Часть третья

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Часть третья

Он, Амурчик, мимо пролетал и подумал: «А может опять к ним заглянуть? Ведь же вдвоем я их оставил».

И решил он посмотреть, готовы ли у них сердечки, как они сблизились?

Спустя пять минут летел он оттуда рассерженный. Да, что там рассерженный? Почти, обозленный. Чего раньше с ним никогда не было.

            - Это когда же такое раньше было, чтобы мужчина наедине с ней, да еще голый, и к голой женщине не нашел подход? Не было такого извращения раньше! Всегда мне было куда стрельнуть. А тут? Обязательно доложу его НЕЗЫБЛЕННОСТИ, пусть их как следует, проучит.

            И улетел. Подумал.  ОН пусть сам их рассудит, а пока этого не произошло, то решил для себя, что больше ни ногой, нет, ни взмахом крылышка к ним не приблизится. Больше никогда! Не заслужили они чести такой. Пусть помучаются без любви то!

Амурчик улетел, а они, Наденька, которая стала называться Принцессой и Толик, которого она стала называть Котобик,  продолжали дальше мучиться.

Звонок!

- Ох, уж, как он некстати!

Мне приходится отрываться на самом интересном месте. Вскакиваю и с сожалением отрываюсь от него.

-Слушаю! Да. Хорошо. Поднимайтесь на второй этаж, я вас встречу.

На ходу подхватываю халат и пока иду к двери, спешно продевая руки и накидывая его полы на плечи, все еще вижу перед глазами его примечательный член. С некоторым волнением открываю дверь.

-Привет! Ты одна? Проходи, проходи, не стесняйся.

Первое впечатление. Как будто ко мне заходит соседская девчонка. Она так же высока, те же каштановые волосы. А вот и отличия. Лицо изумительной красоты, кожа нежная, как у персика. Жаль! Как жаль, что такие красотки пропадают. А, может, вовсе и нет? Не пропадают? Но не успеваю справиться с этой мыслью. Мозг мгновенно отмечает ее взгляд. У нее, девочки, что я вызвала с эскорт-агенства, другой взгляд, взгляд профессионалки, с оттенком легкого безразличия и пренебрежения. В остальном, я бы ей пятерочку, да еще и с плюсиком бы поставила. И рост и фигурка, просто божественные! Честно говоря, я даже не ожидала увидеть в ней такое естественное и женское. И если бы не броская одежда, то никогда бы не угадала о том, чем она занимается. Еще даже подумала. Вот вам и загадка природы. Это, что же, мы все можем так? Ведь не различишь же ей богу!  Но все ее движения замедленны. Понимаю, что она того не замечает сама, как тянет время.

Сейчас мы тебя, детка расшевелим! Думаю я. И потом, что это за взгляд? А где же эстетика?

Одета она ничего, модно, вызывающе, правда, но в меру. Пока она снимает верхнюю одежду, я замечаю первую профессиональную особенность. У нее нет никаких украшений. Нет колец, цепочек. И потом, она не снимает обувь и уверенно ступает по коридору, в своих, высоких ботфортах. Показываю, где туалет, где ванная комната. Спрашиваю. Нет. Не курит. Хорошо. Прошу смету. Пока ее рассматриваю, она спрашивает. Да, говорю, можешь позвонить. Раздеться можно в соседней комнате. В постель есть все?  Хорошо. И тапочки? Туфли пластиковые? Устраивает.

-  Ну, что? Время пошло?

Она пытается улыбнуться, но у нее это не очень-то получается. Уголками губ, получается, только криво усмехнуться. Я ускользаю на секундочку, за дверь и пока она звонит, я сообщаю ему.

- А вот и подарочек, тебе, объявился. Ты, как? Справишься? – Он энергично кивает.

- Теперь, слушай. Ты мой муж, больной. Понял? Сам понимаешь? Кто платит, тот и заказывает музыку. Лежи так, как парализованный и спишь, слушай только меня. Не сорви мне игру! Понял? И еще. Очнешься только после того, как я тебя три раза толкну. Понял?

Он молодец. Схватывает все на лету.

Я даже начинаю им гордиться. И ведет себя хорошо. Не смущается, чуточку прикрылся, но я все равно отмечаю это его причинное место там, даже под простыней. Еще бы, думаю я. А ведь ему действительно есть чем гордиться. И пока я показываю Марии, так она просит себя называть, где и что в ванной, то все время вижу это перед своими глазами. Ну, что там сказать?

 Конечно, я волновалась. Еще бы! Столько о нем, об этом их причинном месте слышала. Бабы просто все уши о них прожужжали. И какой у того, и какой у этого. А тем он, так-то, а тот, так. Невольно прислушаешься и подумаешь. А может, я чего-то не понимаю в этой жизни? Ведь и подруга моя все о них раньше мне говорила, а я и не знаю сама. Стоит ли об этом так много говорить или хватит этих разговоров. Но я решила, так решила. Все самой надо увидеть и пробовать. Мне надо иметь собственное мнение и суждение! Я все вычитала в мед. литературе и по атласу проштудировала. Но, то в книгах. А вот как в жизни?  Правда, духу у меня, без внутренних волнений к этому предмету, не хватило. Вот и позвала я Толика. В рифму скажу. Толика, как кролика! Ведь с кем-то мне надо было начинать? По моему плану, кстати, в гениальности которого я не сомневалась, я сначала должна была пройти ознакомление, потом увидеть его со стороны в действии и уже, потом что-то решить для себя.

 Хорохорилась, я хорохорилась, а как пришлось столкнуться с реальностью, я даже, в первое мгновение, спасовала. Даже вспомнить стыдно.

Вида не подавала. Для себя я выбрала такую манеру поведения. Пусть во всем, что будет происходить, все будет с легкостью и с усмешкой. Главное не терять чувство юмора. Поэтому, когда я с него сдернула простыню, то  старалась сразу к этому даже взгляд свой не опускать. Пусть, думаю, помучается. Не успеваю окунуться в воспоминания. Она зовет из ванной. Потом доскажу, идти надо. Хотя, что это за манеры? Незнакомого человека и в ванную приглашать?

Захожу. Она повернулась боком, но я все равно хорошо могу ее рассмотреть. Тело прямо как у девочки, не оплыло жирком,  явно выступают ребрышки и кости таза. Крутая линия бедер и очень симпатичная круглая попка. Киска выпятилась бритым бугорком, уходит под ноги разрезанным пирожком, откуда выглядывают темные кончики нежных и закрученных губок.  Пока разговариваем, я все высматриваю у нее между ног и по ее телу. Она  это замечает и, повернувшись ко мне передом, говорит. Что грудь у нее, как заказывали, чуточку обозначилась. Смотрит мне на грудь, которая предательски выпирает из-под халата, а   потом, вроде бы, как смутившись, признается мне.

- У вас вон, какая? А у меня не растет. Не растет уже четыре года.

- Ну, во-первых, не вы, а ты. А потом, все правильно. – Говорю, я со знанием дела. - Грудь растет только до двадцати, а потом, только отвисает.

 Ну, моя-то. Хоть бы чуточку подросла! Ведь мне уже двадцать один.

Переспрашиваю. На мой взгляд, она моложе. Говорит что в эскорте уже четыре года. Переспрашиваю и еще раз  удивляюсь. Ведь это что же получается, что она в семнадцать лет, как я и уже? Она звала и спрашивает меня по поводу сметы. Я отвечаю, что все понятно и это она сама будет порядок действий устанавливать, как ей будет удобно. Говорю, что я только наблюдатель, но тут, же поправляюсь, под ее, вопрошающем взгляде и добавляю.

- Обучаюсь, не опытная. Пригласила ее, что бы она подучила. Я ведь, только замуж вышла.

Она мне окидывает оценивающим взглядом и потом, отвернувшись ко мне попкой, говорит о том, что там и я записана тоже. Мне вдруг делается неудобно и я уже хотела выйти, как она опять повернувшись ко мне, без стыда, сверкая всеми прелестями, говорит.

- А ты, ничего. Толк будет. Ты мне сразу понравилась. Тебе не трудно будет мне спинку помыть. Уж больно руки у тебя нежные. – Даже в краску вогнала. Вот, же!

И потом она так приседает передо мной, что я вижу мельком ее губки и просит ей спинку потереть. Секунду раздумываю, а потом, для соблюдения антуража, слегка тру ей спинку. Она явно провоцирует меня. Но я думаю не от того, что хочется, а потому, что боится деньги по этому пункту не получить. Вида не подаю и осторожно начинаю готовить ее к задуманной мною игре. Говорю ей, что без ее помощи не справлюсь, что вышла замуж, а потом поправляюсь, нет, меня насильно отдали за больного человека и я мучаюсь уже третий день с ним, не знаю, что и как с ним делать. Так, что без ее помощи мне не справиться совсем. Выручайте, я ведь не опытная. А она хитрит.

- Ой, ой, ой! Быстренько там, там под ногой. Что-то ты мне туда сунула, колется, вытащи!

Я покупаюсь на ее уловку, и пока я лезу к ней между ног, она ловит мою руку и прижимает к своей киске. Провожу пальчиками вдоль по складочке ее киски и даже успеваю слегка зацепиться за ее губки. Она намылилась и мне приятно ощущать, как мои пальцы легко скользят в ее складочках горячей и молоденькой киске. Для убедительности и скрытности я ее все нежнее и ласковее тру и уже не мочалкой, ее отложила, ладошкой. Нежно, с любовью. Она реагирует, и я вижу, что ей нравиться. Конечно, думаю. Так в ванной ты бы и сидела и чтобы тебя дурочка свой ладошкой поглаживала. Сейчас! Думаю. Не на такую напала! Но, что бы ее сбить окончательно и вдохновить, лезу к ней ладошкой под попочку. Вовремя себя останавливаю. Ну, что ты поделаешь? Говорю себе. Ведь, я же себе установку такую дала.         Все, никаких кисуль, только мальчики! Мужики! Только! Но все равно, в последний момент в моей голове срабатывает привычка и проскакивает эта назойливая мысль: «А она ничего, особенно ее киска»!

Стоим, через пятнадцать минут, на пороге комнаты. Она во всем боевом снаряжении, я в халате. За это время я ее пальчиками ублажила чуть, чуть, потом вытянула из ванной. Пока обтирала, когда она в ванной стояла, она меня пару раз за грудь лапнула и хотела полезть целоваться, но я уклонилась. Она бы там все так и сидела и, закутав ее в полотенце, погнала переодеваться. Сама рядом стояла, пока она облачалась в свою сбрую. Спросила ее о резинках, а она мне говорит, что они у нее тут в кармашке. И показала. В общем, наряд ее еще тот. Все из сексшопа. Как-то он у них там называется, что-то с гувернанткой или с горничной, так как то. Но смотрится эротично. Она берет с собой сумочку, в ней все, чтобы работать было удобно с клиентом и не бегать. Там и антисептик, для профилактики, салфетки, еще резинки всякие и прочая напасть, даже дилдо и еще какая-то штука. Она опытная, я это поняла по тому, как она уже полчаса или сорок минут возится, а время то идет, а она еще даже на краешек кровати не присела. Вот, думаю, какая? Как бы она меня не раскусила? А я решила дурочкой прикинуться. И начинаю при муже, своем липовом, ей рассказывать. Что он, мол, болен такой болезнью, при которой у него в любую минуту теряется сознание, может даже когда идет, или кушает. Он сразу же выключается. Может лежать в параличе, как сейчас, и одному богу известно, когда он включится. В общем плету! Главное, что бы было напористо и с чувствами. Вижу, что она все еще не очень-то верит, но уже сомневается.

- Мура, можно я так буду тебя звать? Хорошо. Мура, помоги мне с этим. – Тяну паузу. – С этим, ну, сексом.

Делаю такой вид, будто действительно я не опытная и не знаю с чего начать и как приступить. А ведь я и в самом-то деле не опытная. И уже путая, где, правда, где розыгрыш, прошу ее мне все объяснять и показывать.

- Тебя как зовут? – Спрашивает, и я ей, сообщаю, придуманное, мной заранее, - Зови меня Киска.

-Хорошо, Киска. Давай, присаживайся рядом, на кровать, будем знакомиться с предметом.

Она садится с краю и стягивает с него простыню.

- Ну, знаешь, Киска, а тебе повезло! Смотри, какой красавчик! Двумя пальчиками берется за предмет и слегка его приподнимает, как бы взвешивая.

- А он, правда, не того, не проснется? А то ведь еще испугаться может. Ну ладно, слушай.

- Ты мне Киска, вот что скажи? У тебя есть вообще опыт?

- Как? Первый раз такое слышу. Что, ни, ни? Ну, Кисуня, так Кисуня. А может ты еще и девочка, целка?

- Ну, ты меня просто покорила! Первый раз такое со мной. Честное слово! Ты мне скажи, где ты все это время ошивалась? Ты чем, вообще-то занимаешься?

-Ну, слава Богу! А я-то подумала, что ты как все. А если в науке, ну тогда другое дело. Они там со своей наукой трахаются, им то и баб, никаких, не надо.

- А, он? Что? Тоже? Не знаешь? Но, что-то мне подсказывает, что он не такой уж и мальчик. Смотри, мы его еще не трогали, а он-то уже зашевелился!

Я ее отвлекаю, и пока она оборачивается, я сильно щипаю Толика за ногу. Он даже вздрагивает и открывает глаза. Я ему глазами показываю на член и, сжав губы, мотаю головой. Мол, вот, я тебе. Но результат на лицо. Когда она оборачивается, все у него улеглось.

- Смотри-ка, Кисуля? Опять он съежился.

Я ей поясняю, то у него так бывает, видно, что-то мерещиться, сниться. Она с деловым видом начинает наше представление.

- Ну, ка. Возьми его в руку. Да не так! Ну, нежнее. Смотри, как надо. Большой палец в эту ямку, под головкой, а пальчиками нежнее, нежнее. Поняла? Давай. Ты, что?

Это же тебе не переключатель скоростей, нежнее надо, нежнее. Поняла? Хорошо. Теперь слегка кожицу оттяни. Обнажи ему головку.

- Да не бойся ты! Тяни, пока не почувствуешь, что больше не тянется. Ну, что? Что ты замерла? Ты, что? Никогда головку не видела?

- Ох, ты, горе! Ну, что ты за профессорша такая? Ну, смотри. Вот это их головка. Да! Потрогай, пальчиками, погладь. А это дырочка.

- Что? Ну, ты даешь, профессорша! Ротик! Ой, не могу! Она ротик увидела! Что? Ну, не смеши ты меня? Какой еще ротик? Что?

-С губками? – Смеется. – С маленькими? Они есть просят? – Ха, ха, ха!!!

Она смеется, а я делаю вид, что обижаюсь. Но его член держу. Приятно так. Даже, скажу, что-то такое в этом есть. Потом она успокаивается и опять спрашивает.

-Профессорша, а ты вообще-то целовалась, хоть раз. Ну, хоть тут ты, как все. Слава богу! А сейчас я тебе покажу, как я с ними целуюсь. Что? Можно, можно! Можно, я тебе говорю! Это знаешь, как наркотик. Один раз засосешь и все. В голове засядет и потом ты уже все время, только и будешь думать об этом. Что? Так не будет с тобой? Ну, не знаю, не знаю. Со мной так. И с другими девчонками.

- А посмотри? Он, что уже проснулся? Нет? А чего у него, слюнки бегут? Какие, какие, мужские! Ты, что же не видишь? На, вот, причастись! Что? Пробуй, я тебе говорю, не умрешь! Ну, что. Да не пальцем! Попробуй язычком. Профессорша! Ты зачем меня просила? Правильно! Только, как я тебя научу, если ты ничего делать не хочешь из того что я тебе говорю. Ну, как? Подумай, подумай. А я пока в туалет.

Она поднимается и выходит. Толик, тут же открывает глаза. Смотрит на меня вопросительно. И тихонечко шепчет.

- Ты или делай, что она говорит, или я проснусь. Ты поняла. Профессорша!

Я ему тихонечко шепчу в ответ, что бы он лежал, как бревно и чтобы сделал так, чтобы у него и не дыбился. Он на меня смотрит и тихо смеется. Я на него шикаю. Он сильнее. Я ему говорю тихо.

-  Ты, что? Ну, ради меня. Прошу. Ну, как-то сделай так, чтобы он улегся.

Он мне в ответ.

- Ну, хорошо, хорошо. Только ты его хоть на секундочку отпусти, а то я ведь и кончить могу так.

А я, ведь, действительно, как схватила его, так все время и не выпускаю из рук.

Она идет. Я его член выпускаю и вскакиваю с постели.

- Знаешь, что я подумала? Я всегда там толковое что-то придумываю. Ты, разденься, и я тебя слегка приласкаю. Может, ты возбудишься, и станешь смелее?

Я понимаю ее замысел, но в мои планы трахаться с проституткой не входит. Я же пощусь. На диете я. И потом, я решила, что хватит с меня. Только мальчики и эти, их прикольные члены. Забавные, в самом-то деле.

- Нет. – Говорю. – Давай-ка ты, своим личным примером, ложись на амбразуру и заставь пулеметик этот, отстрочиться. А я посмотрю на твой геройский подвиг.

Она смеется, но вижу, что разочарована.

- Бери его так, как я. Нежненько. И потом потихонечку, потихонечку.

Она мне показывает. Мне интересно смотреть на все это со стороны.

- Вот, видишь.

Это она о своем результате, который торчит налицо.

- Теперь, что? Теперь, когда он приготовлен можно все что захочешь делать. А ты, чего, хочешь? Ты, нет? Я? Ну, хорошо, хорошо. А то давай, ты! Или рядом. Поближе, что бы я тебя доставала, и ты могла трогать рукой. Но сначала мне  надо резинку. Как, как? Смотри.

- Главное, не натягивай раньше, оставь место сверху, а потом по всему члену, без складочек. Ну, на, пробуй.

Я впервые за этой процедурой. Даже ощущаю волнение, будто я сама сейчас всем воспользуюсь дальше.

Она меня поправляет и поучает. Да, опытная, ничего не скажешь!

- Ну, теперь давай? Что? Боишься? Ну, знаешь милочка? Замуж выходить и не того? Не наколоться на эту штучку. Это как? Больно? Ну, только немного, сначала. А я уже и не помню. – Смеется.

- Я? Когда первый раз? Ой, дай-ка вспомнить? В десять. Нет, в одиннадцать. Где? Да, было дело. С дядькой одним. Завел и потом. Что? Да, нет. Знала, зачем он меня зовет, сама захотела. Я же из деревни, а там знаешь как. Тут петушок, там свинки и все этим занимаются. А меня? Меня чуть наш Бобик не сделал. Как, как? Ну, не по настоящему, нет. Игрались, а он вдруг налетел, повалил и давай мне в ногу тыкать. Быстро так. Я заплакала, дети разбежались. Домой не пошла. Задумалась. Я ведь уже себя ручками трогала. Нравилось. А тут такое дело. На другой день дождалась, когда все на работу ушли и я того Бобика завалила. Малая была, глупая. Все искала у него, чем это он мне в ногу тыкался. Ну, взяла его. Даже возбудилась сильно. А ума-то нет. Я его еще и за мешочек схватила и как потяну. Думала, ему так приятно будет. А он, как крутнется и меня за руку. Смотри. До сих пор поцелуй его на руке ношу. Так, что запомни. Мужиков за яйца не таскай, это им больно. Если захочешь когда, то очень нежно, осторожно. Они у них очень чувствительные. А лучше полижи. Что? Да, да. Там им, самое приятное. Сами же они не смогут. – Ржем.

Она смешная. Наивная, в чем-то. Мне ее откровение нравиться. Оно простодушное какое-то.

-Слушай, Кисуня! Ты, как хочешь, но надо тебе самой. Как, так? Я? Да, как же я у невесты брачную ночь украду. Ты в своем уме? Да меня девки мои заклюют, если узнают. Ну, смотри сама. Мое дело такое. Как сказали, так и будет.

Пока она не начинает, я тяну к себе ее сумочку и спрашиваю.

- А можно, пока ты будешь с ним, я тебя этой штучкой потрогаю?

Вы, когда-нибудь, человека в ступоре видели? А проститутку? Она на меня такой взгляд метнула, что думала я от него мертвой упаду. Не тут-то было. Я ей еще раз говорю и напоминаю, что все по прейскуранту расписано. Делать ей нечего. А, я, все еще валяю дурочку и спрашиваю.

- Мура, а ты мне покажешь, как с этой штукой можно? А это, что?

Следом за штукой вытягиваю штучку такую для, для ануса.

-А это куда? Что это?

Вижу, что она прозревать начинает и вижу, что сомневаться во всем начала.

Она почти шипит. Но я делаю вид, что не замечаю. Поворачиваюсь к ней и прошу ее так правдиво.

- Мурочка, покажи мне, пожалуйста, как можно с этими штучками? Здорово, наверное?

Вижу, что она в следующее мгновение может вытворить, что-то такое, что мне не хочется. И я, опережая, ее выпад говорю.

- Мурочка, ты мне так нравишься, ты такая лапочка, такая легкая, такая веселая. Мне с тобой так хорошо. Пойдем в другую комнату вместе, я хочу с тобой побыть. Пусть он полежит пока. Пошли?

Она хватается за прикормку и чуть ли не вприпрыжку пускается за мной, громко постукивая своими прозрачными туфлями на высоких каблуках.

В комнате я ее укладываю на спину. Она с удовольствием растягивается во весь рост. Тянет меня за собой. Ну, что же, думаю. Ради святого дела придется и мне порадеть. Главное ее сейчас сбить с толка. Пусть так и не поймет ничего до конца.

Ложусь рядом, и она сразу же лезет ко мне холодными костяшками пальцев за пазуху. Терплю ее лапанья. Про себя думаю, что пока они нечем он лапанья мужиков не отличаются. Но вот в ее движениях начинают пробиваться нотки все более похожие на чувства. Я уже с удовлетворением чувствую, как ее пальцы все нежнее и мягче крутят соски, осторожно сжимают и гладят сверху груди и это мне нравиться. Ну, пусть и на меня поработает. Может она и права, что я распалюсь и к его члену смогу прикасаться увереннее. Для придания ей уверенности касаюсь ее шеи. Приятно. Потом целую на границе волос. Еще приятнее. Она хорошо пахнет, свежестью и мытым телом. Чувствую, что она отходит, смягчается.

- Мурочка! Ну, покажи мне, как с этими штучками управляться. Я всю жизнь хотела посмотреть, как это делается.

Она недоверчиво смотрит и все еще находится в неведении. То ли я ее разъигрываю, то ли на самом деле такая дура. Не дожидаясь ее решения, тянусь к сумочке и осторожно, двумя пальцами вытягиваю эту штучку наружу. Осматриваю. Довольно увесистая штучка, но по форме и мелким деталям сверху очень напоминает самый настоящий мужской инструмент, только крупнее и вены рельефнее. На ощупь пластик или резина, не пойму, материал какой-то не знакомый. Спрашиваю ее и она, наконец-то, подключается и начинает пояснять. А потом вытаскивает из сумки резинку и, разорвав упаковку, ловко натягивает ее сверху. Пока все довольно эротично и не привычно. Она все делает, молча и с недовольным видом. Хотя и пытается скрыть свое настроение от меня.

- Мурочка. – Шепчу ей почти в самое ушко. -  Прошу тебя, покажи.

-А ты помоги мне!

- Как? Как мне помочь тебе? Что я должна делать?

- Поласкай меня.

Видя мое замешательство, которое я невольно испытываю от ее наглости. А как же еще? Она воспринимает, как мою неопытность.      Она улеглась на спину и уже эротично раскрывается. Мой взгляд невольно обращается туда, к ней. Она замечает мой интерес и спрашивает наивно.

- А тебе, что? Я и в самом деле понравилась?

- Ну, конечно! – Вру беззастенчиво.

-А, что больше всего? – Спрашивает и пальцами, прямо у меня на глазах начинает сильно растягивать свои, вовсе не малые, губки.

Я напрягаюсь, и она это заметила. Начинает глубже зарываться пальцами в свои складки, сильно оттягивать и натягивать ушки губок. Я вижу ее, все еще молодые, но  уже отвисшие ткани, складочки, которые бесчисленными паутинками тянутся по всему ее лону и рельефную конфигурацию, которая сверху разделяя половинки ее больших губ, скрывает под складками кожи приметный валик, напоминающий мне о самом чувствительном месте и моего тела, тоже. Меня увлекает это созерцание, и я с трудом отрываюсь. Вот же, черт! Я опять увлекаюсь. Надо заставить себя делать то, что задумала. Твержу себе установку и уже в ней сама же и сомневаюсь.

- Ты, знаешь. – Вдруг дрогнувшим и низким голосом говорю я, волнуясь.

-Мне больше всего нравится в тебе. – Тяну паузу, соображая. – Сама твоя суть. Вид тебя, словно мальчика. – Это уже лишнее, но оно вырывается у меня.

- Тебе нравятся мальчики? – Пытается понять меня. – Маленькие мальчики? – Спрашивает с беспокойством и явной тревогой.

- Ну, ты скажешь! Да, нет же. Девочки, словно мальчики. С маленькими, а лучше всего, это вовсе без грудные.

- Тебе такие нравятся. – Топорщит свою грудную клетку.

- Да! Именно такие.

Она явно удовлетворена моим признанием. И я, желая ее подбодрить, прикладываю свою ладошку к ее недоразвитой и тощей груди. Пальцами нахожу, осторожно и нежно сжимаю сосок. Собственно это не сосок, как скажем у меня или у какой-то другой женщины, нет. Это просто мальчишеский значок на ее женском теле.

- Тебе тяжело будет ребенка кормить. Не за что ухватиться. – Говорю ей со знанием акушерского учебника. - Над ним тебе надо поработать, как следует. Обязательно вытянуть.

- А ты, что? Думаешь, у меня будет ребенок?

- Не просто думаю, уверенна.

Она лежит и соображает. Конечно, думаю, тебе такая мысль может, и не приходила никогда. Нет, может и приходила, но вместе с волнением о залете. Подумай, подумай. Тебе будет полезнее поразмышлять об этом. И пока я обдумываю все, что связано с этим она, приподнявшись на локтях, говорит мне, очень взволнованно об этом.

Говорит, что в двенадцать лет залетела. А с одиннадцать лет безотказно, все давала и давала. Так ей нравилось этим заниматься. А потом боялась родным сказать. Пока сообразила, живот стал расти. Все стали ее толстушкой звать и даже мать. И только когда она к бабке своей, в соседнюю деревню, одна и через лес, ночью пришла, то та сразу же обо всем догадалась. Она умоляла ее и та, пощадила. Потом они в дальней деревне вместе с ней, к ее бывшей подруге, повитухе, на аборт поехали. А та все ахала и охала. Как же так, говорила, ведь же внучка дитя, еще совсем, а уже на аборт. Сделала все, что могла, а насчет детей в дальнейшем смолчала и ничего не сказала. Отнекалась. Мол, не знаю, не знаю. Как бог рассудит. Это потом уже, когда она к бабке своей, пред самой ее смертью приехала попрощаться, та ей и сказала, что детей у нее больше не будет. Это, говорит, за грехи твои, беспутные, бог тебя наказывает. Так, что Мурка говорит, я и резинками то пользуюсь от инфекции или болезней, а не по их прямому предназначению. Пока она рассказывала, я все время думала об этой ее истории. А сколько таких малолетних давалок покалеченных, да по всей стране?    А она продолжала.

- Как я только об этом узнала в такой загул ушла. Аж, вспомнить страшно. Оторвой стала, самой настоящей. Училась уже в училище, в городе. Все девки, как девки и только я одна была до этого такая скромница. Наеб…сь, видно. Да и аборта следующего, как огня боялась. Уж больно мне страшно, да и больно было тогда. А тут на тебе! Вот так подарок от бабушки! Три дня убивалась. Все думали, что по бабушке, а я-то ведь знала почему. А потом в училище вернулась и как с цепи сорвалась. До ручки дошла, до бешенства матки. Сначала с пацанами, потом с мастерами, потом с мальчиками и переключилась на девочек. Вот как меня покорежило. Всю перекрутило. Из-за этих девочек я и пострадала.

- Ты представляешь, я ведь до чего дошла и все себе представляла, как я с такой девочкой буду, что даже крутиться стала перед школами, перед техникумом. Все ее высматривала. Один раз познакомилась с такой нимфеточкой. Лет двенадцать, наверное, ей было. Так мне ее захотелось, что не утерпела и завела ее в подвал и давай целовать, ласкать. Она мне все позволяет. Ну, думаю? Вот же мне счастье привалило. Сейчас я ее. А ткнулась? Что же ты думаешь? Я не первая! Вот тебе и на. Спрашиваю, а она мне, да трахаюсь. И, что, говорю, за деньги? Да и за деньги тоже. Я все еще не могу поверить. Думаю, как же это так? Такая молодая, а уже вовсю и за деньги. Я же еще тогда ни, ни, даже и думать не могла, что скоро вот так же и за деньги, сама начну. Я ее спрашиваю, о том, что, мол, ты одна этим занимается? Нет, говорит, мы с девчонками, попеременно, на общую кассу. Что, что?  Какую кассу? А она, на общую, ну вроде бы, как для всех. А зачем вам деньги-то? На конфеты, что, ли? Да, говорит и на конфеты. А потом, тихо так спрашивает. Ты умеешь тайну хранить? Только по-настоящему? Я говорю, что сохраню. Она. Покрестись. Крещусь и прибавляю, что честное слово. Только ты никому, слышишь, никому не говори. Речь идет не обо мне, а об одном очень хорошем человеке. О, каком? Кто он? Этот хороший человек. А она мне, да наш сводный братик. Какой, какой? Спрашиваю. Потом прошу ее мне все подробнее рассказать. И что же ты думаешь, я узнаю? Зек. Освободился, забился в подвал, и как то так их разжалобил, втерся в доверие. Что-то им такого наплел, чем их привязал? Видно, гад, пожалился и они его, девочки  стали ублажать. Сначала он их учить стал, как это делать. И видно так все продумал, что они к нему за этой правдой потянулись. За ощущениями. Возраст, то какой? А, потом говорит, что сначала одна попробовала, и ей понравилось, потом другая. И так они все по очереди стали ему любовницами.  Я ее спрашиваю о том, что, мол, ну а ты? А она и мне тоже понравилось. Я говорю, так ведь он же вас просто использует, каждую по отдельности. А она, нет, мы все вместе. Говорит, это чтобы не было обидно.  И все и по очереди. А ему кушать надо, лекарства. Ему надо деньги. Та вот мы на него стали  деньги зарабатывать. А он добрый и деньги нам дает, балует.  Каждый раз дает на сигареты и конфеты. Ты, представляешь? Меня, оттуда, как ветром выдула. Бегом и прямо властям. Мол, так, мол, и так. Девочек, развращает, падлюка. А я же еще дурра, дурой была.  Ну не думала, что это целая мафия. Откуда же мне было знать, что эту схему они все,  вместе придумали. И девочек и зека, липового. Так они деньги на малолетних зарабатывали. Ты представляешь? Они меня хотели сразу же убить. Поняла я, когда они меня за город вывезли. Я им говорю, что хочу отдаться напоследок, по полной программе. А у самой зуб на зуб от страха не попадает. Никогда я так не трахалась. Ведь, что думала? Все, это мой последний раз. Раньше никогда так и не пробовала. И спереди и сзади. Старалась!  Я их, как могла, ублажила и видно, что разжалобила. Видно, через свой секс с ними, затронула чем-то, а может они решили, что я ведь и на них могу поработать? Год на них пахала, бесплатно. Этим хоть конфеты, а мне не фига. Выпросила, вымолила жизнь себе этим. Потом она замолчала.

Я слушала, ее рассказ и мне так стало, ее жаль. А с другой стороны? Она же за свою распущенность расплатилась. Ведь если бы не стала она к этой девочке приставать, так ничего бы и не было. Чем она лучше от этих? Что, разве не так?

Она смотрит в  лицо и вдруг, ее словно прорывает.

-Смотри как надо! Вот так! Вот так! А…а…а…!

Я не успеваю даже опомниться, как она уже трахается с этой штукой. Смотрит мне в глаза и вроде бы, как и не видит. Бьет себя этой штукой так, что я слышу, как она там все время во что-то, с силой попадает.

- Вот, так! Вот, так! Еще, еще!!! А…,а…а!!!

Потом валится на бок и дергается, сжав крепко ноги. Стонет, мычит. Я не ожидала от нее таких перемен и тем более не ждала этого выступления. Сидела все время рядом и прозревала. Да! Вот она, суровая, правда. Мне, что же? Жаль ее? Или она сама виновата? Ведь же сама все себе в жизни закрутила. Ведь же сама говорила, что скромной в училище была. А тут? Так я и не определилась в отношении ее. А с другой стороны? Раз она здесь и за деньги, то пусть и проблемы эти с ней так и остаются. Или как? Как вы думаете?

Минут через десять она встает и опять уходит в туалет. Потом возвращается, как ни в чем не бывало. Пробует расшевелить меня и даже эту штуку предлагает пробовать.

Но нас ждут, и я ей напоминаю о не выполненном долге. Опять я замечаю в ее движениях профессиональную медлительность. Шутка ли сказать, а уже меньше часа остается на все про все. Ай, да Мурочка, ай да профи! Это же надо, как она умеет потянуть время?

Когда она успокаивается, я решаю, что и я должна в меру насладится.  Мне этого нестерпимо хочется. Теперь, Морочка, я поведу тебя. И, по-твоему, не будет.

Сама запускаю руку к ней между ног. Она тут же сжимает мою руку. Ничего себе, думаю. Вот это реакция. А говорили, что эти дамы не чувственные. Что-то не похоже. Когда она отпускает руку, разжимая ноги, я чувствую, что у нее все там мокро. Удивляет. Спрашиваю ее. Она уже тяжело дышит, и мне с трудом удается достучаться до ее сознания. Шепчет, что мечтала о встречи со мной, как только зашла и увидела. А потом, заводится сильнее. Я это чувствую по тому, как ее руки мечутся по груди, пытаются залезть ниже пояса. Я говорю ей, что если она согласится мне показать, поиграться передо мной с этими штучками, то я ее пущу к себе ниже пояса. Я еще не успеваю закончить фразу, как она тут же начинает действовать. Я сажусь и смотрю, как мне отдается женщина. Господи, думаю. Ну, что же мне делать с собой? Ну, нравиться это мне, нравится. Я чувствую ее, как себя, мне чудится, будто во мне топится этот дилдо, довольно больших размеров. Я вижу, как она ловит мой взгляд, что бы еще сильнее себя затрахивать им, отдаваться при мне. И я это чувствую. Отмечаю, что сама возбуждаюсь. И уже совсем не думаю, и не замечаю, что это она, падшая, опытная жрица любви передо мной, вместо того, вижу просто, страстную женщину. Мой закрученный и зацикленный мозг видит только то, что ему хочется. Он отказывается подчиняться мне, своей госпоже, сопротивляется и пропускает мимо команды мои во спасение. Черт! Ну, что же это? Ну, что же ты со мной творишь? За что? Боже! Почему ты меня не оберегаешь? Почему я опять рядом с женщиной?

Что потом? Потом я понимаю, какая разница между девочкой и жрицей любви.

Ее язык порхает в моем волшебном саду, между клумбами розочек губ, пестиком и валиками мягкой травы волосиков и нежной кожи. Такого волшебства я не получала еще никогда. Я теряюсь, я вся поражаюсь этой неистовой силе ее языка и ее опытностью, ловкостью. Не успеваю прочувствовать это, как на смену приходит нечто, еще более нежное, что меня потрясает от ее прикосновений там. Там, где, несмотря на все мои запреты и установки опять порхает волшебная птичка любви, колибри. Она нежно и легко, своим тонким язычком, словно мягоньким клювом, смахивает, выпивает волшебный нектар прямо из глубины  моего лона, что все еще ненадежно и шатко прикрыто моей девственной пленочкой. Ее клювик, мягко и нежно, кажется, проникает ко мне за эту физическую преграду.  Ее прикосновения так нежны, как дуновения легких крылышек этой маленькой птички любви, колибри, что опять опрокидывают и низвергают мою добродетель. Наконец я раздавлена желанием ее и своим, я не в силах более терпеть все это неистовое волшебство и когда она в страстной агонии кончает, то и я следом.  И я кончаю еще от того, что ее язычок, так настойчиво и так страстно упирается, бьется в мою тоненькую пленочку, что отделяет меня, почти незаметной паутиночкой и только физически, от иного моего состояния, все еще девочки, от взрослой женщины. От того, что мне кажется, что в этот момент ее язык превращается в член, тот, что я все еще не могла целовать, но он уже влез в меня, в мою голову ощущениями, которых я не могла чувствовать от него,  вместо них, только эти. Только эти, только эти…

Ее нежные прикосновения к груди, кончиком языка, возвращают меня.

Какая легкость, какая нега! Уже тысячу раз говорю себе. Спасибо тебе Господи, что ты, в материнском лоне не сшил, не соединил какую-то, там ложбинку у моего эмбриона на седьмой недели и я по воле твоей, так и остаюсь девочкой, женщиной. Спасибо тебе, что нет у меня такого торчащего пениса и этих яичек, а только то, что я ношу в себе и чем могу так наслаждаться, так этим гордится. Господи! Благодарю тебя за совершенство моего тела, мою кожу, нежные пальцы, губы. За то, что ты оставил меня все той же, самим совершенством. Наделил меня этими ощущениями, чувствами и вывернул наружу, к любви, такой нежной и чувствительной кожей. И это я, только я и подобные мне могут все это чувствовать и всем наслаждаться. А когда время придет, то это я и мне подобные, сможем рожать и продолжать на Земле твое великое дело из совершенных тобой и задуманного.

И пока я лежу и млею, не знаю того, что им опять приготовлены мне испытания.

Открываю глаза. Она рядом, лежит и смотрит мне в лицо пристально. Лицо и так красивое, а тут просто прелестное. Складочек никаких, глазки ласковые, голосок нежный.

- Кисунька, я такая счастливая. Правда! Ты даже представить не можешь, как я хотела такую, как ты девочку. Такую не порченую, все еще целую. Ой! Аж, не вериться, что я наконец-то с тобой.

Толик нас явно заждался. Конечно же, он все слышал. Я это понимаю по тому, как он прищурился и выжидает момент, что бы меня расспросить об этом. Нет. Пока ты будешь вести себя так, как я задумала, А там, посмотрим. По обстоятельствам.

Я ей опять напоминаю, про не выученные уроки. Мы снова присаживаемся к нему на кровать, и теперь она меня по-другому, более ласково и по дружески, больше поучает.

- Кисунечка, ты все осторожненько делай, медленнее. Вот так, правильно.

Я уже  обвыклась. Мне приятно держать в руках его член, предназначенный не только для поддержек, как в фигурном катании, но и еще для чего-то. Я, конечно, догадываюсь для чего, но в мои планы не входит испытания его, а вернее, свои испытания. Я решила, что в меня войдет только тот, кто меня заслужит, кого я пущу к себе и кому доверю. Пока горизонт чист, нет его мачты и мой парусик безвольно трепится на ветру, перетирая складочки моих ждущих губок.

Между тем Мурка не спит, не дремлет. Это не мартовский кот, это Мурка. Да еще вон какая! Она обхватила мою руку и водит ее вместе с моей рукой по его мужскому достоинству, отвечающему на ласки. Я действительно ощутила, как в моих руках начинает прибывать мужская сила. Как крепнет его ствол, набухают вены и подтягиваются жилы. Он мне все еще напоминает что-то такое, чего я никак не могу вспомнить.

-Ну, вот Кисунька, ты и у цели. Кстати, какую же цель ты поставила? Что ты будешь с ним делать? Смотри, какой он у нас получился? Красивенький, живой. У, какой! Дай, я его поцелую.

Она наклоняется медленно, специально так. Я это понимаю, но не могу себя сдержать, мне хочется видеть ее прикосновения к нему. Я становлюсь на колени и смотрю с замиранием, что она делает.

Она высовывает самый кончик язычка и легонько касается им самой верхней части его головки. Там, где я заприметила маленький, крошечный ротик. Я вижу, как она нежно прижала кончик и медленно протягивает им по головке с самого верха к жилке, натянутой ее рукой, вместе с крайней плотью. А потом она приподнимает член и продолжает касаться им под головкой в ямке, откуда расходится по сторонам его крайняя плоть. Я вижу, как у него посредине тела начинает вздуваться трубочка и как она по этой выступающей трубочке все время скользит язычком. Потом она опять возвращается к головке, но остается все в той, же ямочке. Она много раз то прижимает весь язык, то трогает эту ямку самым кончиком. Я все внимательно запоминаю. Мне интересно видеть такое впервые. Потом она приподнимает лицо и сразу захватывает губами его головку. Она водит своими губами вокруг, изредка, делает на него резкие выпады и тогда вся головка исчезает у нее во рту. Но она опять с нее соскакивает. При этом я вижу, что ее язык все время работает, двигается. Так продолжается десяток секунд, а потом она вытаскивает его головку изо рта и начинает своим языком быстро и часто касаться головки, тела самого члена. Она так быстро и невероятно ловко обхаживает его, что я этому просто удивляюсь. Ее язычок просто порхает, то вверх, то вниз, то слева, то справа. Видеть такое интересно и мне даже нравиться. Она еще минуту трудиться, а потом отрывается и поворачивается ко мне.

- Давай ты, Киска, прикладывайся. Осваивайся.

Она видит, что я пока что не собираюсь прикладываться к этому, ее удовольствию и уж тем более к удовольствию того, из которого эта штучка торчит. Она опять дипломатично говорит, что ей надо в туалет. Поднимается и выходит. Что-то в этих ее частых выходах мне не нравится, и я уже собираюсь с этим разобраться, но меня отвлекает  Котобик.

- Ну?  – Спрашивает он, с приоткрытыми глазами. - Ты, как?

-Что, как?

-Ну, она же тебе сказала?

-Что?

- Ты, осваивайся. Она сказала, чтобы ты осваивалась и прикладывалась.

-Что! – Возмущаюсь. – Ты, что себе возомнил? Да она же знаешь, какая хитрющая?

Она тебе напела, и ты уже себе возомнил, что ты геркулес без листочка? Я, например, так не считаю. И вот еще, что? Лежи и помалкивай. Твои удовольствия от тебя никуда не уйдут. Наслаждайся ими, пожалуйста, без меня. Понял.  – Он утвердительно кивает головой.

-У тебя по прейскуранту, мин нет, потом с резинкой спереди и сзади. Ну и дурак же ты! Сзади, это как с собачкой. Понял. А о том, что ты думаешь, у тебя просто времени не хватит. Ну, ты и развратник! Готовься, сейчас тебя затрахает профи. Идет. Все!

Входит профи. Я на нее смотрю и вижу, что она немножечко не в себе. По глазам вижу. Она их прячет, но я все равно успеваю заметить, их неестественный блеск и расширенные, как мне кажется, зрачки.

- Я вот, что подумала. – Говорит она. – А ты мне скажи, сначала, он не слышит, что мы говорим?

Поясняю, что он, мол, слышит, но ничего не запомнит. Для того, что бы ему запомнить мне надо ему слова маркеры сообщить. Ну, что бы он зацепился за них в памяти и запомнил сопутствующие слова. А пока я это не буду делать, так что говори и не стесняйся. Она уже хочет выдать мне очередные перлы, но я ее перебиваю и напоминаю ей, что она еще мне должна кое, что показать с моим человеком. Она пытается что-то предпринять и даже начинает говорить мне, чтобы я продлила ей на час встречу, иначе она не успеет и то, и это. Нет, говорю. У меня нет больше времени, нам с ним надо ехать по делам и у нее на все про все. Смотрю на часы и говорю, что у нее еще тридцать минут и все. И расстаемся. Она начинает нервничать. Потом действовать. Не стесняясь, прямо при мне задирает ногу, обнажается вся и, подловив рукой, его торчащий стволик, садится на него сверху. При этом поясняет.

- Ты должна осторожно садиться. Так можно беды наделать. Главное, это свои ушки разведи шире и потом не спеша, с удовольствием. Вот, так! Вот! Ой, хорошо!

Я все прекрасно вижу. Вижу, как она бесстыдно, при мне, широко растянула пальцами свои губки в стороны и, удерживая второй рукой пенис, приблизилась к его верхушке. А потом легко и свободно опустилась.

Этот момент меня покорил. Я действительно испытала вожделение. Почувствовала, как будто это в меня входит его торчащий жезл. Даже внизу живота заныло. Я могла все хорошенечко рассмотреть, и я видела. Видела ее ярко-красную, нежную наружную плоть и уже бледно-розовую пещерку. Видела, что они влажные и слегка блестят, видела какие они податливые, растяжимые. Запомнила, как она на него села и по нему заскользила.

Она закрыла глаза и начинает ерзать. Вдруг, как ни в чем небывало, очухивается, ищет меня глазами и начинает говорить мне.

- Ты, знаешь? Я ведь о чем хотела тебе сказать? – Говорит и начинает усердно двигать бедрами.

- Я хочу предложить тебе би…и…з…нес! – Говорит с усилием, потому, что ерзает.

- Да..а..ва..й. Вмес..те. Вмес..те. Вот, так!

Я ничего не понимаю. О чем это она.

- Мне, нуж...на...а...а, на...а...пар...ни…и…ца…а! У ме…е...ня…я  уже бы...ы…ла...а. О…о…на…а.  

Я ее пытаюсь слушать, но пока ничего не понимаю и больше увлечена происходящим. Я вижу, как она, то откидываясь, то припадая, елозит на нем бедрами, и я почти физически ощущаю, как он там у нее двигается. А она тем временем снова, трубит, обращаясь ко мне сверху.

- У те…е...бя…я   е…е...сь...ть  то…о…о,  что...о...о му...у...жи...и...и...ки...и лю…у…бя…я...я...т. У... у... у...ме...е...ня…я,  о…о...о...пы…ы…т.

Наконец-то я начинаю понимать из этих ее звуков то, о чем она мне хочет сказать. И пока она на нем скачет, она мне говорит, все так же протягивая гласные о том, что вместе мы бы смогли хорошо заработать. Она, сидя на нем, трубит гласными и говорит, что знает, как продать мою девственность. За хорошие деньги. Я ей хочу возразить, но она трубит мне в ответ, что я не понимаю ничего. Ведь моя девственность все равно скоро кончится и что тогда? А то, что, если  я ее послушаюсь, то она знает кое-кого, кто бы мне заплатил тысяч пять за право порвать мою паутинку. Я ей говорю о муже, но она мне, да брось, ты, он, же ведь никуда не денется. Пусть остается.

Она слезает, но, тут же, ее лицо исчезает с моих глаз. Я вижу только ее голову, которая заслоняет собой, то место, на котором она только что скакала. Голова живая. Двигается. То опускается, то поднимается. Спустя минуту она отрывается и, повернув ко мне голову, спрашивает.

- Ты, не будешь?

-Что? Не будешь? – Спрашиваю, не понимая ее.

-Ну ладно, я сейчас закончу и поговорим.

 Смотреть дальше не хочу, пусть они сами разбираются. Выхожу на кухню, готовлю чай. Через пять минут заходит Мурка. Плюхается на табурет, хватает чашку и жадно пьет воду.

- Уф! Мне всегда хочется запить после этого. – Признается она.

По тому, как она схватила мою чашку и пьет из нее мне становиться неприятно. Ведь она же только, что оторвалась от него и сейчас прикасалась этими же губами к моей чашке. Мне ее откровенность уже порядком надоела, и я уже хочу заканчивать со всем этим. Но она быстро включается и, наклонившись над столом, заговорщицки начинает мне сообщать о своем гениальном плане.

- Вот смотри, какой расклад. Мы с тобой работаем на пару. На контрасте. Нет. Не на контракте, а на контрасте. У тебя эти. – Показывает на мою грудь. – А я на подхвате.

- С твоими данными ты запросто в месяц можешь штуки три, а то и пять поднимать. Конечно, тебе без меня не справиться, ведь я все ходы и выходы знаю и клиентов. Так, что через неделю у нас отбоя не будет от желающих.

- Погоди, погоди. – Говорю я. – Это что же ты хочешь, на мои сиськи клиентов  приманивать! Ты, что же решила меня продавать, как тело? - Она смотрит на меня, не понимает.

-Ну, ты даешь, Мура! Ведь, сама только что жаловалась на то, что тебя используют, а уже решила, что так же будешь  и меня использовать?  -  Она соображает, молчит.

Мне смешно, но я не подаю вида и, желая ее раззадорить, продолжаю.

-А ты, что ты будешь делать?

-А! Я же ведь тоже с тобой буду, я же сказала на контрасте.

-Это как?

- Ну, вот клиент пришел. Ты с ним работаешь, ублажаешь. Даешь ему потрогать, пососать, если надо. А когда он западет, то и я подключусь. Мы с тобой вдвоем таких бабок наломаем! Соглашайся!

Я молчу, меня разбирает смех, а чтобы не выдать себя с головой я начинаю возиться с посудой у раковины. Она все еще ничего не понимает и продолжает.

- Я в прошлом году так работала на подхвате с Шуркой. Она сисястая была, и на нее клиент шел хорошо. Я на подхвате все время. Мы классно заработали. А потом она со своим иносранцем  умотала и я одна осталась. Ну, не совсем одна. У меня ведь тоже мужичок есть. Ух, какой. Мачо! Я его посадила за компьютер, и мы стали с ним парой выступать. Так сказать в свободное от работы время.

- А ты, как  к свиньям относишься? Ничего, терпеливо?

- Я не поняла, ты о чем? Причем здесь свиньи. – Она смеется, просто заливается.

- Да, свиньи, это свингеры, ну, те, что парами с другими парами. Вроде бы как женатики с женатиками. А ты, что подумала, что я со свиньями? Ой, ха, ха, ха !!!