Озеро

На легких волнах играли яркие блики. Блаженно жмурясь, Маринка неспешно плыла вперед, и мутноватая зеленая вода упруго поддавалась уверенным движениям ее сильного тела. Она давно уже потеряла счет времени. Вода была почти, как парное молоко, — спасибо щедрому июльскому солнцу. В такой можно плавать часами. А если даже заноют непривычные к столь длительным упражнениям мышцы — что ж, перевернись на спину и зависни в сладком безвременьи, полностью расслабившись, запрокинув голову и закрыв глаза.

С берега озеро казалось гораздо меньше, чем было на самом деле. Маринка великолепно плавала, полностью оправдывая свое "морское" имя, и частенько одолевала разные водоемы — это было одним из ее излюбленных развлечений. Но правильно оценивать расстояния так и не научилась. Вот и сейчас она плыла уже больше часа, а завлекательная синяя полосочка леса впереди отодвигалась все дальше и дальше, словно дразня ее.

Маринка почти перестала грести и, щурясь, вгляделась в недосягаемый берег, оценивая, сколько времени ей потребуется, чтобы все-таки до него добраться. Как же это все-таки здорово — всматриваться в незнакомый берег, когда, по мере приближения к нему, проявляются все новые и новые детали — словно на фотографии. Потом наконец коснуться самыми кончиками пальцев вытянутых ног ускользающего дна. Проплыть еще немного, снова нащупать дно, чтобы уже уверенно встать на него. А дальше… Можно вылезти на берег, погреться на солнышке, побродить немного по лесу — прежде, чем пускаться в обратный путь. Или даже просто постоять по пояс в воде, с удовольствием переводя дыхание и любуясь то травой и деревьями, то сверкающей озерной гладью, которую — ты знаешь — немногим дано преодолеть вот так, вплавь, без лодки.

Нет, слишком далеко. Будь Маринка одна, она бы — уж будьте уверены — переплыла озеро, хотя бы на это ушло полдня и еще столько же — на возвращение обратно. Но Денис всегда так волнуется, когда она далеко заплывает. Он, правда, тоже неплохо плавает, но быстро устает, замерзает и вылезает на берег — нежиться на солнышке и ждать ее. Она вздохнула, взглянула с сожалением на оставшийся неисследованным берег — и повернула назад. Ее стройное обнаженное тело мягко белело сквозь зеленоватую воду. Озеро находилось вдали от города, так что здесь вполне можно было обойтись без купальника. Маринка чрезвычайно ценила такую возможность.

Возвращение всегда менее увлекательно. Все равно, конечно, приятно, но нет вкуса новизны, азарта первопроходца. Просто есть расстояние — и немалое — которое надо преодолеть. А потом можно будет в сладком изнеможении упасть на горячий белый песок у воды и дремать на солнышке до самого вечера, ведь они с Денисом решили провести здесь несколько дней.

Ф-фух, вот и плакучие ивы, живописно склонившиеся над водой. Маринка напрягла зрение, высматривая мужа. Наверняка он тревожится, все-таки ее не было достаточно долго. Да, вот он, стоит у кромки воды. Ох, похоже, ее снова ждет нагоняй.

Ее ступни коснулись твердого, ребристого от волн песчаного дна. Маринка выпрямилась. Стоя по бедра в воде, преувеличенно аккуратно пригладила мокрые светлые волосы, завившиеся колечками. Понимала, что сейчас ей влетит. И заслуженно! Он ведь так просил ее не заплывать слишком далеко, объяснял, что волнуется за нее, что ему необходимо хотя бы ее видеть. Поддавшись очарованию убаюкивающих озерных волн, она начисто забыла о своем обещании.

Маринке сделалось стыдно. Опустив голову, она медленно вышла на песок и подошла к мужу. Денис молча смотрел на нее. В упор. Ей стало не по себе от этого взгляда. И как-то неуютно от собственной наготы, которая — еще так недавно — была источником радости и возбуждения.

— Прости, пожалуйста, — начала она. — Меня долго не было?

Слова прозвучали неестественно, она сама это чувствовала.

— Почти четыре часа…

Четыре часа! Ей-то казалось, что прошло совсем немного времени. Бедный Денис! Он, должно быть, решил, что она утонула! Будь у них лодка, он мог бы поплыть на поиски, но у их старенькой надувнушки вчера как раз лопнул баллон, да так, что и не починишь. Маринка готова была провалиться сквозь землю.

— Пойдем, — он взял ее за руку.

Маринка безропотно покорилась, целиком поглощенная чувством вины. Денис подвел ее к дереву, растущему неподалеку от их палатки. Велел повернуться к нему лицом и обхватить руками ствол над головой. Похоже, он собирался ее отшлепать. Что ж, она не будет сопротивляться. Охваченная раскаянием, Маринка была готова на все, только бы муж простил ее. Она знала, как сильно он ее любит и могла представить себе, что он должен был чувствовать при мысли, что она, возможно, погибла.

Порывшись в рюкзаке, Денис извлек на свет длинную, прочную веревку и крепко привязал к дереву поднятые Маринкины руки. Конца веревки хватило еще и на то, чтобы, пропустив ее подмышками, накрепко примотать девушку к древесному стволу.

— Не надо привязывать, — слабо запротестовала Маринка. — Если ты хочешь меня выпороть — выпори. Я это полностью заслужила и не стану тебе мешать.

Денис не ответил. Снял ремень и, захлестнув им Маринкины колени, притянул их к дереву. От этого ее попка сразу выпятилась, полностью готовая к воспитательным действиям. Нежные груди и живот девушки прижимались к шершавой коре. Маринка поморщилась.

Осторожно повернув голову, она искоса следила за мужем. Он отошел к иве, чтобы наломать веток. Маринка услышала сочный хруст и немного погодя свист — когда Денис, аккуратно общипав листья, опробовал прут. У нее упало сердце. Конечно же, она виновата, да, но розги — это так больно!

— Ден, — робко окликнула она. — Ну, пожалуйста, не надо прутом. Я действительно больше не буду. Это было в последний раз.

Нет ответа. Только новый хруст ветки, шорох обрываемых листьев и резкий свист, при одном звуке которого мучительно холодеет в животе. Пауза — это Денис выбирает ветку. И опять хруст. Так Маринка насчитала порядка шести или семи прутьев.

Ее начала бить дрожь. Иногда Денис шлепал ее ладонью и, хотя это было лишь эротической игрой, своеобразной острой приправой к сексу, и нравилось им обоим, попке все-таки было больно. А один раз ей пришлось отведать ремня — за то, что поздно вернулась домой, не предупредив о том, что задерживается. И, надо признаться, ощущения были не из приятных. Правда, сразу после порки Маринка с Денисом помирились, и все было прекрасно, но попа даже на следующий день была красная и горела. И сидеть было несколько больно. Прутом же Маринке доставалось до этого лишь пару раз, да и то лишь слегка, в шутку. Но и этого было более, чем достаточно, чтобы полностью отбить у нее охоту когда-либо всерьез испробовать его на своей попке.

Вооружившись до зубов, Денис подошел к жене, со страхом ожидавшей своей участи. Маринка начала всхлипывать.

— Ты сама знаешь, что заслужила это, — сказал он, положив ладонь на гладкую выпуклую попку девушки. — Я тут чуть с ума не сошел. Мне надоело просить, надоело уговаривать. Раз ты отказываешься слушать меня добровольно, розги заставят тебя прислушаться. Возможно, они даже спасут тебе жизнь. Ты без конца рискуешь, вечно испытываешь свои силы. Имей в виду, что чаще всего тонут не те, кто совсем не умеет плавать или плавает плохо. Чаще всего тонут именно хорошие пловцы, чересчур самоуверенные, чтобы соблюдать осторожность. Ты слишком мне дорога, и я не допущу, чтобы ты так глупо рисковала своей жизнью. Я должен заставить тебя остановиться. И сейчас я не буду тебя щадить. Настегаю так, чтобы ты надолго запомнила эту порку. Может быть, ты наконец осознаешь, какую боль причиняешь мне.

Он мягко провел рукой по выставленной попке Маринки. Еще прохладная после купания кожа почти полностью высохла, и лишь отдельные капельки воды блестели на солнце. Денис не спеша выбрал прут, свистнул им в воздухе. Ягодицы девушки испуганно вздрогнули и сжались. Он снова помедлил, ему все-таки было жаль ее. Но она заставила его пережить такой ужас, такую беспомощность! Она-то совсем не заботилась об его чувствах. Денис решительно взмахнул розгой.

Первый удар лег поперек ягодиц, точно по их верхней границе, и тело отозвалось резкой, как выстрел, болью. Маринка изогнулась и замотала головой. На белой шелковистой коже вспыхнула выпуклая пунцовая полоса. Денис подождал, пока девушка успокоится. И стегнул снова. Изо всех сил. Второй рубец набух чуть пониже первого, почти параллельно ему. Маринка дернулась и не смогла полностью подавить стон. Денис снова выждал, давая ей полностью прочувствовать боль от удара, и опять поднял розгу.

После первых пяти ударов, покрывших верхнюю часть попки аккуратными, словно по линейке проведенными красными полосами, он сделал передышку, чтобы сменить прут и зайти с другой стороны.

Новый удар обжег круглые полушария девушки немного пониже предыдущего, и Маринка, до сих пор изо всех сил сдерживавшая крик, заревела уже в голос. Гибкий прут смачно шлепал об ее беззащитный зад, обвивал тело, впечатываясь в кожу, и острая жалящая боль, казалось, заполняла весь мир. Не помня себя, Маринка захлебывалась слезами.

После первого десятка розог попка была уже сплошь покрыта рельефными багровыми рубцами и начала краснеть. Последний удар пришелся прямиком на границе с бедрами. Денис сек со знанием дела.

Он отбросил истрепанный прут и взял новый. Дал девушке чуть-чуть перевести дыхание. Зашел сзади. И начал стегать наискосок — по правой половинке. Теперь каждый новый рубец пересекал несколько старых. Маринка взвыла. Она вертелась и ерзала, пытаясь увернуться от розги, прижималась к стволу дерева, то напрягала ягодицы, то пыталась расслабить их, надеясь этим хоть немного уменьшить боль. Между лопаток выступил пот.

Опять сменив розгу, Денис стал сосредоточенно трудиться над левой половинкой Маринкиного зада. Теперь девушка вопила уже до удара, едва лишь заслышав свист приближающегося к попке прута.

— Хва-тит! Да хва-а-а-тит же! Господи, как же больно!

Увлекшись наказанием, Денис ничего не видел вокруг — лишь прут в своей руке, да исполосованный красный зад, беспомощно крутящийся в панических попытках избежать розги. А между тем за ним уже довольно долгое время с интересом наблюдали с воды байдарочники. Они проплывали мимо в поисках места для стоянки и чуть не уронили весла при виде необычного зрелища: крепкий загорелый парень в шортах самозабвенно нахлестывает прутом отчаянно визжащую голую девчонку, привязанную к дереву. Причем фигурка у девочки умопомрачительная. Один из туристов принялся спешно нашаривать фотоаппарат, но другой схватил его за руку и предостерегающе приложил палец к губам.

Схватив новый прут, Денис зашел слева и начал пороть с оттяжкой, всю душу вкладывая в каждый удар. Маринка выла уже не переставая.

Остановившись, Денис нагнулся, нашаривая очередной прут. Он тяжело дышал. Вытерев пот со лба, он обогнул дерево, чтобы высечь Маринку с другой стороны. Зрителей он по-прежнему не замечал.

— Денис, ну, хватит, ну, не могу я больше, — взмолилась девушка, воспользовавшись короткой передышкой. — О-о-о-ий!

Розга опять принялась за дело. Выдав Маринке очередную порцию горячих очень быстро, не давая перевести дух, Денис отшвырнул прут. Положил ладонь на горячую, густо оплетенную рубцами попку девушки, жалобно сжавшуюся даже от этого ласкового прикосновения.

— Ты ведь знаешь, я никогда не поступил бы с тобой так. Но сегодня ты меня действительно довела! Ладно, надеюсь, этот урок тебе хотя бы запомнится. Сейчас последние пять розог — и все.

— Нет, нет, ну, пожалуйста, хватит!

Раздвинув траву, Денис подобрал последний прут. Посвистел им в воздухе, проверяя гибкость, а больше для того, чтобы потянуть время.

— Не-е-ет! — Маринка заплакала навзрыд.

Денис задумчиво посмотрел на исхлестанную попку, осторожно провел кончиком розги между ее половинок. Примерился. Первые два удара пришлись крест накрест, наискосок. Третий — по границе с бедрами. И два последних — снова крест накрест.

Уронив прут, Денис принялся отвязывать рыдающую девушку. Сообразив, что парень на берегу, похоже, закончил наказывать свою подружку, байдарочники, стараясь не шуметь, подобрали весла и тихонько уплыли, поминутно оглядываясь.

Едва Денис распустил веревки, Маринка обессиленно осела на траву, схватившись обеими руками за выпоротую попку. По щекам, не переставая, катились слезы. Денис опустился рядом с ней на землю, прижал ее голову к своему плечу, гладя по волосам, утешая и убаюкивая.

— Ну, все, все, любимая. Пойми, мне пришлось это сделать. Я так за тебя боялся!

Он нежно обнял девушку за плечи и достал из кармана шортов платок, чтобы вытереть ей слезы. Маринка постепенно затихла, закрыв глаза и прижавшись к нему.

Легкие волны вкрадчиво облизывали мелкий песок дикого пляжа, добела раскаленный солнцем. И тихо, лениво плескались.

Катя Алова