Теруан де Мерикур

Теруан де Мерикур

Вот одна из самых необыкновенных куртизанок, какая когда либо существовала! Жрица любви, по прежде всего и главным образом жрица смерти, давшая столько ударов ножом, сколько поцелуев, она часто, даже слишком часто мешала на своих нечистых губах вино на оргиях с кровавыми брызгами убийств.

Ужасное существо – эта Теруан де Мерикур!

Историки различно изображали эту женщину. Одни видели в ней нечто в роде фурии – мстительницы, исполненной жестокими, но благородными чувствами и называли ее «республиканской куртизанкой». Они ошибались.

Другие говорят, что, бросившись в омут разврата и преступления, Теруан де Мерикур повиновалась только чувству стыда и отчаяния, роковым последствиям недостойного обольщения, которого она была жертвой.

Эти, быть может, более правы, хотя трудно допустить, чтобы только потому, что она имела право жаловаться на одного мужчину женщина могла бы составить и преследовать один постыдный и ужасный проект: жить постоянно в крови и уничижении.

Ламартин в своей Истории Жирондистов посвящает этой куртизанке несколько красноречивых страниц; но более поэт, чем историк, он слишком удалился от истины, а потому портрет Теруань де Мерикур вышел из под его пера блестящим, но нисколько не похожим. Во вторых, Ламартин не знал и не мог знать Теруань де Мерикур и то, что говорил он о ней, он говорил по журналам того времени.

Не мы, а один из наших друзей тридцать лет тому назад был связан узами дружбы с одним драматическим артистом – Жоржем Дювалем, лично знавшим Теруань, хотя и не участвовавшим лично в великой драме, что именно и давало ему возможность беспристрастно относиться и к событиям и к лицам. Этот Жорж Дюваль рассказал нашему родственнику истинную историю жизни этой куртизанки; последний передал ее нам.

Мы ее написали.

Теруан де Мерикур в юности

В действительности она не называлась де Мерикур. Едва ли она имела право на прозвание Мерикур по названию деревушки, где она родилась 13 августа 1768 года.

Ее отец Пьер Теруан и мать Елизавета Лашь были честные хлебопашцы.

Анна-Жозефа Теруан до десяти лет пробыла в родительском доме; в эту эпоху какая то троюродная кузина Пьера Теруаня, начальница монастыря в Робермонте, явившись в Маркур, изъявила желание взять с собой крестьянскую девочку, чтобы дать ей образование.

Дочь их будет воспитываться в монастыре как какая-нибудь дворянка! какая радость! Пьер Теруан и его жена с благодарностью приняли предложение.

Анна-Жозефа отправилась в Робермонт.

По возвращении через шесть лет в деревню, она не нашла своей матери.

Три года уже прошло, как умерла Елизавета Лашь и уже полтора года Пьер Теруан женился на другой женщине.

Эта вторая жена была столь же зла, сколько добра была первая, вследствие чего так и обращалась со своей падчерицей.

Слишком слабый, потому что любил, Пьер Теруан, сам страдая от горести, при виде вражды обнаруживаемой мачехой к его дочери, – ничего не сделал, чтобы воспротивиться подобному порядку вещей. Из этого произошло, что отцовский дом сделался адом для молодой девушки, – адом, из которого она только и мечтала вырваться.

Каждое воскресенье она отправлялась на целый день к одному фермеру, Фоме Дельбеку, дочь которого была почти одних лет с нею. В одно воскресенье дурная погода принудила Анну-Жозефу и приятельницу ее Маргариту остаться на ферме вместо того, чтобы пробегать поля и леса. В комнату вошел молодой человек, перед которым Маргарита рассыпалась в учтивостях. То был сын барона де Тешь, господина фермера. Застигнутый на охоте дождем, он пришел укрыться на ферме. Он был молод и красив, и сразу произвел сильное впечатление на Анну-Жозефу. Со своей стороны Конрад де Тешь заметил молодую девушку. Именно в ту самую минуту, когда он вошел, она, плача, рассказывала Маргарите о новой злости своей матери. Конрад де Тешь благосклонно захотел узнать о причине этих слез; она колебалась объяснить ее; но за нее ответила Маргарита. Молодой дворянин пожалел о ней.

– Так прелестна и так несчастна! – вскричал он. Анна-Жозефа покраснела, уже менее несчастная и еще более прелестная.

Конрад де Тешь рассчитывал остаться на ферме одну минуту и пробыл чуть не день.

В следующие воскресенья он являлся снова.

Слишком счастливые тем, что принимали сына своего господина, ни фермер, ни жена его и не думали удивляться регулярности ели визитов.

И притом им не для чего было особенно заниматься этими посещениями.

Конрад де Тешь являлся не дли Маргариты, а для Анны-Жозефы.

Прошло два месяца; все более и более влюбленный в дочь Пьера Теруана, молодой барон еще не объяснялся с ней, не из боязни, а потому что не представлялось удобного случая.

Этот случай угрожал никогда не представиться; он сам отыскал его. Чтобы дойти до фермы Фомы Дельбека, по выходе из Маркура, нужно было проходить через небольшой лесок из каштанов и дубов.

В одно воскресенье Анна-Жозефа встретилась в этом леску с Конрадом.

То было в великолепное осеннее утро; птицы распевали в тени деревьев; цветы наполняли воздух своими ароматами…

– Я вас ждал, Анна, – сказал Конрад, приближаясь к молодой девушке. – Мне нужно поговорить, с вами.

Голос его был печален.

– Что такое? –с беспокойством спросила она.

– Садитесь здесь, – сказал он ей, указывая на упавшее дерево.

Они сели.

– Сегодня вы не увидите меня на ферме, – начал он. – Вы не увидите меня ни сегодня, ни в воскресенье, – без сомнения вы не увидите меня долго.

– А почему?

– Потому что я уезжаю…

– Вы уезжаете?..

– Да, в Англию. Отец мой требует, чтобы я отправился в Лондон для окончания от его имени некоторых денежных дел, Сегодняшний и завтрашний дни должны быть употреблены мною на приготовления. Завтра вечером, я оставлю замок и не знаю, когда вернусь.

Бледная, склонив на грудь  голову, с недвижно устремленным взглядом Анна Жозефа молчала.

Конрад продолжал:

– Я не могу вам выразить той горести, которую ощутил я, когда объявил мне об этом путешествии. Я сделал сладостную привычку видать вас и… теперь я могу сказать вам… любить вас… Вы сами, как мне казалось, чувствовали некоторую радость, некоторое утешение вследствие моей привязанности… Я ошибался?

Молодая девушка подняла на него полные слез глаза. Он продолжал, сжимая ей руку:

– Если бы вы согласились, – есть средство не расставаться…

– Какое?

– Отправиться вместе со мной.

– Отправиться с вами!

– Почему нет? Разве вы будете виноваты, оставив дом, где ваша жизнь была постоянной мукой? Кто пожалеет о вас? Быть может немного ваш отец? И притом, равнодушный к вашим страданиям, опечалится ли он на самом деле? Напротив, со мной, моя милая Анна, ваши дни будут только долгим сном счастья!.. я так люблю вас!.. Притом, я богат, очень богат!.. Со мной вы ни в чем не будете иметь недостатка: я накуплю вам прекрасных платьев, самых великолепных драгоценностей!.. – Сердце молодой девушки сильно билось.

– Ну, а когда вы меня разлюбите? – прошептала она.

– Когда я… О! что вы говорите!.. Разве возможно разлюбить вас?.. Но даже скромность моей нежности может служить вам ручательством за мою искренность. Если бы я не был вынужден оставить эту страну, я еще долго бы скрывал мои чувства в глубине души… Они вырываются только вследствие отчаяний разлуки. Клянусь вам моя прелестная Анна, Господом, который нас слышит… клянусь вам этим поцелуем, первым, который я сорвал с ваших розовых уст, – я буду всегда, всегда любить вас!..

Сжимая ее в своих объятиях, молодой человек коснулся рукой ее плеча, на котором жестокость ее мачехи, прибившей ее накануне, оставила след, молодая девушка застонала —

– Что с вами? – спросил Конрад.

Она печально улыбнулась.

– Это говорит моя мачеха, что я хорошо сделаю, последовав за вами, – ответила она.

* * *

На другой день вечером, когда все спало в родительском доме, Анна, выйдя из него, бегом достигла назначенного места, на котором дожидался ее любовник в почтовой карете. Через два дня они поселились в Лондоне в гостинице Нерона на Кипч-Стрит.

В течение трех месяцев Теруан была очень счастлива с Конрадом де Тешь, и если бы только от нее зависело это счастье, оно еще продолжалось бы.

Она всеми силами души любила своего первого любовника. И даже вероятно, что только одного его она и любила.

Но вопреки добровольно данным им клятвам, в зеленеющим леску Маркура, где пение птиц смешивалось с ропотом первого поцелуя, Конрад де Тешь через два месяца обладания соскучился с своею любовницей…

Он отсрочил  еще  на  месяц разлуку, наконец однажды утром,  под предлогом необходимого путешествия он удалился, дав обещание возвратиться в отель в одиннадцать часов, к завтраку.

В одиннадцать часов, когда Теруань оканчивала одеваться, лакей доложил ей о приходе сэра Филиппа Брадлея.

Сэр Филипп Брадлей был молодой англичанин с которым Конрад де Тешь сблизился по приезде в Лондон.

– Проси! – сказала Теруань и добавила молодому человеку, весело подавая ему руку.

– Вы завтракаете с нами? Это очень любезно с вашей стороны. Садитесь; Конрад будет здесь через несколько минут.

Сэр Филипп Брадлей не садился; он стоял неподвижный и безмолвный, перед молодой девушкой. Она с изумлением смотрела на него.

– Что с вами? – спросила она.

– Я имею честь передать вам печальное сообщение, мисс.

– От кого?

– От Конрада де Тешь!

Она вздрогнула, не подозревая правды.

– Он дрался; он быть может ранен?..

Филипп Брадлей отрицательно покачал головой, и вынув из кармана письмо, подал его Теруань.

– Прочтите! – сказал он.

Письмо было от Конрада; вот приблизительно его содержание:

«Милый друг! поверьте моему глубокому сожалению; но отец, узнавший о нашей связи, приказывает мне. Когда вы распечатаете эту записку, я буду уже на корабле на пути в Испанию. Сэр Филипп Брадлей, наш общий друг, передаст вам от моего имени десять тысяч франков. Прощайте. Забудьте и простите меня!..»

Странное дело! Чтение этих строк привлекло кровь Теруань не к сердцу, а к мозгу; она не побледнела, как обыкновенно случается при жестоком ощущении, а сделалась пунцовой и закачалась. Сэр Филипп Брадлей бросился к ней, чтобы поддержать.

Она оттолкнула его.

– Оставьте, – сказала она. – Это ничего! – и разразившись свирепым хохотом, добавила: – Это ничего! решительно ничего!.. Конрад де Тешь бросает меня… Разве это непросто, если ему приказывает отец… Ха! ха! ха!,.. Он должен повиноваться отцу!.. Я оставила своего из любви к Конраду де Тешь… но я другое дело: я крестьянка!.. Кстати, у вас те десять тысяч франков, о которых говорит эта записка?..

– Вот они, в этом портфеле, мисс. Хотите проверить.

– К чему? Что вы делаете сегодня, сэр Филипп?.. Погода хорошая; угодно вам проводить меня в Гайд-Парк?

– К вашим услугам, мисс.

– А потом, сегодня вечером, мы отправимся в Дрюри Лен или в Королевский театр. Это ничего, что я очень печальна. Но мне, согласитесь, нужно немного разоряться. А! Конрад де Тешь просит, чтоб я простила и забыла его. Да, я его забуду!.. О! в этом я уверена!. . Но что касается до прощения!.. Вероятно на днях вы увидите Конрада де Тешь, сэр Филипп, так посоветуйте ему, ради его интереса, избегать по возможности встречи со мной!..

Сэр Филипп Брадлей втайне надеялся заместить Конрада де Тешь, и действительно в течение нескольких дней он мог надеяться, что она возьмет его в любовники… И почему он не мог быть им? Он был молод, богат, великодушен. Он только занят был тем, чтобы доставлять ей удовольствия.

Между тем, по природной деликатности, из уважения к печали, причиненной ей внезапным отъездом де Тешь, сэр Филипп не спешил объяснением; напротив, он продолжал обращаться с ней как с другом.

Так прошел месяц; предполагая, что рана зажила, сэр Филипп решился, объясниться с молодой женщиной. Именно накануне он провожал ее в оперу, и целый вечер она была с ним очень мила.

Она жила в прелестном доме, который он нанял ей на Лейчестер-Сквере и куда он по обыкновению являлся каждый день.

В этот день, когда он явился к Теруань, сердце сэра Филиппа билось сильнее обыкновенного, и она тотчас же заметила его смущение, потому что вскричала!

– Что с вами, мой друг? Не случилось ли какого-нибудь несчастья?

– Нет! – отвечал он. – Но от вас зависит, что оно может случиться.

– От меня?.. Боже мой! Каким же образом?

– От вас зависит, чтобы моя самая драгоценная надежда не разлеталась дымом. Я вас люблю, Теруань. Если до сих пор я не делал этого признания так потому, что прежде всего я желал, чтобы в ваших прелестных глазах не осталось и следа слез. Я хотел, чтобы между мною и вами не осталось никакого тяжкого воспоминания, могущего послужить препятствием. Но не поспешил ли я? Сделал ли я ошибку, предположив, что пробил час, когда из самого преданного друга, я могу превратиться в самого нежного любовника.

Во время этой речи сэра Филиппа лицо Теруан омрачилось, Он с тоскою и беспокойством смотрел на нее.

– Мое признание вам не нравился? – спросил сэр Филипп.

– Нет! – отвечала она, – и я солгала бы, если бы сказала, что я его не предвидела. Вы издерживали на меня в течение нескольких недель и учтивость и деньги. Ясно, что это было не без причины. Не правда ли, здесь ничего не дается даром!.. Ну, хорошо, я буду ваша, если вы этого желаете… Только предупреждаю вас, если вы полюбите меня сильнее, я боюсь, что буду любить вас меньше. Теперь, как вы хотите! Вы хотите, чтобы я была вашей любовницей, я ей буду. Вы мне уже довольно заплатили за это.

Сэр Филипп встал, совершенно бледный.

– Вот горькие слова, – сказал он, – заставляющие меня сожалеть о том, что было сказано.

– Почему? – возразила Теруан. – Что я такое? Потерянная женщина. Я выражаюсь так, как могу. Это не моя вина!

– Вы правы, это не ваша вина? но того, чье недостойное поведение так жестоко поразило ваше сердце, что оно не способно понимать душу честного человека! Я полагал, что вы излечились – я ошибся. Прощайте! Любовник удаляется, остается только друг.

И Филипп Брадлей вышел.

Теруан, сделала движение, как будто желая удержать его, но остановилась.

– Ба! – прошептала она. – К чему бы это послужило? – И прибавила с насмешливой улыбкой: «Ведь друг вернется, так мне всегда будет время поговорить с любовником».

Прошло около десяти минут, как ушел сэр Брадлей, когда Полли, горничная Теруан доложила ей о сеньоре Тендуччи.

– Тендуччи? – сказала Теруан. – Но я не знаю этого сеньора. Что ему нужно?

– Он уверяет, что имеет крайнюю надобность поговорить с вами несколько минут.

– Каков он из себя?

– Очень стар и уродлив! И у него совсем странный голос. При том, вместо бороды только пух, точно у старой женщины.

– Какой-нибудь профессор итальянской музыки, являющийся предложить мне свои услуги. Проси. Быть может он меня потешит,

Вошел сеньор Тендуччи, походивший на отвратительную женщину в мужском наряде. Он был кастрат.

Поклонившись до земли молодой женщине, он сел напротив ее; потом осмотревшись вокруг, как будто для того, чтобы удостовериться, что они одни:

– Сударыня, – сказал он, – я имею к вам весьма важное поручение.

– От кого?

– От знатного и знаменитого лица, сударыня!

– А имя этого лица?

Тендуччи покачал головой.

– Прошу у вас прощения, – сказал он, – но прежде чем я объяснюсь, я не могу сказать вам этого имени. И вы сами сейчас сознаете, что ранее этого объяснения я не смею положительно объясниться; прежде я желал бы узнать…

– Узнать что?

– Простую вещь, сударыня, и смотря по вашему вопросу, я буду считать себя достаточно удовлетворенным. Вы любовница сэра Филиппа Брадлея? Вы очень его любите?

Теруан нахмурила брови, готовясь отвечать: «к чему вы вмешиваетесь?..» Но рассудила, что подобный вопрос, сразу прервав разговор, естественно помешает ей узнать цель посещения сеньора Тендуччи. При том же это чудовище нравилось ей. В его физиономии было нечто злое и вместе с тем проницательное.

– Милостивый  государь, – сказала она ему, – прежде всего, я не любовница сэра Брадлея.

– Полноте!.. – сказал Тендуччи с оттенком сомнения.

– Если вы не хотите мне верить, зачем вы меня спрашиваете? – сухо ответила Теруан.

– Извините меня, прелестная дама… Правда!.. Я глупец. Но это невероятно, потому что вы так прелестны!..

– Чтобы человек постоянно находящейся со мною не был моим любовником?.. Однако, это так. И потому, что хотя он меня очень любит, – это он мне доказал не больше  четверти часа, – я вовсе не люблю сура Филиппа Брадлея и не расположена его любить. Вот вы удовлетворены; и я думаю, что вы удовлетворены вполне.

– Так удовлетворен, что больше не колеблюсь удовлетворить ваше любопытство. Вчера, сударыня, вы были в Дрюри-Лейне!

– Была. Дальше.

– Дальше, сударыня, принц Галльский был также в Дрюри-Лейне. Он вас заметил.

– Дальше?

– Дальше? Когда будет вам угодно, сударыня, ужинать с его высочеством?

Теруан встала совершенно прямо.

– Сегодня вечером, – не колеблясь, сказала она.

Тендуччи поднялся в свою очередь и поклонился снова таким образом, что голова его касалась почти до земли.

– Я буду иметь честь заехать за вами уже вечером, чтобы проводить вас к его величеству, – сказал он.

* * *

Принц Галльский, впоследствии Георг IV, король английский, – был, по словам английского биографа, – праздный, расточительный, распутный игрок, жадный до самых низких удовольствий.

В восемнадцать лет он страшно влюбился в молодую и прекрасную собой актрису миссис Робинзон. Задержанный в одной из своих резиденций, он поручил Фоксу пленить сердце актрисы; этот последний с успехом исполнил свое поручение. Принц без стыда был несколько времени публичным любовником актрисы.

Он давно уже разошелся с миссис Робинзон, когда познакомился с Теруан де Мирекур. В это время ему было уже двадцать три года, и он вел более чем когда либо скандалезную жизнь, полными горстями тратя золото, доставляемое ему парламентом, где его поддерживали виги; – что не мешало ему доставать золото самым бесчестным образом повсюду.

Почему же Теруан согласилась стать его любовницей, отказавшись от любви честного человека?..

Позже она говорила, что хотела поставить непреодолимую преграду для сэра Филиппа Брадлея. Несчастная в первой своей любви она желала, в свою очередь сделать одного несчастным. И она преуспела в этом, выше всякого желания.

Сэр Брадлей застрелился, узнав об ее падении.

Между тем Теруан жила в небольшом дворце около Гамптанкура, принадлежавшего принцу Гальскому, где они виделись каждый вечер.

Он содержал ее два месяца, и отказав в куске хлеба миссис Робинзон, он осыпал золотом Теруан.

Но она была так соблазнительна!.. по крайней мере по убеждению принца… Ни одна любовница еще не нравилась ему так сильно. За столом она получше него пила самые крепкие вина Франции. И притом, хоть он был и принц, но она сама ссорилась с ним. Это было прелестно!

Ужиная однажды с ней, – он был пьян, – принц угрожал ей плюхой; она запустила ему в лицо тарелкой. В другой раз то была бутылка.

Она дралась с ним!.. прекрасная любовница!.. принц был от нее без ума.

Тем не менее, после одной битвы, когда она ударила его ножом, его высочество несколько поохладел к Теруан.

Сегодня она выколет ему глаз, а завтра она распорет ему живот!..

Тендуччи, бывший посланником соглашения, был и посланником развода.

Он сделался другом Теруан. Он жил с нею в Гамптанкуре; он не оставлял ее больше. Днем он играл ей, вечером, – когда не было принца, – он занимал его место за столом… Мы знаем, что сеньор Тендуччи знал любовь только по названию.

На другой день после удара ножом, кастрат с печальным лицом явился в Гамптанкур. При первом взгляде на своего доверенного, Теруан де Мирекур догадалась обо всем.

– Жоржу я наскучила? – спросила она.

– Дорогой друг!..

– Полноте! полноте!.. уж не думаете ли вы, что я приду в отчаяние!..

– Действительно, его высочество жалуется на вашу живость!.. Он боится, чтобы вы как-нибудь не ранили его серьезно. Согласитесь, что принц обязан жить для Англии, и если с ним случится несчастье…

– Англия погибнет, да? скорей всего!

– Теперь у нас четверг; вы должны в будущий понедельник оставить Гамптанкур. Но великодушный до конца, его высочество передал мне для отдачи вам эти тысячу фунтов стерлингов, как последнее доказательство его привязанности.

– Тысячу фунтов? почему вы не начали с того, чтобы отдать их мне вместо ваших тирад? И вы говорите, что принц дает мне срок до понедельника? Я ему очень благодарна, но не позже как завтра вечером я оставлю этот дворец. Вы немедленно займетесь моим багажом, Тендуччи. Я надеюсь, ведь вы со мной?

– На край света, если прикажете.

– Так далеко мы не отправимся.

– Куда же?

– В Париж.

– В Париж?!

– Вам это не нравится?

– Напротив. Париж преимущественно город любви. В два года в Париже вы сделаетесь миллионершей, мой друг. Только что любовница будущего английского короля… да все знатные вельможи будут осаждать ваши двери!..,

– Я рассчитываю!.. Одно только мне мешает отправиться в Париж.

– Что.

– Мое имя.

– Ваше имя! А! понимаю!.. Теруан де Мерикур не очень то звучно, неправда ли?.. Так как же быть?.. Ба! какая идея!.. Какая великолепная идея!.. Одна моя родственница умерла. Она не будет справляться, если мы воспользуемся ее именем.

– А как звали вашу родственницу?

– Графиня Кампинадос… Настоящая графиня!.. жена настоящего португальского графа.

– Кампинадос? Это не дурно!.. Теперь пообедаем, а потом вы меня проводите.

– Охотно… Куда же, если это не нескромно?

– Вы увидите.

Странная женщина! угадайте, куда отправилась она, перед отъездом из Франции.

На кладбище, – на могилу сэра Филиппа Брадлея, – на могилу того, о смерти которого она не пролила ни слезинки, когда узнала о ней. Она пробыла полчаса на этой могиле…

* * *

«Однажды в Париж явилась прелестная женщина и поселилась около Пале-Ройяля. Она привезла с собой много бриллиантов, большое количество серебра и золота. Ее звали графиней Кампинадос. В Париж она прибыла из Лондона и народный говор давал ей в любовники принца Галльского. В ту эпоху, о которой мы говорим, она возила с собой старого и отвратительного кастрата шестидесяти лет, итальянца Тендуччи, к которому она пристрастилась по необъяснимому капризу.

«Графиня Кампинадос, как видят, была не из тех искательниц приключений, у которых только и есть что одна красота. Она занимала весь первый этаж отеля и целый сад. То время было хорошо для куртизанок и хотя увлекались больше теми, которые были худы и дурны собой (такова была мода во Франции), – графиня Кампинадос сразу привлекла на себя общественное внимание.

«В париже в то время еще оставалось нисколько знатных вельмож; она разорила их. После вельмож дошла очередь до финансистов; потом, когда не осталось ни финансистов, ни вельмож, она обратилась к народу и стала его любовницей, быв любовницей почти короля.

«С этого дня графиня Кампинадос называлась Теруан де Мерикур.

Так выражается Шарль Монсле в своем замечательном эпизоде об этой куртизанке. И он говорил правду; в Париже еще оставались знатные вельможи, но разорять их было уже нечего, потому что они были уже разорены.

Герцог Шартрский, только что ставший, вследствие смерти отца герцогом Орлеанским, и как принц крови игравший такую презренную роль в Революции, – был одним из первых любовников нашей контрабандной графини.

Теруан де Мерикур рассталась с герцогом вследствие одной причины, о которой следует рассказать. У графа д’Артуа был, как известно, свой дом, который назывался безделушкой герцог Шартрский выстроил такой же, который он назвал Folie de Chartres.

«Сюда, – говорит Ламот Лангон, – вводили ночью с завязанными глазами проституток, более бесстыдных, чем обольстительных. Если хроника не преувеличивает, иногда их бывало до полутораста. По приходе в этот храм распутства они должны были снимать с себя всю одежду, и их вводили в столовую, где в присутствии герцога и его друзей они уничтожали отличный ужин. Когда тонкие кушанья и вина до высшей степени возбуждали этих новых вакханок, принц приказывал чтобы они отдавались его лакеям. Часто из зрителей эти достойные собеседники превращались в действующих лиц и смешивались с лакейством и проститутками.

«Приглашением на эти то праздники принц выражал свою дружбу приближенным.

Филипп привел сюда Теруан, но она не осталась и десяти минут. Бледная от отвращения, она поспешила оставить залу.

Принц намеревался удержать ее.

– Мне думается, герцог, что вы не захотите больше удерживать меня, – сказала она, – когда я вам говорю, что как бы ни было сильно ваше презрение ко мне, когда вы меня сюда ввели, оно не равняется с тем, которое я чувствую к вам, уходя отсюда.

Из объятий герцога Орлеанского она перешла к маршалу де Субизу, старинному поклоннику Помпадур, и Дюбарри, победителю при Росбахе, который уже на краю могилы все еще молодился. Субизу наследовал Виконт Шуазель де Мец.

Потом она переходила от одного к другому, от вельможи к вельможе, от генерального откупщика к генеральному откупщику. Этим господам оставалось жить не долго и они пользовались остатком своего существования.

С одним из своих любовников, принцем Гаргара графиня жила более, чем с другими. Кто был принц Гаргара? В какой стране света началось его происхождение? Без сомнения он и сам затруднился бы сказать. Одна любопытная дуэль привлекла на него внимание. Находясь в 1787 году на водах в Спа за игорным столом с некоторым шевалье де Куртином, принц Гаргара заметил, что шевалье передергивает и бросил ему в лицо карты.

Гаргара согласился драться на пистолетах. Ему достался первый выстрел; граф имел преимущество и не воспользовался им: он дал промах. Шевалье был в восхищении, что остался жив и здоров.

– Теперь ваша очередь, принц! – шутливо крикнул он. Потом в течении двух или трех минут измеряя его пистолетом, он заставлял его раз десять умирать. Наконец, направив пистолет в сторону, он выстрелил на воздух.

– С вашего позволения, м. г., мы начнем снова.

– Начнем?.. – спросил де Куртин. – К чему?

– Вы не хотите драться?

– Нет.

– Ну, я в отчаянии, но так как я явился сюда не для забавы… бац! бац!.. – И Гаргара дал шевалье две таких великолепных пощечины, какие когда-либо получал плут. Всего смешнее то, что этот пройдоха, дравшийся за какие-нибудь две или три глупых карты, не дрался за две самых звонких оплеухи. Он бежал  без оглядки и не возвращался в Спа.

Между тем способ окончания дуэли сделал большую честь принцу Гаргара; каждый в Париже искал с ним знакомства. Он вел роскошную жизнь, играл в большую игру и всегда необыкновенно счастливо.

Он встретил графиню Кампинадос у Гишар на балу, который давала эта последняя в своем отеле в Шоссе д’Антен, который она хотела разыграть в лотерею по луидору за билет.

Принц взял сто билетов.

– Прелестная графиня, сказал он Теруан, – если я выиграю этот отель, от вас будет зависеть сделаться его хозяйкой.

Гаргара выиграл отель и, верный своему слову, поместил в нем графиню Кампинадос. Все шло хорошо четыре месяца, но однажды Теруан грубо сказала Гаргара.

– Мой друг, будьте добры, скажите мне, чем вы живете?

Принц с изумлением взглянул на графиню.

– Ей Богу! вскричал он, – вопрос забавен!.. А какое вам дело до того, чем я живу, если даю вам средства хорошо жить?..

– Должно быть есть, если я занимаюсь этим. Хотите вы узнать мое мнение: вы слишком много выигрываете.

– Ба!..

– Да. С вашей стороны было очень ловко дать пощечину шевалье Куртину, но мне кажется, если бы какой-нибудь ловкий игрок дал себе труд наблюдать за вами в один из этих вечеров, вы могли бы получить такое же нравоучение. Гаргара насмешливо расхохотался,

– Во всяком случае, сказал он, – если я шулер, то мы равны, моя милая. Шулер и куртизанка – одно то же.

– Вы ошибаетесь: одна берет, а другой ворует. Нам не годится быть вместе, и в доказательство этого, я ухожу. Прощайте!

И она удалилась.

* * *

Да, Теруан де Мерикур была странное создание, странность которого не замедлила выразиться на самой гибельной дороге, под ужасной формой.

В то время, когда под именем графини Кампинадос, она обирала последние луидоры у знатных вельмож и финансистов, довольно глупых для того, чтобы вместо своего спасения заботиться о своих удовольствиях революция быстро приближалась. Они не слыхали ее глухого приближения.

Но революция принадлежит истории; ее начало и исход давно всем известны. Возвратимся к нашему рассказу.

Когда 12 июня 1789 года, граждане, рассвирепев от Тюльерийских убийств, искали повсюду оружие для защиты и отмщения, толпа людей явилась в отель, занимаемый графиней Кампинадос.

Графиня садилась за стол, с одним из своих близких приятелей, аббатом де Люберцаком, когда по всему городу разнесся призывный клик.

– Что это такое? – спросила она.

– Ничего, – ответил Люберцак. – Какая-нибудь стычка народа с иностранными войсками. Каждый для себя. Пусть они дерутся, убивают друг друга, если это им нравится; – мы в безопасности; вино свежо; кушанье отлично… Давайте обедать, графиня, и да здравствует радость!

Впрочем, более гастрономическому, чем патриотическому ответу аббата не доставало оживления. Погребальный звон колоколов – печальный аккомпанемент стуку вилок и звону стаканов. Если аббат, не пропускал ни одного куска и ни одного глотка, графиня не пила и не ела. Подавали десерт, когда на дворе отеля послышался большой шум. В тоже время горничная графини прибежала, испуганная и растрепанная.

– Сударыня!.. Сударыня!..

– Чего такое?..

– На дворе люди:… их целая дюжина!..

– Чего хотят они?

– Не знаю… Они кричат… Они горланят все вместе.

Теруан взглядом искала аббата, чтобы посоветоваться с ним. Но аббат признал благоразумным запрятаться под стол.

В эту минуту начальник толпы показался на пороге столовой куртизанки. Это был молодой человек двадцати шести лет, экзекутор из Шатле в Париже. Его звали Малльяр.

– Сударыня, сказал он, оглянувшись вокруг, – прошу извинения, что побеспокоил вас, тем более, что, как я думаю, приход мой к вам совершенно бесполезен. Мы ищем оружие, вы, не правда ли, не можете нам его доставить?

– Решительно никакого. Но зачем оно вам?

– Боже мой, сударыня! чтобы раздать отряду полиции, обязанной наблюдать, за тем чтобы немецкие войска не пришли сюда, если им придет фантазия, убить вас в то время, когда вы спокойно обедаете, как сейчас: В Тюльери они убивали женщин, детей, стариков, которые там прогуливались.

Графиня покраснела. В ответе молодого человека было нечто ироническое, что не могло ускользнуть от нее.

– Итак, прошептала она, – Париж в опасности? Но если, к моему большому сожалению у меня нет оружия, у меня есть золото чтобы помочь вам достать его…

Она пошла в свою комнату.

– Благодарю, сударыня, возразил ей Малльяр, останавливая ее, – но нам теперь нужно не золота, а железа, пороха и крови. Садитесь же за стол, прошу вас. Честь имею вам кланяться.

* * *

Через два дня, 14 июня, не смотря на оставление накануне Парижа иностранными войсками, от тридцати до сорока тысяч человек отправилось в отель инвалидов, где они захватили тридцать две тысячи ружей и двадцать пушек. И не смотря на захват этого оружия части граждан его не хватило; за ним они отправились в Бастилию. То было странное и разнохарактерное войско, говорит Ламот Лангон, состоявшее из стариков, женщин, детей, шедшее на взятие этой крепости, которая несмотря на слабость гарнизона была способна защищаться против многочисленного дисциплинированного войска.

14 июля, в десять часов утра, когда Малльяр во главе своего батальона волонтеров из  предместья Сен Антуан входил в отель инвалидов, одна женщина приблизилась к патриоту экзекутору, взяла его за руку и сказала:

– Узнаете вы меня?..

Эта женщина была на столько хороша собой, что раз видев, нельзя было не узнать ее.

– Да, отвечал Малльяр. – Вы та…

– Та, которую вы вчера застали за столом, когда аббат призывал граждан Парижа к оружию. И хотя я не француженка, я готова умереть с вами. Ваши слова наэлектризовали мою душу; они дали мне понять, что когда весь народ поднимается на защиту свободы, было бы недостойно и подло со стороны кого бы то не было не разделить с ним его опасностей и славы. Хотите дать мне руку не затем, чтобы поддерживать в битве, я пойду и одна, вы увидите! Но чтобы доказать мне, что вы немного меня уважаете…

Малльяр не только сжал руку Теруан, но он даже обнял ее в восторге, которого быть может не ощутил бы, если бы она была стара и дурна.

Но действительно ли, как говорит Ламартин, она была блистательно прекрасна? Увы, в этом случае поэт говорит как поэт. На самом деле Теруан была скорее мила, чем прекрасна. Во-первых, у нее был вздернутый нос, который годится для гризетки, но не для богини, и который весьма редко встречается у злых, но Теруан де Мерикур обманула свой нос. Она была высока ростом; имела темно русые волосы и голубые глаза. У нее были очень маленькие ноги ж руки, – руки как у ребенка, совершившие столько жестокостей! Еще аномалия природы.

Возвращаясь к началу, мы должны сказать, что после трех часового боя победоносная толпа наполнила внутренность Бастилии, убивая всех, кого встречала на своем пути, а Теруан предупредив эту толпу, первая воздвигла знамя Парижа на башнях крепости. И в этом не было ничего, кроме достойного похвалы!..

Но говорят также, что несколько минут позже, не смотря на усилия конвоя сопровождавшего его в городскую ратушу, несмотря на данное слово, в противность всем правилам войны, в противность законам человечества, – маркиз де Лоней, губернатор крепости пал пораженный ударами и из всех убийц первый удар был нанесен Теруан де Мерикур.

В ней проснулись инстинкты тигрицы, – желание убийства, ради убийства, – радость страдания, – сладострастие агонии…

Те, которые приписывают цель Теруан де Мерикур – ошибаются: эта женщина цели не имела. Она шла вперед, как гроза, бессознательно. Что она ощущала тайное счастье разрушать все, что было возвышенно, нечто в роде жажды мщения за прошлое настоящему – это возможно, но если говорят, что Теруан была апостолом революции – это ложь. Она была только орудием и самым недостойным, одним из тех орудий, которые были ею уничтожены, когда миновала в них надобность.

Народ – победитель Бастилии – поднес почетную саблю Теруан де Мерикур. В тот же вечер Теруан, возвращаясь в свой отель, приняла гостеприимство Малльяра в предместье Сент Антуан.

Малльяр удивлялся при виде этой молодой женщины, которую он считал знатной дамой, и которая так решительно и безраздельно предалась народным интересам.

– Я вовсе не знатная дама, сказала она ему, – я такая же плебейка, как и вы. Меня называют графиней Кампинадос – это ложно. Мое настоящее имя Теруан. И это имя я прославлю.

Увы!.. какое прославление!..

14 июля разрушило старую монархию, но эта монархия хотела отплатить за свое поражение, 1-го и 3-го октября пятьсот гвардейцев, собравшихся на банкете в Версале отказались от принятия тоста в честь нации, предложенного национальной гвардией. При виде короля и королевы, несших на руках дофина, они взяли в руки шпаги, и сорвав трехцветные кокарды, запели: «О Ричард», наш король!..» Довольно унижений! довольно! говорили они; под покровительством своих верных преторианцев король и королева покинут свою неблагодарную столицу и отправятся в Мец, откуда войдут в сношения с заграницей.

Взволнованные этими различными новостями, Парижане восстали массой. Им недоставало хлеба, а двор роскошничал. Он верил обещаниям короля, а король готовился изменить ему, покидая его.

Восстание 5 и 6-го октября было начато женщинами, и Теруан де Мерикур была во главе их.

– В Париже нет хлеба, – кричала она. – Пойдемте за ним в Версаль!

Людовик XVI возвращался с охоты, когда ему донесли о возмущении. «Надо подумать!» – говорит король. – «Надо действовать!» –говорит королева.

Но фландрский полк братался с народом. С речью к этому полку обратилась Теруан де Мерикур.

Она же вела женщин в палату учредительная собрания, где они провели целую ночь, убив, изжарив и сожрав лошадь одного гвардейца; она же на другой день, чтобы проникнуть в апартаменты королевы, помогала убить гвардейцев Миомандра, Лагутта и Варикура, охранявших двери. Лафаэт с помощью одного офицера национальной гвардии – Гота успел отбить убийц, но бунту требовалось удовлетворение.

– Король в Париже! кричала Теруан. – Хорошо. Король выйдет. Но это не все. Мы хотим сейчас видеть короля и королеву.

Король и королева вместе с дофином показались на балконе.

– Да здравствует король! да здравствует королева! пронеслось в воздухе.

– Тфу! бормочет одна женщина, в первых рядах толпы. – Глупцы!.. вместо того, чтобы кричать да здравствует король, лучше бы стреляли вверх!..

То говорила Теруан.

Огромный кортеж, предшествуемый двумя отрубленными головами, торчавшими на пиках медленно приближался к Парижу.

Кто эта женщина в красной одежде, в венгерской юбке, с головой покрытой шляпой с оранжевыми перьями, сидящая на карете, наполненной хлебным зерном и кричащая о королевской фамилии?

– Теперь у нас будет хлеб, потому что мы везем хлебника, хлебницу и подмастерья.

Эта женщина была опять таки Теруан де Мерикур.

* * *

После октябрьских дней Теруан поселилась в улице Турнок, и вскоре ее дом сделался любимым центром собраний, главных посетителей одного клуба, считавшегося точкой опоры и притоном всяческих интриг, – клуба Кордельеров. Дантон, Камил Дюмулен, Барнав, Сен Жюст, Рюкен Мотор, Винцент, Фабр и многие другие удостаивали своим посещением солоны прекрасной Льежуазки, как начинали называть Теруан и уверяют что часто после вечера, на котором они были поражены необыкновенным сходством идей, этим господам приходилось продолжать разговор и ночью понятно, что в этом разговоре общественный интерес должен был занимать очень умеренное место.

Тем не менее Малльяр оставался предпочтительно ее любовником. Тех, рядом с которыми в первый раз понюхали пороха, не забывают.

Находясь в близких отношениям с членами клуба Кордильеров, Теруан естественно приняла их принципы. После неудавшегося бегства королевской фамилии, Кордильеры, понуждаемые орлеанской партией, составили петицию, в которой требовали лишения престола Людовика XVI. Петиция эта была положена на алтарь отечества на Марсовом поле 15 июля 1791 года и покрыта шестью тысячами подписей. Приглашенные удалиться де Бальи и Лафаэтом, командовавшими десятью тысячами национальной гвардии, подававшие петицию отвечали ругательствами и насмешками. В солдат бросали комками земли. Выведенные из терпения, последние сделали залп, убивший человек пятьдесят. Остальные рассеялись, с рычаньем.

Теруан была на Марсовом поле; говорят она издали выстрелила в Лафаэта. Против нее был издан приказ об аресте. Она бежала из Парижа в Австрийские Нидерланды, где и начала пропаганду. Ее отправили в Вену и посадили в темницу крепости Куфштейн. Но она была женщина; после нескольких недель заключения император Леопольд II приказал возвратить ей свободу. Она тотчас же отправилась в Париж… Вскоре ей предстояло там дело.

* * *

Первый ее визит по возвращении был к Малльяру; у него она встретила Жанну Ледюк, которая была ею замечена в Версальские дни. Теруан не знала где жить; она продала все, что имела, оставляя Париж, и у нее оставалось всего несколько луидоров.

– Пойдем ко мне, – сказала ей Жанна. – Если хочешь, мы будем делить все пополам.

Теруан взглянула на Жанну, и последняя ей понравилась.

– Я принимаю, – ответила Теруан, – мы будем сестрами.

Достойные сестры – сестры по пороку и преступлению.

Жанна Ледюк, тоже очень хорошенькая, по ремеслу торговка рыбой, в это время жила только торговлей своими прелестями. Только она выбирала покупателей: чтобы иметь право на ее благосклонность прежде всего должно было быть патриотом, – и хорошим патриотом, в ее смысле.

Теруан поступала также, как ее сестра; ради хлеба она стала народной куртизанкой. Народ, заботящийся о куртизанках – дурной и лживый народ.

Сюло, роялистский писатель, преследовавший своими кровавыми сарказмами демагогов, задел также и Теруан де Мерикур в своих памфлетах.

Теруан, как увидят, не простила Сюло его насмешек.

Сюло, Конрад де Тешь и одна молоденькая девушка, из предместья Сент Антуан, известная под именем прекрасной цветочницы, страшно дорого заплатили за несчастье иметь в числе своих врагов Теруан де Мерикур.

Маделона; или прекрасная цветочница, жила в предместье Сеит Антуан в одном доме с Теруан де Мерикур и Жанной Ледюк.

У Маделоны был любовником унтер офицер французской гвардии или скорее наемной национальной гвардии, ибо после того, как она шла против Бастилии Людовик XVI ее уничтожил, хотя и он любил ее и она его обожала.

Ревнуя к счастью Маделоны, Теруан задумала возмутить его.

Пользуясь отсутствием Маделоны, однажды вечером Теруан зазвала в свою комнату капрала Гриво.

Не то что бы он был очень красив, – этот Гриво, – напротив тощий мальчуган глупый как пробка, – но Теруан надоело слышать как Маделона повсюду толковала о своем милом Гриво.

Гриво все таки был мужчина; притом же Теруан имела репутацию в предместье и была тоже очень хороша собой.

Гриво был очень польщен неожиданным объяснением Теруань.

Никто не знает, чем бы окончилось свидание ветреного капрала и приятельницы Жанны Ледюк, если бы в ту минуту, когда они всего меньше ожидали, не явилась Маделона.

Прекрасная цветочница была столь же мала, как Теруан высока ростом, но достоинство не измеряется высотой…

Маделона начала с того, что дала отличную оплеуху Гриво, скрывшегося, не ожидая додачи; потом обратилась к Теруан.

– Так это ты хотела отнять у меня любовника? сказала она трепетавшим голосом. – Тебе недостаточно твоих санкюлотов, тебе еще нужно отнимать любовников у твоих соседок? Ну, помни же, моя милая, что я хоть и не брала Бастилии, как ты, не ходила в Версаль убивать гвардейцев… но если ты еще хоть пальцем коснешься Гриво, если только заговоришь с ним при встрече, – также верно, что меня зовут Маделоной, – я покажу тебе, такую штуку, от которой ты не встанешь с постели целую неделю… это тебе не понравится – тем хуже для тебя!

Кто бы поверил? Теруан не возразила ни слова на это оскорбление; она испугалась Маделоны!..

Когда Жанна Ледюк, через несколько часов вернулась домой, она нашла свою приятельницу сидевшую безмолвно и мрачно в углу.

– Что с тобой?

Теруан рассказала Жанне, что произошло; она пожала плечами.

– К чему ты хочешь отнять любовника у Маделоны? – сказала она. – Если бы еще Гриво был красив собой!..

– Ах!.. я убью эту девчонку, которая осмелилась мне угрожать!.. –прошептала Теруан.

– Ну, так зачем стало дело? Она на ночь постоянно оставляет дверь отпертою… Тебе только стоит задушить ее когда она спит; это будет всего для тебя удобнее.

– А! она оставляет ключ в двери… ты в этом уверена?

– Совершенно.

Жанна Ледюк шутила, предлагая Теруан задушить Маделону; но Теруан серьезно приняла идею своей приятельницы. Пробило полночь; дом был безмолвен; полураздетая Прекрасная Льежуазка вошла на верхний этаж, где жила любовница Конрада Гриво.  Правда; ключ был в двери; Теруан вошла, рассматривала с минуту при свете луны своего спавшего врага; потом быстро сошла в свою квартиру.

– Ну! смеясь крикнула ей Жанна. – Все уже кончено?

– Нет, ответила Теруан; – я раздумала; она будет мало страдать, умирая таким образом.

– Ты сберегаешь для нее лучшее! Что же?

– Не знаю; но что то мне говорит, что я ее поймаю.

Через несколько дней Прекрасная Цветочница, которая, без сомнения, хранила злобу на своего любовника за его намерение сделать неверность, споря с ним в кабачке, до того вышла из себя, что ударила его ножом.

Она была арестована и отведена в Шатле. И так то, во время сентябрьских убийств, Теруан ее поймала.

Теруан де Мерикур в годы Великой Французской революции

Мы приближаемся к великим происшествиям в жизни Теруан де Мерикур, 10 августа, 2, 3, и 4-го сентября 1792 года – были замечательными днями ее жизни. Возмутительная история! Но мы уже вначале сказали, что эта женщина была не жрицей любви, а жрицей смерти. Сладострастие чувств было для нее скоротечно; истинное наслаждение заключалось для нее в резне. Она – народная куртизанка!.. нет, тысячу раз нет! Она не куртизанка народа, а куртизанка убийц. – вакханка в роде тех, которые растерзали Орфея, которые опьянялись не от вина и поцелуев, а от крови.

Мы пройдем молчанием день 20 июня, хота Теруан играла видную роль в этот день, бывший только прологом к великой драме 10 августа и 2-го сентября. Она также везла пушки, которые самые знаменитые демагоги Парижа: Россиньоль, Бриэрт, Гонор, Лежандр, Журдан, Лузует, Гeнрио направили в Тюльери до самых королевских апартаментов. Но король, не колеблясь, надел красный колпак и отвечал гренадеру, сказавшему ему: «не бойся государь!» – Друг, положи руку на мое сердце и послушай сильнее ли оно бьется.» Король выпил стакан вина, поданный ему одним нищим, который проговорил: «если вы любите народ, выпейте за его здоровье!»

– Да здравствует король!.. – вскричал народ.

Те, которые пришли для убийства, проиграли свою партию. Теруан и ее приятельница Жанна Ледюк с неудовольствием вышли из Тюльери. Не стоило труда беспокоиться из-за малой безделицы.

Через несколько дней, вечером, возвратившись из клуба, обе женщины были в комнате. Теруан лежала на постели; сидя у стола, Жанна читала журнал.

Постучали в дверь.

– Кто там! – крикнула Жанна.

– Друг, – отвечал голос, звук которого, хотя несколько заглушенный, заставил Теруан вздрогнуть.

– Оставь! – сказала она Жанне, которая встала, и одним скачком она бросилась с постели к двери, которую отворила.

Друг был барон Конрад де Тешь.

Конрад де Тешь в Париже, несчастный!.. В Париже, где живет Теруан де Мерикур! Да он безумец! Нет, он был не безумный, а любопытный; у него были либеральные идеи, он хотел вблизи увидать революцию. В этот вечер, в сопровождении одного из своих друзей в Братском обществе Францисканцев он слышал и узнал Теруан…

Теперь зачем он пришел к ней?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.