Произведение для сортира

— Почему ты не девчонка? — Я тогда ему сказал.

Он сморкнулся, усмехнулся И пизду мне показал.

…Уже несколько дней звоню Хельге, но телефон стабильно не отвечает.

А мне в голову уже пришла одна идея — поскольку моя постоянная работа в клубе накрылась, — я решил вспомнить о своем контракте с издательством и сообщил им, что у меня есть забойный материал для книги: дневник первого и самого старого русского транссексуала. Ну… почти первого. Зато работавшего у меня в клубе!

Идею романа о трансе издатели оценили, и я тут же позвонил своему литературному редактору Елене Черданцевой.

— Что-о-о? Роман о транссексуале?!! — В трубке телефона зависла долгая пауза. — Пожалуй, я откажусь.

— Ты что, наследство получила?

— Нет.

— В казино выиграла? А что же еще? Тема-то благодатная!

— Лучше голодать, чем такая благодать!!!

— Ну а тебе-то трансы что сделали?

— Ничего…. Мне на них, вообще, наплевать.

— Это, жирная радость моя, говорит лишь о том, как ограничен скудный круг твоих интересов: выпивка, мужики… И иногда редкая удача — просьба Трахтенберга помочь сляпать еще одну гениальную нетленку. Помни: я — единственное светлое пятно в твоей жизни… И, кстати, единственный источник живительного бальзама знания на твоем бездарном пустынном писательском пути. Издатели, между прочим умные и образованные люди, эту прогрессивную тему уже одобрили, деньгами сдобрили и план книги устаканили.

— Да?… «План» был марокканский или какой там самый лучший? Поделишься? Я всегда подозревала, что многие издатели решения принимают именно по укурке.

— Хватит сочинять! Я же пишу не про мальчика из какого-нибудь наркоманского притона…. Хотя, наверное, это тоже интересно. Нет. У меня герой не алкоголик, не наркоман и даже не гомосексуалист… Положительный мужчина, начальник цеха на крупном заводе, дважды женат, сын уже в институте учится… А он взял и от всего отказался ради того, чтобы стать женщиной, и в сорок лет сделал операцию. А потом этот экс-руководитель и талантливый инженер блистал… блистала новенькой свежескроенной пизденкой у меня в питерском клубе. Чем тебе не выдающаяся биография?

— Вы что там, в издательстве, уже на тяжелые наркотики перешли?

— Уймись, Филисов-неврастеник! Ее все видели.

— Я тоже ее помню, и что?

— Как что? Не забывается, не забывается… Не забывается такое никогда!

— Угу. Как ядерный гриб или апокалипсис.

—По-моему, это хорошая идея. Конец света для отдельно взятого мужчины; так сказать, финиш самца и старт самки. Чуешь глобалыцину?! Верхи не хотят, а низы уже не могут!

— В смысле?

— В прямом: башка не хочет верить в мужское тело, а окаянный отросток мечтает стать пирожком. Есть название: «Гусеница, куколка, бабочка: что дальше?»

— Дальше дедочка!

— То есть?

— Ну… Какая из нее бабочка? Бабочка — это если баба, а если мужик, то дедочка…

— Или: «Из жизни ЧЛЕНстоногих».

— Тогда уж давай проще: «Путь самца. Перестройка».

— Правильно! Только тогда уж — «перезагрузка». Даже название наталкивает на размышления. Я бы такую книгу обязательно купил и прочел.

— И читал бы ее в гордом одиночестве.

— Не читал бы, а писал бы, и не один, а с тобой, моя необъятная любовь!!! У меня есть ее дневник, приходи — будем вместе разбираться.

— Читать чужое аморально.

— А мы ей заплатим, и все будет не просто порядочно, но еще и всем полезно. Я ей звоню по несколько раз на дню, но она чего-то трубку не берет.

— Даже если мы получим разрешение, ничего путного все-равно не выйдет, кроме траты времени. Она ведь живет не в ладу с природой, все инстинкты перепутаны. А в нас они заложены в определенном порядке: сначала — пищевой, нам надо есть, иначе умрем. Потом — оборонительный; человеку нужна норка, где он может прятаться, чтобы его самого не скушали. Потом — личностной значимости, мы ведь живем в обществе. И, наконец, последний — сексуальный. Заметь, этот, на твой взгляд самый главный, — в самом конце.

— И чё?

— «Ичё» по-китайски жопа! Ничё! Удовлетворяя сексуальный инстинкт в ущерб первым трем, рискуешь потерять все. Трансуха твоя ведь с хорошей работы ушла, где ее на «вы» и по имени-отчеству называли. Пришла туда, где нет не только отчеств, но и вместо имен клички. Кстати, какое у нее в клубе было погоняло?

— Самое сказочное — Дерьмовочка.

— Вот видишь! Когда законы природы ставятся раком — все идет через задницу. Из круга интеллектуальной аристократии она переместилась в ряды кабацкой дерьмократии.

— Не имя красит человека, а человек имя!

— Зачем нам писать дерьмокнигу? И так все книжные магазины ими завалены. Добавим в говняный список еще одну жопушку (не то мужскую, не то женскую)?

— Жопа интернациональна. К тому же мы будем смотреть на этот вопрос с обратной стороны. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Понимаю-понимаю…Давай лучше напишем про Париж.

— Вот, кстати, о Париже. Во всех языках он звучит как «Пари», и только по-русски с «ж» на конце, потому что в России всегда и все делали через жопу. Даже когда во всем цивилизованном мире была распространена смертная казнь через повешение, в России все равно сажали на кол!

— Вот я и говорю, давай двинем поближе к цивилизации и напишем книгу, например, о Китае.

— Я сейчас про Индию пишу.

— Вот и дерзай. Там должно быть полно приключений!

— Конечно. Акулы с барракудами, буддисты с «камасутрами», пираты с якорями, русалки с дикарями, бабы нагишом и хиппи с гашишом… А хочется написать о глобальном.

— О жизни, прожитой через жопу?

— Заметь, сейчас про жопу сказала ты!

— А как, скажите, иначе можно назвать существование человека, который настолько себя не любит? Менять пол — крайняя степень ненависти к себе. Что может рассказать интересного тот, которому все опостылело? Кому хочется стереть из реальности даже свою сущность?

— Но признать, что хочешь ее стереть, а потом воплотить замысел и «родиться заново» очень сложно. Разве непонятно?

— Понятно. Только читать о таком подвиге скучно.

— Неправда! Это смотря как написать!

— Как ни пиши, все псу под хвост.

— Ты опять про жопу? Пошли хотя бы для разнообразия на…

— Вся жизнь на хуй… кстати, неплохое название.

— Отличное. Только тогда уже «Жизнь после хуя».

— Тогда уже «Хуевая жизнь, или Пиздатое существование».

— «Банани и персики» — репортаж с петлей на хуе…

— Я не поняла, ты серьезную книгу собираешься писать?

— Конечно, кто же шутит с такими вещами? Только писать мы будем вдвоем, и, по-моему, мы уже начали.

— Правы были большевики, что нельзя отдавать искусство в руки евреев: они все доведут до абсурда…