Глава 4

Глава 4

В романах никогда и ничего не происходит «вдруг». Обычно автор нагнетает напряжение, героев терзают смутные подозрения и плохие предчувствия. Но в действительности все не так, как на самом деле. Вот и Гилморн, несмотря на свои обостренные эльфийские чувства, не ощущал никакой угрозы. День был такой же, как череда предыдущих — холодный, ясный день поздней осени. Ни тени беспокойства не промелькнуло в сознании эльфа, когда в его комнату ворвался взбудораженный Амрис. Выражение его лица было таким ликующим, что Гилморн улыбнулся в ответ и отложил книгу.

Но в следующий момент улыбка застыла у него на губах.

— Амран приехал! Мой брат здесь! Заночевал в городе, выехал рано! Я ему говорю: что ж ты не прислал никого предупредить? А он: хотел сюрприз сделать! Спускайся скорее, сейчас будем обедать! — выпалил Амрис. В этот момент он выглядел совсем мальчишкой.

Мгновения тянулись, как часы. Губы, казалось, прихватило ледяной коркой. В голове было пусто-пусто. Он был слишком ошеломлен, чтобы что-то чувствовать — вину, страх, волнение? Он ведь даже ни разу не подумал о том, что Норт может нагрянуть в замок раньше весны.

«Интересно, я побледнел? — отстраненно подумал Гилморн. — Вряд ли, тогда бы лапочка тоже в лице переменился. Хорошо, что кожа у эльдар бледнее, чем у эдайн…»

— Хорошо, я спущусь через полчаса, — произнес он ровным тоном.

Амрис поцеловал его в щеку и умчался, сияя.

«Если б ты знал, лапочка, чем занимается твой брат, радовался бы так его приезду?» — хотелось Гилморну сказать. Ехидная мысль вывела его из ступора. Надо что-то делать, верно?

Выбор был невелик. Можно вылезти из окна, пробраться в конюшню и покинуть гостеприимный кров как можно скорее.

Если, конечно, Норт не подумал об этой возможности и не оставил пару конюхов надзирать за лошадьми. Не может же Гилморн их убить. И поднимать шум тоже не в его интересах.

Уйти пешком? Дурацкая идея. Его, конечно, не догонят в любом случае, но он не трус, чтобы спасаться бегством.

«И что ты сделаешь со мной? — Ничего нового и оригинального, мой сладкий. Все то же самое, много, часто и в разных позах…» — вспомнилось ему.

Ну что ж, остается только спуститься вниз и встретить свою судьбу, какой бы она ни была.

Он глотнул водички, чтобы освежить пересохший рот. Придирчиво взглянул в зеркало, пригладил волосы, хоть они совсем в этом не нуждались. Надел нарядную тунику, которую приберегал для особо торжественных случаев. Предстать перед хозяином замка, который властен в буквальном смысле казнить и миловать — куда уж торжественнее. Гилморн слегка растрепал на концах свои косички, это всегда придавало ему соблазнительно-небрежный вид. Медлить дольше было нельзя; он глубоко вдохнул, выдохнул, нацепил на лицо уверенное выражение и сошел по лестнице в обеденный зал.

Все его мысли были заняты только одним: как неэстетично будут выглядеть синяки на его белой коже.

А может, синяками дело не ограничится. В конюшне столько кнутов, плетей, нагаек…

О Эру, дай мне мужества, взмолился Гилморн, чувствуя предательскую дрожь во всем теле. Но был ли это страх — или возбуждение?

Он высоко поднял голову, вошел и встретил взгляд зеленых глаз лорда Амрана со всей твердостью, доступной ему на тот момент.

Лорд Амран не выказал ни малейшего удивления.

Лорд Амран широко улыбнулся. Было в этой улыбке что-то хищное, но вряд ли это заметил бы кто-то другой, кроме Гилморна.

Лорд Амран встал, слегка склонил голову и провозгласил с невероятным радушием, которое всякий счел бы неподдельным и искренним:

— Добро пожаловать, лорд Эннеари! Приветствую вас в моем замке. Леди Найравэль и лорд Амрис совсем ничего не успели рассказать, так что я просто сгораю от желания узнать вас поближе!

— Я тоже счастлив, что наконец вижу легендарного владельца замка, лорд Амран, — парировал Гилморн с тем же наигранным радушием — поднял, так сказать, брошенную перчатку. — О вас, напротив, леди Найравэль и лорд Амрис много рассказывали, и если хоть половина из этих рассказов правда, вы великий человек.

Лорд Амран добродушно расхохотался и жестом пригласил Гилморна занять место напротив.

С некоторым облегчением Гилморн повиновался. У него немного отлегло от сердца. Он был готов к куда более «горячей» встрече. Например, к тому, что Норт схватит его за волосы и заставит взять в рот прямо на глазах у домочадцев. Это было бы вполне в его стиле. Но мордорский военачальник, как видно, решил сначала поразвлечься. Скаля зубы в усмешке и блестя глазами, как сытый волчара, он прямо-таки наслаждался своей ролью гостеприимного хозяина. Он приказывал подлить Гилморну вина, расспрашивал о его путешествии, о жизни в замке, и обращение «лорд Эннеари» в его устах каждый раз звучало, как изощренная насмешка. А смотрел он на Гилморна так, что ему хотелось брякнуть: «Оденьте меня обратно, лорд Амран!»

Но, по крайней мере, он не собирался раскрывать инкогнито Гилморна. Вероятно, потому, что Гилморн тоже мог кое-что порассказать про настоящее и прошлое эргелионского лорда. И неизвестно еще, чьи откровения потрясут леди Найравэль и лорда Амриса больше.

Обед близился к концу, и Гилморн занервничал. Сейчас, конечно, его пригласят в кабинет для приватной беседы, и там… По телу опять пробежала дрожь. Ему захотелось ускользнуть в свою комнату и там отсидеться до тех пор, пока не пройдет дурацкое волнение.

Он вздохнул. Оно никогда не пройдет. По крайней мере, пока Норт его хотя бы разок не трахнет. Пока Гилморн не поймет наконец, что за игру затеял этот невозможный человек, который ведет себя так, будто в его замок каждый день забредают бывшие любовники-эльфы.

Манвэ, Варда и все валар, а вдруг так оно есть??!!

Ускользнуть ему не дали — когда он промямлил, что хочет подняться в библиотеку, продолжить свои занятия, лорд Амран так гнусно прищурился, а лорд Амрис так простодушно стал его уговаривать, что отказаться не было никакой возможности. Гилморну пришлось еще три часа выдерживать глумливые взгляды, замаскированные насмешки («Ах, простите, лорд Эннеари, такие грубые шутки не для вашей утонченной натуры… Ах, как я мог забыть, лорд Эннеари, вы ведь совсем незнакомы с военным ремеслом… Да что это я, вряд ли вы когда-нибудь бывали вблизи от Мордора…») и похлопывания по плечам, которые, казалось, прожигали одежду.

Временами Гилморн подумывал, что пару раз по морде и «Соси, блядь эльфийская» было бы вытерпеть легче. Привычнее.

К концу ужина он просто изнывал от напряженного ожидания. Однако лорд Амран вдруг переключился с него на Найру и уже ей, а не Гилморну расточал свои многозначительные улыбки и пошловатые намеки. Найра держалась настороженно, глаз не поднимала, и лицо ее снова было замкнутым и угрюмым. Когда муж обнял ее за талию, она вздрогнула и закусила губу.

— Надеюсь, вы простите нас, лорд Эннеари. Мы с леди Найравэль вынуждены покинуть ваше во всех отношениях приятное общество. Нам, как вы понимаете, необходимо побыть вдвоем, — и лорд Амран, подмигнув Гилморну, повлек Найру к выходу.

Она бросила на Гилморна один-единственный страдальческий взгляд и последовала за мужем.

У эльфа сжалось сердце. Он всегда знал, конечно, что она принадлежит другому — но впервые это знание было столь наглядным. В глубине души Гилморн надеялся, что лорд Амран потерял всякий интерес к своей жене, да что там, он был уверен, что она его абсолютно не волнует, но ведь зачем-то понадобилась эта демонстрация… Лишний раз показать, кто здесь хозяин? Как будто кто-то сомневался.

«Она его законная жена перед Эру Единым», — твердил себе Гилморн, словно это могло уменьшить боль и горечь.

— А я так надеялся, что вы развлечете меня рассказом о своих военных похождениях, лорд Амран, — вырвалось у него, и губы сложились в чарующую улыбку, от которой смертные просто столбенели.

— Может быть, в другой раз, лорд Эннеари.

Вот так. Следовало бы помнить, что его обаяние не действует на Норта Морадана — вернее, действует, но совершенно непредсказуемым образом.

Когда Гилморн поднялся из-за стола, Амрис увлек его в темный коридор, взял под руку, прижался всем телом, заглядывая в глаза.

— Что с тобой, Энне? Ты сам не свой. Это все из-за брата, правда? Не принимай близко к сердцу, он всегда так шутит. Тебя вовсе не задержат здесь насильно, клянусь честью! Ты можешь уехать в любой момент, когда захочешь…

— Что? Ах, это… Я даже внимания не обратил, — честно сказал Гилморн. — Однако, признаться, твой брат меня несколько… эээ… ошеломил.

Амрис лукаво улыбнулся.

— Знаешь, ты его тоже. Он, конечно, и виду не подал, но я-то его знаю. Никогда он с гостями не был таким разговорчивым. А как смотрел на тебя! Берегись, Энне, как бы он не попробовал тебя соблазнить!

Но глаза юноши не улыбались. Он с беспокойством следил за реакцией Гилморна. Бедный мальчик ревновал, да еще как! Конечно, он ведь думает, что перед его драгоценным старшим братцем никто не устоит. Ну, положим, доля истины в этом убеждении есть…

— А что мне делать, если он и вправду захочет? — вздохнул Гилморн. — Все то, что я знаю о твоем брате, подсказывает мне, что отказа он не потерпит.

Амрис вдруг покраснел, губы его дрогнули.

— Знаешь, временами я сам его боюсь, — вырвалось у него. — Будет лучше, если он не узнает о наших отношениях. И вот еще… — он заколебался, но продолжил: — Энне, я никогда от тебя ничего не требовал, ты можешь делать все, что хочешь, но… Я не вынесу, если с тобой что-нибудь случится. Амран в юности был совсем бешеный. Не знаю, чего от него можно ждать теперь. Лучше запри на ночь дверь в свою комнату и никому не открывай.

Амрис прижался к его губам в торопливом поцелуе и оставил Гилморна одного.

Гилморн долго мерил шагами комнату, потом бросился на кровать и закрыл лицо руками. Он был близок к отчаянию. Его раздирали противоречивые чувства — и даже ревность, которой он, как ему казалось раньше, совсем не знал. Он даже понять не мог, кого к кому так болезненно ревнует — Найру ли к мужу или, наоборот, лорда Амрана к его жене, чье общество он предпочел обществу его, Гилморна, которого называл когда-то «мой сладенький эльфенок»! Он что, хотел показать Гилморну, что плевать на него хотел? А ведь и года не прошло с их последней встречи… Ведь он должен был понять, что Гилморн завернул в этот замок только ради него, потому что хотел узнать о нем побольше… Нет, он все еще его хочет, этот тяжелый жаркий взгляд ни с чем не спутаешь… Но почему тогда он не поступил с ним так, как привык поступать всегда? Не домашних же он стесняется, в самом деле — он, который отымел собственного брата на глазах у собственного отца!

Стемнело. На небосклоне зажглись первые звезды, и их далекий холодный свет пробудил Гилморна от оцепенения. Сидеть в комнате было выше его сил. Он выскользнул в коридор, и… ноги сами привели его в башню. Дверь библиотеки была приоткрыта, из щели шириной в ладонь лился слабый свет. Эльф толкнул дверь и вошел, безошибочно предчувствуя, кого он там увидит. На то, чтобы подойти ближе, решимости уже не хватило, и он прислонился спиной к косяку, превозмогая слабость в коленках.

Может быть, хоть наедине Норт перестанет ломать комедию?

Мужчина в кресле налил себе еще вина из бутылки, поднял бокал в шутливом салюте и одним махом выпил его. Большая пыльная бутыль была уже наполовину пуста. Похоже, давненько он сидел здесь и пил в одиночестве. Неужели поджидал… его?

С трепетом Гилморн ждал, пока Норт заговорит. Но когда это случилось, слова его стали для эльфа полной неожиданностью.

— Ты спишь с моим братом, Гил? — спокойно спросил Норт, глядя на эльфа в упор. И прибавил, прежде чем тот успел открыть рот: — С моей женой тоже?

Гилморн онемел от ужаса. Эру Милосердный, откуда он узнал? Следовало немедленно начать протестовать, оправдываться, опровергать: «Какая чушь! С чего ты взял?» Но под взглядом этих жутковатых хищных глаз язык будто примерз к небу. Сказать правду? Солгать? Что делать? Он понимал, что молчание выдает его с головой, но не мог заставить себя выдавить ни слова.

Даже если Норт задал вопрос наугад, то уже убедился в своих подозрениях.

Эльф вздохнул и опустил голову, надеясь, что выглядит в этот момент беспомощным и покорным. Может быть, стоит для пущего эффекта опуститься на колени, да еще волосы с шеи откинуть, как в романах, дескать, повинную голову меч не сечет? Пожалуй, Норт на такое не купится…

Человек подступил вплотную к Гилморну и наклонился над ним, опираясь на руки по обе стороны от его головы.

— Ты, наверное, думаешь: откуда он узнал? Неужели они сами все рассказали? Или донес кто-то из слуг? Все гораздо проще. У этих юных дурачков все на лицах написано. И каждый думает, что имеет тебя в одиночку, ведь так?

Гилморн глубоко вздохнул, но ничего не ответил, еще ниже опуская голову.

— Я их не виню, мой сладкий. Такое искушение — кто бы устоял? Впору пожалеть, что я так хорошо тебя обучил. Ты весь, до кончиков ногтей, ходячий соблазн. Просто создан для постели. Достойное развлечение для моих домашних. Я должен признать: у них хороший вкус.

Тон Норта был вполне доброжелательным, даже ласковым, но Гилморн по-прежнему не отвечал, справедливо предчувствуя какой-то подвох.

— Но какого хрена, мой сладкий, — Норт приблизил губы к самому уху эльфа, — ты прикинулся невинной овечкой и вскружил им головы?

Как Гилморн ни пытался сдержать рвущиеся с губ слова, ему это не удалось.

— Мне надо было признаться, что я был твоим пленником в Мордоре? — ехидно сказал он, вскидывая свои чистые голубые глаза.

В ту же секунду железная рука стиснула его горло.

— Вякни хоть слово про Мордор, и ты труп, — нежно сообщил ему на ухо Норт.

— Ты… не можешь… меня убить… — прохрипел Гилморн, безуспешно пытаясь разжать его пальцы. Перед глазами у него потемнело, в ушах оглушительно застучала кровь. — Меня… многие видели… Мой король… так не оставит… Будет… скандал…

— А почему бы мне не поссорить лесных эльфов с людьми, а, сладенький?

— Никогда… не поверю… что ты не… захочешь… еще хоть раз… меня… трахнуть!

Норт расхохотался и выпустил его. Гилморн упал на колени, отчаянно хватая ртом воздух.

— Ты совсем меня не боишься? Право слово, этак я заскучаю по тем временам, когда ты был моим пленником. Помнишь, как дрожал от страха в темном подземелье? — Норт приподнял ему подбородок, глядя сверху вниз. — Здесь у меня тоже есть подвалы, красавчик. Я в этом замке хозяин. Могу вершить суд и расправу, как мне заблагорассудится.

И опять бесенок внутри Гилморна не дал ему промолчать.

— Изнасилуешь меня? В особо извращенной форме? Трепещу от ужаса. Нет, правда.

Он был готов к тому, что Норт ударит его, и даже зажмурился инстинктивно. Но человек только хмыкнул.

— Есть и другие варианты. Как тебе, например, отправиться к твоему королю связанным, под конвоем и с кучей свидетелей, которые подтвердят, что ты соблазнил замужнюю женщину и неопытного юношу?

— Кажется, моей репутации уже ничто не повредит, — честно сказал Гилморн. — А можно мне вина, а то в горле пересохло.

Норт ухмыльнулся, отступил в сторону и сделал приглашающий жест рукой. Эльф поднялся с колен плавным, грациозным движением и пошел к столу, спиной чувствуя пристальный взгляд человека.

— Или я могу выставить тебя на городской площади, у позорного столба. Голым, — сказал Норт ему в спину.

Гилморн выдержал подобающую паузу: налил себе вина, отпил из бокала — и только тогда повернулся.

— В этом случае придется объяснить общественности происхождение татуировки у меня на заднице, — парировал он невозмутимо. Кто бы знал, какой ценой далась ему эта невозмутимость!

— Может, мне следует поступить так с кем-то из них? Или с обоими?

Гилморн похолодел, но сделал над собой усилие и сказал, поднимая брови:

— Опозорить мать твоего ребенка? Сына твоего отца?

Остановившись рядом с ним, Норт взял со стола бутылку. Обескураженным он не выглядел, скорее удовлетворенным. С чего бы?

— Ничья, — сказал он задумчиво и глотнул вина прямо из горлышка. — Что ж, мне не остается ничего другого, как выгнать тебя взашей и рассказать жене и брату, что ты совратил их, чтобы отомстить мне. Ведь ты же за этим сюда приехал, верно?

— И за что именно я мог бы тебе мстить? — спросил Гилморн внезапно севшим голосом.

— О, разумеется, за то, что я тебя бросил.

Гилморн опустил глаза. Ну вот. Норт опять его переиграл. Страшно представить, какую боль причинят эти слова Найре и Амрису. Если даже ему самому они кажутся похожими на правду…

— Так что же мне с тобой делать, красавчик? — лениво спросил Норт.

Эльф лихорадочно соображал, что предпринять. Броситься в ноги? Умолять о прощении? Снять штаны и улечься на стол? Это унизительно. Норт только посмеется над ним. Надо пробудить в нем страсть, разжечь желание, но как? Испытанные трюки на него не действуют… может быть, попробовать что-то новое? То, о чем сам Гилморн неотступно думал со времени появления Норта в замке Эргелион?

Он облизал губы, глянул на Норта из-под ресниц и выдохнул:

— Накажи меня.

— Что?

— Накажи меня, — повторил Гилморн, подчеркивая каждое слово.

Голос его звучал так чувственно, что встало бы и у трупа.

Еще не закончив говорить, он уже знал, что слова эти — самые правильные, какие только можно было найти в данной ситуации. На губах Норта заиграла блестящая хищная улыбка, он отставил бутылку, вынул из рук эльфа бокал, а потом… потом Гилморн оказался распластанным на столе, колени раскинуты, волосы намотаны на руку Норта, голова запрокинута, открывая нежную белую шею, и горячее дыхание человека щекочет его губы.

— Ведь это здесь ты трахал Амриса, лорд Амран? А может быть, здесь… — эльф тщательно выдержал паузу, глядя Норту прямо в глаза, — …твой отец трахал тебя?

Вот теперь Норт его ударил, наотмашь, ладонью по щеке — и, не дав эльфу опомниться, припал к его губам, терзая их своими. Нагло. Грубо. Жадно. Так же, как и всегда. Гилморн выгнулся всем телом, прижимаясь ближе к смертному, торжествующе усмехнулся в его рот.

— Что, перестал разыгрывать из себя холодную сволочь? — выговорил он, прерывисто дыша, и тут же снова получил по морде. Щеку обожгло болью, возбуждение в этот миг стало таким сильным, что закружилась голова, и жар разлился по телу. Норт снова прижался к его губам, с такой силой, что, казалось, сейчас раздавит их о зубы. Язык его ворвался в рот Гилморну, эльф застонал, покорно и сладко, закрыл глаза, откидывая голову. Вскрикнул, когда Норт укусил его за губу. И выдохнул:

— Это все, на что ты способен?

Норт ударил его, на этот раз по правой щеке, больно дернул за волосы, задирая голову эльфа еще выше, припал к шее поцелуем-укусом, вжимаясь бедрами в бедра, пахом в пах, животом в живот. Задыхаясь от возбуждения, Гилморн просунул руку между их сплетенными телами, нащупал пряжку пояса Норта.

— Ты же не собираешься кончать прямо в штаны? — выговорил он.

Норт перехватил его руку, прижал к столу и заткнул ему рот своим.

Казалось, вечность прошла, прежде чем он оторвался от сладких губ эльфа, выпустил его и отступил на полшага, любуясь соблазнительной картиной. Гилморн лежал, закрыв глаза, дыша неровно и шумно, волосы его разметались по зеленому сукну стола, белое плечо вылезло из расстегнутой рубашки. Охота болтать у него пропала напрочь. Норт погладил его по щеке, и эльф потянулся за ладонью, как кошка.

— Принеси плетку из конюшни, — приказал человек. — Я буду ждать в твоей комнате.

Эльф на мгновение вскинул на Норта глаза и снова их опустил. Прошептал:

— Какую? Там их много.

— Какая понравится.

Сердце у Гилморна замирало страшно и сладко, и пальцы вздрагивали, когда он касался замысловато сплетенных кожаных ремешков. Вот этот кнут в три пальца шириной у основания, со свинцовым шариком на конце, таким волку хребет перешибают одним ударом… Вот бич локтей в десять длиной, таким коня на скаку останавливают, за шею захлестнув… А вот плеточка тонкая, изящного плетения, с деревянной рукояткой, отполированной до блеска. Гилморн выбрал ее — и не ошибся.

— Запри дверь и раздевайся.

Гилморн выполнил приказ — без промедления, но и без спешки, по очереди подставляя взглядам Норта плечи, плоский животик, изящную спинку, узкие бедра, упругие ягодицы, длинные стройные ноги. Снимая штаны, он медленно стащил их вниз до самых щиколоток — легко и грациозно перегнувшись в поясе, так что едва не коснулся лбом коленей. Импровизация его имела успех: слышно было, как Норт задержал дыхание.

Обнаженный, Гилморн встал у кровати, невольно вспоминая, как первый раз оказался в постели с Нортом… с мужчиной… со смертным… Но теперь он стремился не отдалить этот момент, а приблизить, и только привычка к сдержанности не давала ему встать на кровати в позу покорности, оттопырить задницу и умолять Норта, чтобы тот ему вставил.

Норт прижал его к себе спиной, отвел волосы и припал горячим поцелуем к тому месту, где шея переходит в плечо. Пальцы его ласкали соски Гилморна. Эльф закрыл глаза, тихонечко застонал, потираясь задом о напряженную плоть в штанах человека.

— Ты придумал мне страшное наказание — не трахать? — прошептал он.

В то же мгновение Норт швырнул его поперек кровати, лицом вниз, и сразу же, без предупреждения, без подготовки, первый удар плети обрушился Гилморну пониже спины.

Плеть обожгла, будто огненный бич балрога. От боли, такой неожиданной и резкой, на глазах выступили слезы.

До сих пор его ни разу не секли. Больше того, до первой встречи с Нортом он даже не думал, что это может когда-нибудь с ним случиться. И вот он лежит, зажмурившись изо всех сил, вытянувшись, как струна, а плеть гуляет по его спине, ягодицам и бедрам. Сначала слышен свист рассекаемого воздуха, а потом жгучая полоса вспухает на коже. Гилморн всхлипывает, вздрагивает всем телом, пытаясь вжаться в постель. О, боль переносима, Норт бьет вполсилы, но это ощущение полной беспомощности, покорности, чужой власти над ним — оно возбуждает безумно… И каждый удар плети похож на грубый, сладострастный поцелуй, от него горит кожа, кровь кипит в жилах и в паху болезненно твердеет.

— Нет, так не пойдет, — говорит Норт, заметив, что Гилморн кусает пальцы. — Я хочу слышать тебя.

Он заворачивает эльфу руки за спину и связывает запястья кожаным ремешком.

Следующий удар исторгает у Гилморна протяжный вскрик. Теперь он чувствует себя еще беспомощнее, чем раньше, хотя казалось, что это уже невозможно. Он громко стонет, дергается в путах, а огненные поцелуи дюйм за дюймом покрывают кожу. Сколько их было? Двадцать? Сто? Он совсем потерял счет ударам и времени, когда Норт навалился на него, тиская за саднящие от боли ягодицы.

— Нравится моя плеточка, сладенький? — промурлыкал он на ухо Гилморну, кусая его за мочку, тот простонал, задыхаясь:

— Да… шелковая такая… нежная…

В ту же секунду Норт загнал рукоятку плети в его тесную дырочку.

Размера она была как раз подходящего. Гладкая, круглая… шелковая такая, нежная, Эру Всемогущий! И скользит ровнехонько по тому месту, от которого все тело скручивает судорогой… Гилморн даже вскрикнуть не мог, только губы кусал и дышал со всхлипами, подаваясь задницей за движениями Норта, дрожал все сильнее, с ресниц бежали слезы, еще чуть-чуть, и он просто умрет от неудовлетворенного желания, ох, Манвэ Вседержитель, Варда и все валар, Феанор и его Сильмариллы… Он закричал и яростно рванулся, пытаясь освободить руки, дотянуться до паха… ладонь Норта нащупала его пылающий член, сжала, а другая в это время продолжала орудовать рукояткой плети в его попке. Ослепительное пламя вспыхнуло перед его закрытыми глазами, и Гилморн кончил с воплем, извергаясь обжигающим семенем, как вулкан лавой, и бессильно распростерся на кровати.

Тогда Норт прижал его к покрывалу — полузадушенного, не способного пошевелить ни рукой, ни ногой — и медленно, с наслаждением отымел. Нашептывая на ухо: «Какой же ты узкий… и не скажешь, что первейшая средиземская блядь…» Измученный эльф краем глаза успел заметить, что небо за окном заалело, и провалился в сон, прижавшись щекой к плечу своего любовника.

Проснулся он перед полуднем, рядом с похрапывающим смертным, и первым делом заглянул себе через плечо — посмотреть, что стало с его несчастной попкой. Красные полосы поблекли, но полностью не сошли и все еще ныли — как расшатанный зуб (эльфу приходилось слышать это сравнение, и хоть он сам ничего подобного в жизни не переживал, оно показалось ему вполне уместным).

Он тихонечко совлек с Норта одеяло и увидел там то, что и ожидал. Утренний стояк — так это называется на вестроне? Гилморн старательно облизал губы, присосался к твердому, толстому стволу и не выпускал до тех пор, пока не выдоил ложку тягучей спермы.

— Хорошо я тебя натаскал, — сказал самодовольно Норт. — Давай, оближи получше.

Дождавшись, пока Гилморн выполнит приказ, он встал и начал одеваться.

Эльф следил за ним с кровати почти жалобным взглядом, пока, наконец, не решился заговорить.

— Что ты собираешься делать? — спросил он дрогнувшим голосом.

— Для начала пообедать.

— А потом?

— Вероятно, потом я, как лорд и сюзерен, должен заняться делами. Ну, ты понимаешь, навести порядок в этом притоне разврата, в который превратился замок в мое отсутствие, — говоря, он так откровенно косился на Гилморна, что становилось ясно: дразнит, сволочь.

— У меня есть другое предложение, — сказал эльф уже тверже и потянулся гибким кошачьим движением. Глаза Норта сверкнули — ура, стрела попала в цель!

— Какое же? — спросил тот нарочито равнодушно.

— Ты вернешься сюда и закончишь то, что начал.

— Гляжу, тебе понравилось, мой сладенький эльфенок.

От этого обращения тепло разлилось по телу Гилморна, и он впервые за прошедшие сутки почувствовал себя уверенно.

— Можно подумать, тебе не понравилось, — он бросил на Норта хитрый взгляд из-под ресниц. — Держу пари, меня наказывать гораздо приятнее, чем кого-нибудь другого.

Норт расхохотался, и восхищение было в его ответном взгляде.

Конечно, он вернулся, и с ним будто вернулись дни плена, когда Гилморн принадлежал ему каждой клеточкой своего тела, когда Норт был хозяином его наслаждения. В те недолгие минуты, когда сознание эльфа прояснялось, он дивился самому себе — своей ненасытной жажде, страстному желанию получать удовольствие самыми изощренными способами, но еще больше он дивился Норту. Человек этот был загадкой. Всегда был, сколько Гилморн его помнил.

Он вытворял с ним что хотел, привязывал к кровати, вбивал в постель, как бешеный, объезжал, как молодого жеребца, нахлестывая плетью по бокам, терзал его плоть грубыми пальцами, целовал так, будто хотел сожрать живьем… и ни разу эльфу не хотелось, чтобы он перестал. «Как ему это удается?» — спрашивал он себя и не находил ответа.

Пока, наконец, его не озарило, в тот самый момент, когда Норт, лежа на нем, загонял ему член на всю длину и снова вытаскивал — размашисто, сильно… и все-таки бережно.

Ответ был до смешного прост.

Норт чувствовал, чего хочется партнеру. И в этом ему не было равных. Вот почему так сладко было ему отдаваться.

И кто чьим пленником был? Кто кого удовлетворял, нежный эльф сурового смертного или наоборот?

Может быть, он так хотел Гилморна именно потому, что знал, как его удовлетворить.

Дверь открывается в обе стороны, говорят эдайн.

Свидетелем дальнейших событий Гилморн не был, потому что из комнаты почти не выходил — по понятной причине. Кое-что рассказали Амрис и Найра, кое-что он сам додумал. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что его отсутствие не останется незамеченным.

Амрис сам был любитель проспать завтрак, поэтому отсутствие всех остальных его не удивило. Однако, оказавшись в гордом одиночестве за столом, накрытым к обеду, он забеспокоился. Молодой человек как раз решал непростую задачу: кого ему навестить в первую очередь, эльфийского лорда или свою невестку (задача была сложна потому, что визит к эльфийскому лорду грозил затянуться до вечера, а визит к невестке мог помешать процессу продолжения рода эргелионских лордов), — как в обеденную залу, зевая, вошел лорд Амран. По его виду можно было с уверенностью сказать, что всю прошедшую ночь он ну никак не скучал. Он уселся за стол и с аппетитом принялся за трапезу, попутно расспрашивая Амриса о делах поместья.

Так и не дождавшись, что брат выразит удивление по поводу незанятых стульев, Амрис решился сам привлечь его внимание к данному факту.

— Наш эльфийский гость… эээ… нездоров, — бросил небрежно лорд Амран.

У Амриса екнуло сердце от нехорошего предчувствия.

— Я отнесу ему обед в комнату, — сказал он поспешно. Брат махнул рукой, дескать, делай что хочешь, и принялся за десерт.

— А твоя жена? Она хорошо себя чувствует?

— Она чувствует себя прекрасно, — ответил Амран, допивая вино. — Именно поэтому я запер ее в спальне. Не хватало еще, чтобы она мне изменяла в то время, пока я тут.

Приоткрыв рот от изумления, Амрис воззрился на него.

— Да, братец, да. Так-то ты берег мою честь в мое отсутствие. Чем же ты был так занят, что даже не подозревал о происходящем? Или мне следует спросить, кем?

Под его пристальным взглядом Амрис побледнел и потерял дар речи. Детский страх перед братом вернулся с такой силой, что ему стало дурно. Однако Амран как будто не был заинтересован в продолжении разговора. Бросив свою обвинительную реплику, он вытер губы салфеткой и вышел.

Амрису понадобилось несколько минут, чтобы вернуть себе самообладание, а голосу — твердость. Он приказал слуге собрать поднос с едой и сопровождать его к лорду Эннеари. У дверей комнаты гостя Амрис сам взял поднос и отослал слугу. В растрепанных чувствах он постучал в дверь.

Лорд Эннеари открыл не сразу. Вероятно, он лежал в постели, и его обычная стыдливость не позволила ему подойти к дверям полуобнаженным. Он оделся и даже повязал на шею легкий шарфик.

— Брат сказал, что ты нездоров и не можешь спуститься к обеду.

— О да, — проворковал лорд Эннеари своим мелодичным эльфийским голосом, от которого у Амриса всегда сводило в паху.

Это была чистая правда. Эльф все еще не слишком твердо держался на ногах, а уж сидеть и подавно не мог. К счастью, молодой человек об этом и не догадывался. Так же как и о том, что шарфик на шее лорда Эннеари был призван скрыть синяки от пальцев его старшего брата.

Впрочем, даже эльф не способен предусмотреть все до мелочей. Кое о чем лорд Эннеари просто забыл. В тот момент, когда он взял поднос из рук Амриса, манжета его рубашки чуть отодвинулась. То, что увидел Амрис, заставило его похолодеть.

— Валар всемогущие, что это, Энне? — воскликнул он.

Эннеари попытался всем своим видом изобразить, что это пустяки, ничего особенного, но темные пятна и ссадины на его белоснежной коже выглядели просто устрашающе.

— Это мой брат тебе сделал? — добавил Амрис в приступе проницательности.

Эннеари не оставалось ничего другого, как сознаться, пряча глаза, что он имел небольшую размолвку с хозяином замка, которая, впрочем, не имела последствий более серьезных, чем парочка синяков. В принципе, он даже не соврал.

Амрис умолял его быть осторожным, запирать дверь, держать при себе кинжал, покинуть замок и вернуться через неделю, когда брат уедет. Уверения любовника, что все в порядке, и даже его сладостный поцелуй Амриса не успокоили. Он твердо вознамерился разыскать Амрана и потребовать у него объяснений. В том числе и по поводу Найры, о которой Амрис тоже волновался, хотя и меньше, чем о своем эльфе. Преисполненный решимости, он заглянул в библиотеку, потом в гостиную, безуспешно подергал дверь спальни, в которой была заперта Найра, вернулся в то крыло, где была комната лорда Эннеари, и успел еще увидеть, как Амран распахнул дверь этой самой комнаты по-хозяйски, без стука, захлопнул за собой и повернул в замке ключ.

Не веря своим глазам, Амрис подбежал к двери и приник к ней ухом. Не было слышно ни малейшего звука — все-таки, мореный дуб едва ли не в пядь толщиной, и большой медный ключ остался торчать в замке. Воображение мигом нарисовало ему ужасную картину: стройный худенький эльф из последних сил сопротивляется грубому насилию.

Потом он вспомнил взгляды, которые бросали друг на друга лорд Эннеари и лорд Амран, и перестал быть так уж уверен насчет насилия. Конечно, Амрис глубоко и страстно любил своего эльфа, конечно, уважал и восхищался им, но кое-какие подозрения насчет непрочности его моральных устоев все-таки закрадывались. Словом, не было ничего удивительного в том, что он был не прочь познать объятия столь роскошного мужчины, как его старший брат.

При этой мысли несчастного юношу скрутила такая сердечная боль, что стало трудно дышать. Все то же услужливое воображение нарисовало ему не менее ужасную картину: глядя влюбленными глазами на лорда Амрана, прекрасный эльф уезжает вслед за ним из замка Эргелион. «Этот грубый мужлан станет обращаться с тобой, как с последней шлюхой!» — хотелось ему закричать. Изо всех сил сдерживая рыдания, подступающие к горлу, Амрис пошел к себе и вусмерть напился.

Наутро, мрачный и злой, он полежал какое-то время в постели (ах, сколько он провел времени в этой постели со своим эльфом, получая и даря наслаждение!..), размышляя о несправедливости мира, а потом отправился к Найре, сидящей под домашним арестом. Возможно, вместе они что-нибудь придумают.

Ключ в замке не торчал, поэтому он воровато огляделся, встал на колени и позвал ее громким шепотом, припав губами к замочной скважине. Зашуршало платье, и она откликнулась напряженным, звенящим от слез голосом. Было очевидно, что она тоже не слишком весело проводила время.

— Сестрица, что происходит? Вы поссорились? Амран несет полную чушь, что-то насчет измены…

Ответом ему были сдавленные рыдания и бессвязные слова:

— Он убьет его, Амрис, сделай что-нибудь, я боюсь, я не знаю, как он узнал, но он его убьет!

— Кого он убьет, Найра? — в полном недоумении вопросил молодой человек.

— Лорда Эннеари! — прорыдала Найра. — Я знаю, ты к нему неравнодушен, сделай что-нибудь, братец, он его убьет!

— Ты с ума сошла, при чем тут Эннеари?

— При том, что это он мой любовник! — выкрикнула Найра. От злости на непонятливость Амриса у нее даже слезы высохли.

— Не может быть. Эннеари — мой любовник. Был, по крайней мере, — вырвалось у молодого человека.

Хрупкая леди Найравэль ударила кулаком по дубовой двери и в цветистых выражениях сообщила Амрису, что будь она мужчиной, она бы сумела защитить свою любовь, а не вела бы себя, как трусливый щенок.

— Это кто тебе здесь трусливый щенок? — заорал Амрис, вскакивая на ноги. — Я пойду к нему и все выясню!

Кипя от ярости, он барабанил кулаками в дверь комнаты эльфа до тех пор, пока ему не открыли. На пороге стоял его брат, бесстыдно и красноречиво одетый в одну лишь простыню на бедрах.

— Что здесь происходит? — прошипел Амрис, бледный от злости. — Отойди, я хочу с ним поговорить.

— Лорд Эннеари в некотором роде занят, — ухмыльнулся Амран, и не думая посторониться. Амрис попробовал ненавязчиво отодвинуть его плечом, но, принимая во внимание разницу в их телосложении и росте, потерпел закономерную неудачу.

— Что ты с ним сделал?!

— То, что следовало бы сделать с неверной женой и развратным братом. Выпорол.

— Самодур! Насильник! Он же наш гость, ты не имеешь права так поступать!

— Не жадничай, братец. Вы с моей женушкой уже попользовались, теперь моя очередь, — хладнокровно отрезал Амран и захлопнул дверь прямо перед носом Амриса.

Не в силах больше напиваться, Амрис ринулся на конюшню с целью оседлать жеребца и рвануть куда-нибудь в поля, как будто на быстроногом коне можно было обогнать преследующие его горестные размышления. Но конюхи, запинаясь и отводя глаза, объяснили, что лорд Амран запретил конные прогулки. Амрис, конечно, не оценил предусмотрительности брата и не подумал, что в своем теперешнем состоянии легко мог бы свернуть себе шею. Ему пришлось отправиться на прогулку пешком. Он долго бродил в одиночестве по берегу реки, топча пожухлую траву, покрытую инеем, и изредка утирал слезы. Обвинения Найры все еще звучали в его ушах. Он чувствовал себя беспомощным, подло обманутым, потерявшим опору под ногами. Лорд Эннеари, конечно, вел себя вероломно и развратно. Подумать только, спал и с ним, и с его невесткой! Но молодой человек вынужден был признать, что Эннеари никогда ему не лгал и даже о любви прямо не говорил. А его собственная связь с эльфом-мужчиной с морально-этических позиций выглядит не лучше, чем супружеская измена Найры. Пусть они все трое кругом виноваты, пусть даже Эннеари виноват еще больше, чем они, все равно он не заслужил того, что приготовил ему Амран. А уж жестокая фантазия старшего брата Амрису была хорошо известна. В этом он был, в сущности, истинный сын своего отца.

Почти всю ночь Амрис провел без сна, лихорадочно думая, что предпринять. На следующий день он почувствовал настоятельную необходимость посоветоваться с Найрой. Как ни тяжело было это признавать, но из них двоих она обладала куда более яростным и неукротимым духом. Амрис выкрал ключ у горничной, носившей Найре еду, выпустил ее из супружеской спальни и спрятал в своей комнате.

Первое, что сделала Найра, оказавшись с ним наедине — размахнулась и дала ему звонкую пощечину.

— За что? — возмутился он.

— Как ты мог совратить чистого и невинного эльфа! — сверкнула она глазами.

— Твой чистый и невинный эльф сам меня совратил! — выкрикнул в запальчивости Амрис. — Если хочешь знать, у него опыт в этом деле еще побольше моего!

Найра чуть было не вцепилась ему ногтями в физиономию, однако он успел сунуть ей в руки стакан с водой, которую она немедленно выпила. Еще немного поссорившись, они решили, что сейчас важнее освободить эльфа из лап хозяина замка, а уж вопрос, кто кого и зачем совратил, они выяснят позже. Зато в подробностях и окончательно.

Полагаться им приходилось только на себя. Слуги в замке, конечно, их любили и уважали, но вассальный долг заставлял их повиноваться лорду Амрану. Даже если упомянутый лорд захочет вывесить шкуру гостя на воротах.

— Я даже драться не умею! — в отчаянии выкрикнул Амрис.

— Вот лучше бы этому учился, чем бегать за мужиками! — заявила безжалостная Найра, и они снова поссорились.

В конце концов они решили, что пойдут вдвоем, и если дело обернется плохо, Найра будет звать на помощь и кричать, что хозяин замка сошел с ума и хочет всех поубивать. Может, и сработает.

Норт, одетый только в расстегнутые штаны, как раз занимался тем, что раскладывал на голом животике Гилморна кусочки фруктов, собирал их губами и запивал красным вином. Гилморн, привязанный за руки к спинке кровати, облизывал губы, корчил умоляющую мордашку и получал дольку яблока с ладони или глоток вина с поцелуем. Говорить словами о том, чего ему хочется, было запрещено.

В дверь начали ломиться.

— Тебя спасать идут, — прокомментировал Норт. — Открыть?

Гилморн отчаянно замотал головой. Норт усмехнулся и пошел открывать.

Распахнув дверь, в комнату ворвался Амрис, выставив перед собой обнаженный меч.

— Ты немедленно отпустишь нашего гостя, Амран! — заявил он, подкрепляя свои слова угрожающим жестом.

— Брось игрушку, братец. Порежешься ненароком, — хамским тоном высказался эргелионский лорд, сел в кресло и налил себе вина.

— Смотри, как бы я тебя не порезал! — раздувая ноздри, в ярости крикнул Амрис. — Найра, освободи Эннеари.

— Амрис, мой тебе совет: лучше уйди и закрой дверь. Для твоей же пользы.

— Ты мне угрожаешь?

— По-моему, угрожаешь мне ты. А я всего лишь хочу уберечь тебя от того, что тебе вовсе не хотелось бы слышать. И вас тоже, моя дражайшая супруга, — он умудрился изобразить светский поклон, не вставая с кресла. — Всей правды вы не знаете, и лучше вам никогда ее не узнать.

Не обращая внимания на его слова, Найра подбежала к кровати и принялась резать ремешок, связывающий руки Гилморна. Бедный эльф чувствовал себя, как на сковородке.

— Вот что с людями делает любовь, — пожаловался Норт в пространство. — Нет, чтобы поговорить, разобраться.

— О чем тут разговаривать? Он же весь в синяках!

— Красавчик любит жесткий секс, только и всего. Спросите его сами, если хотите.

— Да в таком состоянии он признается в чем угодно!

— Лучше не злите меня, детки. У меня на этого эльфа больше прав, чем у любого из вас.

Покраснев до ушей, Гилморн натянул простыню до подбородка и мечтал только об одном: стать невидимым. Но мечте его не суждено было сбыться. Норт встал с кресла и гаркнул:

— Эй, блондинчик, ты язык проглотил??? А полчаса назад, когда ты сосал мой член, с языком у тебя было все в порядке!

— Лорд Амрис, леди Найравэль, заверяю вас, что все происходило по моей просьбе и согласию, — проговорил эльф деревянным голосом, опустив глаза.

Теперь ярость Амриса обратилась на него.

— Я хочу знать правду, и ты мне ее расскажешь! — прорычал он. Мягкого ласкового юношу было не узнать.

Гилморн понял, что ему не выкрутиться. Эру, с чего же начать? Он вздохнул и повернулся спиной.