3. ЮЖНАЯ АФРИКА

3. ЮЖНАЯ АФРИКА

Перелет до Иоганнесбурга обещал быть долгим, но вовсе не скучным. Моим соседом оказался очень симпатичный итальянский бизнесмен с прекрасными манерами и изумительным чувством юмора. За обедом, сразу же после взлета, у нас состоялся весьма интересный разговор, обнаруживший полное совпадение наших вкусов, особенно в области классической музыки.

Он был настолько мил, что как только стюардесса убрала подносы с едой, мне очень захотелось немножко поласкать его языком. Нужно было проявить способность настоящего акробата, чтобы другие пассажиры ничего не заметили. Я накинула покрывало себе на голову и сделала вид, будто ищу свою косметичку у соседа под сиденьем. Это было что-то вроде легкой закуски, только подогревшей нам аппетит: нам захотелось заняться любовью по-настоящему. Для этого пришлось ждать, пока стюардессы раздадут постельное белье, притушат свет, а соседи устроятся на ночь.

Когда все улеглись, мы подняли подлокотники наших кресел и, укрытые покрывалами, подползли друг к другу. Я повернулась к нему спиной, ведь нам нельзя было шуметь и приходилось соблюдать крайнюю осторожность. Наши тела сплелись… В порыве страсти мой партнер даже пару раз чуть не упал между креслами.

Вообще было очень сложно заниматься любовью в перерывах между походами стюардесс, бежавших на различные вызовы, и хождением в туалет пассажиров. Но сама мысль о том, что мы летим на высоте девять тысяч метров, возбуждала еще больше.

Несмотря на все неудобства, мы успели трижды совокупиться с милым итальянцем. Встали мы на рассвете усталые, разбитые и липкие от спермы.

Все остальное время я приводила себя в порядок и готовилась к встрече с сестрой и ее мужем Яном. Я видела их всего однажды, когда они приезжали в Голландию в свадебное путешествие. Тогда Мона наконец встретилась с отцом.

Как и я, Мона родилась в Индонезии, но ее мать, великолепная русская балерина, сразу же после развода уехала, и отец совсем потерял ее из виду.

Впервые увидев Мону и ее мужа, я нашла их очень красивыми. Я была сопливой 14-летней девчонкой, но уже тогда мне хотелось Яна. Потомок французских гугенотов, Ян был высоким, прекрасно сложенным, с черными волнистыми волосами. Одним словом – настоящий африканер, упрямый, мужественный и уверенный в себе. Работал он инженером на шахте.

Наша встреча в аэропорту была очень сердечной. Мона стала еще более цветущей, а Ян – еще красивее.

Встречать меня приехала и Деени, девушка, с которой мы никогда не виделись, лишь переписывались через одну из моих амстердамских подружек-лесбиянок. Она узнала меня по фотографии, которую я ей как-то послала.

Деени работала в голландской авиационной компании КЛМ. Мы обменялись телефонами и договорились встретиться после моего обустройства, а потом Ян, Мона и я поехали к ним домой.

Через полчаса мы подъехали к прекрасному белому трехэтажному дому в шикарном пригороде Иоганнесбурга, окруженному просторными лужайками, где моя девятилетняя племянница и два племянника, шести и семи лет, играли с собаками – догом и немецкой овчаркой.

Жизнь под жарким солнцем Южной Африки была очень проста и естественна. Ко мне все относились, как к принцессе, даже пальцем не разрешали шевельнуть, чтобы помочь кому-то в доме. Дни напролет я загорала на лужайке у бассейна.

Ночью тем более делать было нечего. В ту пору в Южной Африке не было телевидения – как говорили, из-за правительства, проводившего политику апартеида. Единственное развлечение – пригласить на обед кого-нибудь из соседей. Первые две недели по вечерам я слушала в салоне классическую музыку и присматривала за детьми, когда сестру с мужем приглашали на обеды или приемы. Ночью лишь стрекот сверчков и пение птиц нарушали мертвую тишину…

В такие моменты от мысли, что я единственный взрослый человек в доме, мною овладевала черная меланхолия и сильная тоска по родине. Чтобы как-то убить время, я писала длинные письма родителям и друзьям.

Я очень соскучилась по сильному мужскому телу, мне были необходимы ласки и, скажем прямо, сексуальное удовлетворение. В Амстердаме я привыкла заниматься любовью с моим другом, как минимум, раз в неделю и раза два по воскресеньям, а теперь была лишена даже самой малости.

Я уже начала страдать от отсутствия регулярных связей, мне отчаянно необходим был хороший любовник. Об онанизме говорить не хочу, этим я занималась очень редко. К сожалению, вокруг меня не оказалось ни одного свободного мужчины, за исключением африканских слуг, а они меня не интересовали. К тому же не следует забывать, что те, кто переступал расовую границу, рисковал угодить на 9 месяцев в тюрьму.

То, о чем я сейчас расскажу, в общем-то аномально. Я полностью это осознаю, однако обязана быть честной по отношению к самой себе, поэтому не намерена ничего скрывать.

Однажды я, как обычно, лежала у бассейна и думала, что могу сойти с ума, если еще некоторое время останусь без мужчины. Вдруг я обратила внимание на немецкую овчарку, лежавшую рядом со мной. Пес как-то странно себя вел. Он приставал ко мне со дня моего приезда. Почти неделю он не отходил от меня и все время обнюхивал. Можно подумать, у него был обостренный нюх на секс. Я уже больше не могла себе позволить оставаться деликатной и решила, что этот пес будет моим первым южноафриканским любовником! Все равно, нормально это или нет.

Я стала тихонько ласкать его рукой между задних лап. Сразу же у пса произошла эрекция, он поднялся на ноги и влюбленно посмотрел на меня.

Разумеется, эта любовная сцена не предназначалась для любопытных глаз прислуги.

Мы с овчаркой отправились в кабинет моего шурина. Я закрыла дверь на ключ. Кого-то это, возможно, шокирует, но в тот момент я считала, что ситуация хоть и совершенно ненормальна, но иного выхода нет, настолько я была сексуально озабочена.

Я приспустила трусики бикини и придвинула к себе морду пса, чтобы он почувствовал мой запах. Одновременно я взяла рукой его половой орган и увидела его – такой красный и блестящий во всю величину. Это зрелище, казалось, сводит меня с ума.

Я стала позади пса и расставила ноги. Мой клитор как раз касался того места, где начинался собачий хвост. Я начала двигаться взад-вперед и одновременно ласкать его член.

Животное было молодым и сильным. Пес шумно задышал, его язык вывалился из пасти. Когда он взглянул на меня своим молящим взглядом, я поняла, что собаку не зря называют лучшим другом человека. За несколько минут я дважды успела кончить.

Ну, а бедному псу не досталось ничего. Я стала рядом с ним, продолжая массировать его член. Меня разбирало страшное любопытство: чем же все это кончится? Даже с чисто медицинской точки зрения? Я стала на колени, чтобы лучше все видеть. Наконец, струйка похожей на теплую воду собачьей спермы брызнула на мои руки. Пес разочарованно взглянул, улегся и сейчас же уснул.

Пусть этот эпизод и не слишком отвечает чьим-то представлениям о приличиях, однако обе стороны хоть ненадолго испытали облегчение.

Спустя два дня после истории с собакой мне поручили присмотреть за детьми, так как их родителей пригласили на свадьбу. Сначала мы с ребятами играли, а потом пошли купаться в бассейн.

Джонатан, мой семилетний племянник, видимо, обладал рано развитым сексуальным инстинктом. Он забрался на меня, обхватив ногами за талию и, уж не знаю как, ухитрился расстегнуть лифчик. Как только он притронулся к моей груди, я почувствовала, как его маленький пенис потихоньку стал твердеть. У меня не было ни малейшего желания продолжать эти игры, пришлось успокоить резвого малыша, и мы пошли завтракать.

Моя половая жизнь была далека от нормальной, и я самым серьезным образом подумывала о том, чтобы снять себе квартиру, где могла бы заниматься сексом регулярно и в более приемлемых условиях. К тому же я не привыкла долго бездельничать, и мне хотелось найти работу.

Моне, разумеется, жаль было меня отпускать: первый раз в жизни рядом с ней появился человек, которому она могла доверить самые интимные тайны.

Я никогда не знала матери Моны, но думаю, что они были очень похожи, так же как и мы с отцом. Я была открыта, порывиста, импульсивна, типичный – по Фрейду – экстраверт, она – робкий, замкнутый интраверт. Хотя, если взглянуть глубже, то Мона была женщиной тоже весьма порывистой и горячей. Только воспитали ее в чрезвычайно строгих, пуританских правилах. Иногда она демонстрировала просто преувеличенную стыдливость. Меня страшно забавляло, что она, несмотря на жаркий климат, носила фланелевые пижамы, полностью скрывающие тело, только из-за опасения показаться перед детьми голой.

Мое же воспитание было куда более современно и либерально. Видеть член моего отца в состоянии эрекции для меня было столь же естественно, как лицезреть свою мать в шляпе.

Мне все более была необходима регулярная сексуальная жизнь. И вот однажды я осталась дома одна с моим шурином.

Я лежала возле бассейна на животе. Лифчик я сняла ради равномерного загара на спине. Голый по пояс Ян сидел рядом на стуле. Я сразу поняла, что сегодня ему отдамся.

Для начала я начала снимать с его ног маленьких муравьев и сказала, что они бегают и по его спине. И их погоняла… Постепенно мои движения стали более медленными, ласкающими, я принялась слегка пощипывать его ногтями.

Он, наконец, понял, чего я от него добиваюсь.

– Ксавьера, я уже одиннадцать лет женат на твоей сестре и ни разу даже не взглянул на другую женщину. Не думаю, что займусь этим сейчас, – пробормотал он, как мне показалось, одновременно с гордостью и с горечью.

Это вообще характерно для тугодумов-африканеров. Ян был человеком красивым и сильным, но очень консервативным.

Его слова не обескуражили меня, а лишь усилили желание. Я подумала, что заставить изменить жене того, кто никогда этого не делал, было бы с моей стороны настоящим подвигом. И взялась за него всерьез, лаская грудь, спину, слегка раздражая ногтями и поглаживая внутренние поверхности бедер. Правда, заходить слишком далеко было рискованно из-за вездесущих слуг.

Постепенно, как бы с большим внутренним сопротивлением, Ян начал возбуждаться. В конце концов, он был мужчина – и далеко не самый худший, – и инстинкт взял свое.

Ян буквально разрывался между стремлением остаться верным своей жене и желанием получить то, что ему предлагали. И половину пути к измене он уже прошел.

– Пойдем в дом, выпьем чего-нибудь холодного, – ласково предложила я.

Он согласился, и я отвела его прямо к себе в комнату.

Уже с обнаженной грудью я сидела на кровати, когда Ян вновь заколебался. Браво! Добродетель побеждала сладострастие.

– Это нехорошо, – сказал он, – я, пожалуй, пойду.

Пока он говорил, я успела расстегнуть его брюки, и моя рука уже была у него в ширинке.

– Ксавьера, возьми себя в руки, прошу тебя, – пробормотал он.

Но я уже достала его член и принялась жадно его сосать. Он был небольшой, но у меня во рту раза в два увеличился. Несмотря на все моральные устои шурина, смело могу сказать, что ему понравилось то, что я с ним делала. Его руки все быстрее и быстрее стали ласкать мои волосы, и он скоро кончил.

Минут пять мы отдыхали, а потом я сняла трусы, стащила с него брюки, и мы стали заниматься любовью, причем я была настолько страстной, что чуть было не разорвала Яна на части.

Сама мысль о том, что рядом со мной мужчина, что я наконец получила то, чего так хотела, настолько возбудила меня, что уже после пяти или шести фрикций я кончила, а потом оргазм наступил у нас одновременно.

Довольно часто бывает, что в первые два раза у мужчины оргазм наступает быстрее, вот почему я решила на третий раз продлить удовольствие. Как раз теперь Яна начали одолевать уже новые сомнения.

– Мона может вернуться с минуты на минуту. Если она застанет нас здесь, то умрет на месте, – взмолился он.

Но я убедила его остаться, и через десять минут он опять был в форме, уверен в себе и готов к новому акту.

Я попыталась научить его некоторым более оригинальным, чем привычные ему, позам. Сначала он лежал на спине, а я села на него, повернувшись спиной; потом мы перешли к акту на корточках; затем я легла на живот, обхватив его бедра ногами, а Ян был сзади.

Мы попробовали и позу, при которой я обхватила его шею ногами, а потом – лежа на правом и на левом боку. Право, Ян был похож на школьника, попавшего на праздник, и кончил он с радостным ревом. Я сама испытала оргазм уже пять раз, когда мы наконец услышали шум мотора автомобиля Моны. У нас как раз хватило времени одеться и вполне благопристойно встретить ее в кабинете Яна, словно ничего и не произошло. Я должна была чувствовать себя виноватой, но я получила такое сексуальное облегчение, что не думала об угрызениях совести.

С этого дня мы с Яном всегда находили повод, чтобы куда-нибудь сплавить Мону с детьми.

– Почему бы тебе не поехать поиграть в теннис? Почему бы тебе не прокатиться с детьми на машине? Я думал, ты поедешь за курами? – частенько говорил Ян.

Мой добродетельный шурин постепенно становился сексуальным маньяком. Я научила его еще десятку поз, и мы довольно часто занимались любовью. В то же время я прекрасно понимала всю двусмысленность ситуации и чувствовала себя весьма неуютно. Мне была необходима регулярная половая жизнь, но я вовсе не хотела разрушать семью Яна и Моны.

– Слушай, – сказала я однажды Яну, – а почему бы тебе не попробовать с моей сестрой то, чему я тебя научила?

О том, что он последовал моему совету, я догадалась через неделю, когда совершенно новая Мона, с кругами под глазами, отозвала меня в сторону и поделилась своим секретом.

– Ксавьера, – неловко начала она, – Ян совсем сошел с ума. У него какие-то сексуальные фантазии, и он хочет заниматься любовью со мной во всяких немыслимых позах. Он даже заставляет меня класть ноги ему на плечи. Я о таком вообще никогда не слыхала!

Разумеется, все «фантазии» мужа полностью совпадали с тем, чему я его научила, но в довершение всего Мона попросила меня разобраться, откуда он все это узнал.

– У нас никогда не было таких книг в библиотеке, у Яна нет любовницы – он все время дома. Я вообще ничего не понимаю!

– Может, он видел эротические фильмы? – предположила я, хотя это было заведомо глупо, ведь строгость южноафриканской цензуры общеизвестна.

Насколько я знаю, в этой стране нет порнофильмов, однако надо же было хоть что-нибудь ответить сестре.

Совесть-таки меня совсем замучила. Да, полноценный секс мне необходим, но я вовсе не хотела причинять неприятности сестре.

Я боялась, что если она будет продолжать меня расспрашивать, я рассмеюсь и скажу:

– Отгадай, кто его этому научил?

Я жила у них больше месяца, и мне уже было бы лучше переехать. Я объявила им, что самым серьезным образом собираюсь найти квартиру и обосноваться там.

Сначала я отправилась в город и нашла себе хорошо оплачиваемую работу – секретаря директора большого рекламного агентства. Потом я попросила Деени, девушку, которая встретила меня в аэропорту, помочь мне найти жилье.

Она повозила меня по разным адресам, и я нашла довольно большую однокомнатную квартиру в Хиллброу, новом квартале Иоганнесбурга.

Перед отъездом из дома сестры я отвела Яна в сторону и заставила его дать мне слово:

– Слушай, все, чему я тебя научила, должно остаться между Моной, тобой и мной. Сделай так, чтобы это никогда не вышло из семьи и не вздумай применять еще где-нибудь.

Моя квартира должна была освободиться только через три дня, к концу месяца. Деени предложила мне пожить у нее. Ее комната была меньше моей, с односпальной кроватью.

В первый вечер Деени ничего не предпринимала, чтобы сблизиться со мной. Это меня, признаться, удивило. То же самое и на вторую ночь, а когда наступила третья – напряжение стало невыносимым.

– Слушай, Деени, позволь мне заняться любовью с тобой, очень тебя прошу, – не выдержала наконец я.

Эта ночь оказалась чудесной! Деени была очень привлекательна и великолепно отвечала на все, что я делала.

Наша связь продолжалась два месяца, а прекратилось все по тем же причинам, которые привели к моему разрыву с Лизбет в Амстердаме. Во мне было сильно мужское начало, я предпочитала давать удовлетворение женщинам, а не получать его. Сама я в таких связях получаю удовлетворение скорее моральное, а не физическое – для последнего мне нужен мужчина.

А этого в лесбийской любви как раз и не хватает. У лесбиянки нет полового члена, а об имитациях и муляжах и говорить не стоит. Я люблю настоящий половой акт, а женщины между собой этого совершать не могут, а если и могут, то все равно не полностью. Хотя в плане чувственном любовь между двумя девушками может быть прекрасной. У них больше общего между собой, чем у мужчины и женщины, они лучше понимают взаимные желания.

Вскоре я занялась поисками мужчины – сексуального партнера. Должна сказать, что отношение Деени к этому было очень терпимым. Иногда после работы она ходила со мной в типично британский кабачок под названием «Доусонс». Там собирались журналисты, банкиры, директора туристических бюро. Порой Деени случалось выбрать себе жертву, однако по сути своей она всегда оставалась лесбиянкой и даже в гетеросексуальной связи брала на себя роль мужчины. Ее настоящей «специальностью» были зрелые женщины с беспорядочным в сексуальном отношении прошлым. Почти всегда ее партнерши оказывались очень щедры и осыпали ее подарками.

В конце концов я прекратила всякую любовную связь с Деени и занялась погоней за удовольствиями, в которой участвовали в тот или иной момент почти все завсегдатаи бара «Доусонс».

Мое поведение нимфоманки в некоторой мере можно объяснить общей атмосферой Южной Африки. Во всех колониальных странах, где правит белое меньшинство, оберегаемое и обслуживаемое слугами из местного населения, воцаряется безответственность и скука.

Если отбросить хорошо оплачиваемую работу, занимавшую много времени, вся наша энергия была направлена на развлечения.

Все приемы были похожи один на другой. Там постоянно встречались все те же пьяницы, что создавало своего рода замкнутый круг, в котором все спали с женщиной, бывшей подружкой каждого.

Следствием такого поведения является полное исчезновение так называемых моральных норм. Увеличиваются смертность и количество разводов. Процент самоубийств среди белого населения Южной Африки один из самых высоких в мире.

Гомосексуалисты всегда подталкиваются к этому последнему шагу социальной дискриминацией на работе или по месту жительства. Они лишь увеличивают количество суицидов. Педерастов и лесбиянок гонят из бара в бар…

Правительство, – а точнее, верхушка африканеров и англичан, всегда реакционных и не очень далеких, думает, что любая половая активность, даже в семье, является грехом.

В Йобурге или Юдбурге, как иногда называют Иоганнесбург из-за большого числа проживающих там евреев, африканеры, потомки первых голландских колонистов, заключают браки только в своем консервативном кругу. Они, однако, обожают европеек, раскованных блондинок из Германии, Голландии или Скандинавии. Тяжелым на подъем мужчинам нравятся их простота, темпераментность и спонтанность. И раз уж европейские девушки, к коим принадлежу и я, так популярны, с ними бесплатно спит весь город.

Вначале меня приглашали в театры, на изысканные обеды в ресторан, однако вскоре стали ограничиваться принесенной бутылкой, а потом просто приходить ко мне перепихнуться – и отвалить.

Очень быстро я завоевала прочную репутацию у этих не всегда искренних людей. На приемах они презрительно усмехались:

– Вот летучая голландка, она летает из постели в постель!

Именно в этот момент я и начала разочаровываться в образе мышления мужчин. Они глубоко эгоистичны в своих желаниях и настаивают на своем праве на интимную близость, как и когда они этого захотят.

Как-то раз я попыталась вырваться из паутины, в которую попала, но только нарвалась на новые издевательства:

– Что случилось? Маленькая нимфоманка подхватила какую-нибудь болезнь?

Конечно, мне вовсе не улыбалось раз за разом отдаваться кому попало. Я предпочла бы иметь друга, с которым могла бы делить и радость и горе, кого-нибудь, кто бы заботился обо мне. К сожалению, я не встретила нужного мне человека. В это время я ощущала тяжелую подавленность и меланхолию. Меня тошнило от мужчин.

Лучшими моими друзьями стали тогда гомосексуалисты. Они, кстати, научили меня готовить и любить оперу и танцы. Единственный настоящий мужчина, на которого я могла рассчитывать в этот сложный период, был Обри, фотограф-еврей. Отношения у нас с ним были чисто платонические, но я знала, что могла хотя бы рассчитывать на приглашение к нему на обед без всякой задней мысли. Обри и привел меня ноябрьским вечером 1966 года на шашлык, где я и встретила человека, невестой которого мне предстояло стать.

Это был прием в честь Дня Гая Фокса, в который англичане отмечают годовщину так называемого «порохового заговора», когда вышеозначенный Гай Фокс чуть было не взорвал английский парламент. В этот праздник обычно устраивают салют, во время которого я и познакомилась со своим будущим женихом.

Карл Гордон был американским экономистом, недавно приехавшим в Иоганнесбург по делам своей нью-йоркской фирмы. Ему было двадцать восемь лет, и он обладал всем, чего женщина может желать в мужчине.

Карл был очень красив и сложен, как Адонис. Его прекрасно сшитый костюм сидел на нем идеально. Вид Карл имел очень мужественный. В довершение всего он жил на шикарной вилле с двумя теннисными кортами и олимпийского образца бассейном.

– Обри, – сказала я, толкнув локтем моего спутника, – Карл самый изысканный мужчина, которого я когда-нибудь видела. Как бы познакомиться с ним поближе?

Обри лишь скептически усмехнулся:

– Только зря потеряешь время. Глянь-ка на его подружку-гречанку Элли: вцепилась в беднягу мертвой хваткой.

И правда: с самого начала приема, с семи вечера до рассвета, Элли следила за ним, как хищник за жертвой. Избавилась я от нее лишь с помощью Обри, добавив в ее вишневую настойку тройную дозу виски.

Я чувствовала, что Карл тоже заинтересовался мной. К сожалению, пора было расходиться, и у него едва хватило времени записать мой телефон и назначить мне многообещающую встречу на следующее воскресенье.

Эта неделя казалась мне бесконечной. Дни я проводила на работе, а ночью, лежа в постели, мечтала о тех прекрасных моментах, которые нам с ним предстоит пережить. По мере приближения воскресенья мое нетерпение достигло предела.

Наконец, день «X» настал. В восемь часов утра меня разбудил телефонный звонок. Но это оказался не Карл, а Юрген, немецкий летчик, решивший уточнить, состоится ли назначенная на сегодня встреча. Я ему действительно давно уже обещала прогулку верхом и теперь не могла отказаться. Правда, хотя мне и было приятно с Юргеном, мысли мои были далеки от него.

Часам к пяти вечера я попросила его проводить меня домой. И в тот момент, когда я вставляла ключ в замочную скважину, раздался телефонный звонок. На сей раз уже звонил Карл.

Он приехал ко мне около шести и принес огромный букет желтых роз с приколотым маленьким, очень милым стихотворением, повествовавшим о том, как он звонил мне весь день, умирая от желания увидеться.

В этот вечер Карл показался мне именно таким, каким я себе его и представляла: умным, предупредительным, галантным и опытным. Какой разительный контраст с местными грубыми мужиками!

Мы пошли пообедать и потанцевать в один из самых лучших ресторанов Иоганнесбурга. Я была так возбуждена, что после того, как Карл прижал меня к своей мощной груди, мои соски оставались в состоянии эрекции всю ночь. Больше мы не могли ничего себе позволить, так как у меня только что начались месячные. В это время я еще не знала, как быть в такой ситуации, и оказалась бы в весьма щекотливом положении, если бы он попросил меня о близости.

Но Карл был понятлив и не стал настаивать. Он стоически терпел все пять дней, проведенных нами вместе.

На шестой день, когда мы оба готовы были на стенку лезть, наконец наступил долгожданный момент.

Кстати, если кого-нибудь очень сильно желаешь, а приходится по тем или иным причинам воздерживаться, ожидание само по себе превращается в тихую пытку, но вместе с тем и делает половой акт, когда он наконец происходит, совершенно бесподобным.

Я бы не сказала, что Карл оказался уж очень хорошим любовником, видимо, ему не хватало опыта и потому он слишком быстро кончал. Впрочем, как и я: само желание чувствовать его в себе было так велико, что и я не могла сдерживаться. Позже я научила его правильно заниматься любовью, как всегда поступала с моими любовниками, если у них была для этого нормальная потенция, то есть выносливое тело и нормальный член.

А член у Карла был огромный! До этого я встретила только двух мужчин, так же богато одаренных природой. Разумеется, размер члена сам по себе не превращает мужчину в хорошего любовника, но может быть хорошим подспорьем, если он пользуется им мягко, а не по-ослиному.

В нашу первую любовную ночь нам просто повезло, так как я была очень возбуждена и готова к акту, иначе Карл так и не смог бы ввести мне свой член полностью.

Постепенно мы начали привыкать друг к другу. Наша связь развивалась, и я дала знать всей толпе моих прежних любовников, что они могут считать себя в отставке.

– Не следует больше ни приходить ко мне, ни приглашать куда-то, – говорила я всем. – Я встретила человека, которого ждала всю жизнь, и полюбила его.

Как и следовало ожидать, по этому поводу все стали отпускать замечания одно грубее другого, но в конце концов поняли и оставили меня в покое. Было бы много проще для нас обоих, если бы я перебралась жить к Карлу, но этого я не хотела делать, памятуя давнее предостережение моей матери:

– Ксавьера, мне не в чем будет тебя упрекнуть, если ты не останешься девушкой до замужества. Теперь такое трудное время! Но, по крайней мере, попробуй не жить у мужчины. Этим ты себе испортишь лучшие годы совместной жизни и позволишь мужчине съесть его часть свадебного пирога, ничего не давая взамен. Мужчина никогда не женится на женщине, позволившей ему жить с ней под одной крышей до свадьбы.

Тогда эти рассуждения меня развеселили, но впоследствии, как следует взвесив все за и против, я признала материнскую правоту.

Нам приходилось вращаться в кругу уважаемых женатых деловых людей, для которых наша связь оставалась тайной. Мы очень уважительно относились друг к другу, и я была счастлива, что Карл ничего не знал о моем образе жизни до встречи с ним. Через пять недель после нашей первой встречи Карла перевели в Дурбан, город-порт в восьми часах езды от Иоганнесбурга.

После нашей идиллии я буквально умирала от желания услышать от Карла: «Я тебя люблю». Может быть, это детская наивность, но когда сам любишь, такое признание тебе очень необходимо. Время летело незаметно. Наш последний уик-энд мы решили провести в ужасно романтичной гостинице на окраине небольшого городка Киялами Ранч.

Почти все время шел дождь, но он только помогал нам быть вдвоем. Влюбленные могут пережить прекрасные мгновения в постели, когда дождь тихо стучит по окнам и крыше. У нас было именно так… В воскресенье вечером, перед обедом, Карл, вдруг обняв меня, сказал:

– Ксавьера, я ничего тебе не говорил о моих чувствах, мне хотелось самому убедиться в них, ведь я уже не мальчик, чтобы объясняться в любви женщинам, с которыми сплю. Я люблю тебя.

Мне хотелось подпрыгнуть до потолка, я чувствовала себя девчонкой, впервые услышавшей объяснение в любви. Все, чего я так страстно хотела, наконец, свершилось именно здесь, в этой комнате! Я будто бы родилась заново.

– Ксавьера, согласна ли ты стать моей женой?

Согласна ли я? Да если бы это зависело только от меня, я вышла бы за него в эту самую минуту! Он считал, что нам лучше немного пожить здесь вместе, потом встретиться в Америке, познакомиться с его родителями и уже там зарегистрировать брак.

Чтобы лучше узнать друг друга, Карл попросил, чтобы я приехала к нему в Дурбан и провела с ним там два месяца. Я так и сделала, как только смогла уволиться с работы и сдать мою квартиру.

Я приехала к Карлу в Дурбан за несколько дней до Рождества. Обосновалась в его большой квартире, которую мы даже и не обставляли, поскольку не собирались поселяться в ней надолго. У нас даже не было кухонной плиты, мы питались в лучших местных ресторанах.

Дурбан очень живописный город с прекрасными пляжами для серфинга, одними из самых лучших в мире. Я часто ходила туда, не за тем, чтобы поглазеть на мускулистых молодых людей с выгоревшими от солнца волосами, скользивших по волнам на своих досках. Вдоль всего побережья раскинулось множество разноцветных киосков, где местные торговцы продавали сосиски, пирожные, мороженое. По пляжу бродили цыганки, предлагавшие каждому платья, сандалии и цветы.

Было очень тепло. Лучи солнца, проникавшие в комнату через окна, не имевшие занавесок, будили нас ни свет ни заря. Нам это было только на руку: мы страстно занимались любовью, а после бежали через дорогу окунуться в океан. Потом Карл шел на работу, а я покупала фрукты и возвращалась на пляж, куда он приходил, чтобы искупаться перед завтраком. Карл в прошлом был олимпийским пловцом, и я обожала смотреть, как его сильное тело разрезает волны. После купания мы гуляли по пляжу, и мне казалось, что окружающие смотрят на Карла, очень загорелого, с волнистыми черными волосами, и на меня, с моей светлой шевелюрой, как на очень счастливую, хорошо подобранную пару.

Вечерами, пообедав в каком-нибудь одном из дорогих ресторанов Дурбана, мы возвращались домой, чтобы позаниматься любовью. Постепенно мы превращались в рабов наших тел. У Карла была великолепная потенция: он мог совершать половой акт пять раз за два часа.

Мы были счастливы. Споры и ссоры никогда не омрачали нашу жизнь. Казалось, счастливее быть просто невозможно. На других мужчин я и не смотрела. Все, что интересовало меня, – это Карл, моя любовь, моя жизнь.

Уехав из Дурбана, мы целых два месяца отпуска провели, бродя наугад по самым живописным уголкам Африки. Я убеждена, что этот континент один из самых красивых в мире.

Мы побывали в Национальном парке Крюгера, где в первозданной саванне жили зебры, львы, слоны, верблюды и антилопы-гну. Однажды меня даже чуть не ранил носорог.

Последним этапом нашего сафари с фотоаппаратом был Мозамбик. Там стояла такая жара, что даже бассейн при гостинице не мог освежить нас. Здесь мы временно и расстались с Карлом.

Он отправился в Америку, а я вернулась в Южную Африку, чтобы закончить свои дела и заработать на авиабилет. Как американский гражданин Карл оформил мне визу в США.

По дороге он заехал в Амстердам, чтобы повидаться с моими родителями и официально просить у них моей руки. Отца к этому времени разбил паралич, и он потерял дар речи, а на мать Карл произвел самое благоприятное впечатление. Она даже поздравила меня с тем, что мой избранник – такой деликатный и воспитанный мужчина.

В течение полугода мы с Карлом обменивались столь пылкими письмами, что я до сих пор не пойму, как они не вспыхнули от эмоций. Потом я вернулась в Голландию, чтобы провести два последних месяца перед замужеством в кругу семьи.

Я должна была уехать в Америку в августе, но за неделю до отлета Карл позвонил мне с Ямайки и попросил меня отложить приезд.

– Произошло нечто неожиданное, – неуверенно бормотал он.

Несмотря на помехи на линии, я догадалась, что происшедшее имеет весьма отдаленное отношение к его работе.

Этой ночью я долго не могла уснуть и написала длинное письмо, в котором поделилась с ним моими опасениями. Я спрашивала, не встретилась ли ему другая женщина? «Я достаточно умна и знаю, что такой человек, как ты, не будет вести жизнь аскета. Только об одном тебя прошу: не влюбись в другую!»

В ответ пришло умное и страстное письмо. Карл успокаивал меня: «Ксавьера, клянусь тебе, ты – женщина моей мечты, я страстно жду встречи с тобой в декабре, чтобы жениться на тебе и больше уже никогда не расставаться».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.