторитетом обычно пользовался традиционный глава семьи — муж, иногда это был дед, иногда один из сыновей, но всегда главенство принадлежало мужчине. «Поэтому даже слабохарактерного отца дети уважали, слушались, даже не очень удачливый муж пользовался женским доверием, и даже не слишком толковому сыну отец, когда приходило время, отдавал негласное, само собою разумеющееся старшинство», — сообщает В. Белов. Образ семьи складывался веками и подтверждался самой жизнью. Семья разрушалась, если оказывалась недостаточно полной либо становилась «неуправляемой» при излишней многочисленности после женитьбы сыновей, и тогда старший сын стремился отделиться и жить своим хозяйством. С одной стороны, семья характеризовалась сильным коллективным началом, с другой — «патриархальными автократическими порядками», установленными и оберегаемыми главой семьи.

«Домострой» регламентировал общественный и личный быт в семье и был представлен как дополнение к церковным и гражданским законам своего времени:

«А еще в этой книге найдешь ты некий устав о мирском строении: о том, как жить православным христианам в миру с женами и с детьми и с домочадцами, как наставлять их и поучать, и страхом спасать и запрещать строго и во всех их делах сохранять их в чистоте, душевной и телесной, и о них заботиться, как о собственной части тела, ибо сказал Господь: „Да будете оба в едину плоть“, ибо апостол сказал: „Если страдает один член — то все с ним страдают“; так же и ты, не о себе одном пекись, но и о жене и о детях своих и обо всех остальных — до самого последнего домочадца, ибо все мы связаны единою верой в Бога. Если муж сам того не делает, что в этой книге писано, и жены не учит, и слуг своих, и дом свой не по-божески ведет, и о своей душе не радеет, и людей своих правилам этим не учит, — и сам себя погубит в этой жизни и в будущей и дом свой, и всех остальных с собою. Если же добрый муж радеет о своем спасении и жену и чад своих наставляет, как и слуг своих, всякому страху божию учит и достойной христианина жизни, как здесь написано, то он со всеми вместе во благоденствии и по-божески жизнь свою проживет и милости божией удостоится».

Социолог И. В. Бестужев-Лада пишет: «Патриархальная семья могла насчитывать до 20 и более человек, в нее могли входить бедные родственники или даже не родственники, но это была одна семья, с единой иерархией подчинения младшего старшему, с единым хозяйством, с единым образом жизни».

Местом локализации семьи был двор, который держался не только на родственных связях, но и на хозяйственно-экономических отношениях.

В «Домострое» был прописан «Наказ мужу, и жене, и детям, и слугам о том, как следует им жить»: «Следует тебе самому, господину, жену и детей, и домочадцев учить не красть, не блудить, не лгать, не клеветать, не завидовать, не обижать, не наушничать, на чужое не посягать, не осуждать, не бражничать, не высмеивать, не помнить зла, ни на кого не гневаться, к старшим быть послушным и покорным, к средним — дружелюбным, к младшим и убогим — приветливым и милостивым». Семья вместе со слугами была вовлечена в производственный процесс и непосредственно подчинялась требованиям главы семьи.

«Домострой» наставлял мужа «жену свою наказывать, вразумлять ее страхом наедине, а наказав, простить и попенять, и нежно наставить, и поучить, но при том ни мужу на жену не обижаться, ни жене на мужа — жить всегда в любви и в согласии», а также «воспитывать жен своих с любовью примерным наставлением: жены мужей своих вопрошают о всяком порядке, о том, как душу спасти, Богу и мужу угодить и дом свой подобру устроить, и во всем покоряться мужу; а что муж накажет, с любовью и страхом внимать и исполнять по его наставлению и согласно тому, что здесь писано».

Главным залогом счастья в семье выступала не только покорность и преданность жены, но и согласие и уважение их друг к другу. По «Домострою» хорошая жена — дороже камня многоценного: «Такой жены и при пущей выгоде грех лишиться: наладит мужу своему благополучную жизнь. Доброй женою блажен и муж, и число дней его жизни удвоится — добрая жена радует мужа своего и наполнит миром лета его: хорошая жена — благая награда тем, кто боится Бога, ибо жена делает мужа своего добродетельней: во-первых, исполнив божию заповедь, благословлена Богом, а во-вторых, хвалят ее и люди. Жена добрая, трудолюбивая, молчаливая — венец своему мужу, если обрел муж такую жену хорошую — только благо выносит из дома своего. Благословен и муж такой жены, и года свои проживут они в добром мире».

На первый взгляд «Домострой» был защитником и проводником добрых, даже сердечных отношений в семье, но он вполне разделяет убеждения своего века о смысле и пользе наказаний. Пословицы — яркое тому подтверждение: «Шубу бей — теплее, жену бей — милее», «Люби жену, как душу, тряси ее, как грушу», «Жену не бить — и милу не быть».

В «Очерках домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях» известный российский историк Н. И. Костомаров пишет, что «русская женщина была постоянною невольницею с детства до гроба. У знатных и зажиточных людей Московского государства женский пол находился взаперти, как в мусульманских гаремах. Девиц содержали в уединении, укрывая от человеческих взоров; до замужества мужчина должен быть им совершенно неизвестен; не в нравах народа было, чтоб юноша высказал девушке свои чувства или испрашивал лично ее согласия на брак». Царевны, по мнению историка, были самыми несчастными из русских девиц: «погребенные в своих теремах, не смея показываться на свет, они день и ночь всегда в молитве пребывали, и лица свои умывали слезами». Замужество для женщины было сродни попаданию в рабство. Жестокое отношение мужа к жене не только не казалось предосудительным, но и вменялось мужу в нравственную обязанность.

По обыкновению у мужа висела плеть, исключительно назначенная для жены и называемая дурак; за ничтожную вину муж таскал жену за волосы, раздевал донага, привязывал веревками и сек дураком до крови — это называлось учить жену; у иных мужьев вместо плети играли ту же роль розги и жену секли, как маленького ребенка, а у других, напротив, — дубиной — и жену били, как скотину.

При венчании церковнослужители читали нравоучения о безусловной покорности жены своему мужу. Жены покорно принимали свое рабство, искренне считая побои признаком любви. Иностранцы, отмечает Н. И. Костомаров, поражались столь жестокому отношению к женщине. «Вообще женщина считалась существом ниже мужчины и в некотором отношении нечистым», предосудительным считалось даже вести с женщиной разговор.

Истинное значение жены в русской семье разъясняется пословицами: «Добрую жену взять — ни скуки, ни горя не видать»; «С доброй женой горе полгоря, а радость вдвойне», «Не надобен и клад, коли у мужа с женой лад». Совместная жизнь требовала от мужа с женой полного согласия, потому что всякий раздор нарушал правильное течение жизни и деятельности семьи.

«Домострой» настраивал жену во всем следовать советам своего мужа, демонстрировать трудолюбие, бережливость, преданность дому: «Да всякий бы день у мужа жена спрашивала да советовалась обо всем хозяйстве, припоминая, что нужно. А в гости ходить и к себе приглашать и пересылаться только с кем разрешит муж. А коли гости зайдут, или сама где будет, сесть за столом — лучшее платье одеть, да всегда беречься жене хмельного: пьяный муж — дурно, а жена пьяна и в миру не пригожа. С гостьями же беседовать о рукодельи и о домашнем порядке, как хозяйство вести и какими делами заниматься; а чего не знаешь, о том у добрых жен спрашивать вежливо и учтиво, и, кто что укажет, на том низко бить челом. А не то у себя на подворье от какой-нибудь гостьи услышит полезный рассказ, как хорошие жены живут и как хозяйство ведут, как дом свой устраивают, как детей и слуг учат, как мужей своих слушаются, с ними советуются, и им повинуются во всем, — и то для себя все запомнить. Или если в гостях увидит удачный порядок, в еде ли, в питье, в иных каких приправах, или какое рукоделье необычное, или где какой домашний порядок хорош, или какая добрая жена, смышленая и умная, и в речах и в беседе, и во всяком обхождении, или где слуги умны и вежливы, и рукодельны, и во всяком деле смышлены, — и все то хорошее примечать и всему внимать, чего не знает и не умеет, и о том расспрашивать учтиво и послушно, и кто что хорошего скажет и на добро наставит, делу какому научит, — и на том бить челом, и прийдя домой, обо всем на покое поведать мужу».

С другой стороны, жена была советчица мужу во всех его делах, советы которой имели важное значение: «Подумаю с подушкой, а после спрошусь с женушкой»; «Худое дело, коли жена не велела». В русских пословицах прославляются нравственные и деловые качества идеальной жены, ее мудрость и житейская хитрость: «Жена мужа не бьет, а под свой нрав ведет», «Жена ублажает — лихое замышляет», «Женский обычай — не мытьем, так катаньем», «Утро вечера мудренее, жена мужа удалее».

Идеал жены народ органически связывал с ее отношением к материнству и воспитанию детей, с глубоким уважением и почитанием относился к женщине-матери, и свое отношение он выразил в пословицах и поговорках: «Не та мать, которая родила, а та, которая вспоила и вскормила да добру научила», «На свете все найдешь, кроме матери и отца», «Нет такого дружка, как родная матушка».

Отношению к потомству в «Домострое» посвящено несколько любопытных глав, в которых воспитание в строгости и повиновении Богу и родителям является одной из центральных тем:

«Наказывай сына своего в юности его, и упокоит тебя в старости твоей, и придаст красоты душе твоей. И не жалей, младенца бия: если жезлом накажешь его, не умрет, но здоровее будет, ибо ты, казня его тело, душу его избавляешь от смерти. Если дочь у тебя, и на нее направь свою строгость, тем сохранишь ее от телесных бед: не посрамишь лица своего, если в послушании дочери ходят, и не твоя вина, если по глупости нарушит она свое девство, и станет известно знакомым твоим в насмешку, и тогда посрамят тебя перед людьми. Ибо если выдать дочь свою беспорочной — словно великое дело совершишь, в любом обществе будешь гордиться, никогда не страдая из-за нее. Любя же сына своего, учащай ему раны — и потом не нахвалишься им. Наказывай сына своего с юности и порадуешься за него в зрелости его, и среди недоброжелателей сможешь им похвалиться, и позавидуют тебе враги твои. Воспитай детей в запретах и найдешь в них покой и благословение. Если воспитаешь детей своих в страхе Божьем, в поучении и наставлении, и до возмужания их сохранишь в целомудрии и в чистоте телесной, законным браком их сочетаешь, благословив, и обеспечишь всем, и станут наследниками имения твоего, и дома, и всего твоего прибытка, который имеешь, то упокоят они тебя в твоей старости, а после смерти вечную память отслужат по родителям своим, да и сами благословенны пребудут вовеки, и великую награду получат от Бога в сей жизни и в будущей, если живут они по заповедям Господним».

«Домострой» учил супругов совместно преодолевать трудности повседневной семейной жизни, избегать ссор и недоразумений. Соблюдение супружеской верности было обязанностью мужа и жены и контролировалось «миром». При этом «мир» традиционно считал, что измена мужа менее серьезный проступок, чем измена жены: «Муж согрешил, так в людях грех, а жена согрешила, домой принесла». Впрочем, отношение к женщине свысока не означало, что мужчина не считался с мнением жены. Часто мужчина при общении с женой или дочерьми ограничивался только краткими указаниями, однако в том, что касалось устройства семейной жизни детей, почти каждый отец советовался со своей женой.

Историк В. Белов замечает:

«По мере развития общества менялось и представление народа об идеале семейной жизни, идеальном муже и жене, предъявлялись новые требования к вступающим в брак, формировались новые постулаты семейно-брачных отношений. Но по-прежнему женщине отводилась роль хранительницы домашнего очага, любящей и заботливой матери, верной и преданной подруги и советчицы мужа».

Современные российские историки считают, что имеющиеся сведения о России дают возможность предположить, что русские «смогли перенести тяжелейшие испытания в своей тысячелетней истории и особенно в своей почти столетней новейшей истории не только благодаря особенностям своего исторически сложившегося характера, но и, главным образом, благодаря господству до самых недавних времен традиционного сельского образа жизни с патриархальной семьей в основе». Именно связанные с патриархальной семьей вековые традиции, нравы, обычаи помогали русскому народу переносить все тяготы жизни: «нечеловеческий труд, ужасные условия быта, периодический многомесячный голод (каждые несколько лет), дикий произвол „хозяев“ всех степеней, начиная с местных и кончая санкт-петербургским или московским начальством». И. В. Бестужев-Лада и Г. А. Наместникова в курсе лекций «Социальное прогнозирование» говорят о том, что только патриархальное устройство семьи обеспечивало «более или менее нормальное количественное и качественное воспроизводство поколений с десятка миллионов 400 лет назад до полутораста миллионов совсем недавно». Опираясь на патриархальную семью, Россия вынесла ужас Гражданской войны 1918–1920 годов с полным разорением страны, полутора десятками миллионов жертв и полудюжиной миллионов беспризорных сирот, оставшихся без родителей. Вынесла ужас «коллективизации сельского хозяйства» 1929–1933 годов, с ее миллионами жертв и вновь разоренной экономикой. Вынесла ужас «„Большого террора“ 1930-х годов, с новыми миллионами жертв, когда горе пришло в каждую семью. Вынесла бедствия Второй мировой войны 1939–1945 годов…»

Стремительное развитие индустрии в XVII–XVIII веках коренным образом изменило отношения в семье. Если раньше эти отношения базировались на производстве для семейного потребления, то теперь старая семейная экономическая модель начала разрушаться. С девичества до старости женщина проводила свою жизнь в пределах дома, и ее единственным обществом была семья. Женское движение было призвано расширить горизонты жизни женщины и вывести ее за пределы семьи, на производство.

Революция 1917 года стала самым крупным событием в эмансипации женщин за всю российскую историю. Первая женская общественная организация под названием «Женское патриотическое общество» появилась в России в 1812 году. Но настоящая борьба за равноправие женщин развернулась в 1859 году с появлением основанного аристократками М. В. Трубниковой и Н. В. Стасовой «Общества дешевых квартир». Благодаря деятельности Стасовой представительницы российской интеллигенции получили возможность посещать Высшие женские курсы, а для завершения образования — ездить в Европу. Основная же деятельность участниц российского женского движения была направлена на достижение женщинами экономической самостоятельности.

В обществе активно обсуждалась идея «правильного» образования женщины как будущей матери, сторонниками которой были известные ученые и писатели (среди них Н. И. Пирогов, А. И. Герцен, В. Г. Белинский, Н. Г. Чернышевский).

Валентина Успенская в работе «А. Коллонтай: радикальный проект женской эмансипации» пишет:

«Доктрина свободной любви и личной свободы женщины, представленная Н. Г. Чернышевским в романе „Что делать?“ (1864) выглядела в середине XIX века наиболее радикальной и оказала огромное влияние на А. Коллонтай. Еще был феминизм с его акцентом на значении самостоятельной деятельности организованных в движение женщин за равноправие с мужчинами. Российские „равноправки“ почти одновременно с женщинами Северной Америки и Западной Европы объединялись в организации с требованиями равных прав на высшее образование, профессиональный труд, а в начале ХХ века — гражданского права голоса. Авторитетные российские журналы 90-х годов XIX века и первого десятилетия XX века регулярно публиковали материалы „об успехах феминизма в различных странах“, авторами которых были также российские журналистки, писательницы и лидеры женского движения».

Тем не менее российское женское движение всегда заметно отличалось от западных течений, а женщины в России не называли себя феминистками. Причин этому было несколько: во-первых, женщины в России не собирались бороться с мужчинами, наоборот, всегда считали себя помощницами мужчин; во-вторых, в дореволюционной России мужчины тоже активно занимались решением «женского вопроса», и это делало мужчин и женщин союзниками в вопросе освобождения женщин.

Но, пожалуй, никто не сделал так много для решения «женского вопроса» и преобразований в сфере брачно-семейных отношений в России, как Александра Коллонтай. Первая российская женщина-посол и безусловный лидер женского движения в России, она не уставала подчеркивать, что далека от феминизма.

В начале 1920-х годов А. Коллонтай написала несколько интересных статей и очерков, посвященных женской эмансипации, проблемам семьи и сексуальных отношений. Коллонтай отстаивала позиции освобождения женщины от семейно-бытового «буржуазного» наследства, от привязанности к мужчине, от буржуазной морали, ограничивающей женщину материнскими функциями.

В своей знаменитой работе «Дорогу крылатому Эросу» А. Коллонтай рассуждает о любви и пролетарской морали:

«Современная любовь всегда грешит тем, что, поглощая мысли и чувства „любящих сердец“, вместе с тем изолирует, выделяет любящую пару из коллектива. В этот период моральным идеалом, определяющим общение полов, является не оголенный инстинкт пола, а многогранные любовно-товарищеские переживания, как мужчины, так и женщины. Эти переживания, чтобы отвечать складывающимся требованиям пролетарской морали, должны покоиться на трех основных положениях:

1) равенство во взаимных отношениях (без мужского самодовления и рабского растворения своей личности в любви со стороны женщины);

2) взаимное признание прав другого, без претензий владеть безраздельно сердцем и душой другого (чувство собственности, взращенное буржуазной культурой);

3) товарищеская чуткость, умение прислушаться и понять работу души близкого и любимого человека (буржуазная культура требовала эту чуткость в любви только со стороны женщины).

Но, провозглашая права „крылатого Эроса“ (любви), идеология рабочего класса вместе с тем любовь членов трудового коллектива друг к другу подчиняет более властному чувству — любви-долгу к коллективу. Буржуазная мораль требовала: все для любимого человека. Мораль пролетариата предписывает: все для коллектива.

Идеология пролетариата, отбрасывая буржуазную „мораль“ в области любовно-брачных отношений, тем не менее неизбежно вырабатывает свою классовую мораль, свои новые правила общения полов, которые ближе отвечают задачам рабочего класса…

Если в любовном общении ослабеет слепая, требовательная, всепоглощающая страсть, если отомрет чувство собственности и эгоистическое желание „навсегда“ закрепить за собой любимого, если исчезнет самодовление мужчины и преступное самоотречение от своего „я“ со стороны женщины, то разовьются другие ценные моменты в любви. Окрепнет уважение к личности другого, умение считаться с чужими правами, разовьется взаимная душевная чуткость, вырастет стремление проявлять любовь не только в поцелуях и объятиях, но и в слитности действия, в единстве воли, в совместном творчестве».

Ее понимание любви как «стакана воды» нашло свое отражение в статье «Любовь и новая мораль»:

«Все современное воспитание женщины направлено на то, чтобы замкнуть ее жизнь в любовных эмоциях. Отсюда эти „разбитые сердца“, эти поникшие от первого бурного ветра женские образы. Надо распахнуть перед женщиной широкие врата всесторонней жизни, надо закалить ее сердце, надо бронировать ее волю. Пора научить женщину брать любовь не как основу жизни, а лишь как ступень, как способ выявить свое истинное Я. Пусть и она, подобно мужчине, научится выходить из любовного конфликта не с помятыми крыльями, а с закаленной душою. „Уметь в любую минуту сбросить прошлое и воспринимать жизнь, будто она началась сегодня“ — таков был девиз Гёте. Уже брезжит свет, уже намечаются новые женские типы — так называемых „холостых женщин“, для которых сокровища жизни не исчерпываются любовью. В области любовных переживаний они не позволяют жизненным волнам управлять их челноком; у руля опытный кормчий — их закаленная в жизненной борьбе воля. И обывательское восклицание „У нее есть прошлое!“ перефразируется холостой женщиной: „У нее нет прошлого — какая чудовищная судьба!“»

Задачу советской власти А. Коллонтай видела в том, чтобы поставить женщину в такие условия, когда бы ее труд был направлен на благо государства:

«Надо сберечь силы женщин от непроизводительных затрат на семью, чтобы разумнее использовать их для коллектива». «Кухни, закабалявшие женщину, — писала Коллонтай, — перестают быть необходимым условием существования семьи». Единственной обязанностью женщины оставалось рожать здоровых детей и вскармливать их до яслей. Рассуждая о семье, она подчеркивает необходимость для мужчин учиться быть внимательными к чувствам других, ценить личность женщины. «Женщины всегда учились этому, а мужчинам не было нужды; и покуда они не разовьют в себе способности к коллективной жизни, требующей этих качеств, не может быть хорошего социалистического брака».

Однако реальный процесс трансформации семейно-брачных отношений в России в 1920-х годах оказался совсем не таким, каким он представлялся А. Коллонтай. Женщины не могли пользоваться своими правами из-за неграмотности, они не желали расторгать брак, отдавать государству детей. В «Тезисах о коммунистической морали в обществе» А. Коллонтай, по мнению В. Успенской, признает «выделение брачной пары в обособленную ячейку — семью». При непосредственном участии Коллонтай в России в 1917 году были приняты самые революционные в мире законы о семье: «Об отмене брака», «О гражданском браке, о детях и о внесении в акты гражданского состояния», которые устанавливали уравнение в правах супругов и признание всех детей законными, а также впервые в Европе давали женщинам право сохранять девичью фамилию.

Следующим декретом в 1920 году советская власть легализовала аборты, а процедура развода упростилась настолько, что в 1926 году для развода одному из супругов стало достаточно отправить открытку в загс. Однако к 1930-м годам ситуация с рождаемостью стала настолько критической, что правительство было вынуждено принять радикальные меры: в 1935 году в СССР полностью прекратилось производство контрацептивов, через год были запрещены аборты (вновь разрешены в 1955 году), к 1948 году развестись стало можно только через суд. При этом начиная с 1935 года женщины были обязаны наравне с мужчинами работать на заводах и в шахтах.

Существует мнение, что благодаря своеобразной форме женского равноправия в СССР и суровым реалиям постсоветской жизни для большинства современных россиянок ненавидимый западными феминистками патриархат стал скорее сулящей благополучие мечтой, чем системой, с которой надо бороться.

Е. Вовк пишет о том, что в последнее время «для России процессы культурного переосмысления и изменения брачно-интимных отношений характерны в неменьшей степени, чем для западных стран. Считать высокий уровень разводов и распространенность сожительства абсолютно новым в российской культуре явлением было бы ошибкой — как-никак после революции в стране была А. Коллонтай с теорией „крылатого Эроса“, к концу 20-х годов — самое либеральное по тем временам брачное законодательство, а в 60-е годы — самый высокий в мире уровень разводов. Но все же вряд ли кто-нибудь станет возражать против того, что сейчас в России возникает некая новая конфигурация брачно-интимных отношений, некие культурно легитимированные альтернативы союзу, оформленному как зарегистрированный брак».

Социологи считают, что по всем параметрам брак как формальный союз в России теряет свою популярность, откладывается на более поздний возраст и вытесняется устойчивыми сожительствами. В статье «Брачность в России: история и современность» С. Захаров делает следующий прогноз:

«Будущее покажет, изберет ли Россия для себя радикальный скандинавский путь трансформации семейно-брачных отношений, при котором неформальные союзы в демографическом и юридически-правовом отношении сосуществуют на равных, или ей предстоит более мягкий путь Франции и целого ряда других западноевропейских стран, в которых неформальные отношения между совместно проживающими молодыми партнерами являются обязательной прелюдией к браку в зрелом возрасте. Возможен и вариант Америки, где, как в котле, варятся самые различные модели брачно-партнерских и семейных отношений в зависимости от принадлежности к той или иной социальной страте. В любом случае, на мой взгляд, „точка невозврата“ к прежней модели брака для России уже близка».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.