Было бы здорово похудеть

Оуэн Эллиот, дочь вокалистки группы The Mamas and the Papas Касс Эллиот, рассказала о своей матери: «Она принимала себя такой, какая есть, – привлекательная женщина с вереницей поклонников, но, думаю, она была бы рада похудеть, если бы могла. Я и сама толстовата и все равно симпатичная. Но, честно скажу, не отказалась бы похудеть. Думаю, она чувствовала то же самое»[155].

Сомнения между принятием своего тела и его изменением широко распространены и вполне рациональны. Несмотря на растущие данные, что люди любых фигур и размеров могут быть здоровы, стигма витает над нами повсюду, а вместе с ней – предрассудки, стереотипы и мифы. Именно из-за них стигма против толстых людей набрала смертоносную силу[156]. И эта форма дискриминации не только до сих пор законна, но и нормализована на почве ошибочной установки, что жир – это болезнь.

Так что это правда. Было бы здорово похудеть – мы бы получили привилегию обращения как с настоящими людьми, невзирая ни на что. Привилегия худобы так же реальна, как привилегия расы, гендера, ориентации и класса. Цветные женщины меньше сталкивались бы с агрессией, будь они белокожими. Трансгендерные люди меньше страдали бы, если бы были цисгендерными. Люди аутичного спектра испытывали бы меньше трудностей, будь они нейротипичными. И да, к толстым людям относились бы лучше, будь они худыми. Никто из этих людей не выбирал свой путь. Им остается лишь принять себя и постараться адаптироваться к жизни, которая не адаптирована к ним.

Жизнь в теле, которое находится за пределами «нормы», приносит немало хлопот во время шопинга и поездок на общественном транспорте. Даже в продуктовом магазине люди умудряются выразить мнение о тебе, и хорошо еще, если делают это молча. Еще один хронический стрессор, как у крыс, которые возвращаются в свои гнезда, а те залиты водой. И этот стресс тоже ложится в «копилку негатива».

Стремление соответствовать социальным ожиданиям совершенно рационально. Однако лобби бикини-индустрии внушает нам, что мы могли дотянуться до планки, если бы усерднее пахали, подчинялись строгой дисциплине и весь этот бред далее по списку. Внешнее давление становится внутренним. Даже люди, которые в целом соответствуют стандарту, ощущают его. Совет «похудеть» для них неактуален, поэтому им говорят «подкачать» руки или ноги, «прийти в тонус», «подтянуть попу» и т. д. И все подряд, несмотря на собственные размеры, будут заглядывать вам в тарелку и комментировать ваш выбор одежды, чтобы, не дай бог, вы не выглядели толстой. Нас учат, что тело отражает нашу человеческую ценность, наши личностные качества. Толстых людей считают «ленивыми, прилипчивыми, жадными, аморальными, слабовольными, глупыми, безобразными, примитивными и требующими контроля»[157]. Худые же, по контрасту с ними, симпатичные, умные и опрятные люди с превосходным самоконтролем. Ставки в этой социальной игре невероятно высоки.

Люди, критикующие ваш вес, могут прикрываться заботой о вашем здоровье. Пусть даже это правда и они искренне хотят, чтобы вы не болели. Но жир не является болезнью. В действительности они беспокоятся о вашем социальном статусе, о том, что вас отвергает вся окружающая культура. Было бы здорово похудеть.

ПОЧЕМУ ИМЕННО ХУДОБА?

Как сказала Наоми Вульф[158], «культура, озабоченная женской худобой, одержима не женской красотой, а женской покорностью». Худые тела демонстрируют, что их обладательницы следят за собой.

Как и многие другие токсичные нормы XXI века, идеал худобы – побочный эффект индустриальной революции. До этого переломного момента истории стандартом красоты считалось мягкое, пышное женское тело. Ведь только состоятельные женщины могли позволить себе обильное питание и свободу от ручного труда, благодаря чему наживали себе круглые бока, которые мы видим на картинах Рубенса. Но в XXI веке роль среднего класса возросла, и в моду вошли хрупкие жены, слишком слабые для работы на фабриках. Это был символ семейного благосостояния, реклама мужского успеха – супруга, которая не хотела и не могла делать вклад в семейный бюджет. «Нежная» и «хрупкая» стали синонимами женского достоинства.

Это противоречило всему эволюционному пути человечества. Женщины тысячелетиями развивались сильными, дородными, способными без проблем зачать, выносить, родить и выкормить многочисленных отпрысков.

Вот так и появился идеал худобы – в представлении, что женщина является мужской собственностью, символом его статуса. Одним словом, патриархат (фу).

У Софи два набора одежды – три, если считать облачение Ухуры. Рабочая одежда, уместная в профессиональных кругах, для Софи ровно такой же костюм, как униформа Звездного флота. В остальное время она носит легинсы и футболки с цитатами из Star Trek.

И когда Софи как автор проекта получила приглашение на торжественный ужин, мы втроем пошли за обновкой.

Редким женщинам удается до взрослого возраста сохранить такое непоколебимое чувство собственной красоты, как Софи. Она совершенно уверена в себе и в своем теле, какого бы размера оно ни было. Но, покупая одежду, приходится сталкиваться с социальным прессингом. На этот раз она выбрала дорогой магазин, где швейцар распахивал дверь и покупателей угощали газированной водой. Выбрав несколько вещиц, Софи направилась в примерочную и вышла к нам покрасоваться в каждом из нарядов, включая сногсшибательное платье.

Между примерками мы случайно услышали, как две другие покупательницы что-то обсуждали, стоя неподалеку. Старались приглушить голоса, но все было слышно.

Первая дама возмущалась:

– Такое ощущение, что ей все равно! Простите, но я встаю каждое утро в пять тридцать и пашу в спортзале, как проклятая. Если она настолько ленива и настолько себя не уважает…

У Эмили вскипела кровь, но тут в разговор вступила вторая «доброжелательница»:

– Меня беспокоит ее здоровье. Ты представляешь, какой у нее риск инфаркта?

– И наши налоги пойдут на ее докторов, пока она будет медленно умирать, поедая пирожные.

Софи все еще наряжалась в примерочной. Мы переглянулись, и Амелия, как самая общительная, пошла разбираться.

– Нам все слышно.

Они посмотрели на нее так, будто не поняли, о чем речь.

– Вы моете косточки нашей подруге, – пояснила Амелия, и тут до них дошло.

Они сконфузились и, запинаясь, что-то ответили, но без особого энтузиазма. Амелия тоже не худая, следовательно, по их понятиям, такая же лентяйка и кандидатка на инфаркт – что ее слушать? Однако им пришлось выслушать целую тираду о том, что здоровьем человек может обладать в любом весе и что дискриминация полных людей – последнее позорное пятно законодательных притеснений в цивилизованном мире. А Эмили стояла и тихо поражалась, что это до сих пор приходится объяснять.

Беседа переросла в небольшой скандал, и тут из примерочной показалась Софи. Она была одета по-старому, а на руке висело то самое платье.

– Может, пойдем? – спросила Эмили.

– Уже уходим, – кивнула Софи и громко объявила, чтобы парочка ее услышала: – Только расплачусь за это шикарное платье.

Мы глубоко дышали, чтобы привести в порядок нервы, пока Софи подписывала чек, а «доброжелательницы» косились на нее из-за угла.

– Через пару месяцев мы будем смеяться над этой историей, – подытожила Эмили.

– Да я уже смеюсь, – хохотнула Софи.

Она надела обновку на корпоративный ужин и встретила там любовь своей жизни.