ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Копы ежедневно используют в своей работе данные, полученные от информаторов. На самом деле очень редко бывают такие дела, когда та или иная часть информации не покупается или не вымогается с помощью шантажа у осведомителей. Копы типа Ника имеют по несколько дюжин стукачей и филёров среди торговцев наркотиками, членов различных банд, вьетнамских шаек, ямайских вооружённых групп, китайских «тонг». Незатруднительное получение информации — один из основных принципов, на которых зиждится любая полицейская работа. Уголовники доносчиков не жалуют, впрочем, как это и не странно, ненавидят их и копы. Возможно, признание схожести, существующей между жизнью вне закона и работой по его охране (и то и другое — братства со своими собственными кодексами чести кредо и табу), и служит причиной такого отношения к предателям. Несмотря на то, что копы опираются на информаторов, их разделяет пропасть презрения и пренебрежения. Вот почему сама мысль о том, что кто-то продал его, показалась Нику прежде всего постылой.
Он выскочил из лифта на десятом этаже здания главного полицейского управления и ворвался в приёмную кабинета Бет Гарнер. Её секретарша тут же отбросила в сторону свою машинопись и сделала попытку пресечь вторжение Каррана в гарнеровский офис.
— Она разговаривает по телефону. Она обязательно примет вас, детектив Карран. Я сейчас дам ей знать, что вы здесь.
— Не утруждай себя, — рявкнул Ник. — Я войду сам. — Он почти вышиб дверь кабинета. Карран был на взводе, достаточно зол, чтобы кого-нибудь тут же прикончить.
Он вырвал из рук Бет Гарнер телефонную трубку и с силой швырнул её на рычаг. Затем он наклонился над рабочим столом, пока их лица практически не соприкоснулись. У нёс ещё сохранилась в памяти их последняя встреча, и она в ужасе отшатнулась от него.
— Кто имеет доступ к моему делу?
Бет Гарнер побледнела:
— О чём ты, Ник? Что на тебя нашло? Что случилось?
Слова Ника были отрывисты и чётки, в его голосе скрежетал металл и сквозила враждебность:
— Кто имеет доступ к моему, Богом проклятому, делу?!!
— Ник…
Карран схватил её за тонкие плечи и грубо вытащил из кресла:
— Только не надо принимать невинный вид. Не надо морочить мне мозги об этой дерьмовой конфиденциальности между доктором и пациентом. Я спрашиваю тебя ещё раз и надеюсь, что наконец получу ответ: кому ты передала моё дело?!
Ему не пришлось угрожать ей. Она слишком хорошо знала, каков он, если его разозлят.
— Никому, — ответила она. Ей не удавалось посмотреть ему в глаза.
— Я предупреждаю тебя, Бет!
— Это конфиденциальные психиатрические записи, Ник. И было бы незаконным пе…
— Я уже сказал тебе, что эту чушь слушать не собираюсь.
— Но это — правда!
Он покачал головой:
— Нет, это неправда… Нет, Бет. Не надо мне лгать.
— Ник я…
— Здесь замешана Внутренняя служба, не так ли? — внезапно спросил он. — Внутренняя служба заявилась к тебе и намолотила такой чепухи, что ты попалась на крючок, леску и грузило? Это так?!
— Ник, они сказали мне, что…
— Кто? — заорал Ник. — Кто «они»?!! Бет!
Она тяжело сглотнула.
— Нилсен, — выдавила Гарнер.
— Вот и всё, что я хотел услышать от тебя, Бет.
Минутой позже Ник Карран ворвался в отделение Внутренней службы, произведя при этом эффект разорвавшейся бомбы. Он с аккуратностью управляемого электронным мозгом реактивного снаряда преодолел выстроенные в линию столы, направляясь прямо на Нилсена. Жирный детектив сидел, покоя свой зад на мягком кресле, его взгляд был прикован к свежему полуденному выпуску «Экзаминер», чашечка кофе направлялась к его губам.
Ник одним движением руки вырвал из рук Нилсена газету и чашку с кофе, содержимое которой тут же оказалось на грязной поверхности стола и мятом костюме борова-полицейского.
— Карран, твою мать! — Нилсен выскочил из кресла, его лицо приобрело от злобы багровый оттенок, — Что за чёрт…
Ник оказался уже рядом с ним. Он схватил толстяка за лацканы пиджака и отшвырнул к стене. Карран был вне себя, на волоске от потери контроля:
— Ты продал ей моё дело, не так ли, сукин сын?!!
Нилсен заглянул в глаза Ника и увидел, там слепую ярость. Им овладел ужас:
— О чём ты говоришь? Ты, что, чёрт возьми, сошёл с…
Ник снова швырнул Нилсена, голова жирного копа ударилась о стену. Остальные офицеры, находившиеся в комнате, были ещё парализованы происходящим, но через мгновение уже неслись на помощь своему собрату.
— Сколько она заплатила тебе, ублюдок?
Один из следователей Внутренней службы схватил Ника за плечо, стараясь оторвать его от Нилсена. Ник отшвырнул следователя в сторону, будто тот был не сильнее маленького ребёнка. Карран схватил мёртвой хваткой оплывшую жиром шею Нилсена и сдавил её:
— Сколько она тебе заплатила?
Нилсен не смог бы ответить ему, даже если бы очень захотел. Сильная рука Ника перекрыла ему доступ кислорода, и глаза детектива уже вылезали из орбит. Его лицо побагровело.
— Карран! — завопил один из копов. — Карран, Бога ради, ты сейчас прикончишь его.
Ник не обратил на этот вопль никакого внимания. Его хватка крепла. Он был слеп ко всему, кроме полного ужаса багрового лица перед собой, и чувствовал, как в нём нарастает миротворящее удовольствие, наслаждение от возможного убийства. Комната и люди в ней остались совсем далеко. Всё, что имело сейчас значение для Ника, это ненависть. Ненависть управляла им.
Затем он внезапно вернулся к реальности, и это возвращение было вызвано холодным, безошибочно весомым присутствием дула револьвера, с нежностью приставленного к его голове чуть позади правого уха.
— Освободи его! — холодно произнёс один из копов. — Освободи его, Карран. И делай это спокойно и ласково.
Ник остыл, но его хватка ослабла ровно настолько, чтобы позволить Нилсену сделать один судорожный вздох. Карран посмотрел через плечо. Он полностью освободил Нилсена, и тот сжался, кашляя и давясь воздухом, растирая ладонями свою онемевшую шею.
Коп, приставивший к голове Каррана револьвер, заговорил снова, его голос звучал всё так же холодно:
— Теперь, если у тебя и у Нилсена существуют какие-то расхождения во мнениях, советую вам разрешать их вне офиса. О’кей? А сейчас, Карран, убирайся отсюда. Ни слова! Никаких весёлых трюков! Просто развернулся и убрался. Понял?
— Понял, — здраво сказал Ник.
— Ну и хорошо. Теперь пошёл.
Ник Карран развернулся и твёрдой походкой двинулся на выход, не обращая внимания на тупорылые оружейные дула, всё ещё направленные в его сторону.
Как бы там ни было, Нилсен не был столь спокоен. Он немного оклемался, хотя его лицо всё ещё сохраняло печать боли, сломленной гордыни и ярости.
— Ты сам себе подписал приговор, Стрелок! — заорал он в спину Ника. — Слышишь? Ты теперь вне игры! Считай, что тебя уже вышибли из департамента, даже если это и будет моим последним делом! Ты — вне игры!
Ник, казалось, не слышал слов взбешённого копа, а если и слышал, то уж не подавал вида.
Чтобы облететь весь департамент, новости о схватке между Ником Карраном и Нилсеном не потребовалось много времени. Копы любят слухи, как никто другой. Гас Моран был встревожен, когда узнал о происшедшем. Одно дело затеять междоусобицу с другим полицейским — пускай он хоть и высшего ранга, вроде Толкотта, — и совсем другое дело настроить против себя всю Внутреннюю службу. Если парни из Внутренней службы захотят, то они, без сомнения устроят тебе невыносимую жизнь. Это их работа — вышвыривать копов со службы. И Ник после своих предыдущих выходок уже оказался на очень тонком льду. А сейчас, похоже, ему осталось сделать один-единственный, последний шаг, чтобы провалиться в холодную воду расследования случившегося.
Гас догнал Ника, когда тот выскочил из здания и понёсся на стоянку автомобилей. У Морана не было сомнений, куда отправился бы нормальный коп после столкновения с Внутренней службой, — в любой ближайший бар, за исключением «Тен-Фор». Но с такой сумасшедшей собакой, каковой являлся Карран, не было абсолютно никакой уверенности, куда он направится после происшедшего.
— Ник! Ник! Обожди! — К тому времени как Гасу удалось догнать своего напарника, он уже задыхался от одышки и еле волочил ноги — прямой результат слишком большого количества выкуриваемых сигарет и выпиваемого пива, — Что за дьявол происходит вокруг, сынок? Здание управления шумит, как встревоженный улей, все говорят, что ты пытался убить Нилсена, Да к тому же прикончить его голыми руками. Тебе надо бы либо всё-таки следить за своим нравом, либо не вылезать из ванны с горячей водой.
Ник глубоко вздохнул. Он не мог сердиться на Гаса Морана. Тот был единственным человеком в департаменте, который действительно беспокоился о нём.
— Да ладно, не принимай это близко к сердцу. Ничего серьёзного не произошло. Со мной всё будет о’кей.
Гас Моран уныло покачал головой:
— Нет, сэр, He-а, не будет с тобой «всё о’кей». И ты прекрасно знаешь это, да и я знаю. Им очень захочется прибрать к рукам твой значок.
— Что ж, может, им это и удастся.
— Ник, ты не должен этого допустить.
Плечи Каррана тяжело опустились, его захлестнули усталость и безысходность:
— Я не осознаю, что делаю. Всё, что я знаю, так это то, что я последний дурак и слишком утомлён всеми этими играми.
Гас только улыбнулся ему своей кривой усмешкой:
— И ты знаешь, что? Из того, что я слышал, я понял, что ты убедительно продемонстрировал то, о чём говоришь.
— Она знает, Гас.
Не было необходимости уточнять, кто «она». Они оба знали, что Кэтрин Трамелл приносит одни только неприятности.
— Знает? Что знает? Она только забивает тебе мозги, сынок. Позабудь об этом.
— Она знает, где я жил. Ей известно, как я жил. Она внутри моей головы. Она ходит по моим следам, и я уже почти готов для неё.
— Что между вами происходит?
Какое-то мгновение Ник Карран боролся со своими страхами и страстями и висевшими над ним чарами Кэтрин Трамелл. Задолго до того, как он осознал это, она оказалась под его кожей, раздражая, подтачивая что-то в глубинах его души. Он пожал плечами и почти улыбнулся:
— Не знаю. Я даже не знаю, что за галиматья происходит со мной.
— Но что-то, что-то ведь происходит?
— Угу. Вот именно — что-то.
Гас Моран обнял свободной рукой плечи своего напарника:
— Ну и чёрт со всем этим. Возьму-ка я свободный день. И позволь мне угостить тебя выпивкой.
— He-а, не надо. Мне надо бы куда-нибудь пойти и всё хорошенько обмозговать.
— Только не надо для этого ехать в Стинсон. Не надо, Ник.
— Да нет, не беспокойся. Не буду.
Ник собрался уходить.
— Эй, сынок, сделай мне одолжение.
Ник остановился и наполовину обернулся к своему напарнику:
— Всё, что в моих силах, Гас.
— Будь осторожен.
Ник Карран улыбнулся:
— Ну, почти всё, что в моих силах, Гас. Но только не это.
Моран усмехнулся:
— Угу. Вот это я и имел в виду. Знаешь, Ник, с тобой происходит нечто, что я никогда не предполагал, что может случиться.
— Правда? И что же это?
Гас Моран широко улыбнулся:
— Твоя иррациональность. Она становится слишком очевидной.
Звуковая дорожка взорвалась истерическим смехом, веселясь до конвульсий над чем-то происходившим на экране телевизора Ника. Он сидел в кресле перед приёмником, задумчиво уставившись на разворачивающееся на экране действие «сит-ком»[10]. В руке у него, как у маленького ребёнка, была зажата бутылка «Джека Даньслза», в зубах — сигарета. Пепельница на подлокотнике кресла была с верхом наполнена окурками, бутылка к тому времени — полупуста.
Со стороны могло показаться, что Ник пристально следит за действием шоу, с трудом врубаясь в сложные перипетии сюжета, как будто оно было зарубежным кинофильмом с субтитрами, а не получасовой программой с солёными шутками и записанным на плёнку шумным весельем в зале. Действительность состояла в том, что он вовсе не следил за происходящим на экране. Он никогда не смог бы вам объяснить, что именно вызывало за кадром такую бурю смеха. Он не знал даже, как называлось это шоу — так глубоко он был погружён в свои думы.
Будто ослабляющий яд Кэтрин Трамелл впрыснула себя саму в его кровь, оккупировав с этими потоками все частицы его тела. Его замешательство, его дезориентация в окружающем напоминали лихорадку; он с кристальной чёткостью, как наяву, но в то же время и с фантастической дымкой нереальности представлял себе живописнейшие картины. Он видел себя, занимающегося с ней любовью, страстной и нежной. Он видел себя, убивающего её, хладнокровно стреляющего в неё из своего револьвера тридцать восьмого калибра. Он видел себя сразу в двух ипостасях…
Он не отдавал себе отчёта, как долго кто-то колотил в его дверь, и с трудом смог пошевелить мускулом, услышав окликавший его голос Бет Гарнер:
— Ник. Ник! Я знаю, что ты там. Открой, пожалуйста, дверь.
Карран бросил взгляд на дверь, будто он мог увидеть женщину сквозь толщь дерева.
— Уходи, Бет! Я смотрю своё любимое шоу.
— Ник? Ну, пожалуйста.
— Я не хочу видеть тебя, — грубо ответил он.
За дверью на некоторое время воцарилось молчание, и он уже подумал, что она просто-напросто ушла. Затем послышался звук, издаваемый поворачивающимся в замке ключом. Дверь распахнулась — в проходе стояла испуганная и возбуждённая Бет.
— У меня всё ещё существует ключ, — произнесла она. Она продемонстрировала ему ключ, будто не надеясь, что он ей поверит.
Ник Карран в очередной раз затянулся сигаретным дымом. Сигарета прогорела до самого фильтра и стала обжигать ему руки.
— Я же сказал тебе, Бет, что не хочу тебя видеть. — Он достал из пачки очередную сигарету и прикурил её.
— Положи ключ и уходи отсюда.
Но даже у Бет Гарнер иногда кончается терпение. Она швырнула кольцо с ключом к его ногам.
— Да будь ты проклят, Ник! Ты не смеешь гнать пеня! Слишком далеко зашли наши отношения, слишком долго ты мной обладал.
Он хладнокровно встал, осторожно отставил в сторону бутылку и поднял кольцо с пола.
— Я не обладал тобой, Бет. Точно так же, как, впрочем, и ты не обладала мной. Десять или пятнадцать раз — а что это такое? — мы залезали с тобой в постель.
— Я и не звала, что ты ведёшь счёт, — неожиданно сказала она.
— Не льсти себе, Бет. Это никогда не было таким запоминающимся, чтобы потом можно было испытывать чувство глубокой признательности.
Её глаза сузились и засверкали ненавистью как факел:
— Иногда я тебя действительно ненавижу.
Ник улыбнулся, хотя в глазах его не было и следов веселья:
— Неужели? Ну, тогда почему бы тебе не найти себе какого-нибудь дружелюбного психотерапевта и избавиться от части своей враждебности? Смотри, если ты освободишься от своих проблем, то сможешь избежать трагедии.
— Трагедии? Чёрт возьми, о чём ты?
— Может, ты и поймёшь когда-нибудь… до того, как в твоей постели от скуки помрёт очередной мужик.
Бет вздрогнула как от удара. Его преисполненные яда, отвратительные слова на мгновение будто повисли в воздухе между ними, прежде чем вспыхнуть и. сгореть как сгусток газа.
Она скривила губы и бросилась на него, скрутив руки как клешни и выпустив как когти свои красные ноготки. Он мог чувствовать, как её сердце испускало злость, напоминавшую лаву. Она хотела выцарапать ему глаза. Она хотела почувствовать его кровь на своих губах. Она хотела причинить ему такую боль, какую он ещё никогда в своей жизни не испытывал.
Ник схватил её за запястья и припёр к стене, ясно ощущая её отвращение к себе, пульсировавшее в её венах, бившееся в её мускулах и сухожилиях. Она на мгновение скорчилась от боли, её ярость загорелась таким ярким пламенем, что сожгла самоё себя. Как только её буйство вспыхнуло, так сразу же пошло на убыль, будто женщина изыскала в себе силы снова взять себя в руки. Он оттолкнул её от себя прочь.
На мгновение она спрятала лицо в ладонях и задрожала, критически оценивая ту злобу, которую испытала долями секунды ранее: никто другой не осознает все опасности потери самоконтроля так хорошо, как дипломированный психиатр.
— Извини, — прошептала она — извини меня Я… я никогда… я обычно так не поступаю.
Ник Карран посмотрел на неё. В его взгляде читалось нечто вроде подступавшего сожаления. Он медленно кивнул головой:
— Как ты могла отдать его? Как ты могла доверить этому подонку моё личное дело? Я доверял тебе, Бет. Ты можешь не верить мне, но это так.
— Извини, Ник. Но мне пришлось… Мне пришлось отдать ему твоё дело. У меня не было другого выхода.
— Вынуждена? Не было другого выхода? Бога ради, какого выхода? Выхода из чего? Ты должна была знать, что, передавая Нилсену моё… — Он махнул в её сторону.
— Забудем. Больше это значения не имеет.
Из уголков глубоких карих глаз Бет Гарнер стекали одинокие слезинки:
— Ник, он собирался подавать рекомендацию об отчислении тебя со службы. Он поставил под сомнение моё заключение, сказал, что я была необъективна. Поэтому я и дала ему возможность взглянуть на твоё дело самому. Я не могла допустить мысли, что он покажет его кому-либо другому.
На какое-то мгновение ему захотелось заключить её в свои объятия, успокоить её, но затем его захлестнула холодная волна затмения. Лицо Ника вновь превратилось в камень:
— Так ты сделала это для меня?
— Да, да, это так. Я заботилась о тебе. Я сделала это ради тебя самого.
— Ты что была слепа? Беспристрастность! Когда заходит речь обо мне и Нилсене, Зигмунд Фрейд не смог бы сохранить свою беспристрастность в отношении этого ублюдка. Он хотел измазать меня в дерьме, Бет, и ты послужила лучшим для этого источником. Он обманул тебя, чтобы продать меня. Он обманул тебя, и ты попалась на это.
— Ник, ну, пожалуйста…
Он повернулся к ней спиной.
— Уходи, Бет, — мягко произнёс он. — Уйди, пожалуйста,
— Я надеюсь, ты…
— Иди, Бет. — Он взял в руки «Джека Даньелза» и сделал большой глоток.
Она некоторое время смотрела на него умоляющим взглядом, но сердцем понимала, что потеряла его: он никогда не забудет её предательства, он запомнит его на всю жизнь.
Несколькими часами позже, уже глубокой ночью, когда закончился «Джек Даньелз» и экран телевизора пропал смутным туманом статики, Ник Карран спал на своей кушетке беспокойным сном. Над его размоченным алкоголем мозгом властвовали беспорядочные видения, мёртвые тела, безнадёжные запои, стреляные гильзы, клубок лиц: Кэтрин Трамелл, Рокси, Гас, Бет, Толкотт, Уокер. Появлялись деформированные и искривлённые картины: подвешенная в своей гостиной Кэтрин, изрезанное тело Джонни Боза со струящейся из ран кровью. Они прекрасно соперничали со сценами, бывшими чистой выдумкой: Хейзл Добкинз давным-давно убивает своих детей и мужа.
Где-то в глубине мозга он сознавал, что ему необходимо покончить с этими убийствами. Он должен забить тревогу. Затем чудотворно принялись звонить в колокола.
Его разбудил настойчивый и пронзительный телефонный звонок.