ТЫ СКАЖИ, ЧЕ ТЕ НАДО Как разговаривать в постели
ТЫ СКАЖИ, ЧЕ ТЕ НАДО
Как разговаривать в постели
Февраль 1864 года. Николай Гаврилович Чернышевский закончил в равелине Петропавловской крепости «Что делать» и, кажется, чтобы не сойти с ума в одиночном заключении, принялся за «Мелкие рассказы». Рассказ №19 представляет собой мини-пьесу «Раскаянье госпожи Икс», где, наряду с господами X, N и Усачевым, действуют «древние греческие боги» «как бы в кисейных пеньюарах без белья». Они, в частности, ведут такие разговоры:
Морфей. Приляг, вздремни.
Ирида. С удовольствием бы, да некогда...
Морфей. Право, приляг, соснем.
Ирида. Уж если бы прилечь, так не за тем, чтобы соснуть.
Морфей. И то дело.
(Занавес падает)
Следуя демократической простоте Чернышевского, герои которого нимало не стеснялись ставить прямые вопросы и давать на них совершенно недвусмысленные ответы, попробуем разобраться: как же разговаривать в постели?
Развитие «сексуальной» лексики, ее нормативность впрямую зависят от нормативности самой сексуальности. Например, в Китае, где занятия сексом всегда считались полезными и необходимыми, существовал достаточно изощренный терминологический аппарат для обозначения не менее изощренных приемов «искусства весеннего дворца». Все знали, что означала просьба «направить яшмовый черенок в нефритовую пещеру» или «сыграть на свирели». Любовник мог, к примеру, высказать свое желание заняться анальным сексом в следующей форме: «метать стрелы не в яшмовую вазу, а в медный таз» — и быть прекрасно понятым своей подругой. Поскольку сам секс не был табуирован, то и разговоры о нем считались вполне корректными. Вот фрагмент из знаменитого романа Ван Шичжэня «Цзин, Пин, Мэй» (XVI в.), ставшего своего рода сексуальной энциклопедией: «Она торопливо глотала, не позволяя ни капле пролиться на лицо. Закончив, он спросил:
— Каково было на вкус?
— Немного солоновато, — ответила Золотой Лотос. — У тебя есть ароматные листья чая, чтобы отбить запах?
— Чай в мешочке, в кармане рукава моей куртки. Угощайся».
Сложнее обстоит дело в японской культуре. Прежде всего, в Японии очень отличаются правила речевого поведения для мужчин и женщин, существуют специфически мужские и женские единицы языка. Так, «хара» — живот — мужское слово, женщины пользуются более вежливым словом «о-на-ка». Специфически женским словом считается «огуси» — волосы. Таким образом, вербальная коммуникация применительно к нашей теме, то есть в постели, оказывается столь же ритуализованной, как и весь японский уклад жизни.
В европейских языках «специфически сексуальная» лексика развита значительно сильнее, чем в русском. Например, итальянец или француз не затруднится «прилично» обозначить гениталии или их часть, не прибегая при этом ни к медицинской терминологии, ни к сниженной инвективной лексике — как вышло бы, говори он по-русски. Разница в языках в этом смысле точно определена Владимиром Набоковым (посвятившим сексуальности Чернышевского, с которого мы начали, немало страниц в четвертой главе «Дара»), Он так прокомментировал свой перевод «Лолиты» с английского на русский: «...все мужицкое, грубое, сочно-похабное, выходит по-русски не хуже, если не лучше, чем по-английски; но столь свойственные английскому языку тонкие недоговоренности... все относящееся к технике, модам, спорту, естественным наукам и противоестественным страстям — становится по-русски топорным, многословным и часто отвратительным в смысле стиля и ритма».
В полном соответствии с классификацией поэтической лексики, данной Аристотелем в «Поэтике», легко найти примеры пятой и шестой аристотелевских разновидностей — удлиненных и укороченных имен, причем удлинение достигается вставкой дополнительного слога (бесконечные «вульвочки» псевдоэротических романов), а укорочение — редукцией слога или части слова («презик»); и седьмой разновидности — «искаженных» имен («гандон»), Аристотель не называет еще один способ обозначения: когда по этикетным или ритуальным соображениям обиходное имя табуируется до невозможности найти ему какую-нибудь значащую замену, и потому вместо него употребляют понятное лишь в реальном контексте местоимение («какой он у тебя огромный», «туда», «здесь» и т.п.).
Зачем же вообще нужны слова в постели, нужно ли их искать и подбирать? Речь, вторая сигнальная система, — основное отличие человека от животных, в отношении сексуальности она служит одним из главных отличий последней от животного спаривания. Язык обладает в данном случае двоякой функцией. Первая — возбуждающая, поскольку слово — мощное средство воздействия на психику. Возбуждает не только «неправильный, небрежный лепет» (во всем диапазоне индивидуального проявления нежности — от уменьшительно-ласкательной до ненормативной лексики), но и непосредственное проговаривание предполагаемых действий. Эффективность подобного способа возбуждения доказывается широчайшим распространением секса по телефону. По мнению многих специалистов, рассказ о том, что собираешься сделать, переходящий в непосредственное действие, — прекрасное упражнение, направленное на повышение качества секса.
Вторая функция языка — непосредственно информативная. К сожалению, долгие годы у нас все происходило в темноте, приспустив трусы и в глубоком молчании — разве что при сопении. Считалось, что и без слов «само пойдет». При этом одна из наиболее часто встречающихся причин сексуальной дисгармонии — неумение партнеров объяснить друг другу свои претензии и пожелания. Разумеется, здесь не нужно переоценивать коммуникацию на вербальном уровне — Мастере и Джонсон приводят следующие данные:
при передаче чувств 7% информации передается словами, 38% интонацией, 55% выражением лица. Однако и недооценивать роль речи нельзя — еще и потому, что вырабатывающийся со временем «язык пары» служит сильнейшим связующим эту пару элементом (Лев Толстой вообще полагал «семейный язык» важнейшим индикатором того, что семья жива). Те же Мастере и Джонсон в главе об общении посвятили целый раздел «искусству слышать», где самым актуальным выводом представляется: «Эффективные слушатели терпеливы».
Несомненно, говорить в постели нужно, нужно корректировать действия партнера, не бояться просить его, делиться даже самыми смелыми, с точки зрения пуританской морали, желаниями и фантазиями. При этом точные и удачные слова, особенно по-русски, находятся не всегда, однако следует не предъявлять претензии к языку с точки зрения вкуса, а вырабатывать тот самый «язык пары», стараться понять, что партнер имеет в виду. Нельзя сердиться друг на друга за непонимание. Любое отрицание, нежелание услышать другого в этой ситуации — когда все чувства предельно обострены, «снята кожа» — особенно травматично. Людям свойственно во время занятий сексом произносить меньше случайных слов, чем в другое время, поэтому все сказанное требует большего, чем обычно, внимания.
Кстати, утверждение, что женщины любят ушами, отчасти справедливо — женский слух в целом лучше, чем мужской. При этом мужчины лучше воспринимают низкие и средние тона (частотой до 2000 Гц), поэтому имеет значение не только то, что сказано, но и каким тембром.
Чтобы чего-то достичь в сексе, необходимо учиться говорить и слушать, несмотря на все несовершенство лексики. В конце концов, не стесняемся же мы подыскивать слова, когда просим кого-нибудь из близких почесать нам место, куца самим не дотянуться.
Все эти рассуждения естественным образом вызывают в памяти дивную сцену из «Заката» И.Э.Бабеля:
«Ночь. Спальня Криков. Лунный луч, роящийся и голубой, входит в окно. Мендель и Нехама на двуспальной кровати.
Нехама. У людей все как у людей... У людей берут к обеду десять фунтов мяса, делают суп, делают котлеты, делают компот. Отец приходит с работы, все садятся за стол, люди кушают и смеются... А у нас?.. Бог, милый Бог, как темно в моем доме!
Мендель. Дай жить, Нехама! Спи!»