4. ДЕТАЛИ

4. ДЕТАЛИ

Я очень люблю сосать член. Искусству вводить пенис в верхнее отверстие я научилась практически в то же время, когда овладела навыками, необходимыми для успешного водворения заголенной головки в положенное природой место несколькими этажами ниже. Моя наивность в ту пору была безгранична, и я считала минет совершенно девиантным видом сексуальных отношений. Я прекрасно помню, как, изображая высшую степень внешнего равнодушия и бесстрастности, но в глубине души чрезвычайно гордая собой, своим открытием и проявленными мной способностями встретить трудности, так сказать, лицом к лицу, я рассказывала подробности дела подруге, внимавшей со смешанным выражением недоверия и легкого отвращения на лице. Точное происхождение этих способностей и их классификация представляются затруднительными вследствие сложной многоуровневой структуры: помимо остатков «оральной стадии» и некоторого молодечества при совершении акта, считаемого субъектом анормальным, необходимо отметить присутствие смутной, неопределимой идентификации с завладеваемым членом. Одновременное исследование объекта посредством языка, губ и пальцев дает доступ к колоссальному объему информации о малейших деталях рельефа и тончайших модуляциях реакций, который, возможно, значительно превышает совокупные знания самого владельца данного члена. Итогом является появление неподдающегося описанию чувства контроля: неуловимое движение кончиком языка вызывает неадекватных размеров реакцию. К этому следует добавить, что при заглатывании члена возникающее ощущение заполненности значительно сильнее, чем при вагинальном проникновении. От набитой под завязку вагины по телу матово расходятся волнообразные центростремительные ощущения, и кажется, что забравшийся туда постоялец медленно плавится где-то в неуловимом центре, в то время как можно отчетливо прочувствовать нежное скольжение уздечки по губам и проследить каждый миллиметр пути ласково пробирающейся по нёбу в горло головки. Не говоря уж о том, что на финише ждет вкус спермы. Короче говоря, минет предполагает совершенно комплиментарные отношения. Остается проблема трансмиссии от верхнего отверстия к нижнему. Для меня это тайна. Какой таинственный привод делает возможным процесс, вследствие которого сосание на одном конце тела отдается эхом на другом, а сжимающееся вокруг члена кольцо губ проецируется вниз в виде стального мышечного браслета, защелкивающего вход во влагалище? При условии комфортабельной фелляции в спокойной обстановке и с приличным запасом времени, позволяющим менять положение, ритм и скорость, через некоторое время я начинаю ощущать, как меня заливает растущая волна нетерпения, приходящая из некой точки, находящейся далеко за пределами моего тела; она заполняет собой все и в конце концов обращается в невероятно концентрированный сгусток мускульной энергии, располагающийся там, внизу, в сумеречной зоне, о которой я имею самое смутное представление, над пропастью, распахивающей меня в бесконечность. Обруч, набиваемый на зев бочки. Нет ничего удивительного, когда кольцо куется в топке влагалища, разогретого тягой возбуждения от томящегося неподалеку клитора. Но когда приказ поступает прямиком из ротовой полости! Вне всякого сомнения, объяснение следует искать в области психосоматических соответствий. Несмотря на то что обыкновенно большую часть времени я сосу, прикрыв веки, объект моих прилежных забот находится настолько близко от глаз, что я вижу все свои действия, и получаемое изображение является сильнейшим катализатором желания. К тому же в дело вступает механизм эротических грез, питающихся фантасмагорическими образами: мозг, находящийся в непосредственной близости от шурующего члена, имеет возможность получать информацию об объекте, так сказать, напрямую! Прежде всего я вижу в деле свой собственный технический арсенал, определяющий ритм моего дыхания: гибкий приемник руки, поджатые губы, образующие защитный валик на зубах, язык, выстреливающий навстречу приближающейся головке. Рука слаженно сопровождает ход губ, иногда привнося элементы вихревого, циркулярного движения, и на финальной стадии, приблизившись к венчающему утолщению, увеличивает давление. Затем, неожиданно, кулак раскрывается, распадается, и вот уже только два пальца, сжимающие член в ласковом кольце, прилежно дрочат подрагивающую ось, окуная шелковистую головку в податливую мягкую подушку сложенных в поцелуе губ. На этой стадии Жак неминуемо испускает «Ах!» человека, приятно пораженного умопомрачительным сюрпризом (несмотря на то, что процедура знакома ему во всех деталях), тем самым стремительно увеличивая степень моего собственного возбуждения, и тогда моя рука разжимается и я заглатываю фаллос целиком. Он проникает далеко в горло, и я стараюсь удержать его там несколько мгновений и даже пощекотать гортанью закругленный край, пока у меня на глазах не выступают слезы и я не начинаю задыхаться. Или — это возможно, однако, лишь при условии, что тело расположено строго перпендикулярно поверхности, на которой находится, — я привожу членную ось в неподвижное положение, и моя голова начинает обращение вокруг головки, я касаюсь щеками, глажу лбом, ласкаю подбородком, по которому стекают слюни, осыпаю волосами и даже пускаю в дело кончик носа. Жадный язык пробирается повсюду, лижет головку и ствол, спускается до яиц, которые я по-рыбьи захватываю губами. Периоды такого хаотического кружения сменяются более спокойными интервалами, когда язык подолгу задерживается на головке, описывая круг за кругом, или забавляется, играя с крайней плотью. А потом — оп! — я заглатываю все целиком без предупреждения и слышу крик, прокатывающийся вибрацией по всему моему телу и резонирующий в стальном кольце, замкнувшемся на входе во влагалище.

Если бы я искала легких путей в литературе, то могла бы заполнять страницу за страницей подобными описаниями, тем более что простой ментальной реконструкции моих старательных минетов вполне достаточно для того, чтобы вызвать к жизни первые симптомы возбуждения. Я даже не исключаю возможности наличия тонких эфирных соответствий между свойственной мне манерой прилежно трудиться над членом и кропотливой тщательностью, с которой я оттачиваю всякое описание в создаваемых мной текстах. Я, однако, предпочитаю поставить на этом точку, ограничась лишь одним небольшим дополнением: я никогда не прочь отказаться от активной роли. Я люблю, когда меня просто имеют в рот, крепко зажимая голову в тисках рук. Как правило, я испытываю необходимость брать в рот в первые же минуты — немного погонять заполняющую член кровь. Если мы стоим, я стекаю по мужскому телу вниз, если мы лежим, я ныряю в темноту — под простыни. Можно сказать, это такая специальная игра: найти объект ясного желания в темной комнате. В подтверждение теории игры скажу, что в такие моменты я, как бы нелепо это ни звучало, пользуюсь почти исключительно словарным запасом ребенка, падкого на сладости. Я радостно кричу, чтобы мне подали «мою большую конфету». А когда я задираю голову — необходимый жест: нужно же время от времени давать роздых усталым мышцам щек, — то никогда не упускаю случая причмокнуть губами — как объедающийся вареньем малыш, который хочет показать окружающим, что ему не только сладко, но и вкусно, — покачать головой и испустить сладострастное «М-м-м, как вку-усно!». Следуя все этой же тенденции соскальзывания в детство, я обожаю похвалы и принимаю их, как школьница, получившая от директора по итогам года приз-книгу за хорошую учебу и примерное поведение. Вряд ли отыщется что-то, что могло бы мотивировать меня лучше, чем заявление о том, что я «лучшая соска в мире». Более того, когда эта книга была еще на стадии проекта и я, беседуя о ней со старым приятелем, всякие сексуальные отношения с которым полностью прекратились никак не менее чем двадцать пять лет назад, услышала из его уст, что он «с тех пор не встречал никого, кто бы так замечательно делал минет», я опустила глаза отчасти из скромности, но также и для того, чтобы лучше насладиться заполнившим меня чувством гордости. Это происходило вовсе не оттого, что в моей профессиональной и личной жизни я была обойдена вниманием или же мне недоставало похвал. Мне кажется, что в жизни чрезвычайно важно поддерживать что-то вроде равновесия между приобретением моральных и интеллектуальных качеств, заслуживающих уважение окружающих, и пропорциональным достижением определенных высот в деятельности, которая отрицает, отметает, в упор не замечает эти качества и плевать хотела на уважение окружающих. Это ценная способность, и она нередко в свою очередь вызывает восхищение, и иногда это восхищение переворачивается и превращается в обидную насмешку, что в конце концов может лишь укрепить нас в мысли о ее непреходящей ценности. Так случилось в один прекрасный вечер в клубе «Клеопатра», когда Эрик чуть было не набил морду какому-то глупому буржуа, которому недостало такта, ума и деликатности, чтобы в должной степени оценить мой пыл, и который, после того как я попросила стакан воды, вместо того, чтобы просто передать требуемый предмет, сделал комментарий в том смысле, что мне давно пора прополоснуть горло, а то, как он выразился, «тормоза горят».