Глава 6

Глава 6

В подземелье было темно, душно и страшно. Гудели трубы отопительной системы замка, вибрировали стены и потолки винных погребов, чуланов, кладовых и темниц, куда заточили, по их желанию, некоторых клиентов, любящих острые ощущения.

Инга уверенно пробиралась по коридору в темноте в котельную, где ее ждал высокий и сильный мужчина. На фоне пламени, ревущего в печи, он походил на могучего монстра.

— Это я, мой повелитель! — прошептала Инга.

— Что тебе нужно, жалкая рабыня? — презрительным тоном спросил мужчина.

— Я пришла, чтобы служить тебе, хозяин! — ответила она, все больше входя в роль, и прижала ладони к грудям, обтянутым кожаным костюмом для сексуальных забав.

Он окинул презрительным взглядом ее промежность, контуры которой отчетливо обозначились под тонкой кожей специальных штанишек, и спросил:

— А где вторая рабыня?

Повелитель гневался, это чувствовалось по его тону и по тому, как он сжимал в кулаке рукоять плетки. По спине Инги пробежала дрожь.

— Мы не могли отлучиться одновременно, это вызвало бы у клиентов подозрение. Она осталась с Дженис. Мы приведем ее сюда позже!

— Нет! Пока рано. Пусть все идет своим чередом, — приказал хозяин и приблизился к ней.

Она жадно втянула ноздрями запах его пота и половых органов, смешанный с запахом кожи и сырости подземелья. «

— Как хозяину будет угодно, — пролепетала Инга, с трепетом ожидая удара плеткой по ягодицам.

— Но тебе хотелось бы посвоевольничать? Ты ведь строптива, я тебя знаю! Почему ты нарушила мой приказ и соблазнила маленькую в сауне? Ты забыла, что у меня повсюду есть глаза и уши?

Инга виновато понурила голову:

— Прости, хозяин! Я не совладала со страстью. Она так свежа и соблазнительна, с ее торчащими розовыми сосками и мясистой писюлькой, сочащейся соком. Она рассказала нам о том, что ты овладел ею ночью. Я пришла в жуткое волнение, требовавшее выхода. Я ничего не могла с собой поделать.

— Ты развратная похотливая тварь! — Властелин горестно покачал головой. — Тебя исправит только могила.

— Ты прав, мой повелитель. Но я буду послушной, обещаю, — проскулила Инга, невероятно возбужденная в предчувствии наказания.

— Ты должна доказать это! — сказал хозяин и, ловко защелкнув на ее запястье наручники, ударил ее по ягодицам плеткой.

Инга сладострастно охнула и выдохнула:

— Благодарю тебя, мой господин!

В ее облике не осталось ничего от холодной светской дамы в платье от Шанель, которая недавно встречала в холле пансионата гостей. Теперь она перевоплотилась в послушную рабыню, готовую исполнить любую прихоть своего повелителя. Эта роль ей больше нравилась, она испытывала от нее колоссальное сексуальное удовольствие. Промежность ее пылала, охваченная пожаром страсти. По ляжкам тек сладковатый нектар вожделения. Орландо Торн был ее богом. Именно он впервые насытил ее неугомонную женскую плоть, а потом ввел ее и Ланса в тайное общество избалованных богачей, жадных до извращенных плотских удовольствий. Со временем он привлек к работе в пансионате для избранных и ее подругу юности Дженис, поручив ей заманивать в их сети новых клиентов. Орландо был сердит на Тамзин за одну ее критическую статью в «Химере», но одновременно и пленен ее красотой, сильным характером и независимым

поведением. С помощью Инги и Дженис он заманил ее в замок и ночью овладел ею. Теперь Инга должна была получить вознаграждение Вскоре они очутились в темнице, похожей на сырой мрачный склеп, с решетками и цепями, вделанными в стену, и орудиями пытки. Попадая сюда, клиенты-извращенцы приходили в экстаз и выкладывали за удовольствие огромные суммы денег. Инга взглянула в лицо Орландо, освещенное пламенем факелов, воткнутых в железные подставки, и содрогнулась в благоговейном трепете. Перед ней стоял великолепный Орландо Торн, знаменитый режиссер-постановщик фильмов ужасов.

Кое-кто называл его шарлатаном, но большинство считали его гением кинематографа. Были и такие, которые не сомневались в его безумии. Но при всем при том все его боялись и уважали. Актеры дрались за право работать с ним, критики либо обожали его, либо ненавидели. Работая, он отдавался делу целиком и требовал того же от своих коллег.

Его густые темные волосы, тронутые серебром на висках, были стянуты в хвостик. Тигровые глаза прекрасно гармонировали с оливковой кожей и грозно сверкали. Его мускулистая фигура свидетельствовала о здоровом образе жизни и отменной силе. Инга знала, что он регулярно посещает гимнастический зал и соблюдает специальную диету. Все это способствовало его завидной мужской потенции. О размерах же его мужского аппарата ходили легенды.

Властный, обожающий манипулировать людьми, Орландо Тори полностью подчинил себе Ингу Стедсон, и она с радостью перевоплощалась из независимой женщины в его послушную рабыню.

Посередине камеры стоял каменный стол. Инга легла на него ничком, прижавшись щекой и грудями к холодной плите, чувствуя, как врезается кожа в горячую, влажную промежность. Орландо наклонился — Инга слегка повернула голову и задрожала при виде бугра у него под кожаными штанами с медными пуговицами на ширинке.

Ее подмывало дотронуться до его могучего члена, но руки ее были скованы наручниками. Он молча уставился на свою рабыню и приблизился к ней. Инга раскрыла рот и дотронулась до ширинки кончиком языка. Соски ее отвердели, бугорок любви затрепетал, пустота во влагалище стала невыносимой, в заднем проходе засвербело, подмышки вспотели.

Орландо стянул с рук перчатки и стал медленно расстегивать ширинку. Словно завороженная, она смотрела, как из нее появляется фаллос нечеловеческих размеров, с багровой блестящей головкой. Долгий вздох вырвался у нее из груди, когда Орландо, по-хозяйски сжав свой инструмент в волосатом кулаке, начал онанировать.

Пенис был толстый и длинный, из отверстия на его конце выступила капелька. Ах, как бы ей хотелось слизнуть эту жидкость, облизать глянцевую головку, просунуть руку в ширинку и схватить Орландо за яйца, поросшие густыми курчавыми волосиками. Но ничего этого она сделать не могла, полностью подчиненная воле своего повелителя. Эта ситуация ее дьявольски возбуждала.

— Покайся в своих низменных помыслах, расскажи мне о своих грешных желаниях, блудница! — хрипло приказал ей повелитель.

— Я хочу ощутить твой член в своем лоне, почувствовать его твердость. Я мечтаю о том, чтобы ты овладел мной, как породистый конь кобылой, облил меня спермой с головы до ног, как похотливый хряк, — выдохнула она, изнемогая от вожделения.

Глаза ее потемнели, губы увлажнились от обильной слюны, по телу пробежала дрожь, в промежности хлюпало, в анусе пылал пожар.

— Грязная распутница! — прорычал Орландо, поглаживая ее по голым ягодицам мокрыми пальцами. — Похоже, ты мечтаешь, чтобы я порадовал твой задний проход? Воткнул в него что-то солидное?

— Да, пожалуйста, сделай так, мой господин! — проскулила Инга.

— Но с какой стати я должен ублажать такую дешевую потаскуху, как ты, дрянь? — рыкнул он, отступая на шаг, чтобы она не вцепилась в головку его удава зубами.

— Накажи меня, господии! Умоляю тебя! — взмолилась Инга.

Он куда-то отлучился на минуту, а когда вернулся, то она увидела у него в руке толстый черный искусственный пенис. Он был устроен таким образом, чтобы его можно было закрепить кожаными тесемками у другой женщины на спине. Весьма тяжелый и кривой, этот инструмент был точной копией настоящего мужского полового органа, с венами, волосистой мошонкой и глянцевой головкой. Инга встала на колени и оттопырила зад, расставив ноги.

Орландо расстегнул ее сбрую, обнажив промежность, и стал охаживать плеткой ее спину, ляжки и ягодицы. Затем он потер искусственным членом ее клитор и вновь огрел по заднице плетью. Инга извивалась в экстазе, стиснув зубы, и утробно ревела от страсти.

Орландо ущипнул Ингу за ее заветный любовный бугорок. Она охнула. Он стегнул ее плеткой по тугим ягодицам и начал тереть пальцами клитор. Она взвизгнула и уперлась в каменную плиту лбом, оттопырив зад. Глаза у нее вылезли из орбит, слюна потекла по подбородку. Расставив ноги, Инга ждала следующего удара. Орландо засадил ей в анус пластмассовый фаллос. Инга заревела. Орландо принялся имитировать рукой и искусственным пенисом совокупление. Инга захрипела. Он сжал в кулаке свой член и вогнал головку в ее влагалище. Инга закрыла глаза. Пенис Орландо вошел в нее до упора. Инга застонала, охваченная лавой сладострастия, и быстро воспарила на пике блаженства. Последнее, что ощутила она, погружаясь в забытье, была горячая сперма, которой Орландо щедро поливал ее красную задницу.

Измученный вынужденным заточением в усадьбе, неугомонный Алекс рвался на волю, в белое безмолвие заснеженных диких просторов. Энергия переполняла его, он не мог долго бездельничать, это претило его натуре. Он жаждал приключений.

— Здесь найдутся сани? — спросил он у Ланса.

— Спроси у Кевлина, он должен это знать. Если он достал где-то лыжи для клиентов, то разыщет и сани. Может быть, лучше сыграем в зале в бадминтон? Погоняем воланчик?

— Нет уж, благодарю! Я не любитель онанизма. Гоняй свой воланчик сам, а мне нужен свежий воздух! — воскликнул Алекс и пошел разыскивать Кевлина.

Вскоре он вернулся, чтобы вытащить из телевизионной комнаты Тамзин и Дженис, — удобно расположившись на мягком диване, они смотрели старый черно-белый фильм. После изнурительной гимнастики и сауны их разморило, выбираться наружу им не хотелось. Но Алекс упрямо стоял на своем. Присев на корточки рядом с Тамзин, он уговаривал ее:

— Довольно валяться на диване, пора размять старые кости!

Загорелый, бодрый и мускулистый, Алекс смотрелся великолепно, особенно когда улыбался, щуря лучистые голубые глаза и обнажая жемчужно-белые ровные зубы. Тамзин захотелось опубликовать его цветную фотографию на обложке «Химеры» и поместить в этом же номере репортаж о его приключениях в Южной Америке.

— Хорошо, я схожу переоденусь, — сдалась она и встала с дивана.

— Оденься потеплее, — посоветовал он. — Может быть, тебе помочь?

— Спасибо, я как-нибудь сама справлюсь, — ответила, улыбнувшись, Тамзин и потрепала его по щеке. Он лизнул ее ладонь.

День выдался погожий, ярко светило солнце, искрился снег, холодный воздух бодрил. Под ногами хрустел лед, полозья саней, которые тянул за собой за веревку Алекс, издавали легкий свист при скольжении по насту. Трава на газоне, кусты и деревья все заиндевели, сосульки сверкали на солнце, словно сахарные головы.

На склонах холмов виднелись фигурки лыжников, некоторые смельчаки прокладывали лыжню в лесу. Щеки у всех раскраснелись, глаза весело и задорно блестели.

— Ну, говорил я вам, что сидеть в такой день в помещении — преступление? — воскликнул Алекс, окидывая восхищенным взглядом окрестности пансионата. — Вы должны быть мне благодарны за то, что я вас вытащил сюда.

— Я бы с удовольствием осталась в телевизионной комнате и досмотрела фильм. Обожаю Бетти Дэвис в роли испорченной южанки. Как она шокировала все высшее общество, появившись на балу не в белом, а в розовом платье!

— Откуда тебе это знать? — удивился Алекс. — Ведь фильм-то черно-белый!

— Ах, Алекс, не будь занудой! У тебя совсем нет воображения. Впрочем, как и у большинства мужчин, — отмахнулась Дженис.

Снег на склоне сверкал, как глазурь на свадебном торте. Тамзин вспомнилось, как она каталась на санях в детстве возле своего дома. Перед ее мысленным взором возник улыбающийся отец. Когда они с ним мчались с горы на санках, ей было совсем не страшно. Но потом родители развелись, и счастливая жизнь закончилась страшным скандалом.

Кевлин держал спортивный инвентарь в полном порядке, как лыжи, так и сани были в прекрасном состоянии, полозья смазаны жиром. Алексу достались сани веселенького красного цвета. Тамзин устроилась у него между ног, Дженис — впереди нее. Крепко обхватив Тамзин рукой за талию, Алекс крикнул:

— Задерите ноги, девочки! Иначе полетим кувырком. Поехали!

Сани помчались с горы, стремительно набирая скорость.

Ледяной ветер обжигал Тамзин лицо, свистел в ушах. Перед глазами у нее все мелькало. Стиснув зубы, она замерла, испытывая безумный восторг. Алекс сжал ее бедрами и крепко вцепился руками в груди. Она подумала, что лучше бы Дженис осталась в пансионате: тогда бы они с Алексом смогли бы совокупиться в сугробе. Несмотря на холод, в промежности у нее было жарко.

Пока сани летели вниз по склону холма, она успела заметить в лощине коттедж, укрывшийся за деревьями. Из трубы валил дым и, растрепанный ветром, таял в небе. Вот где можно уединиться с Алексом после прогулки! Там бы он овладел ею на полу возле камина, на звериной шкуре или персидском ковре. Как хорошо им там было бы вдвоем, в уютной гостиной с зашторенными окнами.

Видно, неосознанное стремление обрести наконец друга, настоящего мужчину, до поры дремавшее в ее подсознании, пробудилось под влиянием стремительной езды на санях по белому снегу, в объятиях бывалого путешественника и неугомонного авантюриста. Любопытно, что сказал бы об этом ее психоаналитик?

Сани замедлили бег и остановились, уткнувшись в сугроб у подножия горы. Все вскочили.

Пошатываясь на затекших ногах, Тамзин сделала несколько шагов и воскликнула:

— Вот это кайф! Я давно не получала такого удовольствия.

— Давайте прокатимся еще разок! — предложила Дженис.

Они стали карабкаться вверх по склону, не обращая внимания на боль в мышцах, чтобы вновь испытать удовольствие от скоростного спуска. Однако на этот раз сани быстро перевернулись и все трое упали. К счастью, обошлось без ушибов и ссадин.

— Не пора ли нам передохнуть, девчонки? — спросил Алекс, счищая перчаткой снег с куртки. Он достал из кармана пачку сигарет и закурил. — А потом продолжим наши развлечения.

— Нет, с меня достаточно, — сказала Дженис, присаживаясь на упавшее сухое дерево. — Я замерзла и мечтаю лишь об одном: поскорее очутиться в массажном кабинете, где Борг разомнет все мои косточки.

— Ты соскучилась по этому красивому шведу? — спросил Алекс. — Инга рассказала мне о нем. Под два метра ростом, прекрасная фигура, голубые глаза, белокурые волосы. И замечательный пенис. Тебе захотелось остренького?

— Послушать тебя порой — одно удовольствие! — улыбнувшись, воскликнула Дженис и тоже закурила. — Признайся, ты ему завидуешь?

Алекс схватил ее за лодыжку и подтащил к себе.

— Чем же, по-твоему, я хуже Борга? — грозно спросил он.

— А ты считаешь, что ты лучше? — парировала она.

— Пока еще никто на меня не жаловался. Спроси у Тамзин, осталась ли она мной довольна.

Тамзин демонстративно отвернулась и, обхватив руками колени, стала смотреть в сторону коттеджа. До него было несколько десятков метров, отчетливо вырисовывалась дорожка, протоптанная от коттеджа к крыльцу. Ей почему-то расхотелось уединяться в домике с Алексом, она решила наведаться в него одна.

Она с трудом встала, держась за ствол дерева, и, оглянувшись на приятелей, спросила:

— Любопытно, кто там обосновался?

Глаза ее сверкали, как изумруды, ноздри трепетали.

— Кто-то из особо важных гостей Инги, какая-нибудь знаменитость, — беззаботно сказала Дженис, млея от прикосновения пальцев к ее ступням: Алекс стянул с нее ботинки и делал ей массаж.

— Я хочу сходить туда и посмотреть, — сказала Тамзин.

— Не советую, Инга рассердится. Ей не нравится, когда гостей беспокоят, это портит репутацию заведения. Оставь эту дурацкую затею, Тамзин!

— Пошли в пансионат! — сказал Алекс. — Скоро стемнеет.

Он встал и потянул за собой сани за веревку.

— Я догоню вас, — сказала Тамзин и пошла к домику: уж если она что-то решила, переубедить ее было невозможно.

Алекс был прав: сумерки быстро сгущались. Вскоре стало холодно, солнце скрылось за облаками. Оказалось, что до домика вовсе не так близко, как она думала, снег сыграл с ней злую шутку. Небо потемнело, повалили белые хлопья. Наконец Тамзин добралась до цели и застыла в недоумении: окна были закрыты ставнями. Резкие порывы ветра пронизывали ее до костей, ноги промокли и озябли.

Тамзин дернула за медное кольцо на входной двери. Внезапно дверь распахнулась и в проеме возникла монументальная мужская фигура. Тамзин обмерла, сердце бешено заколотилось в груди: вглядевшись в лицо великана, она узнала знаменитого пианиста, чьи концерты слушала в концертном зале «Барбикан».

— Какого черта тебе нужно? — звучным, как орган, голосом спросил он, повергнув ее в трепет.

— Мне холодно, — стуча зубами, ответила Тамзин.

— Ты кто такая? — продолжал допрашивать ее Гай Вентура, не приглашая войти в дом. — Пронырливая журналистка?

Он пытливо сверлил ее глазами-буравчиками из-под лохматых черных бровей.

— Нет, я не репортер, — ответила Тамзин, уверенная, что действительно им не является, поскольку занимает в редакции журнала пост главного редактора. — Я заблудилась.

Гай еще раз с сомнением посмотрел на нее, словно бы раздумывая, не захлопнуть ли дверь у нее перед любопытным носом, но проникся к ней жалостью и, отступив на шаг, пробасил:

— Хорошо, проходи. Ты из пансионата?

— Да, — сказала Тамзин, входя в прихожую.

— Я позвоню администратору и попрошу кого-нибудь прислать за тобой. Ты уборщица?

Тамзин сделала вид, что не расслышала вопроса, и прошла в теплую гостиную, где пахло кофе, чесноком, пряностями и жареным мясом. Тамзин была в запорошенных снегом ботинках, но Гай не предложил ей снять мокрую обувь. Он молча прошел на кухню, налил ей чашку кофе и, сунув ее незваной гостье, плюхнулся в кресло напротив телевизора досматривать видеозапись оперы «Богема» Пуччини.

Удивившись, что Гай никуда не позвонил, Тамзин потопталась на месте, согрела руки чашкой кофе, сняла каракулевую шапку, обувь, расстегнула куртку и, присев на стул, тоже стала смотреть оперу. Поражала оригинальная режиссерская трактовка либретто: актеры играли в костюмах, характерных для пятидесятых годов двадцатого столетия, и в современной обстановке. В такой постановке «Богема» напоминала «Вестсайдскую историю».

Гай Вентура словно забыл о ее существовании, и она решила напомнить ему о себе, робко сказав:

— Вы хотели позвонить в главный корпус…

— Позвоню, как только закончится это действие. Пожалуйста, не мешай мне смотреть, замолчи! — ответил музыкант.

Его грубое обращение с ней покоробило Тамзин, но, поразмыслив спокойно, она вынуждена была признать, что такая бесцеремонность вполне оправдана с незваным гостем. Гай увеличил громкость звучания, и Тамзин утонула в потрясающей музыке третьего акта. Молодые и симпатичные актеры выгодно отличались от традиционных исполнителей этой оперы не только стройными фигурами и живыми движениями, но и прекрасными голосами. Без толстых пожилых примадонн в траченных молью платьях девятнадцатого века и морщинистых теноров, которым давно пора выйти на пенсию, «Богема» смотрелась значительно лучше.

— Кто поставил оперу? — спросила она, позабыв, что ее просили не раскрывать рот.

— Баз Лерманн, режиссер из Сиднея, — прорычал Гай.

Имя этого режиссера-новатора было Тамзин знакомо, она видела один поставленный им фильм. Оригинальная трактовка оперы так растрогала ее, что она расплакалась, сочувствуя бедным влюбленным студентам. Главной героине было суждено умереть от тяжелой болезни. Наконец занавес на сцене опустился, Гай выключил телевизор и, обернувшись, спросил:

— Ты так любишь музыку? Часто слушаешь оперу?

— О да! — с дрожью в голосе воскликнула она. — Особенно Пуччини.

— Как тебя зовут?

— Тамзин Лоуренс.

— А меня — Гай Вентура.

— Я вас узнала. Не беспокойтесь, я не выдам вас репортерам.

— Давно ты здесь работаешь?

— Я здесь отдыхаю и привожу себя в нормальную форму.

— Вы и так прекрасно выглядите, мисс Лоуренс, — сразу же перешел на вежливый тон пианист.

Она поймала его пытливый взгляд на своей груди, обтянутой кофточкой, и смутилась. Соски ее встали торчком, на щеках заалел румянец. Их взгляды встретились, и она потупилась, не выдержав пламени его черных глаз. Сейчас он казался ей еще более мужественным и притягательным, чем когда она увидела его в первый раз. Теперь она отчетливо видела, какие у него благородные черты лица — прямой нос, мощный подбородок, чистая кожа, иссиня-черные волосы, достигающие широких плеч.

Одет он был неброско, но со вкусом: в полосатую сорочку, бежевый жилет и выцветшие джинсы.

Тамзин почувствовала, что окончательно разомлела под его взглядом. Соски грудей терлись о свитер, ноги непроизвольно раздвинулись, а скользкий клитор высунулся из срамных губ. У нее возникло ощущение, словно бы Гай уже овладел ею и она вот-вот кончит: таково было магическое воздействие его голоса и обаятельной внешности. Тамзин заерзала на стуле, пытаясь избавиться от навязчивого чувства, что она сидит на фаллосе музыканта. В голове промелькнула мысль, что, вернувшись в Лондон, ей нужно первым делом посетить психиатра.

Тамзин приказала себе успокоиться и мысленно обозвала Гая негодяем, снобом и безмолвным хряком, не способным на глубокое чувство. Не хватало только ей влюбиться в такого мерзавца и стать сто любовницей. Ничего хорошего из этого все равно не получится, все знаменитости эгоисты и тираны.

Она встала, и он тоже.

— Я, пожалуй, пойду, — сказала Тамзин. — Впрочем, я буду вам признательна, если вы позвоните Лансу. Он мог бы заехать за мной на «рейндж-ровере».

— Вам непременно нужно идти? — спросил он, глядя на нее тяжелым, пристальным взглядом, от которого у нее участился пульс. — Мы могли бы поужинать и досмотреть видеозапись.

Удача сама шла Тамзин в руки, лучшую возможность взять интервью у Гая Вентуры трудно было придумать. Но работа отошла на третий план в ее сознании, вниманием ее овладела внешность музыканта, а чувствами — жар, исходящий от его фаллоса, взбугрившегося под джинсовой тканью. Ей так хотелось протянуть руку и сжать его мошонку, погладить головку, лизнуть ее, понюхать мошонку.

Тамзин изобразила улыбку, хотя она и была неуместна, и сказала:

— Благодарю вас, это было бы чудесно. Но мне не хотелось бы причинять вам неудобства.

Он передернул плечами и взмахнул руками.

— Если бы мне это было в тягость, я бы не стал вас задерживать. Мне нравится готовить. Кстати, мясо, пожалуй, уже можно доставать из духовки.

Тамзин набросила куртку на спинку стула, пригладила руками волосы и смущенно сказала:

— Надеюсь, вас не смутит мой вид.

— Но мы же не на званом ужине, а в интимной обстановке, — заметил музыкант, улыбнувшись.

Дело было в том, что Гаю наскучило одиночество. Первые сутки, проведенные в пансионате, прошли вполне удачно: его никто не беспокоил, он мог вволю поиграть на рояле и даже совокупиться с пышнотелой услужливой Марией. Ему вспомнился ее сексуальный ротик, и у него началась эрекция. Работала Мария ртом профессионально.

Гай поспешно прошел на кухню и стал хлопотать, намереваясь хорошенько угостить очаровательную даму, явившуюся к нему из снегопада. В конце концов, Мария еще не раз зайдет к нему, чтобы навести в коттедже чистоту и уделить внимание его пенису. Новая же гостья могла больше не появиться.

Тамзин заинтриговала его не только внешностью, но и чувственностью, способностью воспринимать прекрасное и оригинально мыслить.

— В женщине все должно быть прекрасно, — пробормотал глубокомысленно он. — А для мужчины член не самое главное.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросила Тамзин, войдя в кухню. Последняя фраза ее несколько озадачила.

— Да, пожалуй, — сказал Гай, ловко нарезая овощи для салата. Из духовки распространились аппетитные ароматы, заглушающие запахи мокрых шерстяных носков и влажной промежности. На газовой конфорке шипела сковородка, накрытая крышкой. Все это возбуждало Тамзин.

Она почувствовала сильное желание прижаться к Гаю лобком и потереться о него грудями. Она испытывала чувства, сравнимые с теми, которые обуревают влюбленную школьницу, еще не знающую, как ей быть со своей похотью. Тамзин густо покраснела, поймав себя на этом, и приказала себе не делать глупостей. Она даже не помнила имен всех мужчин, с которыми переспала, а недавно попробовала и женских ласк. Так отчего же она смущается и дрожит, как девственница?

Однако рассудок уже не мог управлять разгулявшимися эмоциями. Тамзин пришла в лихорадочное состояние, ей повсюду мерещились сексуальные символы. Половинка толстого огурца, стоящая торчком на разделочной доске, два помидора, лежащие с ним рядом, бананы и персики в вазе, спелая гроздь винограда — все это наводило ее на гадкие мыслишки, будило в ее воображении сцены соития. Она почти явственно ощущала огромный, как банан, член Гая в своих нежных, как персики, половых губах и представляла, как подобно виноградному соку польется по ее подбородку его сперма, когда она возьмет в рот его «огурец», сжав в кулаке «помидоры».

Ею овладело беспокойство. Пальцы ее дрожали от желания дотронуться до него, груди разбухли, соски отвердели, влагалище свело судорогой, клитор пылал. Но Тамзин не подала виду, что готова наброситься на музыканта, и спокойно спросила:

— Где вы научились готовить?

Ответ ей был в общем-то не важен, ей требовалось отвлечься от мыслей о его ширинке, в которую ее подмывало вцепиться, и волосатой груди с твердыми мужскими сосками, в которые ей хотелось впиться зубами, и мошонке, которую так приятно было бы покачать на ладони.

— Дома, в Будапеште. В детстве я целыми днями околачивался возле плиты на кухне.

— Возле мамы, наверное? — спросила Тамзин, движимая неподдельным интересом, а не только репортерским любопытством.

Он покачал головой, прядь волос упала на лоб.

— Мама постоянно находилась где-то на гастролях, она была певица. Отец сопровождал ее повсюду, он был дирижер. Возможно, вы слышали о нем: Петру Гроза.

— Ну конечно же, я слышала это имя! — сказала Тамзин.

Так вот почему он так талантлив! Гроза входил в число известнейших дирижеров наряду с такими гениями, как сэр Джордж Солти, Джеймс Ливайн и Симон Раттл.

— Но почему у вас другая фамилия?

— Вентура — мой псевдоним. Я не хотел пользоваться славой отца, предпочитал делать карьеру самостоятельно, — ответил Гай.

Тамзин импонировали гордые, самостоятельные мужчины, но она пожалела, что задала этот вопрос: лицо собеседника помрачнело. Она помогла ему накрыть на стол: расстелила кружевную скатерть, разложила посуду и салфетки, поставила хрустальные бокалы. Инга подбирала для своих гостей сервизы самых известных марок. В этом коттедже имелся севрский фарфор, серебро эпохи короля Георга, хрусталь «баккара». На высшем уровне было организовано и обслуживание отдыхающих в пансионате. Все это стоило уйму денег. Но в данный момент Тамзин заботило лишь одно: как унять волнение, охватившее ее в присутствии этого мужчины. Однако ее терзали сомнения относительно его сексуальной ориентации: он мог оказаться гомосексуалистом.

Гай наполнил бокалы красным вином из запыленной зеленой бутылки.

— Это токай, — сказал он. — Прекрасное вино для горячих блюд.

Вино действительно оказалось великолепным. После основного блюда Гай угостил Тамзин чудесным десертом, но признался, что его принесла служанка Мария. Они выпили коньяку и кофе. Гай удобно устроился на диванчике, Тамзин села рядом, поближе к камину. Музыкант задумчиво уставился на пламя.

— А чем занимаетесь вы? — внезапно спросил он, обернувшись.

— Я писательница, — солгала она.

— Неужели? — оживился Гай. — И что вы пишете?

— Любовные романы, — ответила Тамзин.

— И вам удается их опубликовывать? — спросил Гай, откинув со лба прядь черных волос.

— Я начинающий автор. К счастью, у меня имеются другие источники доходов. Я вполне состоятельная женщина!

Она лгала лишь отчасти, поскольку действительно писала очерки и статьи для своего журнала, которые публиковались в рубрике светских сплетен. Что же касается состояния, то оно перешло к ней по наследству от родителей, не огромное, но позволяющее жить вполне комфортно.

Гай поставил бокал на стол и, откинувшись на спинку дивана, вытянул ноги, скрестив их в лодыжках. В комнате зависла томительная тишина. Напряжение нарастало.

— Хотите посмотреть видео? — наконец спросил он.

— Не сейчас. Честно говоря, я удивлена тем, что вам нравится Пуччини. Мне кажется, его музыка несколько слащавая. Откуда у вас такое странное пристрастие?

— Моя мама была итальянкой и оперной певицей!

Обмен банальными фразами был прелюдией к тому, что должно было неизменно случиться, и оба это понимали.

Гай схватил ее за плечи, потянув на себя, сжал ее в объятиях. Тамзин очутилась сверху и, взглянув в его глаза, обрамленные черными ресницами, почувствовала, что тонет в бездонном черном колодце. Он стал целовать ее в губы, поглаживая по спине. Их языки сплелись в ликующей пляске. По телу Тамзин пробежала сладостная дрожь. Она словно бы таяла изнутри, перед ее мысленным взором возникли голубое небо и зеленая река, и дух ее воспарил над облаками.

Он перевернул ее на спину и принялся покрывать поцелуями шею, расстегивая пуговицы на кофточке. Взгляд его скользнул по грудям, и глаза его засверкали. Соски Тамзин встали торчком, она часто задышала. Гай стал целовать соски. Немедленно откликнулся клитор, он затрепетал и начал посылать в мозг настойчивые сигналы. Рука Гая нащупала застежку молнии на ее джинсах. Она почувствовала, как упирается его пенис в ее промежность, и сжала рукой мошонку.

Пронзенная током, она лихорадочно расстегнула ремень и молнию на джинсах и запустила в ширинку руку. Пенис вполне соответствовал размерами всему крупному телу Гая, он был даже чересчур большим для Тамзин. Но ее это не испугало. Промежность ее заныла в предчувствии скорого визита нового гостя.

Взгляд Гая затуманился, она стала ласкать фаллос и, не выдержав, наклонилась и поцеловала головку. Наградой ей стал сладострастный стон. Она принялась сосать распухающий фаллос, все больше входя во вкус и дрожа от возбуждения. Торс Гая пришел в движение, головка пениса начала стучать по стенке гортани, Гай был на волосок от оргазма. Но внезапно он сжал рукой ее запястье и прохрипел, вытягивая член у нее изо рта:

— Подожди, я хочу посмотреть, как кончишь ты. Она проворно скинула одежду. Гай стал ласкать ее мокрую промежность и бедра, раздвинул пальцами срамные губы и впился взглядом в подрагивающую блестящую розовую пуговку и нежные лепестки, окружающие ее. Комната наполнилась ароматом влаги. Гай принялся поглаживать клитор, она застонала и сжала руками груди. Гай наклонился и стал целовать ее интимные места. Тамзин окатила первая горячая волна. Она пронзительно закричала. И в следующий миг Гай вонзил в нее свой любовный жезл и впился губами в шею. Вскоре они стонали и кричали в унисон, испытывая фантастическое наслаждение от этой симфонии.