ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

— Да, — смог он выдавить из себя, — о’кей.

Он не мог назвать имени говорившего с ним на том конце телефонной линии, но сразу же понял, что разговаривает с копом и этот коп обращается к нему официально. Полицейский скороговоркой произнёс несколько немногословных предложений. Он объяснил Нику, что произошло и где его ожидают через пять минут после звонка.

Карран проснулся с мутной от вчерашней пьянки головой, но эффект от послания рассеял остававшиеся в нём алкогольные пары быстрее, чем летнее солнце пробивается сквозь утреннюю дымку. И хотя он таким образом и протрезвел, шок от услышанного приковал его к кровати. Прошло некоторое время, прежде чем он смог подняться на ноги и направился к двери.

На парковочной стоянке перед «Тен-фор» он обнаружил привычный для места преступления карнавал. Возможно, только суета вокруг на этот раз была несколько больше, учитывая то, что в дело был вовлечён коп. Повсюду, будто надеясь на то, что преступник вернётся на место своего злодеяния, стояли полицейские «крейсера» и копы. Когда Ник выбирался из своего «мустанга», его почти сбила с ног мысль, что, скорее всего, они рассматривают своего коллегу именно в таком свете.

Уокер, Гас и группа парней из Внутренней службы стояли вокруг огромного автомобиля золотистого цвета — «линкольн-тауна». Ни один из них не выглядел осчастливленным появлением Ника — и, если уж на то пошло, он тоже не пришёл в восторг от встречи с ними. Когда Ник приблизился, толпа вокруг «линкольна» расступилась, будто Карран нёс с собой чуму.

Гас Моран посветил ручным фонариком на переднее сиденье этой фешенебельной машины. Внутри, развалившись, сидел Мартин Нилсен, бывший следователь Внутренней службы департамента полиции Сан-Франциско. Тёмная, почти чёрная, кровь пачкала собой велюровый подголовник, зловещим ореолом растекаюсь вокруг его головы.

— Один выстрел, — пробормотал Гас. — Выстрел произведён с близкого расстояния. Похоже, из револьвера тридцать восьмого калибра.

Никому из собравшихся не требовалось объяснять, что револьверы тридцать восьмого калибра находились на вооружении сотрудников сан-францисского департамента полиции.

— Дай-ка мне твоё оружие, Ник, — почти извиняясь, произнёс Уокер.

— Иисус Христос, Фил, — спокойно ответил Ник, — ты же не сможешь поверить, что я…

— Просто дай мне свой револьвер, Ник. Пожалуйста.

Карран пожал плечами, вытащил оружие из подмышечной кобуры и протянул револьвер Уокеру. Шеф отдела по расследованию убийств взял его и понюхал дуло точно так же, как знатоки вина принюхиваются к винам разных урожаев, и покачал головой. Он передал револьвер одному из сотрудников Внутренней службы.

— Ну, не так много, Ник, но из этого оружия в последнее время не стреляли.

— Ни разу с тех самых пор, как я две или, может, три недели назад стрелял на полицейском стрельбище. Я не убивал Нилсена. И ты это знаешь.

— Всё, что я знаю, Ник, так это то, что он не был убит из этого револьвера. Вот всё, о чём я могу сказать с уверенностью. — Уокер старался не смотреть в глаза Ника. Он повернулся к нему спиной и направился к своему собственному автомобилю.

Карран переводил взгляд с лица на лицо и удалявшуюся фигуру Уокера:

— Вы думаете, я…

— Я так не думаю, сынок, — признался Гас. — Но должен сказать тебе, что, судя по всему, моё мнение здесь в явном меньшинстве.

Вперёд вышел лейтенант Джейк Салливан — тоже сотрудник Внутренней службы и без пяти минут такая же задница, каковой являлся покойный Нилсен. На его лице почти было написано: «Я здесь главный».

— Карран, ты сейчас должен направиться в главное управление. Там у нас с тобой будет небольшая беседа.

— Голос Салливана с головой выдавал, что он не приглашает Каррана на светскую беседу за чашечкой кофе.

— Я — подозреваемый, Салливан?

— Может быть.

— Что ж, тогда зачитайте мне мои права и арестуйте. — Ника удивило, что он произнёс почти те же слова, которые когда-то говорила ему Кэтрин Трамелл.

Салливан пожал плечами:

— Если ты, Карран, хочешь, чтобы мы поступили подобным образом, то мы найдём возможность принудить тебя.

— Это доставит нам удовольствие, — признался Морган, ещё один ублюдок из Внутренней службы.

— Ладно тебе, Ник, — произнёс Гас Моран, вставший между своим напарником и двумя копами. — Сделай себе же лучше хоть раз в жизни. Просто начни сотрудничать с двумя этими парнями.

На какое-то мгновение показалось, что Ник потребует своё гарантированное конституцией право на адвоката и наручники, но для копа не было большего унижения, чем это и, кроме того, он не был готов к такому повороту дел.

— Я последую твоему приказу, Салливан. Последую просто для того, чтобы доказать тебе, что я готов сотрудничать с властями, как и любой другой добропорядочный честный и прямой гражданин.

— Это хорошо.

— И чтобы доказать тебе, что я не убивал эту… — Он кивнул в сторону трупа Нилсена —…этого полицейского офицера.

— Ничто другое не смогло бы доставить мне такого удовольствия, — произнёс Салливан, но никто не поверил, что он говорил правду.

Они провели Ника в ту же самую комнату для допросов, где когда-то задавали вопросы Кэтрин Трамелл. Уокер, Толкотт и Гас Моран были также здесь, но они сидели на заднем плане, в то время как Салливан и Морган заняли центр, оставив Каррану третий уровень. Все собравшиеся прекрасно сознавали, что это представление даёт Внутренняя служба и именно она либо пригвоздит, арестует Ника, либо отправит его в отставку по состоянию здоровья.

— Ты ведь недолюбливал Марти Нилсена, не так ли, Карран? — спросил Морган таким тоном, будто был уверен, что делает удачный ход в горячих состязательных дебатах.

— Это всем известно. Я предполагаю, что есть люди, которых и ты, Морган, недолюбливаешь. И, думаю, существует множество людей, которые недолюбливают тебя.

— Это не касается дела.

— Ты набросился на него вчерашним днём — вступил в допрос Салливан — прямо на виду дюжины полицейских офицеров.

— Так точно. Ну и что?.. О’кей. Да, я поссорился с ним… и вышел из себя.

— Может, ты никогда и не был в себе? Может, ты дожидался Марти перед входом в «Тен-Фор» и выпустил потом в него пулю? Быть может, ты решил отомстить ему за то, что он так сильно тебя раскритиковал? Ведь такое возможно, не правда ли?

— Я ничего не говорил о том, что он меня критиковал. Я, Моран, лишь несколько жёстко поставил его на место.

— Что же тогда происходило под твоим черепом? — спросил Салливан. — Отчего ты ненавидел его до такой степени?

— Я не ненавидел его. Но… Послушай, Нилсен забрал у психиатра моё личное дело. То самое личное дело, которое департамент завёл на меня сразу после того, как я прикончил тех двух туристов.

Толкотт вздрогнул. Он не любил, когда так грубо говорили о таких ужасных вещах. Он куда более предпочитал те клинические термины, которыми пользовалась в работе Бет Гарнер, — травма или происшествие, случай.

— Всё это чепуха! — взорвался Морган.

— Я знал, что он это сделал. Но более того, он использовал моё дело. Он показал его кому-то вне департамента. Он использовал моё личное дело против меня самого.

— У тебя есть какие-нибудь доказательства, что он действительно это сделал? У тебя есть свидетели, что он действительно показывал кому-нибудь конфиденциальные психиатрические документы? У тебя есть какие-либо доказательства, что у него действительно было твоё дело?

Конечно, у Ника были доказательства. У него было множество доказательств. Но если бы он сказал им о Кэтрин Трамелл, о её сверхъестественных возможностях проникновения в его мозг и манеры, они уверятся, что он полностью врёт. Если он скажет им, что Бет Гарнер имела тупость отдать его личное дело Нилсену, он подставит её, она попадёт в беду. Оставалось единственное:

— Я спрашиваю у тебя про доказательства, Карран.

У тебя есть доказательства?

Карран покачал головой:

— Нет. Нет у меня нет никаких доказательств.

— Значит, у тебя нет ничего, — подытожил Морган.

— Кроме того, что я не до такой степени сошёл с ума, чтобы сначала затеять с кем-то драку, а несколькими часами спустя пристрелить этого человека из револьвера тридцать восьмого калибра. Этого достаточно для возбуждения уголовного дела, а?

— Не совсем. Люди иногда совершают сумасшедшие поступки. И тебе это известно, Карран.

Дверь в комнату допросов распахнулась, появилась Бет Гарнер. Под глазами у неё были тёмные круги, словно ночью она не смыкала глаз, а не была разбужена плохими новостями. Она взглянула своим обеспокоенным взглядом на Ника Каррана.

— А вот как раз и эксперт по людям, совершающим сумасшедшие поступки, — констатировал Морган.

Личный психоаналитик Каррана была самым последним человеком, которого хотелось бы увидеть Салдавану.

— Если вы не возражаете, доктор Гарнер, мы бы побеседовали с вами несколько позже.

— Я бы предпочла остаться. Мне думается, я смогу чем-нибудь помочь.

— Я действительно…

Сколь это ни странно, но это был именно Толкотт, кто сдвинул дело с мёртвой точки. Действительно, много лучше представить Ника Каррана свихнувшимся коном, чем допустить появление слухов о том, что один из сотрудников департамента полиции Сан-Франциско хладнокровно убил своего собрата-офицера.

— Я думаю, что не произойдёт ничего страшного, если доктор Гарнер останется, ведь Ник Карран — её пациент.

Ник усмехнулся:

— Мне это безразлично.

Бет Гарнер кивнула и, взяв стул, уселась, встревоженная и возбуждённая.

— Где ты был вчера вечером? — задал вопрос Морган.

— Дома, — ответил Ник. — Я смотрел телевизор.

— Всю ночь напролёт?

— Ага.

— А что именно ты смотрел?

— Не знаю. Какое-то дерьмо. — Он с трудом вспомнил, что телевизор у него действительно работал, но никак не мог вызвать в памяти, что за программы были на экране.

— Ты пил? — спросил Салливан.

Глаза Каррана устремились на Бет.

— Да, я выпивал.

Салливан нахмурился:

— А мне-то казалось, что ты давненько не выпивал.

— Да, я не пил достаточно долгое время. Несколько месяцев я не брал в рот ни капли. Но теперь, приходя домой, я делаю несколько глотков. И вполне удерживаю себя в рамках. Я не пью, когда не хочу этого делать. Я не пью во время работы, как любой честный полицейский.

— Но ты пил?

— Я только что ответил, что да.

— Как много?

— Несколько глотков. Как и сказал.

— Когда ты снова начал выпивать? Ты ведь воздерживался от выпивки так долго.

— Я занялся этим несколько дней назад. Я прекратил пить, потому что мне этого хотелось. Потом снова начал, потому что вновь захотел. У вас что, какие-нибудь проблемы с этим, а, лейтенант?

— Нет никаких проблем. Просто ты столько времени не насыщал себя и вдруг снова пристрастился и тут же сделал нечто дикое. Вот и всё.

В разговор встряла Бет Гарнер:

— Я видела детектива Каррана у него дома в районе десяти часов вечера. Он был трезвым и вполне нормальным. — Она говорила это своим лучшим, обособленным от клиники, голосом.

Салливан подозрительно разглядывал её:

— А что это вы, интересно, делали в квартире детектива Каррана прошлым вечеров в десять часов? Если вы, конечно, захотите отвечать. Так что?

Бет раздумывала перед ответом всего долю секунды:

— Я, будучи там, выполняла свои обязанности психотерапевта департамента. Узнав о ссоре Каррана с лейтенантом Нилсеном, я посчитала, что детективу может понадобиться моя профессиональная помощь.

— Посреди ночи? — издевательски спросил Морган.

— Лейтенант, это происходило не посреди ночи. Я уже сказала вам, что было около десяти вечера. И что бы вы там ни подумали, смею напомнить, что по долгу службы мой рабочий день имеет продолжительность двадцать четыре часа.

— Очень выразительно, — усмехнулся Морган. — Очень преданно. И очень… удобно.

— А в каком виде предстал перед вами детектив Карран? Ответьте, доктор, — попросил Салливан.

— Как я уже сказала, он выглядел вполне нормально и был трезв. Он высказал сожаление по поводу инцидента с лейтенантом Нилсеном и уж никак не был враждебен по отношению к нему.

— Как долго вы пробыли там?

Она твёрдым взглядом посмотрела на Ника, поймав его глаза.

— Я пробыла у него около пятнадцати минут. Увидев, что моя помощь детективу не требуется, я ушла.

Ник отвернулся, полез за сигаретой, поджёг её и жадно запустил в свои лёгкие дым.

— В нашем здании не курят, — резко рявкнул Морган.

Уокер, Толкотт и Гас Моран прекрасно знали, что именно в ответ скажет ему Карран.

— Вы что, собираетесь обвинить меня в курении?

— Послушай Карран… — зло, наполовину приподнявшись над своим креслом, начал Морган.

Салливан оборвал его тираду:

— Я ещё раз спрашиваю тебя, Карран… на этот раз для протокола: ты его убил?!

Ник ответил, ни секунды не колеблясь:

— Нет.

— Ты в этом уверен? — настаивал Салливан.

— Хватит! Один раз я уже ответил. Сначала днём я на виду у всех врываюсь в его офис, а ночью убиваю его? Называй это, как хочешь, — идиотизмом, тупостью… Но я не до такой степени туп, не до такой степени идиот, чтобы проделать такое.

— Да, то, что ты набросился на него днём, снимает с тебя обвинения в убийстве, — согласился Морган. — Считай, что ты сорвался с крючка, это даёт тебе алиби.

— Впрочем, как и написание книги перед убийством какого-нибудь парня снимает обвинения в его убийстве, — провозгласил Уокер. Он обменялся взглядами и усмешками с Мораном и Карраном.

— Вы знаете, лейтенант, что у вас должны быть неопровержимые доказательства, — продолжил Ник.

Салливан и Морган поняли, что этой шутки им не понять, и им это не понравилось.

— Я что-то не улавливаю, — признался Салливан. — О чём, чёрт возьми, вы говорите? Какая книга?

— Забудь это, Джейк, — посоветовал Уокер. — Тебя это не касается. Эта наша общая шутка, вот и всё.

— Шутка? Подстрелен следователь Внутренней службы, чтоб его черти подрали, а твой детектив из отдела по расследованию убийств, этот мешок с дерьмом, смеет шутки шутить?! Что здесь, дьявол вас раздери, происходит? — Лицо Моргана стало кроваво-красным от гнева.

Толкотт долго не раздумывал.

— Всё это не смешно, — суровым тоном объявил он. Капитан встал со своего места. — Вы свободны, Карран.

— Он многозначительно посмотрел на Бет Гарнер. — Ты отстраняешься от службы вплоть до принятия решения относительно результатов психиатрического исследования. — Остальное ему можно было уже не говорить, любому из собравшихся стало ясно: если психиатрическая экспертиза будет признана отрицательной, Карран вылетит со службы.

Допрос тут же был закончен. Толкотт, гордо вышагивая, вышел из комнаты, следом за ним увязались Салливан и Морган, Уокер ушёл в гордом одиночестве.

Гас Моран поскрёб щетину на своей щеке:

— Что скажете Ник, док, не пойти ли нам перекусить? Хорошенькую большую тарелочку старомодной полицейской жратвы: парочка яиц, сосиски, бекон. Я угощаю.

— Спасибо, Гас, но я пас.

— А вы, док?

— Я собираюсь проводить Бет до машины, Гас.

Моран пожал плечами:

— Так, понимаю, что нет, а? Ладно, пойду-ка куплю «Хроникл» и отправлюсь набивать желудок в полном одиночестве.

Он с опущенными от усталости и свалившихся на него забот плечами, тяжело переступая ногами, вышел из комнаты.

Ник Карран, взяв Бет Гарнер за руку, также направился к дверям. Даже в помещениях главного полицейского управления такого большого города, каким является Сан-Франциско, жизнь за час до рассвета затихает. В коридорах не было ни копов, ни их подопечных преступников, их место заняли несколько сторожей и уборщицы. В залах стояла непривычная тишина, нарушаемая разве что только жужжанием агрегатов, используемых для полировки мраморных полов.

Бет бросила на Ника косой взгляд, будто была не уверена в его помыслах. Карран почувствовал её вопрос.

— Мне просто хотелось бы поблагодарить тебя. — Он говорил спокойно, его голос звучал мягко и нежно.

— Это всё, что я могла сделать для тебя, учитывая те неприятности, в которые ты попал по моей вине.

— Тебе не следовало предоставлять мне такое алиби. После того, что я сказал и сделал, ты могла бы обвинить меня в пьянстве.

— А почему мне надо было бы делать такую подлость?

Ник угрюмо улыбнулся:

— Потому что я заслужил такое к себе обращение.

— Забудь это, — она тепло улыбнулась ему. — Как тебе стало известно, что Кэтрин Трамелл видела твоё дело?

— Очень просто. Она знает обо мне всё то, о чём я рассказывал только тебе.

Бет Гарнер покачала головой, будто не доверяя кому-то:

— Она должна из себя что-то представлять. С клинической точки зрения, я имею в виду.

— А какая она была в школе?

— Я мало её знаю. Хотя она заставляла меня содрогаться.

Ник распахнул огромную стеклянную дверь здания главного управления:

— Содрогаться? Но почему?

Бет поёжилась. Было довольно сложно сказать почему: то ля от холода, то ли от своих воспоминаний.

— Я… Я даже не знаю, почему. Это было так давно. Я и вс помнить* то не могу, почему.

Они остановились около её автомобиля.

— Ник, тебе нужно немного отдохнуть. Пообещай мне, что сделаешь это.

— Обещаю.

Она быстро и нежно поцеловала его в щёку.

— Ну, вот и хорошо. — Она принялась рыться в поисках ключей от машины, нашла их и открыла дверцу. — Иди домой, Ник. Несколько часов поспи. И ты будешь чувствовать себя намного лучше.

Но было нечто другое, чем он мог заняться сразу после их прощания и что наверняка улучшило бы его самочувствие и настроение.

— Бет, я совсем не имел в виду то, что сказал тебе. Сказал о…

Она подняла руку, чтобы остановить его:

— Конечно, это так. Я уже не девочка, Я способна такое выдержать.

— Бет…

— Иди домой, Ник.

Он стоял на парковочной стоянке и ждал, пока она не уедет. Он не пошёл домой. Он дождался, когда она пропала из поля зрение, затем отправился разыскивать Гаса, чтобы разделить с ним тарелочку чистого холестерола и ожидать того, что будет слышно в главном управлении.

В девять часов Ник решил, что Андруз, должно быть, уже появился в своём офисе.

Когда он вошёл в комнату, которую занимал отдел по расследованию убийств, Уокер с явным неодобрением наблюдал за ним из собственного офиса. Его взгляд был красноречив. Он вопрошал: какого чёрта ты здесь делаешь?

— Вот пришёл очистить свой стол, — крикнул ему Ник.

— У тебя, Ник, есть на это пять минут, — выкрикнул ему в ответ Уокер. — А потом убирайся отсюда к чёртовой матери.

— Ладно, нет проблем. — Он надеялся, что являет своим видом картину полного смирения.

Андруз сидел за своим столом, что-то неистово печатая, наполняя значением какие-то записи, сделанные в блокноте, лежавшем рядом с пишущей машинкой.

— Как дела, Сэм?

Андруз взглянул на Ника с преувеличенным подозрением:

— Как дела, спрашиваешь? Дела идут хорошо, Ник. А ты как? Ты, похоже, закончишь свою работу в департаменте полиции Сан-Франциско с записью о психической неполноценности.

— Это приобретённый здесь же талант, — ответил Ник, лёгким шагом направляясь к рабочему месту Андруза. Он бросил взгляд в сторону отдельного помещения Уокера и понизил голос. — Ты что-нибудь откопал про её родителей?

— Ты в отпуске парень, — прошептал Андруз. — Ты в отпуске по психическим показаниям. Не исключено, что я сейчас разговариваю с сумасшедшим, предполагаемым кретином.

Ник усмехнулся:

— Ну, вот ты и знаешь, что я кретин, Сэм. Так что ты откопал?

Андруз бросил взгляд на Уокера, затем опустил глаза на свои записи:

— Лодка взорвалась. Там была утечка топлива и ещё две записи о предыдущих ремонтах. Было оформлено два страховых полиса на Трамеллов, жирненьких таких полиса, по пять миллионов каждый. Проводилось расследование. Не нами, но страховой компанией. Они выслали частных детективов на место происшествия; очень уж им не хотелось платить десять миллионов. Но ничего неожиданного вскрыто не было. Ничего… Дырка от бублика… Страховой компании пришлось утереть себе нос и заплатить. Так что наши с тобой премиальные составляют лишь несколько центов. Это был несчастный случай. Это — официально.

— А неофициально?

Андруз пожал плечами:

— А сам ты что думаешь?

— Итого она получила десять миллионов баков. И что? У неё уже есть десять миллионов. Так что сделала она это не ради страховки. Она сделала это ради удовольствия от волнения, — добавил он про себя.

— Эй, парень, послушай сюда: она вообще этого не делала, и это ясно, как и то, что Земля вращается вокруг Солнца. Запомни это.

Ник кивнул:

— Я постараюсь.

— Карран!

— Я уже ухожу, Фил, — крикнул Ник.

— Загляни ко мне, прежде чем уйдёшь.

— Обязательно, — любезно ответил Ник. Он прогуливающимся шагом зашёл в уокеровский офис и закрыл за собой дверь. — Что случилось, Фил?

— Я никогда не поверю, что ты вдруг превратился в «хорошенького парнишку Ника Каррана». Я никогда на это не куплюсь, Ник. Я знаю тебя слишком хорошо.

— Я просто человек с хорошими намерениями, Фил.

— Ну, вот и спасай их. Слушай, Внутренняя служба собирается поговорить с тобой относительно Нилсена. Он» проводят расследование. Мы — нет. Это их собственное расследование.

— Это придурки заботятся о своём, так? Поправь меня, Фил, если где-то я буду не прав. Но это убийство, а убийство есть убийство. А с каких это пор Внутренняя служба занимается их расследованием?

— Ну вот, теперь я вижу перед собой того Ника Каррана. которого хорошо знаю. — Уокер покачал головой. — Я не собираюсь спорить с тобой, Ник. Это не моё дело, да и не твоё тоже. Просто следуй инструкциям: сделай всё возможное, чтобы, когда люди из Внутренней службы захотят с тобой встретиться, они могли без особого труда тебя отыскать. Находись подальше от волнений разного рода и поближе к Бет Гарнер. Это поможет тебе в оценке.

Ник сложил руки на груди.

— Она убила его, — резко сказал он.

— О, Бог мой. Ты, действительно, помешанный! Теперь обвиняешь в убийстве людей Бет!

— Не строй из себя недоумка, Фил. Я говорю вовсе не о Бет, я имею в виду Кэтрин Трамелл. Она убила Нилсена.

— Неужели?

— Угу, именно так. Она его убила. Это является частью её игры.

— Её игры. Сначала ты обвиняешь её в том, что она купила твоё личное дело. Сейчас ты инкриминируешь ей убийство Нилсена. Сделай мне доброе дело, сделай доброе дело для себя же самого — забудь её. Ладно? Уйди куда-нибудь. Погрейся на солнышке. Вычеркни её из своей памяти.

— Ну, ты ведь не покупал моё дело? Она знала, что никому больше оно не нужно. — Он улыбнулся и кивнул, похоже, самому себе. — Тебе, действительно, следовало бы восхищаться ею, и ты это знаешь. Она всё знала наперёд, прямо как какая-нибудь из её проклятых книжонок. Она сама создала всё происходящее. Она знала, что я заявлю, что она это сделала. И она знала, что никто другой не будет покупать моё дело.

Уокер смотрел на него, в его взгляде можно было прочитать нечто вроде жалости.

— Она свернула тебе мозги, Ник. Держись от неё подальше.

— Угу, — беспечно произнёс Ник. — Нет проблем. Я ведь теперь не у дел, в отпуске… Так? Так что тебе нечего беспокоиться.