6

6

Я ПРОСНУЛАСЬ рано и прошла вверх по Юнион Стрит к Юнион Грув. Этим утром забирали мусор, поэтому на улицах были выстроены в ряд пакеты с ним. По своему обыкновению слетелись местные чайки, ожидая сбора в надежде найти лакомые кусочки. В результате все улицы были усыпаны очистками. Машина Алана была припаркована рядом с его домом, сзади сидел Дадли. Я надеялась, что его не бросили тут на всю ночь, не отставив ничего, кроме наброшенного одеяла. Из мусорного пакета, стоявшего рядом с машиной Алана, вывалились книги. Я обнаружила несколько работ Кристофера Бернса — “О теле”, “Каменное ложе”, “Состояние льда”. Я впихнула их обратно в пакет и оставила внизу на лестничном пролете у квартиры Алана.

Я вытащила его из постели и отругала за выбрасывание книг, как если бы это был просто мусор. Он оправдывался тем, что Кристофер Бернс это и есть мусор, как и все другие литературные — и Алан сделал ударение в слове “литературные” — неудачники, коих он считал отбросами. После нескольких минут словесного пинг-понга он оделся. Когда мы вышли из квартиры, он кинулся к пакету с книгами, которые я затащила на лестничную клетку. Я заставила Алана бросить его, и он отшвырнул пакет с такой злостью, что книги Кристофера Бернса рассыпались по полу. Я подобрала их и понесла с собой, заявив, что позже заберу и остальную добычу. Алан сказал, что “Старый Абердинский Книжный” не будет покупать работы такого рода. Я ответила, что их наверняка с радостью примут в “Оксфаме” или “Кансер Кэйа”. Он насмешливо улыбнулся и заметил, что невозможно даже раздарить этих забытых мужей — он сказал “мужей”, а не мужчин и женщин — литературы. Он указал на липкую полоску, приклеенную к обложке “Каменного ложа”: “Включена в окончательный список номинантов на премию Уитбред, Роман Года, 1989 г.”. Бернс оказался в числе вновь забытых писателей. Он приблизился к вершине, но так и не достиг её, на свою беду он обладал большим талантом, чем типы, подобные Иви Комптон-Бернетт.

Мы сели в машину и направились к Инверури. Я перелистывала “О теле” и наткнулась на рассказ, героем которого был имитатор Элвиса Пресли. Алан отвергал прозу Бернса как вычурную. Как слишком застенчивую, чтобы быть адресованной тому, кто понимал трэш. К несчастью, он был прав. Мы обсуждали то, как труд неудачливых писателей, художников и музыкантов помогает отлично продаваться творениям преуспевших. Бернс проложил себе дорогу к публикациям и респектабельным литературным журналам. Однако, выбрав свой жанр, он отрезал себе путь к большим прибылям. Он не собирался цеплять за собой хардкор-последователей или продаваться на долгосрочной основе, как Ги Дебор и Уильям Берроуз. У него не было преданной читательской аудитории и имелся небольшой шанс задержаться в печати на долгое время, если оставить в стороне возможность новой публикации лет через 30–40. Если коротко, это типичный автор среднего эшелона.

Мы проехали через Дайс и мимо аэропорта. Алан хотел попрактиковать чревовещание, так что уже Дадли указал холм Тайрбэггер с заднего сиденья. Я почти забыла об оральном сексе, которым там наверху несколькими днями раньше мы занимались у “лежащего” каменного круга, но воспоминание вернулось с прозрачной ясностью повторяющегося сна. Дадли говорил о писателе Дункане Маклине, описывая его как этакого местного парня, родившегося в Фрэйзерборо и выросшего в какой-то маленькой деревушке за Бэнкори. Дадли сообщил мне, что в первой книге Маклина “Ведро языков” был один рассказ, названный “Друиды высирают это, не в состоянии показать”, в котором кодла футбольных фанатов принадлежавших среднему классу, напилась в стельку на вымышленном месте, вольно соотнесенному с окрестностями Тайрбэггер. Я спросила Дадли, как он узнал, что хулиганы принадлежали среднему классу. Он ответил, что это было просто. Каждый дурак знал, что фанаты Абердина, добившиеся дурной славы на страницах таблоидов в эпоху восьмидесятых, были просто оравой буржуазных кретинов. Их вечно плохо одетый лидер-талисман Джей Аллан даже похвалялся этим в своей безграмотной попытке автобиографии “Кровавые фанаты: Дневник футбольного хулигана”.[7]

Дадли характеризовал Маклина как пролетарского постмодерниста, который хотел подойти к Дайсу с психогеографических позиций, преувеличивая расстояние от вертолетной площадки и ближайшей автобусной остановки. Понимая, что тусовка городских мудаков будет лезть вон из кожи и облазит кучу холмов, чтобы добраться до этой легкодоступной местной достопримечательности. Даже не стоит обсуждать интеллектуальные недостатки его персонажей — невежественной свиноподобной кодлы буржуазных фантазеров — которые привели их к непоколебимой уверенности, что камни Тайрбэггера были воздвигнуты Друидами. Издатели книги не могли отделить правду от вымысла в том, что касалось ландшафта, но местные, читавшие этот рассказ, смогли вдоволь посмеяться над шутами-журналистами в Эдинбурге и Лондоне, обманутыми этим вздором!

Алан прервал Дадли, разразившись старинной тирадой ярмарочного зазывалы, которую он часто использовал, когда взаимодействовал с манекеном. Я не помню точно, что он тогда сказал, но суть его слов была в следующем: “На вершине Тайрбэггер Хилл находится языческий храм. Он состоит из десяти высоких камней, размещенных по кругу; диаметр его около двадцати четырех футов. Самые высокие из камней, около девяти футов над землей, стоят на южной стороне; самые низкие же, четыре с половиной фута, на северной стороне. Между двумя самыми южными камнями, около шести футов в высоту, есть также еще один камень, поставленный на ребро. Все они необработанны, огромных размеров. Также можно увидеть много очень больших камней, собранных вместе и расставленных в определенном порядке; они разбросаны по всему северо-востоку Шотландии; способы установки камней различались, и по большей части они располагались на вершинах или склонах холмов. Это были места языческих жертвоприношений — широко распространенная традиция; для них и им подобного должна была проводиться церемония языческого поклонения, и обязательно на возвышениях. Я не буду возражать, если вы посмотрите, видны ли на этих камнях следы огня. Мы знаем о библейском Иакове, устанавливающем камень — эта религиозная церемония тех дней и языческое идолопоклонство, без всякого сомнения, связаны друг с другом”.

Как только Алан закончил свою речь на нашем мероприятии, Дадли заявил, что читал много работ Дункана Маклина, например, “Черное логово”, подробно описывавшее округу Бэнкори. В нем Маклин показывал “длинный нос” мнимо искушенным столичным читателям, сравнивая Боджи и Гэди — позади О`Беннахи — с американской рекой, которая по его утверждению называлась Крэнберри. Это дало Дадли возможность вдоволь посмеяться своим утробным смехом над литературными рекламщиками Маклина, продвигавшими его прозу как жестокий реализм! Наряду с Маклином, был еще один местный автор, которого манекен по-настоящему ценил — вышедшая на пенсию учительница начальной школы по имени Дорис Дэвидсон. Эта проживающая в Абердине писательница выдала целый набор романтической классики, включая “Выступ Гэллоугейта”, “Дорога в Тоуанбра”, “Время пожинать” и “Воды сердца”. Тогда как Маклин иронично противостоял заботам тех, кого пресса обозначала, как молодых мужчин, Дэвидсон адресовала свои фантазии тем, кто позволял клеймить себя “женщинами среднего возраста”. Постоянные ссылки на “разведенных зверей”, топающих домой и колотящих в двери — часто повторяемое послание Дэвидсон, подразумевающее, что мужчины просто не могут контролировать свои сексуальные побуждения.

Рассуждения Дадли об исторических романах Дэвидсон были прерваны нашим приездом к “Сейфвэю” на окраинах Инверури. Алан внес куклу в кафе супермаркета и разместил ее на стуле, пока я заказывала два завтрака. По причине раннего утра в супермаркете было не много покупателей, и меня приятно удивила амбиентность кафе “Сейфвэя”. Большие окна с зеркальными стеклами подразумевали избыток естественного света и даже несмотря на то, что вид на парковочную стоянку не открывался глазу посетителей, это было приятно. Пока мы ели, Алан глумился, что у меня теперь имеются кое-какие деликатесы, имея в виду его мусорный пакет литературных отбросов. Он упомянул несколько имен. О большинстве я понятия не имела, но знала Роберта Маккрама, потому что в то время он был литературным редактором The Observer.

Еженедельная колонка Маккрама часто раздражала меня и я прекратила ее читать ближе к концу 1998 года. Последний каплей был перл о том, что на протяжении последних нескольких лет происходило сопротивление проникновению крупных деловых кругов на книжный рынок. Временная шкала Маккрама была на несколько столетий оторвана от реальности, и я смогла только прийти к выводу, что он не знал о решающей роли, которую книга играла в развитии капитализма. Есть много способов сделать книгу первым в торговом рейтинге товаром, и целые тома написаны об улучшении этой формы товара. Я решила, что если Маккрам не отличает своей задницы от локтя, тогда наряду с буквально всеми ведущими газетных колонок, нанятыми на Флит Стрит, он и в самом деле не заслуживает внимания. Я желаю подчеркнуть, что вряд ли Маккрам особенно страдает от неспособности выполнять свою работу. The Observer, как и огромное число других газет, предпочитает заполнять свои страницы колонками, и решающим качеством при устройстве в одну из этих регулярных кормушек оказывается склонность к эмоциональному потаканию своим желаниям, душевному стриптизу, а также отказ заниматься исследованием проблемы. От ведущих колонок ожидают, что они будут заполнять колонки словами и, судя по этому критерию, Маккрам является превосходным профессионалом.

Алан обрадовался моему знакомству с Маккрамом, и в перерывах между поглощением огромных кусков яичницы с сосиской, беконом и бобами, выкрикнул сто одну гадость в адрес этого претендента на роль настоящего автора. Согласно Алану, Маккрам был оппортунистом, и это вполне очевидно по его первой книге “В тайном государстве”. Якобы триллер, а на самом деле роман об офисной политике и о том, как человек продвигается вперед по бюрократической лестнице. Позиция Маккрама в отношении власти, как заметил Алан, типичное заблуждение, особенно он облажался, не поняв, что бюрократы просто действуют по сценарию. Для человека использование власти заключается в обязательной способности вызывать изменения. Литературный редактор или писатель-невидимка, который единственно следует ритуальной форме принятия решений, представляет собой уже сложившийся образчик поведения и имеет весьма небольшую реальную власть. Маккрама Алан приводил в качестве лучшего примера. Когда он был литературным редактором в издательстве Faber and Faber, его хилая попытка сломать стереотипы издательской политики, окончилась полным провалом. Разумеется, учитывая связи Маккрама, ему удалось пробить публикацию своих книг и получить на них благосклонные рецензии, но его никак не назовёшь человеком влиятельным. Он был бюрократом с головы до ног и никогда не будет формировать взгляды.

Алан продолжал говорить о первой книге Маккрама, укладывая Дадли в машину, и через минуту мы поехали к Брэндсбаттскому камню-символу. Он находился в жилом квартале, совсем рядом с “Сейфвеем”. Одно время к Брэндсбаттскому камню примыкал каменный круг, но он был уничтожен давным давно. Вытащив Дадли из машины мы сделали несколько снимков. Я подумала, что Алан перейдет к коронной теме “69 мест, где надо побывать с мертвой принцессой” Кевина Каллана, но ему надо было исчерпать тему Роберта Маккрама. Когда мы снова сели в машину, он выдал серию шуток о Байроновском комплексе, которым якобы страдал Маккрам. Как и Байрон, герой “В тайном государстве”, разумеется, хромает, и Алан загоготал, что единственное, хромающее в это романе, это сама проза.

К этому моменту мы уже не следовали ни маршруту Каллана, ни маршруту Тропы Каменного Круга. Алан посмеивался по поводу многих ляпов в первой книге Маккрама. Он пребывал в настоящей истерике относительно того факта, что Маккрам довольно часто использовал перечитывание своим героем Карлайла, как бы утверждая тем самым, что данный стереотипный персонаж любил историю. Автор явно пребывал в блаженном неведении, ибо, если человек хоть немного знает о предмете, он никогда не станет воспринимать автора “Французской Революции” и “Истории Фридриха Великого”, как серьезного историка, учитывая, что именно провалы в его последней работе сделали ее одной из любимых книг Гитлера. Как только мы достигли деревни Дэвайот, Алан заехал на парковочную стоянку у скаутской хижины. Пройдя мимо каких-то деревьев, мы оказались у каменного круга Лоэнхэд в Дэвайоте. Прямо перед нами находился “лежащий” камень с двумя боковыми и восемь других, образующих круг, внутри которого возвышалась ритуальная пирамида из камней. К востоку располагалось огороженное археологами кремационное кладбище Бронзового Века. Все это размещалось на невысоком склоне, к северу от которого раскинулись фермерские поля.

Алан швырнул Дадли на лежащий камень и манекен слабым голосом объявил, что он устал и желает, чтобы мы потанцевали и поиграли перед ним. Мы повальсировали вокруг каменного круга и одновременно сорвали с себя одежду. Алан сунул свою ногу между моими бедрами и таким образом наши половые органы и задницы были выставлены напоказ перед Дадли в наиболее непристойном виде. По мере продолжения наших танцев, мы становились все более возбужденными, шлепая друг другу по крестцу, пока Алан не осмелел достаточно, чтобы выдернуть несколько волосков с моего лобка. Затем он нежно поцеловал мой орган, страстно вылизал его и вскоре мы уже трахались.

Земля была неровной. Алан поднялся, сместил Дадли с его места отдыха, и откинулся назад на лежащий камень. Я склонилась над ним, лаская его член и улыбаясь, по мере того как он становился все тверже и тверже. Как раз в этот момент я заметила двух девушек моего возраста, наблюдающих за нами с лесной опушки. Я подмигнула им, отогнув мягкую крайнюю плоть и обнажив огромную набухшую головку Алана, красную и блестящую, как спелая слива. Он также заметил двух наших поклонниц, указал мне рукой сесть на его лицо и позвал сюда девушек, сказав, что ему бы понравилось, если бы они поиграли с его членом и задницей. Я взобралась на лежащий камень, и стала на колени над плечами Алана так, чтобы я смогла опустить мою пизду на его рот. Одна из этих девушек легла между ног Алана, подняла их вверх, вдавила его ягодицы, что дало ей доступ к его приподнятому анусу, в который она сунула свой мокрый язык настолько глубоко, насколько только смогла. Другая взяла его член в свой рот, но без мастурбации, которой, как я заметила, она тщательно избегала, когда сосала головку и нежно поглаживала яички.

Мы продолжили в том же духе еще какое-то время под нещадно палившим солнцем, пока Алан и я не испытали одновременно оргазм. Две девушки вот-вот должны были кончить, так что мы спрыгнули с лежащего камня, а они откинулись назад. Мы задрали их юбки, спустили с них трусики и принялись за работу нашими языками. Как только наши новые друзья кончили, мы привели себя в порядок и все вместе пошли к машине. Мы высадили девушек в Инверури, затем проехали мимо “Сейфвэя” к каменному кругу Истер Оучкухортиз. К счастью, на дороге были указатели, так как нам пришлось проехать по одноколейке добрую часть мили. На крошечной стоянке Истер Оучкухортиз, когда мы приехали, стоял старый 2CV. Мы вытащили Дадли с заднего сиденья, прошли по дороге, свернули направо и очутились у камней. Я забыла, что Алан говорил мне о втором романе Маккрама “Утрата сердца”, когда мы шли туда.

Какая-то хипповая мамочка лет под сорок обходила круг, с закрытыми глазами кладя свои руки на каждый камень, надеясь почувствовать энергетику. Значительно цивильнее выглядящий мужчина пытался развлекать двух детей. Как только малыши увидели Дадли, они захотели поиграть с куклой. Алан устроил немного чревовещания, заставив Дадли объяснить, что ему нравится резать глотки детишкам и поджаривать их почки. Дети были очарованы, их отец был благодарен за то, что получил передышку, а их мать была так поглощена своими поисками мистической энергии, что проигнорировала болтовню куклы, которую при других обстоятельствах могла бы посчитать оскорбительной.

Отделавшись от маловразумительной семейки, Алан вернулся к теме Роберта Маккрама. Он заговорил о третьем романе литературного оппортуниста “Невероятный англичанин” и посмеивался над тем, что в этой работе литературные способности Маккрама простирались не дальше описания австрийской железнодорожной станции как типично австрийской, и воздуха на платформе, как обладающего характерными станционными запахами. Когда Алан сказал мне это, я было подумала, что он преувеличивает отвратность писательского стиля Маккрама. Тем не менее, когда я, наконец, добралась до издания этого романа в мягкой обложке, то нашла эти чудовищные литературные описания на страницах 66 и 67 в точности в том виде, как описывал Алан. К счастью, Маккрам избегнул обвинения в незнании материала, сделав своего главного героя писателем-неудачником. Когда мы миновали городской центр Инверури, Алан заметил, что будучи бюрократом до мозга костей Маккрам не только преуспел в пробивании этого романа в печать, он даже получил хвалебные отзывы в прессе за свои блестящие описания. Мне было интересно, что могло твориться в голове Маккрама при ознакомлении с этими рецензиями, так как большинство тех, кто читал его книгу, вдоволь посмеялись за его счет, отделываясь дешевыми, ничего не значащими фразами. Это был синдром Макгонагэлла, повторявшийся снова и снова.

К тому времени, как мы достигли Абердинской стороны Инверури, Алан исчерпал тему прозы Роберта Маккрама, как объект насмешки. Он был занят тем, что оправдывал свое отклонение от маршрута, описанного К.Л.Калланом в “69 местах, где надо побывать с мертвой принцессой”. Он заявил, что нам нужен был приличный завтрак, и коли уж мы направились в кафе “Сейфвэя”, имело смысл перепланировать первый день путешествия в книге Каллана. Доводы Алана состояли в том, что мы просто пытаемся проверить правдоподобие заявлений автора, таская с собой куклу, утяжеленную кирпичами, по Тропе Каменного Круга в районе Гордона, и не намереваемся воссоздать путешествие, которое описывал Каллан.

Бруменд оф Кричи не выглядит теперь презентабельно, фактически осталось только название, но несколько тысяч лет назад он был, наверное, наиболее важным ритуальным центром в местах, которые впоследствии стали известны как северо-восток Шотландии. Мы повернули налево у бензоколонки и поставили позади нее машину. Перелезли через ворота и пересекли заросшее поле. Я не могла сначала различить камни, но вскоре Алан вывел нас прямо к ним. Я также не заметила окопанной круглой площадки в поле, пока мы не оказались рядом с ней. Впадину скрывала высокая трава, разросшаяся еще более внушительно вокруг остатков каменного круга. Остались только два оригинальных камня, да и то они были потревожены. Пиктский камень-символ был передвинут со своего первоначального местоположения на 150 ярдов и поставлен с этими камнями, когда здесь в 19 веке прокладывали железную дорогу. На площадку с севера и юга были входы. Тропы от стоящих камней, в свое время ведшие к другим кругам, давным давно были уничтожены.

Алан опустил Дадли на землю рядом с Пиктским камнем и сфотографировал куклу. Затем он схватил меня и притянул к себе, одновременно прислонившись к одному из камней. Он с силой впихнул одно из своих колен между моих ног, и, подняв мою юбку, начал срывать трусы. Я повернулась к нему спиной, нагнулась и расставила ноги так, чтобы он смог потереть мой клитор. Вскоре он работал одним из своих пальцев туда-сюда в моей влажной скважине. Я приподнялась и задвигала руками за моей спиной. Я замешкалась на несколько секунд, ощупывая его, но все же расстегнула ему пояс, спустила молнию на ширинке и опустила штаны. Он убрал свой палец из моей дырки и я направила его член во влажный проход. Я заставила его прижаться спиной к камню и обработала его мясо в своем темпе. Алан был зажат между мной и камнем. Он кончил именно так, как я хотела, выстрелив своей горячей спермой в мою истекающую влагой разгоряченную пизду. Мы испытали одновременный оргазм, и, всё ещё буравя меня своим полувялым хуем, Алан использовал свои навыки чревовещания, чтобы трансформировать Дадли в пассивного наблюдателя-извращенца, горячо поблагодарившего нас за воплощение его самой потаенной фантазии.

Приведя в порядок нашу одежду, мы вернулись к машине и двинулись вниз по А96 к Кинтору. Припарковались в центре деревни, прямо у церковного кладбища. Я стояла, обвив одной рукой куклу прислонившись к краю камня-символа Кинторского кладбища, пока Алан делал моментальный снимок. Алан потащил Дадли к другой стороне камня, где протянул мне камеру, чтобы я смогла снять их обоих, держащихся за руки. После этого мы вернулись к машине и поехали к камням рядом с западными воротами Дьюнект Хауса. Эти глыбы обеспечили задний план для еще большего количества фотографий. В какой-то момент, еще до нашей остановки у Мидмар Кирк, Алан начал рассказывать о Николасе Ройле. Я знала его как составителя антологий и критика. Алан сказал, что не может придираться к моим знаниям, однако упомянутые мной таланты Ройла вне всякого сомнения были отточены благодаря обильному изданию его прозы. Ройл по большей части работал на сходной территории с Конрадом Уильямсом, неплохо применяя в своей прозе глубокие знания как жанровых, так и стилистических приемов. Алан безусловно высоко ценил первый роман Ройла “Двойники”, прославившийся своим шизофреническим повествованием, которое могло читаться только как целенаправленное оскорбление буржуазной тематики.

Мидмар был непохож на любой из каменных кругов, которые я до этого видела, и не только потому, что он находился сразу за церковью, но еще из-за того, что вокруг него было построено кладбище. Весьма ухоженная лужайка с подстриженной травой, расположенная внутри круга камней, и получающаяся в результате сверхчеткость изображения навели меня на мысль о гиперреалистичном расположении древнего памятника. Массивный лежащий камень и его два боковых во многом усугубляли впечатление, что Мидмар был ничем иным, как непомерно раздутой имитацией. Наконец, расположение камней было просто неправильным, и это указывало на то, что в какой-то момент их потревожили, причем переустанавливавшие их люди сделали это крайне небрежно. Как только мы расположились на лужайке внутри этого круга, мои спутники начали бормотать о классификации Абердинширских памятников древности. Я не помню точно, что сказал Дадли, но суть этого могла быть достигнута посредством автоматического письма, которое я недавно осуществляла, вставив вибратор себе в пизду, чтобы открыть своё тело для психических влияний и таинственных посланий.

“Поклонение необработанным камням, как представляющим из себя или содержащим в себе божество, предположительно произошло из-за падения метеоритов, к которым древние естественно относились с глубоким изумлением, и воображали их посланцами небес к человеку. Если рассмотреть религиозные обряды этих священных мест, все стадии развития язычества и — что самое абсурдное — развития от язычества к христианству, то никаких сомнений не может возникнуть по этому поводу. Если удаленный камень был направлен на юго-запад, и если обычная линия от центра лежащего камня была направлена на северо-восток, то маг, глядящий вдоль этой линии, мог увидеть восход солнца в летнее солнцестояние, находясь либо у удаленного камня, либо у середины лежащего. Круги были часами, и маг имел возможность объявлять любой отрезок времени, он даже ночью обходился без какого-либо шума, и, не тревожа никого из своей общины, просто сжигал охапку сухой травы. Таким же образом, гэльское слово “clachan” (церковь) означает “камни”. Церковь (kirk) была так названа, потому что она была единственным каменным строением в округе. Местная идиоматика показывает, что во многих случаях вопрос “Идешь ли ты в церковь?” воспринимается как выражение: “Идешь ли ты к камням?””.

Современные исследователи, разумеется, предполагают, что основное расположение по одной линии “лежащих” каменных кругов скорее лунное, чем солнечное, и Алан не откладывал в долгий ящик определение других странностей в высказываниях Дадли. Разнеся в пух и прах взгляды, выраженные его куклой, Алан указал на каменный круг Санхани, находившийся на фермерской земле около в миле отсюда. Вместо того, чтобы предлагать ключ к разгадке происхождения исчезнувшего племени, ряд искателей пришло к выводу, что это место было центром проведения жутких оккультных обрядов. 3 июня 1944 года Джон Фостер Форбс привел к памятнику свою магическую ассистентку Мисс Айрис Кэмпбелл для осуществления психометрических замеров. Результаты этой странной сессии были воспроизведены в книге Форбса “Гиганты Британии”, шедевре маниакального исследования с большими причудами. Форбс и Кэмпбелл не были единственными психами, пришедшими к выводу, что эти таинственные камни безмолвно источают какое-то невыразимое зло. Хипповый безумец Пол Скритон заявил в своей книге “Подвижное как ртуть наследство”, что в этом месте в последние годы практиковалась черная магия и он нашел круг настолько неприятным, что не хотел бы посетить его снова.

Когда Алан рассказал мне это, я инстинктивно поняла, где все, что мы делаем вместе, закончится. После того, как мы сделали несколько фотографий Дадли, растянувшегося на лужайке, окруженной Мидмарским каменным кругом, Алан предложил направиться к Санхани. Я настаивала, чтобы мы подождали, мы еще не готовы, и до поры до времени должны держаться тропы, которую К.Л. Каллан проложил для нас в “69 местах, где надо побывать с мертвой принцессой”. Нашим следующим местом назначения стал Каллерди — несколько низко расположенных глыб, установленных без лежащего камня посреди богатой фермерской земли. Внутри круга находился ряд крошечных ритуальных пирамидок из камней. Алан прислонил Дадли к одному из восьми камней, являвшихся главной приманкой для туристов, и сделал фотографию. Посмотрев на свои часы, он сказал, что пришло время расстаться. Мы поехали назад в Абердин по А944. Остановившись на Юнион Грув, мы увидели, как из дома Алана выходит моя подружка Рита. Мой спутник выскочил из своей машины и бросился ей вдогонку. Я быстро юркнула на лестничную клетку, чтобы забрать оставленные там книги, но они исчезли. К тому времени, как я вышла на улицу, Рита уже поглаживала задницу Алана, запиравшего свою машину. Я сказала ему, что увижу его утром и пошла домой. Я была более чем счастлива такому неожиданному появлению Риты, потому что хотела остаться в полном одиночестве и почитать Кристофера Бернса и целую груду других вещей.