Глава 1

Глава 1

Он не мог поверить, что это происходит с ним. Он стоял со связанными руками в полутемном коридоре, освещаемом чадящими факелами, босиком на каменных плитах пола. От ступней по всему телу распространялся холод, пробирая до самых костей. Потолок, казалось, давил на плечи, он физически ощущал над собой толщу камня, навсегда отделившую его от дневного света. Он был в подземельях Мордора.

Лучше бы ему погибнуть в битве, чем быть захваченным в плен. Но он увлекся, преследуя орков, и когда они вдруг набросились на него, остальные эльдар из лихолесского отряда были слишком далеко, чтобы прийти ему на помощь. Что ж, может быть, его порыв был не напрасным, он отвлек на себя внимание врагов, немало их перебил и немало сохранил в будущем жизней творениям Эру. Теперь он должен мужественно принять свою участь и встретить беспросветный мрак мордорских шахт, куда его отправят.

В коридоре появился человек в черном. Эльф, опустивший глаза, чтобы не смотреть на уродливые орочьи морды и неискусно пробитые в камне арки и колонны, сначала увидел только остановившиеся перед ним ноги в высоких сапогах.

Он поднял голову, чтобы взглянуть врагу в лицо, и с легким изумлением понял, что тот очень высок, выше его самого на полголовы, а ведь среди эльфов он вовсе не считался низкорослым.

Человек был не только высоким, но и широким в плечах, и фигура его говорила о большой силе. С бледного лица смотрели зеленые глаза, горящие недобрым огнем, черные как вороново крыло длинные волосы ниспадали на плечи. Он выглядел… опасным.

Рука в черной перчатке взяла эльфа за подбородок, поднимая ему голову, и тот невольно вздрогнул, встретив его горящий взгляд. Что-то хищное было в нем. Что-то кровожадное.

— Как тебя зовут, красавчик-эльф? — спросил человек.

Дернув головой, как норовистая кобылица, эльф отступил на шаг. Ноздри его раздувались от гнева и ярости. Никогда с ним не разговаривали и не обращались столь фамильярно, никогда чужие руки не касались его. Презрительно сжав губы, эльф выпрямился, глядя сквозь стоящего перед ним.

— А ты с характером, — протянул человек. — Мне такие нравятся. Таких приятно ломать.

И с этими словами он коротко и страшно ударил эльфа в лицо, с такой силой, что у него лязгнули зубы и зазвенело в ушах. Удар развернул его и отбросил назад. Эльф налетел спиной на стену и, не удержав равновесия, рухнул на колени.

— За решетку его, — приказал человек.

Повернулся и вышел.

* * *

Эльф сидел в камере на тюфячке, брошенном прямо на пол, обхватив руками колени и положив на них подбородок. Его швырнули в клетку в каком-то из обширных мордорских подвалов, сорвали всю одежду, оставив только плащ, которым он покрыл свою «постель», и посадили на цепь. Крепкий стальной браслет, соединенный с кольцом в стене, охватывал его щиколотку. Длины цепи не хватало, чтобы даже кончиками пальцев дотянуться до двери. Если он нападет на тюремщика, то все равно не сможет выбраться из камеры. Впрочем, это не значит, что он не будет пытаться.

Было неприятно чувствовать себя нагим, ведь эльфы стыдливы и появляются обнаженными только в собственной спальне. Без сомнения, это придумано для того, чтобы унизить его и смутить его дух. Он решил, что не поддастся и просто не будет обращать на это внимания.

Вдруг он услышал отдаленные шаги. Сапоги, а не мокасины орков. Наверняка человек. Эльф больше не сомневался в этом, когда заметил отблеск от факела, потому что оркам не нужен был свет. Человек, и он один. Без сомнения, тот, с волчьими глазами, которого он видел в коридоре.

«Я и рта не раскрою, — злорадно подумал он. — Посмотрим, как ему удастся заставить говорить эльфа!»

Он встал. В этот момент смертный появился возле его камеры. Он укрепил факел на стене, отпер камеру эльфа и вошел.

Минуту или две они стояли друг напротив друга. Человек окинул его взглядом, наклоняя голову то так, то эдак. Эльф смотрел на него искоса, из-под своих длинных пушистых ресниц. Этот человек ударил его, ударил просто так, связанного и беспомощного. Он должен быть готов ко всему.

— Вы, эльфы, заплетаете волосы в косы, как бабы, — сказал тот глумливым тоном. — Это подходит к вашим смазливым личикам.

Эльф почувствовал, как в нем снова закипает гнев. «Спокойно! Он всего лишь хочет вывести меня из себя! Я не должен дать ему такой возможности!» — подумал он. На лице его ничего не отразилось, не дрогнул ни один мускул.

— Ты такой хорошенький, эльф. Если бы ты не стоял тут передо мной в чем мать родила, я бы сказал, что ты похож на девчонку.

Эльф молчал. Только слегка расширившиеся ноздри выдавали его гнев.

— Все еще не хочешь сказать мне свое имя? В этом случае я буду называть тебя так, как мне заблагорассудится — красавчик, блондинчик или мой сладенький.

«Мне два с лишним века, смертный ублюдок!» — в ярости подумал эльф, но не издал ни звука. Как он жалел в этот момент, что с ним нет его любимых кинжалов. Голова насмешника слетела бы с плеч раньше, чем он успел бы моргнуть!

Человек обошел его, по-прежнему разглядывая. Эльф почти физически ощущал его взгляд на своем обнаженном теле.

— Ну, так и будешь гордо молчать и разыгрывать из себя героя? Ты, кажется, еще не понял, куда ты попал. Здесь я господин, мое слово — закон. Я могу сделать с тобой все, что захочу. Все, что никто никогда с тобой не делал. Все, чтобы унизить тебя и причинить боль.

«Грязное животное, эльфы умеют переносить пытки так, как вам, смертным, и не снилось!»

— Ты, наверное, думаешь: что такого может придумать Второрожденный, чего я не знаю? Плети, каленое железо, отточенные лезвия — это все так примитивно. Я приготовил для нас с тобой нечто особенное, нечто более изящное и приятное, чем тупая работа мясника на бойне.

Очень быстро, так быстро, что эльф не успел отреагировать, человек шагнул к нему, схватил за подбородок и, склонив голову, прижал свои губы к его губам. Эльф оторопело застыл. Это было так неожиданно и дико, что вначале он просто не мог понять, что происходит. Лишь когда смертный вторгся своим языком в его рот, эльф содрогнулся от отвращения и отшатнулся от него, прерывая невыносимый для него физический контакт.

Расширенными глазами он смотрел на человека, прижимая к губам тыльную сторону руки и безуспешно пытаясь стереть с них след омерзительного, противоестественного поцелуя.

Смертный рассмеялся, и теперь эльф мог распознать тот хищный огонь, что горел в его глазах.

Похоть.

— Тебе это понравилось, моя маленькая эльфийская шлюшка? Если хочешь еще, только попроси!

Со сдавленным криком ярости эльф кинулся на него.

И был остановлен тяжелым кулаком, врезавшимся ему прямо в солнечное сплетение, от которого он на несколько секунд забыл, как дышать. Следующим ударом, в челюсть, смертный сбил его с ног. Сапог его врезался эльфу под ребра, и тот едва удержал крик боли. Извернувшись, эльф вскочил на ноги, но человек ударил его по лицу и швырнул через всю камеру с такой силой, что тот плечом и виском ударился об стену и сполз на пол в полуобмороке.

Воспользовавшись этим, смертный кинул его лицом вниз на подстилку и сам навалился сверху.

— Тебя когда-нибудь трахал смертный? Тебя вообще кто-нибудь когда-нибудь трахал, сладенький?

Он бесстыдно терся об него бедрами, вдавливаясь в него, распластывая его тело на матрасе, и эльф мог чувствовать еще кое-что, в чем было невозможно ошибиться — мощнейшую эрекцию, прижимающуюся к его ягодицам.

Он пытался сопротивляться, но тело его не слушалось, а тот, другой, держал его как стальной капкан. Колено его раздвинуло эльфу ноги. Одной рукой человек схватил его за горло и сдавил так, что он едва мог вздохнуть, а другую сунул куда-то между их сплетенными телами, и только тогда эльф, наконец, понял, что должно произойти, и в следующий момент его затопила раздирающая боль, когда смертный вошел в него через отверстие, природой для этого не предназначенное, загоняя свой член все глубже и глубже, беря его силой, как женщину.

От боли и унижения он едва не потерял сознание. Он вцепился зубами в запястье, чтобы не закричать, и обжигающие слезы стыда и ярости заструились по его щекам.

— Кричи же! — прорычал человек, тяжело дыша, яростно двигаясь в нем туда-сюда, все убыстряя темп. — Кричи, эльфийское отродье!

Казалось, пытка длилась бесконечно. В тот момент, когда боль для эльфа стала невыносимой, тело человека словно забилось в конвульсиях, и с торжествующим криком он кончил, выплескивая горячее семя внутрь своей жертвы.

Прежде чем выпустить его и уйти, он сказал на ухо эльфу:

— Я еще вернусь, красавчик, прежде чем ты успеешь соскучиться!

Когда он ушел, эльф скорчился на своей подстилке, обхватив себя за плечи. Тело его сотрясалось от беззвучных рыданий, щеки горели от непереносимого стыда. Он чувствовал себя оскверненным, опоганенным, грязным — он все еще обонял запах пота человека и запах собственной крови, ощущал, как липкая сперма пятнает его бедра. Никакие пытки, никакие издевательства не могли причинить ему такой боли, как сознание того, что он стал беспомощной игрушкой человеческого вожделения и похоти, жертвой самого гнусного насилия, которого раньше не мог даже вообразить. Охваченный ненавистью и омерзением, он поклялся себе, что не сдастся, что будет до последнего дыхания бороться со своим мучителем.

В следующий раз он так и поступил. Когда в подземелье снова раздались шаги, и на пол упал отблеск факела, эльф уже был готов. Притворившись спящим, он дождался, пока человек подойдет поближе. Тогда с силой развернувшейся стальной пружины эльф бросился на него и сбил с ног. Однако преимущество его оказалось временным. Человек нисколько не был обескуражен внезапным нападением, а в телесной мощи и умении драться он значительно превосходил своего противника. Очень скоро на полу оказался сам эльф, а человек с ругательствами принялся охаживать его тяжелыми сапогами. Потом он, распаленный дракой, набросился на свою жертву, однако у эльфа еще оставались силы, и он принялся отчаянно сопротивляться, не обращая внимания на боль от ударов. Человек попытался связать ему руки своим поясом, но безуспешно, потому что эльф яростно и ловко изворачивался и даже исхитрился несколько раз весьма чувствительно пнуть прислужника Саурона, так что тот зашипел от боли. Наконец, доведенный до бешенства, человек ударил его так сильно, что эльф просто потерял сознание.

Когда он пришел в себя, он был один — и не было сомнений, что мучитель ушел, не выполнив задуманного, что похотливые руки не коснулись эльфа, и на этот раз ему удалось избежать насилия. Он воспрянул духом и понадеялся, что человек предпочитает легкую добычу и теперь, после такого яростного сопротивления, оставит его в покое.

Он плохо знал нравы и обычаи Мордора. Через день или два — в этом подземелье сложно было следить за временем — человек вернулся. Не один.

С ним были двое слуг. Хозяин с усмешкой наблюдал, как они в считанные секунды справились с эльфом, выкрутили ему руки и поставили на колени. Слуги держали эльфа за плечи, пока человек брал его сзади, вцепившись пальцами в его бедра, насаживая его на себя, как на раскаленный вертел. Он был еще грубее и неистовее, чем в первый раз, и унижение и боль для эльфа в этот раз были еще острее. Он до крови прокусил себе губу, чтобы не издать ни крика, ни стона, и пытался отключиться от действительности, перестать воспринимать происходящее, заставить свой дух покинуть тело, хотя бы на время — и не мог. Пытка продолжалась, насильник терзал его тело, и казалось, что член его сдирает кожу и опаляет внутренности. И снова эльф почувствовал, как в него хлынуло обжигающее семя, когда человек нашел в его теле удовлетворение своего низменного желания.

Грубые руки отпустили его, и он свернулся на полу клубочком, обхватив себя руками, дрожащий, обессиленный, молясь про себя о том, чтобы только не разрыдаться прежде, чем его мучитель уйдет.

— Послушай меня, мой сладенький эльфенок, — сказал человек почти ласково, запустив пальцы эльфу в волосы и вздернув его голову вверх. — Если ты еще раз посмеешь мне сопротивляться, я отдам тебя на забаву моим слугам — и поверь, они будут менее деликатны, чем я.

И тогда в глубине души эльфа родился темный ужас перед низостью человека, перед его жестокостью и страстью причинять боль. И он почувствовал, как его решимость ослабевает, и его захлестывает тупое равнодушие. Бороться бесполезно, это только усугубит его страдания.

Когда человек снова пришел в его клетку, ведомый похотью, эльф неподвижно лежал на своей подстилке, уткнув пылающее лицо в сгиб локтя, трепеща от страха в ожидании новых мучений. Он не сопротивлялся, только задрожал всем телом, когда человек грубо развел его ноги и всадил свой член между его ягодиц одним сильным толчком. Теперь, когда эльф не пытался избежать насилия, боль уже не была такой оглушающей, и он мог чувствовать каждое движение человека, слышать каждый его вздох. Тяжелое тело придавливало его к полу, застежки и ремни с одежды смертного царапали его обнаженную спину, дыхание его, тяжелое и горячее, обжигало плечи и шею… Он закрыл глаза, обреченно отдавая себя во власть насильнику, медленно и сладострастно получающему удовольствие от его тела. Сознание его начало уплывать куда-то в темноту… пока не было возвращено внезапной резкой болью, когда смертный схватил его за бедра и дернул на себя.

— Ну ты, блондинчик, не лежи как труп! Давай, шевели задницей! — прорычал человек, яростно двигая бедрами, вонзаясь в него еще глубже своим членом, оскверняя самые потаенные уголки его тела, до которых он еще не добирался.

Тихий стон сорвался с губ эльфа, и он бессознательно напрягся, делая слабые попытки вырваться, оттолкнуть руки, держащие его, ускользнуть от боли, раздирающей тесный вход в его тело. Человек словно этого и дожидался — еще одно неистовое движение, и он затрясся в оргазме, заполняя его своей спермой, и это было последнее, что почувствовал эльф, прежде чем провалиться в беспамятство.

На другой день, когда человек вошел в его камеру, эльф лежал так же, как тот его оставил, — ничком, бессильный и безучастный, едва в сознании, и лишь слегка поднимающиеся и опускающиеся ребра выдавали, что он еще дышит.

Человек коснулся его, и эльф не пошевелился, даже не вздрогнул.

Тогда человек взял его за плечо и перевернул на спину.

— Открой глаза, — приказал он.

Никакой реакции.

— Открой глаза и посмотри на меня!

Он грубо встряхнул эльфа, хлестнул его по щеке раскрытой ладонью, еще и еще раз, и только тогда тот открыл затуманенные голубые глаза и взглянул на своего мучителя.

— Мне сказали, что ты уже второй день отказываешься от еды и воды, — человек не задавал вопрос, он констатировал факт.

Вид эльфа служил достаточным подтверждением. Лицо его было бледным, под глазами появились темные круги, губы запеклись, дыхание было слабым и затрудненным.

— Неужто ты решил сбежать от меня к Мандосу?

Эльф устало закрыл глаза, и человек снова дал ему пощечину.

— Смотри на меня, эльфийское отродье! Отвечай, когда тебя спрашивают! Чего ты добиваешься?

— Смерти.

В первый раз за время своего пребывания в Мордоре эльф заговорил, и голос его был тихим и хриплым, словно он отвык пользоваться речью.

— Думаешь, я дам тебе сдохнуть прежде, чем ты мне надоешь? Нет, мой сладенький эльфенок, я не позволю тебе прервать наши развлечения на самом интересном месте, — человек хозяйским жестом стиснул его бедро своими сильными пальцами в извращенном подобии любовной ласки.

— Ты можешь убить меня, но не можешь заставить жить, — сквозь зубы произнес эльф.

— Ошибаешься, красавчик. Думаешь, тебе так легко удастся уморить себя голодом? Насколько я знаю, вы, эльфы, можете долго обходиться без еды и питья, так что я смогу наслаждаться твоим обществом еще пару недель минимум. Кроме того, мы можем кормить тебя насильно.

— Ты все равно ничего не сможешь сделать. Я не хочу жить, и через несколько дней мое тело настолько ослабеет, что душа легко с ним расстанется.

— А если, красавчик, я дам тебе повод остаться в живых?

Эльф презрительно улыбнулся и снова закрыл глаза. Он ожидал, что человек снова изнасилует или изобьет его, но тот молча встал и покинул камеру, и шаги его затихли вдали.