Глава 9
Глава 9
Рим был ошеломлен смертью герцога Гандийского, но ни одна душа не приписывала убийство его брату. Даже Лукреция ни о чем не догадывалась. Большинство горожан считало, что этот подлый акт совершен политическими противниками дома Борджиа.
Чезаре не чувствовал никакого раскаяния и уехал в Неаполь на коронацию вполне счастливым. А Лукреция была вынуждена снова полагаться на силу мужа. Увы, он не удовлетворял ее страстную натуру и в конце концов стал ей противен. Несколько месяцев спустя Родриго расторгнул брак дочери с Джованни Сфорца, обвинив его в импотенции. Об этом столько писали и говорили, что молодой аристократ обиделся и в ответ публично обвинил семейство Борджиа в кровосмесительстве.
Лукреция немедленно удалилась на полгода в монастырь Сан-Систо на Аппийской дороге, чтобы избежать скандалов, потрясающих Рим, и соблюсти приличия, диктуемые ее высоким положением. Приезжую поселили в отдельную келью.
Вначале Лукреция была довольна спокойной жизнью вдали от суетного мира, в котором чувствовала себя, как на вершине вулкана, готового вот-вот взорваться. Но, привыкнув к бурной интимной жизни, она стала невыносимо тосковать по ласке. Несколько месяцев спустя здесь, за непроницаемыми каменными стенами, она подружилась с молодой послушницей. Карлотта учила Лукрецию плести корзинки и вырезать из дерева различные фигуры. Они хорошо ладили, и вскоре Лукреция заметила, что неискушенная, наивная Карлотта просто боготворит ее. Оказалось, что девушка, никогда не имевшая любовников, тяжело переносит затворничество. Она ощущала в себе потребность, сути которой не могла понять, хотя по ее сумбурным объяснениям Лукреция быстро распознала причину: девушка переживает чувственную лихорадку.
Привлекательная, черноволосая Карлотта волновала Лукрецию. Удовлетворяя явное любопытство подруги, она во время прогулок кое-что рассказывала ей о своей интимной жизни. При этом всегда преувеличивая жестокость мужчин, представляя их как бесчувственных животных.
— Я бы не вынесла такого бесцеремонного обращения с собой, — сказала Карлотта однажды утром, прогуливаясь с подругой вдоль речушки, заросшей лилиями. — Это было бы ниже моего достоинства.
Лукреция осмелела.
— Да. В выборе между мужчиной и монастырем я бы предпочла уединенное существование в этих стенах. Но, к счастью, две женщины могут утешиться друг с другом.
Девушка удивленно подняла тонкие брови.
— Как? Вместо мужчины?
— Да, Карлотта. Женщины такие нежные и чуткие, а мужчины в акте любви думают лишь о своем удовольствии.
— Но…
— Послушай, милая. При всем уважении к игуменье и к индивидуальному праву на выбор своей судьбы любая женщина, которая запирается в келье, проявляет страх перед миром и собственной природой. Вера в Бога этого не оправдывает. Посмотри на здешних монахинь. Большинство из них безобразны и глупы, они не знали и никогда не узнают настоящего счастья.
Она взяла Карлотту за руку.
— Но ты не такая. Ты прелестна, полна жизни и рано или поздно вырвешься к свету, как птица из клетки.
В глазах девушки показались слезы — столь искренней была ее благодарность Лукреции за добрую надежду.
— Знаешь, мне очень этого хочется, — сказала она.
— Я даже начинаю жалеть, что попала в монастырь.
— Крупицы радости можно находить и здесь, — сказала
Лукреция. — Мы обе в тупике неудовлетворенных желаний. Давай помогать друг другу.
— Но как?
— Мы заменим мужчин друг для друга. Эти безумные слова поразили девушку в самое сердце, хотя она давно ждала их.
— Я… я не знаю, как… И потом, я не уверена, что это…
— У нас внутри есть глубокие колодцы чувств, которые недостижимы для других, — перебила ее Лукреция. — И только мы можем черпать из них наслаждение, которое сильнее любого отчаяния, — она нежно и настойчиво смотрела на подругу.
— Приходи ко мне после вечерней молитвы. Мы напьемся водицы из этого колодца.
Зазвонил колокол, призывая всех к молитве. И девушка, смиренно опустив очи, пошла к обители. Лукреция, улыбнувшись, последовала за ней.
Вечером Лукреция, одетая лишь в легкую тунику, ждала Карлотту, то и дело поглядывая в окно, машинально листая страницы "Декамерона", который тайком принесла в монастырь.
Ее сердце чуть не выскочило из груди, когда раздался легкий стук. Она бросилась к двери и через мгновение сжала в объятиях подругу. Карлотта смущенно улыбнулась и нерешительно остановилась у входа, пока Лукреция запирала дверь.
— Я боялась прийти, — сказала она наконец. — Разве это не странно — мы свободно можем навещать друг друга.
— Мы вправе делать все, что хотим.
— Наверное, — нерешительно согласилась Карлотта.
— У меня есть еще одна туника, надень ее, в ней удобнее, — предложила Лукреция и опустила глаза в "Декамерон", слушая шелест снимаемой одежды. Через минуту она увидела подругу обнаженной. Маленькие упругие груди с пунцовыми сосками, тонкая талия, темные волосы перед храмом наслаждения она была такой беззащитной и желанной… Карлотта подошла и села рядом на кровать: она, похоже, начинала преодолевать робость.
— Ты просто прелестна без строгих монашеских одежд, — сказала Лукреция. — Было бы страшной ошибкой всю жизнь провести в безрадостном заточении.
Карлотта устремила на подругу благодарный взгляд:
— Без тебя, Лукреция, я бы Этого никогда не поняла. — Она без слов, как зачарованная, легла рядом с подругой. Лукреция нежно коснулась губами ее щеки, и возбуждение легкой волной сразу вскружило голову. Она ощутила своеобразный аромат, который не источал ни один мужчина. Карлотта вздрогнула, когда губы Лукреции коснулись ее губ. А потом начался волшебный сон наяву. Прохладная, деликатная рука подруги легонько двигалась от одной груди к другой, потягивая соски, а язык играл в прятки с губами Карлотты. Лукреция мягко развязала пояс ее туники, рукой скользнула по талии и поиграла с пупком. Девушка задрожала от незнакомого острого ощущения, которое пронзило ее. Лукреция свободной рукой развязала свой пояс и прижалась горячим телом к напарнице по любовной игре. Ее пальцы продолжали движение вниз, к тесно сжатым бедрам Карлотты. Наконец, поглаживание между ног было вознаграждено ощущением влаги на пальцах. Она поцеловала подругу в шею и прошептала:
— Расслабься, дорогая, раздвинь ноги.
— Я не могу вынести это, — ответила Карлотта. — Я готова потерять сознание каждый раз, когда ты касаешься меня.
— Не волнуйся, все будет хорошо.
Лукреция скользнула на ее тело, губами пошла вниз, дойдя до бедер, которые вздрогнули и сжали ее голову. Бедра девушки то напрягались, то расслаблялись. Лукреция, наконец, нащупала языком этот нежный крутой выступ, который тут же схватила губами, с трудом удерживая свою добычу, неукротимую, как дикая лошадь. Но она держала ее, исступленно работая языком, в то время как на ее уши обрушивались дикие вопли и сладострастные стоны. Казалось, в мире ничего не осталось, кроме стонущей, сотрясающейся в конвульсиях плоти.
Лукреция очнулась от рыданий Карлотты. Та сотрясалась в судорогах, издавая протяжные стоны, пока, наконец, не затихла в полном изнеможении. Лукреция легла рядом, поцеловав подругу в плечо.
— Разве это не стоит целого года в монастыре и всех ценностей мира? спросила она.
Карлотта сквозь полудрему открыла глаза.
— Я ощущаю такую легкость, что, кажется, способна взлететь, — тихо проговорила она.
— Твое наслаждение было таким заразительным, что я сама чуть не растаяла, — улыбнулась Лукреция.
Карлотта широко раскрытыми глазами посмотрела на подругу. До нее дошло, наконец, что Лукреция дала ей небывалое счастье и что ей надо теперь ответить взаимностью.
— У меня нет опыта, — сказала она. — Я не знаю, что делать.
Лукреция задрожала в предвкушении новых наслаждений.
— Делай то, что я делала, -сказала она. — И это будет чудесно.
— Я должна немного отдышаться.
Несколько минут они лежали молча.
— Боже, я сейчас так этого хочу! — с нетерпением воскликнула Карлотта.
Она осыпала горячими, страстными поцелуями тело подруги. Нежные пальцы скользнули прямо к заветному месту, которое уже ждало ласкающих прикосновений, широко открытое, как распустившийся бутон, между широко раздвинутыми, чутко вздрагивающими бедрами. Лукреция затаила дыхание, ожидая ласки, и закричала от
восторга при первом прикосновении. Пальцы были неутомимы. Они гладили, любили, щипали, не давали пощады, хотя крики и стоны Лукреции перешли в бурные сладострастные рыдания.
— Ртом, ртом! — умоляла она и сразу же ощутила трепетные губы, которые вызвали дрожь по всему телу. Она едва могла произнести слово, она задыхалась, сгорала, как на костре. Выгнувшись дугой, Лукреция судорожно сжала голову Карлотты и в тот же миг забилась в сладострастных конвульсиях.