Книга 3 Cherchez le Toit[181]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Книга 3

Cherchez le Toit[181]

Сэму нынче есть что сказать о французах. Фальшивка это, говорит Сэм, все, что вы услышите о праздной шикарной жизни французов. Праздность он готов признать… что же до шика, он готов произносить об этом речи.

– Полтора часа на обед, – фыркает он мне… – Раньше я думал, что они, должно быть, замечательно беззаботный народ, раз так живут… пока не выяснил, как именно проводят они эти полтора часа. Злословят за чужими спинами, каждый пенни считают… вы правда хотите знать, почему на обед у них уходит полтора часа? Потому что они полагают, будто в кафе им будет безопасней: там нет соблазна тратить больше, чем они себе позволяют. Останься они в конторе, кто-нибудь зашел бы и продал им новую ленту для пишущей машинки. Вот в чем весь смысл… они содрогаются при мысли о том, что нужно вести дела, потому что ведение дел чего-то стоит. Вот смотрите, я вам кое-что покажу… – Он нашаривает в кармане клочок бумаги и бросает на стол. – Эту квитанцию сегодня утром мне дали в одном якобы почтенном заведении. Видите, что это…. Оборотная сторона конверта. Вот вам и все дела по-французски.

И так дальше. Сэм способен отыскать тысячу поводов не любить французов, но истинная беда в том, что, поселившись в Париже, он обнаружил, что жизнь его пошла как-то наперекосяк. Я на это не слишком обращаю внимание, коль скоро он не грозится вернуться домой в Америку. Пусть болтает что угодно… только бы тут оставались его жена и дочь, которых можно ебать, а сам он выставлял мне выпивку, иначе же пусть хоть всю голову себе отболтает.

Не то чтоб Сэм мне не нравился…. с учетом всех лет, что я провел еще в Нью-Йорке, целуя жопы таким, как он, мы с ним ладим превосходно. Он рассказывает мне обо всех своих приключениях с Александрой и Таней; я не рассказываю ему ничего о своих с Клубочком и Энн. Так у нас все получается великолепно.

С Энн происходит что-то новенькое… или же так мне излагает Билли. Энн по-прежнему меня избегает, поэтому Билли мне приходится верить на слово. Но у меня нет причин подозревать, что Билли мне станет что-то вешать…..

История Билли такова: Энн старается ее склеить… а уж Билли, полагаю, в таких вещах понимает. Как-то днем она заходит сразу после того, как виделась с Энн и доставляла ей еще одну пачку тех причудливых акварелей, что Энн теперь собирает, и выкладывает мне всю правду, обалдеть не встать. Билли это развлекает, но, сдается, она к тому ж и сама заинтересована. В конечном счете Энн – симпатичная женщина, и, хотя Билли обычно ведется на сладеньких юных фиф, вроде Джин и Клубочка, могу вообразить, что время от времени ей нравится и что-то иное.

По словам Билли, Энн пыталась для разнообразия сказать комплимент ее штанам, сообщила ей, как одиноко в Париже без подруг, и практически попросила Билли поучить ее, что такое «Колодец одиночества»[182]. Билли поначалу решила, что это простое любопытство, но теперь приходит к выводу, что на самом деле Энн хочет лечь с нею в постель. Ей интересно узнать, что я насчет этого думаю… не то чтоб в итоге мое мнение составило какую-то разницу.

Ну а чего б нет? Энн, вероятно, прикидывает, что настолько полностью вылетела в Париже из колеи, что просто смысла не будет упускать возможность найти ответы на все вопросы, которыми она задавалась. Париж для Энн – такое, чего никогда не бывало прежде и, возможно, больше не случится, едва она взойдет на борт парохода в Нью-Йорк. Если она хочет узнать, каково спать с женщиной, делать это нужно теперь или никогда.

Билли кивает, довольная, потому что это она и хочет слышать. Какова Энн в постели, желает знать она. Жарко ли с нею ебстись? Так же хороша она, как, например, Джин? Она хочет, чтобы я рассказал ей про Энн все, – так бы этого хотел мужчина. А что с тем парнем, который счета оплачивает… что у нее за муж? Она закидывает одну ногу на подлокотник кресла – поебать, что мне теперь видно все, чем она там располагает, – и забрасывает меня вопросами.

– Ради Господа Бога нашего Иисуса, ты б ногу не опустила? – наконец вынужден перебить ее я. – Я почти неделю никого не заваливал.

Билли вроде бы огорчается. Она мне сочувствует. А почему я Джин не позову? Или ей самой лучше попросить Джин прийти, когда она домой вернется? Вот же сука! Если не будет осторожна, домой не вернется… я в том настроении, когда готов запереть всю ее одежду на замок и не выпускать отсюда неделю, лесбиянка она там или нет.

– Что ты собираешься делать с Энн? – спрашиваю я, когда уже ответил на столько вопросов, сколько она сама не упомнит.

– Пока не решила…. Я подумаю. Мне интересно про Клубочка.

После чего встала и ушла, раз – и нет ее, не успел я собраться с мыслями ее изнасиловать…….

* * *

Мне звонит Эрнест. Чего я добился, интересуется он, насчет устройства этой встречи у Энн? Я вынужден ему сказать, что не делал по этому проводу ничего… Мы с ней виделись очень коротко, даже не поговорили. Ну тогда ебать все ебаные имена имен, он этим займется сам… где ему ее найти? Я сообщаю о паре мест, где он с нею может столкнуться, и он вешает трубку.

Перезванивает пару часов спустя, и в голосе у него столько же удивления, сколько у меня. Он ее нашел, они в каком-то заведении на рю Сен-Жак, и он хочет, чтоб я тотчас же туда мчался.

– Зачем мне это? Слушай, Эрнест, ты давай сам все устраивай… А мне уже скоро есть идти пора….

Похоже, так никуда не годится. Ему надо сходить домой за фотоаппаратом, а он ее с собой взять не может – и не может оставить одну. Боится, она слишком протрезвеет, если с нею никого не будет.

– А она сказала, что с вечеринкой все ладно? – спрашиваю у него я.

– Ну нет, не совсем так, Алф, но все будет ладно. Как только мы ее к ней доведем, там все и устроим. Что такое…. ты не хочешь ее ебать?

– Хочу… хочу… хочу я ее ебать, Эрнест, только я не уверен, стоит ли снимки делать. Наверняка это все испортит, если ты заявишься в такси, набитом светом, проводами и прочим.

– Ничего не испортит… она сама решит, что это роскошно, как только мы ее в нужное настроение введем. Разве не сама она это придумала?

В итоге, конечно, я выхожу и встречаюсь с ними. Иначе Эрнест бы обиделся. Да и что-то из всего этого может получиться, в конце концов… выпивка бесплатная опять-таки.

Пока я туда иду, темнеет, и шлюхи выползают на свою вечернюю смену. Кто, к чертям, снимает шлюху в такое время суток, интересно мне? Вероятно, туристы…… всем остальным известно, что, сними ты ее сейчас, придется кормить. Одна пристраивается ко мне и впаривает свою рекламную речь…..

– Так мило, мсье… и так немного стоит…. хотите узнать, как это делают в Гаване? Да, я бывала в Гаване, мсье… обычно я этого не рассказываю… что вы! Но времена у нас сейчас такие…. Быть может, возьмете мне маленький перно…..

Я стряхиваю ее и пару кварталов иду за светловолосой пиздой. Под мышкой у нее картина… наверняка студентка живописи, но идет она, как хористка. После первой полусотни шагов у меня уже стоит от одного взгляда на ее жопу, как она туда-сюда покачивается, и пару раз я посвистываю, не обернется ли. Не оборачивается.

Сколько раз, задаю я себе вопрос, я уже так делал… гонялся по улицам за пиздой, как пес, что суку вынюхивает…. и ни единого шанса из миллиона, что она завалится со мною в койку. Жопа эта раскачивается маятником, дразнит меня вдрызг. Вот я гонюсь за пиздой, которая мне не достанется…. миллион других придурков, должно быть, в эту минуту делает то же самое… а маятник этот все качается и качается. Я рад, что мне есть куда идти. Если б не было, я бы развернулся и вновь отыскал ту шлюху… не так уж она и плоха.

Девушка сворачивает в лавку, а я так и не увидел ее лица… но эрекция от нее по-прежнему со мной. Это как деньги найти на улице – получить себе такой стояк и унести с собой. Разница только в том, что никто ничего не потерял. Делаю себе пометку для памяти: столкнусь с этой пиздой еще раз – надо будет подойти и сказать спасибо, попробовать объяснить, как это чудесно, что можно получить что-то за так и никто при этом ничего не лишился. Но я ее больше не увижу…. Я никогда их больше не встречаю, всех этих прекрасных пёзд, что ведут меня по проспектам.

Я лелею свою эрекцию, пока не добираюсь до Эрнеста и Энн. Иду за пёздами, одной за другой, мечтая о них. Мля, должно быть, я, пиздой ушибленный… вот, пожалуйста, снова сам с собой разговариваю… таким я не занимался с тех пор, как впервые сюда приехал, когда мне было до того, блядь, голодно – съел бы что угодно, а из-за этого почти все время немного бредил… Поебка… черт. Завидя большую сочную задницу, я хотел сожрать эту проклятую штуку. Но одному я научился…. можешь голодать хоть до смерти, а старина Джонни у себя внизу о пизде не думать не может. По-прежнему крепко встает, даже когда у тебя колени подгибаются, что и ходить не можешь ровно. Если тебе совсем уж плохо и живот пухнуть начинает, тогда все, конечно, может быть иначе. Но про это я так никогда и не узнал… Вместо этого я побирался.

Эрнест не сказал Энн, что звонил мне. Едва он меня замечает – испускает вопль. Так, так, так… подумать только, и я тут! Хлопает меня по спине и трясет за руку…. а они как раз только что собирались обо мне поговорить, сообщает он. Что же до Энн, она смятена и смущена, однако приходится выкручиваться как умеет.

Господи, сколько ж чепухи потребно для того, чтобы завалить женщину с собою в постель! Некоторых женщин то есть. Гораздо проще было бы просто хлопнуть Энн по жопе и сказать: «Пошли к тебе поебемся». …..С Энн, может, такое и удалось бы, если б она достаточно напилась. А нам приходится торговаться и ебать друг другу мозги. Эрнест решает, что у него сегодня день рождения.

– Все выпиваем за мой счет! – говорит он. – У меня день рождения….

……..Поскольку нас тут всего трое, дорого ему празднование не встанет. Энн, услышав про день рождения, удивляется так же, как и я. Эрнест упорствует, что все-де так и есть, только забывает, сколько ему лет.

– Я б устроил вечеринку, – скорбно говорит он, – но у меня дома так мало места…

– О да, у меня тоже, у меня тоже, – сообщаю я Энн.

– Ну… – неуверенно произносит та.

– Прекрасно! – ревет Эрнест. – Самое место устроить маленькую вечеринку! Вы пока тут вдвоем посидите… Мне нужно одно дельце провернуть. Но я вернусь… Вернусь! – Поодаль, уходя, он бросает мне: – Бога ради, пои ее и дальше….

– Ну да…. пои! Легко сказать, а как мне, нахуй, ее поить, если она решит, что пить больше не хочет?

– Поставь ее вверх тормашками и вливай в жопу… я так и делал. Только не давай ей трезветь, пока не вернусь.

– Что за блядская докука! Пошли лучше шлюху какую-нибудь снимем, а? Сегодня на улице полно славных девушек.

– Так, Алф, вот давай только не будем…. Ты знаешь, где сейчас Сид?

– Нет, не знаю я, где сейчас Сид, и мне, вообще говоря, плевать. Ты соображаешь, что раньше это была моя пизда, пока вы с Сидом не начали лапы к пирогу тянуть? Где тот костюм, что она собиралась мне купить? Сегодня вечером она мне его, что ли, купит? Нет, вы ее намерены облапошить как-то с этим фотоаппаратом! Ей-богу, Эрнест, у дружбы есть свои границы. Вы с Сидом по пизде пустите все, за что ни возьметесь.

– Тсс, она тебя услышит…. Слушай, Алф, я с тобой никогда в жизни не финтил…. если я чего с фотоаппаратом и проверну, то уж прослежу, чтоб о тебе позаботились. Конечно, если ты не хочешь ей ввинчивать, можешь с нами и не ходить….

– Ты это о чем, если не хочу ей ввинчивать? У кого больше прав ей ввинтить? Кто ее первым разлатал?

Хотелось бы мне вспомнить, что я говорил Энн следующие полчаса. Наливал…. Заливал. Ссал разговором, как слабый мочевой пузырь. Я говорил обо всем, блядь, на свете…. Обо всем, что ни приходило в голову, и всякий раз, когда ловил гарсона за фалды, – это была точка. Она забыла, что на меня обижена, и сидела, вывалив титьки на стол и слегка раззявив рот, стараясь догадаться, в чем тут все дело. Даже дала мне себя немного пощупать под столом, пока я пел ей песенку на русском. Но в ответ щупать меня не стала, сука… по-прежнему слишком благородная дама, куда деваться. В общем, пить она не прекращала.

Но ей уже не сидится на месте. В этом гадюшнике слишком мало народу, чтобы ее туристский ум этим удовольствовался. Не могли б мы ненадолго сходить куда-нибудь еще, а Эрнесту оставим записку? Мне кажется, эта мысль великолепна, поэтому мы уговариваемся с официантом, что он передаст, и идем дальше по улице.

Энн становится игрива. Две порции в новом месте, и ей там уже довольно. Мы пишем еще одну записку и пробуем другое место. К тому времени я уже начинаю ощущать в себе всю эту выпивку. Еще записка. Одно заведение Энн не нравится, потому что в нем полно моряков. В следующем чересчур много шлюх. Затем еще в одном месте она насчитывает шесть кошек, а их она терпеть не может. Господи, я уже перестал и пытаться сообщать Эрнесту, где мы можем оказаться…. Просто всякий раз оставляю записку, что мы тут были и ушли.

– У Эрнеста правда день рождения? – спрашивает меня Энн каждые несколько минут.

Мля, откуда я знаю, день у него или не день…. может, и день. Вообще-то, мне кажется, и сам Эрнест не знает, когда у него день рождения. Мне интересно, не нужно ли вывалить ей все откровенно и просто попросить денег… выпивка уже становится дороговата. И как только я хочу оставить в баре записку, у меня завязывается спор с хозяином, который не способен понять, отчего мы не желаем побыть в таком приятном местечке, как у него, и дождаться своих друзей.

– Если у Эрнеста день рождения, – решает Энн, – нужно что-нибудь ему подарить…..

Из того места мы идем в ближайший мужской магазин. День рождения Эрнеста! Мля! Почему он не назначил сегодня мой день рождения, хотелось бы мне знать? Сердце у меня замирает, когда она принимается скупать вещи. Она просто ходит по магазину и тычет во всякое пальцами, а продавец сваливает их в кучу на прилавок.

Рубашки, галстуки, носки…. боже мой, это же преступно! А я стою тут в костюме, у которого манжеты обтрепаны, и в шляпе, которой, похоже, ботинки себе чистил….. Исподнее… какой размер? Ну а какой размер я ношу? Сукин сын этот со своим днем рождения! Ботинки! За ними надо идти в другой магазин, и, чтоб усугубить оскорбление, мне приходится нести свертки. Мы выпиваем еще, плачу за это я, и покупаем ботинки. Ну вот же сука, если она хочет тратить капусту, я ей помогу… но Эрнест за этот вечер мне ответит!

– А чего ты ему костюм не купишь? – спрашиваю у нее я. – И может, еще пальто и шляпу?

Костюм? Но как ей снять с него мерку для портного? И Сэму костюмы всегда шьют по три-четыре недели. Наконец я ее убеждаю купить готовый… если не подойдет, он его сдаст обратно. Я, блядь, до того уже рассвирепел, что мне плевать, что она станет делать. Я даже разрешаю взять меня манекеном, пока она выбирает, чего ей хочется. Но я решил, что больше не понесу эти проклятые пакеты ни единой остановки. Вываливаю их перед пауком, который заправляет этой лавочкой, и говорю, что он может все это отправить с посыльным. Конечно, стоить это будет немного чего-то, если мы хотим доставку сегодня же вечером, сообщает он мне…..

В следующем баре, куда мы заворачиваем, я направляю Энн в глубину, в угол, и сажаю ее лицом к стене, чтобы она не видела того, что ей не понравится…. Я хочу немного жопой отдохнуть. Но не проходит и десяти минут, как вваливается Эрнест… с Сидом.

– Мы получили ваши записки! – орет Эрнест и размахивает ими.

Откуда-то из него выпадает электрическая лампочка, и ее хлопок едва не вызывает в баре панику. Эрнест тащит чемодан, а все карманы у него топорщатся. Сид несет треножник и полдюжины отражателей, а также какие-то стойки для света. Его будто всего раскроили, и он пытается под пальто удержать в себе кишки… из него все время вываливаются кольца черных трубок. Если присмотреться, это электрические кабели.

– Болван, – говорю я ему, как только отвожу чуть подальше от Энн, – ты хочешь ее вообще спугнуть? Какого хуя вы не оставили все это в такси?

– Пошел ты… она не знает, что это. Я ей скажу, что это аппарат рутбир делать… – Он поворачивается к Энн и сообщает: – Это чтобы готовить домашнюю газировку….

Еще после пары порций Эрнест желает немного покататься, и мы забираемся в фиакр и едем на правый берег через Иль-де-ля-Ситэ. Но теперь уж я точно постарался сесть рядом с Энн. С нею все уже в порядке… она разогрелась и в темноте затхлого фиакра вполне дружелюбна. Доезжаем до Пляс-де-ля-Бастий, а когда подкатываем к жилью Энн, где лошадь немедленно ссыт, уже прикончили одну бутылку, которую с собой прихватил Сид. По пути, проезжая Нотр-Дам, я запустил руку Энн под юбку, а она ощупывала мне ширинку….. на обратном пути она высвободила мой хер, когда мы миновали морг на Пляс-Маза, я приспустил на ней штанишки, а что она делала своей другой рукой, сказать не могу.

Все барахло, купленное Энн, прибывает одновременно с нами. Как только мы оказываемся у нее, она все вручает Эрнесту. Он в тумане, не понимает, что это значит.

– Это тебе на день рождения, балбес! – ору я. – На твой чертов ебаный день рожденья!

Он не может смотреть мне в глаза, а вот Сид все принимает как должное. Шлепает Энн по заднице и говорит, что у него тоже день рожденья.

– А мне подарок? – все время спрашивает ее он. – Много мне не надо…. Лишь несколько минут твоего времени….

Он увлекает ее в угол и принимается с нею играть. Эрнест смотрит на них, потом на меня. Качает головой.

– Не понимаю…… Просто не понимаю я этого, – говорит он. Растряхивает коробочку, выуженную из всей этой мятой оберточной бумаги, и выпадает еще один галстук. Он рассеянно сует его в карман. – Ты же меня знаешь, Алф.

И тут Энн испускает визг. Сид завалил ее на пол и сам сел сверху. Платье у нее задралось на голову, а он ей с жопы стаскивает штанишки. Когда славное сочное местечко оголяется, он пару раз шлепает ее по нему.

– Платье снимать не хочет, – поясняет он. – По-моему, ей просто нравится жопу погреть.

– Я думала, мы сюда идем просто выпить раз-другой! – воет Энн. – Если б я знала, что вы это вот задумали…..

Эрнест принимается спотыкаться среди своих проводов и светильников. Водружает камеру на треножник и щурится в нее.

– Поборись с нею еще немного, Сид, – говорит он. – Надо, чтоб она очень вся помятая была, как бы для первых.

Энн на это очень обижается. Не будем мы никаких ее снимков делать, упорствует она. Но Эрнест ставит себе свет и дальше, пробует фонари, а Сид ее еще немного мнет.

– Эй, Эрнест…. хочешь, чтоб ей пизду видно было? Ноги ей раздвинуть? Чего ты хочешь?

– Просто живота мне побольше дай….. ага, и один буфер тоже…. пусть у нее бюстгальтер болтается. Может, тебе тоже надо поучаствовать, Алф….

– Да ну тебя нахуй! Еще чего – снимать, как я кого-то насилую! Знаешь, на что это похоже будет?

Смачно это будет уж точно, как бы там ни было еще. Энн полураздета, а у Сида по-прежнему шляпа на голове, он жует остаток сигары, и оба они смотрятся наклюканными – и так оно и есть. Эрнест наконец жмет на кнопку, и него получается что-то вроде фотографии. Тогда Сид отпускает Энн, но она по-прежнему лежит на полу, заламывая руки и брыкаясь.

– Подумать только, что это происходит со мной! – воет она. – Ох, а если Сэм узнает! О боже мой, если только Сэм узнает!

– Пусть наслаждается, только чтоб сильно не шумела, – говорит Эрнест, откупоривая еще одну бутылку. – Она придет в себя.

Энн выпивает, когда ей протягивают, и садится, привалившись спиной к стене. Она пытается нас урезонить. Женщина в ее положении не может позволить себе эдак фотографироваться…. неужто мы этого не понимаем? Эрнест клянется, что это будет лишь для его собственной коллекции…. она же говорила, что хочет купить фотоаппарат и кое-что поснимать… Так вот и камера, и раз уж мы все здесь…..

– Вот тебе еще выпить, – говорит он. Присаживается с нею рядом и начинает ее общупывать.

Мне и самому хотелось рядом присесть, поэтому я устраиваюсь с другой стороны. Еще порция – и она разрешает нам задрать на ней платье до живота. Мы с Эрнестом по очереди щупаем ей бонн-буш, пока стараемся заставить ее поиграть с нашими хуями.

– Ладно, – вдруг произносит она, – можете делать свои клятые снимки.

Пустой бокал она ставит у себя между ног и запускает одну руку ко мне в ширинку, а другую – в Эрнестову. Наружу высовывается Джонни, наружу высовывается болт Эрнеста. У меня хер очень славный, и растет он с каждой минутой. Да и у Эрнеста не с гулькин нос. Сид выбирает этот миг, чтобы щелкнуть затвором фотокамеры. Я уже так напился, что слишком не задумываюсь, хочется мне или нет сохранить свою физию для будущих веков.

– Разденьте меня, – говорит Энн, и после этого сука бросается нам поперек колен.

С того момента и далее все похоже на то, что стоит мне обернуться, как этот ебаный аппарат щелкает мне прямо в рожу. У него есть такая прилада, которую Эрнест пытается мне объяснить, а я так нажрался, что не понимаю, – она задерживает действие, чтобы тот, кто нажимает на кнопку, успел оказаться в кадре до того, как затвор сработает. После первых нескольких раз больше она уже нас не беспокоит.

Как только мы сняли с Энн одежду, она бросается на наши болты. Сука даже дождаться не может, чтоб мы разделись. По-прежнему елозя на животе и пока Эрнест стягивает с нее чулки, она расстегивает на мне ширинку пошире и суется в нее лицом. Заплетается языком вокруг моих яиц и лижет их, а по ходу мне дрочит и секунд через десять уже захватила Джона Четверга ртом и умывает ему лицо.

– Жопу мне прощупай! – орет она Эрнесту. – Хорошенько давай!

Она распахивается и показывает нам все, что у нее есть между здоровенными ляжками. Эрнест щекочет ей фигу и сует в нее пальцы, а Джонни снова возвращается к ней в рот. Титьками она трется мне об ноги и старается влезть с головой мне в штаны. Затем подскакивает и трясет перед нашими лицами жопой, как будто хулу танцует.

– А ну вернись, сука! – ору на нее я. Но толку от этого никакого.

Когда я тянусь ее схватить, она бежит к кушетке. Подскакивает на ней и переворачивается животом к потолку, укладывается, широко раскинув ноги, и являет нам свою кон. Ей хочется, чтоб ее выебли, желает ощутить елду у себя под жопой и вовсе не стесняется сообщить нам об этом. Растягивает свою фигу пошире и трет пальцами расщелину. Ей бы туда ливнесток приладить, чтоб пизде уютней было, когда из нее польет….. из ее чащи соки текут рекой, подкармливают цветочки, что растут у нее вокруг жопы…..

Сид уже разделся и оказывается на кушетке одновременно с Эрнестом.

– Не еби ее, Эрнест, – возражает Сид. – Даже не пытайся ее выебать, не сняв штанов… они у тебя так промокнут от этой дряни, что их придется похоронить… Давай я первым ей ввинчу, пока ты готовишься.

Энн в высшей степени поебать, кто ей ввинчивает…. ноги у нее распахнуты капканом, только и ждут зацепить первый хуй, что окажется ближе. Сид вскакивает на нее, и капкан захлопывается. Она охватывает его и ногами, и обеими руками, и жопа ее выдвигается на позицию. У Сида хер, похожий на такое, что ловишь арканом на лошади, но именно такой Энн и нужен. Раз-другой она виляет кормой и заглатывает его своим чревом. Эрнест бежит к камере и принимается щелкать, как Сид на ней скачет…..

– Боже мой! – пищит через минуту Энн. – Я сейчас кончу! Дайте мне кто-нибудь елдак соснуть, пока я кончаю…..

Я не настолько спятил, чтобы вверять свой хуй суке, настолько дикой… Жан Жёди должен прослужить мне всю оставшуюся жизнь, и я не намерен рисковать его половиной. Она сейчас достаточно сбрендила, чтоб его съесть. Тянется ко мне, но я не позволю ей сунуть хер в рот, поэтому она орет Эрнесту. Он оказывается тут же мгновенно – пихает его ей в глотку, а она мурлычет и булькает. Как только она им завладевает, у Эрнеста становится отчаянный вид, будто он совершил ошибку, но он продолжает им тыкать ей в рот.

– Бога ради, – пыхтит он Сиду, – заставь суку кончить, будь добр!

Он хватает ее за титьки и жмет их, покуда соски чуть не багровеют. Сид сует пальцы Энн в жопу, и, стоит ему ими шевельнуть, она воет и пытается заглотить куст Эрнеста целиком. Затем – бах…. бах…. бах. Один за другим, Сид, Энн и Эрнест.

Энн не разжимает ног вокруг Сида, пока может выдавить из него хоть каплю. После чего готова отпустить и Эрнеста, но тот продолжает херачить ей в рот.

– Ты что за чертовню тут устраиваешь? – спрашивает Сид, глядя на него. – Ссышь?

– Ну да, – отвечает Эрнест… и Энн подскакивает с таким проворством, какого не ждешь от женщины ее габаритов.

Всем пора выпить еще, и Эрнест возится с фотоаппаратом. Энн начинает воображать себе, какие снимки она желает получить. Перво-наперво она хочет фотографии того, как она всем нам отсасывает.

Это легко устроить… мы кладем ее на стол и подходим по очереди. Я первый встаю у одного конца стола со вздыбленным хером, а Энн, лежа на животе, сует его в рот и обхватывает мне жопу руками. Как только у меня на елде смыкаются ее губы, я готов забыть о фотографиях и просто обрабатываю ее.

– Слушай, – говорю я Эрнесту, – ну его, это искусство, давай просто ей ввинчивать? Дай мне лишь отвести ее в спальню на полчаса, а снимки, может, и потом сделаем….

Однако номер, похоже, не пройдет. Даже Энн против такого замысла. Она хочет картинки – и побольше, а теперь настает черед Сида. У того в кои-то веки не стоит, но Энн это исправляет. Нависает над ним и целует до помешательства. Затем лижет Сиду живот, бедра и куст. Когда Эрнест подготавливает свою камеру, Сид тоже готов. Энн оттягивает кожу с его болта и чистит вокруг головки кончиком языка. Он погружается……

Энн опять по-настоящему распалилась, когда приходит очередь Эрнеста… видно по тому, как она хватается за его хуй. И у нее – еще один замысел фотографии…. она хочет лечь навзничь и дать Эрнесту свесить муди ей в рот. Эрнест как-то не уверен… Я его не виню после того, как яростно она ему отсасывала несколько минут назад…. но он позволяет ей сделать все по-своему. Яйца у него слишком велики, и оба все равно сразу не помещаются…. а если она одно откусит, у него по-любому останется запасное. Энн свешивает голову над краем стола, и Эрнест вываливает один свой орех ей в раскрытые губы аккуратно, как вишенку…. она ему дрочит обеими руками… ноги у нее раздвинуты, а жопой она виляет.

Тут я вдруг соображаю, что эта алчная сука – Энн. Не Таня или ее мать и не какая-нибудь пизда Артура или Карла, а Энн Бэкер, приехавшая поглядеть Париж. Господи Исусе, чудесная какая штука – приспособляемость у пизды…. когда я с нею только познакомился, Энн бы скорее в Сену прыгнула, чем совершила что-то подобное. Лишнее доказательство тому, как это прекрасно – путешествовать…..

У Энн есть еще мысль… она придумала, как сосать две елды одновременно, говорит она. Нам с Эрнестом надо только лечь на кушетку…..

О таком я раньше не слыхал…. но, странное дело, все получается. Мы с Эрнестом ложимся головами к одному концу кушетки, жопы вместе, мои ноги – на его ногах. Энн лижет мне хер, затем – ему… соснет ему, затем сует в рот мой. Наконец охватывает оба пальцами и прижимает друг к другу…..

Нелегко это – держать два хуя вместе, но Энн полна решимости. Она изгибает шею туда и сюда, раскрывая рот как можно шире. Ебанутее я в жизни ничего не видел – как она старается захватить оба этих громадных болта сразу…..

Ей это как-то удается…. и я готов кончить задолго до того, как она принимается их сосать. Сажусь и получше разглядываю ее, Эрнест – тоже. У Сида глаза на лоб лезут, он нажимает не на те кнопки своей фотокамеры… снимки щелкает налево и направо. Энн пускает слюни на нас, виляет задом и старается тереться буферами о наши яйца.

– Бога ради, – ору я на нее, – если прекратишь, пока я не кончил, я тебя этой херью удавлю.

Она принимается играть с нами обоими, прыгая головой туда-сюда так, что возникает ощущение, будто наши елдаки – в тугой пизде. Сид больше не может… он бросает фотоаппарат и кидается к нам с хером наперевес. Забирается Энн за спину и вгоняет хуй ей в прямую кишку. Энн подскакивает, будто ей в жопу сунули раскаленную кочергу, однако сосет нас вдвое жестче, когда соображает, что тут произошло.

Сид продолжает ей совать, и через несколько минут конец его хера у нее в прямой кишке. Он принимается ее ебать, втолкнув внутрь и весь его остаток, и Энн так подскакивает, что у нас едва получается удержать ее на кушетке. Ей едва удается дух перевести, поскольку, стоит ей поднять голову, Эрнест таранит ее вновь. А два болта меж тем тоже меньше не стали. Сид орет, чтоб она улыбнулась в камеру, ибо та сейчас сработает…..

– Улыбайся, блядь, – вопит он, – или я тоже этот хуй в пасть тебе воткну…..

Фотоаппарат – не единственное, что готово сработать…… я чувствую, как Эрнестов хуй подпрыгивает обок моего, и через минуту рот Энн становится очень липким. Молофья вытекает из него и сбегает ей по подбородку на все остальное…. она не может ее остановить.

– Моя жопа, – удается пролопотать ей, – боже мой, она горит!

Сид доебывается до полного косоглазия, вкачивая свою молофью ей в прямую кишку, но она еще не кончает. Пытается проглотить молофью Эрнеста и вместе с ней, к черту, едва не заглатывает мой хуй… Он почти у нее в глотке, когда я кончаю, и этот первый вкус, должно быть, спускается ей до кишок без всяких остановок. Сид и пытаться бросил выебать ее так, чтобы кончила… он делает глубокий вдох и принимается ссать ей внутрь. Он полон решимости либо заставить ее кончить, либо прикончить ее и чуть не добивается и того и другого……

С полминуты Энн совершенно не в себе. Ни я, ни Эрнест не можем отобрать у нее свои хуи, и она, похоже, старается высосать через них наши яйца. Те ей не вполне даются, но все остальное – достается. Она давится молофьей, которую высасывает, но это для нее теперь не важно. В жопе у нее полно ссак, во рту – хуев…. она сбрендила, как гагара, и совершенно счастлива.

Когда она заканчивает у нас отсасывать, я не могу пошевельнуться, Эрнест – тоже. Я так рад, что елдак у меня остался в целости и сохранности, что просто лежу и вздыхаю, а Энн, которая, судя по всему, еще не кончила кончать, слизывает сок у меня с хуя, яиц и волосни. Большая приборка ей предстоит…. молофья у меня растеклась от пупка до колен, да и Эрнест в том же состоянии. Но она вылизывает нас обоих, а потом ей нужно бежать в ванную избавляться от того подарочка, который оставил ей Сид.

После этого можно подумать, будто она готова присесть и немного понежиться…. но Энн не такова. Перерыв она берет лишь для того, чтобы залить в себя еще выпивки, а потом опять готова щелкать снимки. Хочет ли кто-нибудь теперь ее выебать, бодро спрашивает она.

– Как насчет нам жопы пососать? – предлагаю я.

О нет! Это единственное, что фотографировать мы не станем, говорит Энн. Поэтому, само собой, это единственное, что мы загораемся желанием отснять. Сид и Эрнест хватают ее….. я поворачиваюсь к ней жопой, и они тычут ее туда носом. Она сопротивляется как черт, но так же пьяна, как мы выебаны. Я чувствую, как нос ее трется о мое очко, после чего слышу шлепок – Сид лупит ей по заднице ладонью.

– Целуй, сука, – говорит он, – или у тебя вся жопа будет в волдырях, мужу завтра показывать…..

Энн наконец ее целует. Прижимается к ней губами, выпускает наружу язык. Она по-прежнему возражает, но хлопок по заднице время от времени призывает ее к порядку. Наконец принимается сосать…. обхватывает меня руками за пояс и начинает тянуть Жана Жёди за шею.

Пять минут назад я был уверен, что хер у меня больше не встанет, но, когда чую, как ее язык проскальзывает мне в очко, и слышу это ее неопрятное чавканье, Джонни взмывает вновь. Такое великолепное тонизирующее средство, что Сид и Эрнест тоже хотят его испробовать, поэтому им обоим ей приходится предоставить по длительному жопососу, пока они пытаются расслабиться и вновь дойти до нужной кондиции. Эрнест хочет попробовать залить себе в прямую кишку бутылку вина, чтобы Энн ее оттуда высосала, но Сид его отговаривает…. Энн уже до того отвратительно нажралась, что отключится того и гляди у нас на руках, если мы дадим ей еще. Но она упорствует, что вовсе не пьяна…. выпивает еще пару раз после этого, только чтоб нам доказать. Она хочет, чтоб я ее выеб, и я готов, поэтому, когда она еще немного полизала мне жопу, я запрыгиваю на нее и сую хуй внутрь. Исусе, вот так дыра у нее, глубокая, жаркая! Волосня вокруг такая, что за нее можно вытянуть себя. Если целиком провалишься…. Но Джону Ч. очень нравится…. кончает он, чуть ли не едва оказавшись внутри. Я продолжаю ей ввинчивать и кончаю еще раз, не успевает кончить она.

Когда я с ней всё, ебать ее хочет Эрнест. Но Энн по-прежнему желает нам доказать, что она не надралась, поэтому опрокидывает бутылку и делает огромный глоток, а только после этого раздвигает перед ним ноги. Я ухожу в ванную, и, когда возвращаюсь, на ней скачет Сид, а сама Энн отключилась вхолодную.

Эрнест сидит в углу среди своего нового костюма, новых рубашек и прочего барахла и костерит Энн, когда Сид с нею заканчивает.

– Ты погляди на всю эту хуйню, что мне богатая сука купила, – говорит он. Щелкает пальцами. – Вот так вот… А я тут ебусь, пытаясь убедить ее купить фотоаппарат, чтоб у меня на следующей неделе немножко сверху было…. Вот же пизда. Будь проклята пизда богатая!

– Ебать мой стыд, – сочувствует ему Сид. – Вот какая грязная сука!

Эрнест еще немного матерится, но потом встает нащелкать еще снимков с Энн, которую мы с Сидом поворачиваем в разные позы. Она как бревно….

– Слушайте, – говорит Сид, сделав еще несколько снимков, – я слишком старый для таких упражнений…. Пошли-ка выйдем да приведем еще парочку балбесов, чтоб нам помогли? Мля, приди сюда еще несколько парней да ввинти ей, можно было б отличных фотографий наделать. Удивим ее… чертову богатую пизду!

– Ай, Сид, это будет некрасиво….

– Что за хуйню ты это мелешь, некрасиво? А красиво позволять кому-то снимать, как ты жопы сосешь? Ты отчего это решил, что она красиво поступает? Она же просто богатая….. Эй, так как насчет? Даже брать за вход с них немного можем, чтоб по улице не шлялись….

Разгорается спор о том, сколько брать за вход, но все это видится таким прекрасным замыслом, что мы одеваемся и выходим наружу посмотреть, найдутся ли желающие. Я за эту мысль, потому что мне она кажется отличной шуткой за счет Энн… вот до чего я уже допился.

– Им не надо говорить, что она отрубилась или что мы собираемся снимки щелкать, – строит планы Сид, покуда мы подстраиваем шаг друг к другу. – Мы им просто скажем, что у нас есть богатая пизда, которая хочет, чтоб ей ввинтили. Ей-богу, вот она удивится-то, как только глянет на эти картинки!

* * *

Повидаться со мной приходит Клубочек…. Клубочек с соска?ми-малинками и все более жаркими трусиками. Дело происходит днем…. Я только что из ванны, поэтому застает она меня в одном халате…. что ее целям, похоже, только соответствует. Она пришла в поисках лежки…. и рассказать мне поразительную историю.

Ее завалил Сэм. Она этим до сих пор вроде как ошарашена, что, я предполагаю, в порядке вещей, учитывая, что он добрых много лет был ей просто-напросто отцом. Наверняка еще какое потрясение, так или иначе, когда твой собственный отец однажды просто вытягивает наружу хер, машет им у тебя перед носом и заваливает тебя.

Конечно, все произошло совсем не так. Сэм – таков, какой есть, – так бы поступать не стал. Но результат тот же…….

За всем этим стоит, как обычно, Таня. Вероятно, она обрабатывала беднягу Сэма не одну неделю, вкладывала ему в голову этот замысел, вколачивала каждым толчком своей жаркой, сучьей жопки. И конечно, заражала этой мыслью Клубочка почти с той самой минуты, как они только познакомились. Поэтому в один прекрасный день котелок перекипел.

Услышав кого-то у двери, я решил, что там Энн…. Эрнест собирался взять сегодня ее снимки. И я думал, что готов ко всему. Но к приветствию Клубочка готов отнюдь не был……

– Папа меня вчера выебал……

Не очень хорошо это звучит в коридоре, где всякий может услышать, поэтому я затаскиваю ее внутрь и запираю дверь, вдруг кто придет. После чего она садится и выкладывает всю историю…..

Сука эта не забывает же ни единой возбуждающей детали. Она не может просто мне доложить, что он ей ввинтил, где и когда…. нет же, непременно нужно мне чуть ли не показать, как все было. Еще один Танин фокус.

Как я уже сказал, дело было днем. Клубочек вернулась в отель и застала отца одного…. хоть она почти уверена, что там только что побывала Таня, потому что учуяла аромат Таниных духов, когда отец ее поцеловал. Это вполне возможно, особенно если Таня знала, что Клубочек скоро вернется…. Я прямо вижу, как она дразнила бедного Сэма, пока тот чуть не спятил, а потом бросила его с задранным хуем и снятым караулом. В общем, Сэм пошел за Клубочком в спальню, и та, как обормотка… или сучка…. стала перед ним переодеваться. Через две минуты он уже ее щупал, через три она лежала на кровати. Через пять они уже еблись, а когда миновала пятнадцатая минута, Сэму уже было из-за чего себя паршиво чувствовать.

– Ну так какого ж Исуса ты ему это позволила? – ору я, когда Клубочек доходит до этого места. – Ты ж не обязана была, правда? Он не стал бы собственную дочь насиловать!

– Видимо, мне этого хотелось, – сказала Клубочек, глядя на меня эдак мудро, по-детски.

Ей хотелось! Да, черт бы драл, наверное, хотелось. И она не понимает, с чего я так расстроился к тому ж. Какого хуя такой пацанке известно об экономике. Сознает ли она, что, если все еще дальше зайдет по сугубому органу, ее семья пулей отправится обратно в Америку, где им вообще и надо было сидеть, а я останусь тут и хвастаться после их визита мне будет нечем, кроме натертого болта да жажды к лучшей выпивке, нежели могу себе позволить? Хуй там она что-то сознает…. И она продолжает мне рассказывать, как ей этого хотелось от него, и каково ей было, когда он ее всю общупывал, и какой у него большой елдак…. Все подряд, пока я больше уже не могу этого выносить. Ухожу в кухню поискать чего-нибудь, чем нервы успокоить, и путешествую туда и обратно с бугром на переде своего банного халата, отчего похоже, что у моих мудей слоновая болезнь.

– И что ты теперь собираешься делать? – спрашиваю я у нее, усевшись со стаканом и дав Клубочку стакан гораздо меньше.

– Ебать его опять, наверное, – говорит она. – И опять… если он захочет.

Если захочет. Ну как, Христа ради, мужчине тут сдержаться? Мне хватает даже просто пялиться на нее…. она сидит, перекладывая ноги с одной на другую, показывая мне новые штанишки, что на ней надеты…. а у меня хер настропален….. и я ей не отец, боже ты мой!

– Я думала, ты обрадуешься, когда услышишь, – через минуту прибавляет Клубочек. – Таня сказала, тебе нравятся девочки, которые на самом деле грязные суки.

Я просто хватаюсь за голову руками. Ответов у меня больше нет. Все это отбилось у меня от рук и развивается слишком быстро, на мой вкус. Затем, пока я сижу рядом, Клубочек подходит ко мне и садится на пол у меня между колен. Вытягивает подбородок, упирается им мне в бедро, как собака, и смотрит на меня снизу вверх. Забирается мне под халат потрогать ногу, и пальчики у нее липкие…. на них она вино пролила.

– Ты же знаешь, зачем я к тебе пришла, верно, – шепчет она. – Я бы, конечно, могла пойти домой и посмотреть, там ли папа…

Она продолжает ощупывать мне ногу, пробегая ногтями по ляжке, – их она учится держать заточенными. Исусе, поглядеть на нее только! Масляные косички-хвостики, и на пальцах у нее не лак для ногтей, а чернильные пятна. Но сучий этот ее красный рот скоро уже начнет ее выдавать…. этот рот хуесоски, этот рот пиздолизки…. Возникает уже в нем то выражение, к которому научаешься приглядываться…. Даже не знаю, каково оно, однако уже начинает появляться…..

Клубочек трется титьками мне о колени…. Титьками? Грудной клеткой своей, следовало бы сказать, но в ней уже есть мягкость, можно определить, что там что-то зачинается, и она растягивает на мне полы халата понемногу, глядя, как приоткрываются мои ноги. Джон Ч. подпирает шатер, ждет начала главного представления. Она запускает руки мне под халат и щекочет ему бакенбарды……

Я чуть стакан не роняю, когда она полностью распахивает на мне халат….. она вдруг делает это яростно. Стакан я ставлю, а она устраивается на пятках и смотрит на мой хуй – глаза у нее чуть шалые. Одной рукой она его обертывает и жмет, пока его торчащий конец не краснеет.

– Бога ради, не сиди и не пялься на него, – говорю ей я, – сунь в рот, если хочешь пососать…

– Ты меня не заставишь….

Заставить ее несложно. Нужно только положить руку ей на голову и пригнуть… остальное она сама делает. Жан Жёди входит, и она опирается на меня, расстегивая перед своего платья. Затем эти ее безтитьковые титьки трутся о мои яйца, и она изумительно изображает свою мать:

– Ты собираешься меня ебать? – Она трет мой хуй себе о рот и нос и невинно смотрит на меня. – Мне теперь раздеться… или ты сам хочешь меня раздеть?

Я встаю, но даже не знаю, чего хочу. Она стоит на коленях снова с моим хуем во рту, и, похоже, нет веской причины не давать ей там его держать, не позволить ей у меня отсосать, а потом не вышвырнуть вон. Но я всего этого не делаю… Поднимаю ее и загоняю в спальню…….

Она лежит на кровати наискось и смотрит на меня. Платье задралось по бедра, а буфера ей тоже удается оставить неприкрытыми. Одна туфля свисает к полу, затем другая, когда она пальцами стаскивает их с ног. Халат свой я бросил где-то на полу и прыгаю к ней на кровать.

Как же эти пиздявки обожают свои непропеченные тельца! Мля, если б так не возбуждало даже смотреть на них, распаляет уже то, как они о себе мнят… Я выпрастываю Клубочка из платья и сдергиваю с нее штанишки…. Она поворачивается убедиться, что мне хорошо видно ее жопку…..

– Еби меня в чулках! – говорит она. – Еби меня в чулках!

Значит, научилась. У Тани, вероятнее всего. Вот поблядушка….. Я и буду ебать ее в чулках! Возможно, ей бы хотелось, чтоб я вышел и купил себе цилиндр и ебал ее в нем…. Она хватает меня за хуй и широко раскидывает ноги. Эта ее красная фигулина пялится мне в лицо, как сигнал опасности. Она гола, как яблоко, и примерно того же цвета. Господи, но до чего ж это яблоко сочное…..

– Лижи мне елду, – говорю я ей. – Эй, а старику своему ты так же делала?

Нет, сообщает мне она, они просто еблись. Он вставил свой хуй ей в пизду и выеб ее, вот и вся недолга. Но быть может, в следующий раз…..

Я хватаю ее за талию и рывком прижимаю ее живот к своей груди, трусь болтом по всему ее лицу. Может, я и ебу младенцев, но кому, к черту, какое дело… Клубочек – младенец до чертиков ебабельный… Лижу ей бедра и кусаю за ляжки. Она визжит, как юная свинка, да и ерзает так же, но ей нравится…. а если вдуматься, почему, к чертовой матери, не должно? У скольких девчонок ее возраста в конечном счете есть возможность того, что им станут сосать конийон? У множества, я знаю, но их все ж не дохуя?…..

Она и впрямь швыряет в меня эту свою фигу, когда понимает, к чему я стремлюсь. Бедра ее охватывают мне голову, и она шлепает ею мне прямо в лицо. Как будто хлестнули рот теплой влажной посудной тряпкой… но ни на одной такой тряпке не растет пушок, и ни одна никогда не пахнет этим сочным персиком. Я зарываюсь в нее языком…. и вылизываю себе полный рот сока…. и в то же время тычу ей в рот свой хер. Ей нравится играть в тет-беш… изгибается вокруг меня угрем, сама завязываясь в узлы и завязывая ими меня. Хуй у меня вдвое больше всего, с чем она должна быть знакома до сих пор, но ей с ним прекрасно. Она пускает на него слюни, как ветеран, отчего все становится славным и смачным. Эти юные сучки меня всегда таким удивляют. Если попадается женщина с доброй шахной и тяжкой парой буферов… из тех кобыл-тяжеловозов, у которых под хвостом зарубка от топора… рассчитываешь, что между ног у них будет влажно. Но сикушки вроде Тани и Клубочка…. поразительно, сколько этой дряни они выдают из крохотных своих щелочек….

У Клубочка славный животик. Не широкий и мягкий, как у ее матери…. с пуховой подушкой его никак не спутать…. но кожа гладкая, и горячий он, как хуй у тебя, а когда она дышит, он все время шевелится. Понимаешь, что под руками у тебя нечто живое. А если его лизать, она ежится…..

Я проскальзываю языком ей в фигулинку и немного ее посасываю. Клубочек держит мой болт обеими руками, сунув голову Джонни себе в рот, но больше подрачивая его, чем сося. Она щекочет ему нос языком и сообщает мне, что он слишком сочный. Всегда считала, говорит она, что, если ей не придется сосать пёзды у Тани, Билли и Джин, а вместо этого сосать хуи, у нее все лицо не будет мокрым…. но с елдой все почти так же скверно…..

Между щечками жопы Клубочек почти такая же голенькая. Очко у нее розовое и тугое, и это отчего-то – адский соблазн. Я пробегаю по нему пальцем и тычу в него. Клубочек виляет жопкой чуть больше, но, похоже, не против. Наконец я вталкиваю в него палец – просто посмотреть, как она к этому отнесется…… и вот же пиздявка, она принимается подскакивать на месте, пытаясь выебать им себя.

Я вдруг перестаю сосать ей пизду и вместо этого начинаю сосать ей очко. Не спрашивайте почему…. просто потому, что оно есть и его, похоже, следует сосать… Несколько раз я его лижу, целую…. и заталкиваю в него язык. Клубочек мне чуть хуй не отрывает, так жестко к нему присасывается.

Ей вовсе не нужно сообщать мне, что она сейчас кончит…. Это я и так знаю…. и я сам вместе с ней. Перебираюсь через нее, чтобы лучше ее держать, чтоб она вдруг не передумала и не бросила меня с целым котелком молофьи, что по всем простыням расплещется, и влагаю ей в рот все, кроме яиц. Мне удается сунуть один палец ей в конийон, а заодно и язык…. и мы оба кончаем.

– Глотай, пизда ебанутая! – ору я на нее, когда Джон Ч. дает прикурить. – Глотай все, а не то, ей-богу, я тебя заставлю запить ссаками!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.