Ночи Итилиена Родственные узы

Ночи Итилиена

Родственные узы

Пролог

«Мне две с половиной сотни лет, и я ненавижу слово «никогда». В нем звучит отчаяние и безысходность, с которыми трудно смириться. Когда твоя душа бессмертна, а тело и разум совершенны, кажется, что нет ничего невозможного. Но это всего лишь иллюзия. Рано или поздно тебе встречаются непреодолимые барьеры, границы и запреты. «Не подобает», «нельзя», «неприлично» — и то, что страшнее, безнадежнее: «прости, но…», «так получилось», «ничего не поделаешь», «будет лучше, если…». Судьба неумолима. Особенно к тем, кто сам не знает, чего хочет».

Гилморн сам не знал, чего ищет в Итилиене. Но в Лихолесье он просто не мог оставаться, слишком невыносим был груз неотвязных воспоминаний, несбывшихся надежд, неизменных правил, чужих представлений о нем. Уклад эльфийской жизни сковывал его, как кандалы, а он хотел сам распоряжаться собой. Когда желание стало невыносимым, он испросил у короля Трандуила разрешения покинуть Лихолесье и отправился в путешествие по землям людей.

Гилморн не мог бы сказать, что ему нравятся люди. Но они завораживали. Теперь он был гостем среди них и наблюдал их повседневную жизнь вблизи, не со стороны. Люди жили быстро, ярко, энергично и жадно, короткий век подгонял их, торопил, и Гилморн чувствовал, что сам поневоле заражается этим бестолковым стремительным ритмом. Новые переживания и впечатления, места, в которых никогда не был, лица, которых никогда не видел, блюда, которых никогда не пробовал — все это менялось и перемешивалось каждую минуту, как рисунок облаков в ветреную погоду. Желания их были примитивны и неистовы, речи грубы и откровенны, взгляды — нескромны и выразительны, и не один такой взгляд Гилморн ловил на себе. Они знали, чего хотят, эти люди. У них не было времени на пустые размышления, они просто брали от жизни все, что она могла им дать.

Рядом с ними эльф лучше понимал сам себя. И рядом с ними к нему пришло долгожданное ощущение свободы.

Для них он был безымянным эльфом, незнакомцем, появлявшимся на несколько минут, часов, дней — и исчезавшим бесследно. Во время своих дорожных приключений он представлялся вымышленным именем или не представлялся вообще. Чужак в чужом краю, среди чужих лиц и обычаев. Никто от него ничего не ждал, потому что никто не знал, как он должен себя вести. Эльф был диковинкой в Итилиене. Слава Эру, на него не слишком часто пялились в тавернах и на дорогах. Народ здесь был занятой и нелюбопытный, а Гилморн не стремился специально привлекать к себе внимание. Беглый взгляд не всегда распознавал в нем эльфа, под простой дорожной одеждой и капюшоном, закрывающим волосы от пыли.

Почему именно Итилиен? А почему бы и нет. В конце концов, именно здесь когда-то жил первый и единственный человек, которого Гилморн узнал близко. По этой земле он ходил, этим воздухом дышал, с этими людьми разговаривал. Может быть, в одном из поместий, в которые Гилморн заезжал на своем пути, много лет назад увидел свет черноволосый зеленоглазый малыш. Один из престарелых седовласых лордов, которые просиживали весь день у очага, мог быть его отцом, один из грубых мужланов с обветренными лицами, которые пахали землю и варили эль наравне со своими крестьянами, мог быть его братом. Или любовником. Или тем, кем Норт должен был стать — и не стал.

Мимолетные мысли, абстрактные рассуждения. Гилморн не был готов к тому, что они станут реальностью. И вот теперь он смотрел с седла на стелу, отмечающую границы поместья Эргелион, и не знал, что ему делать.