Рука судьбы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Аййй! Мама! Пожалуйста, прости меня!» — пронзительно кричал я, в то время как мамина

ладонь шлёпала по моей тринадцатилетней голой попе, и шлёпала, и шлёпала. Мама крепко

держала левой рукой моё правое запястье, и у меня была возможность только ёрзать и орать,

пока она нашлёпывала, тщательно разогревая каждый квадратный сантиметр моей молодой попы.

Яростно брыкаясь ногами, я пытался высвободить ноги, сдерживаемые джинсами и трусами. Мама стянула их с меня до щиколоток, прежде чем уложить меня к себе на колени для наказания, и теперь они создавали серьёзные неудобства. «Мама! Пожалуйста, хватит! Я обещаю никогда больше не грубить! Аййй! Айй!» — я рыдал от непрекращающихся ударов маминой руки, которые становились всё сильнее и сильнее, по мере того как мамин энтузиазм непрерывно рос. Слёзы свободно катились из моих глаз, потому что жгучая боль от маминой ладони становилась сильнее с каждым ударом, но я знал, что самое худшее было ещё впереди. На кровати рядом с маминым левым бедром лежала пластмассовая щётка для ванной с длинной ручкой, и её черёд скоро должен был наступить. Как я себя в это вовлёк? Я задумался об этом, когда мама прервалась на мгновение, чтобы закатать правый рукав. Закатав рукав, она принялась шлёпать мою покрасневшую голую попу ещё больнее. Она раздухарилась, и мне открывались очень несладкие перспективы.

«Эта комната — свинарник!» — воскликнула мама, уперев руки в бока, притопывая правой ногой. — «Я хочу видеть её чистой, живо!» — потребовала она. Переминаясь с ноги на ногу, я состроил гримасу и заявил: «Ну да, да, хорошо. Не нуди». «Следи за языком» — ответила мама, грозя мне пальцем. — «Ты очень нахально разговариваешь, юноша». Посмотрев вокруг на горы хлама, она сказала, что возьмёт и выкинет всё это в помойку. Тут мой испорченный характер дал о себе знать, и я выпалил: «Только посмей, ты горько пожалеешь!» Тут я сообразил, что перегнул палку, и пожалел о том, что сказал. Но, несмотря на это, я продолжал стоять с упрямой ухмылкой на лице. Мама была шокирована, затем оправилась, указала на кровать и сказала решительно: «Ложись. Сейчас же». Я медлил, и она повторила ещё строже: «Я сказала, ложись». Как якобы послушный сын, я сделал что велели, не очень понимая, чего ожидать. Родители не шлёпали меня с восьми или девяти лет, да и тогда это были только лёгкие шлепки рукой. Папу в детстве били, и он не считал нужным бить меня, а у мамы просто не хватало на это энергии. Будучи поздним ребенком, я просто изводил их своим плохим поведением, а они не знали, что со мной делать. Но вот я улёгся на кровать, и мама шлёпнула меня по джинсам раз шесть, довольно сильно. Через джинсы я этого почти не почувствовал — мама поняла это и ушла из комнаты в слезах. Лёгкое чувство тепла наполняло мою попу, наверное, слегка красную, как и щёки от стыда, когда я смотрел, как мама, выходя из комнаты, плачет. Я хотел побежать за ней и извиниться, но не смог заставить себя это сделать. Дурак, — думал я про себя, — добился своего, придурок. Я почти заплакал. Я не хотел её обидеть, правда. Просто опять мой рот-помойка. Я всё ещё ощущал тепло, оставшееся от маминой руки. Она шлёпала со всей силы, но безрезультатно, и это вывело её из себя не меньше, чем моё поведение. Часть меня хотела бы, чтобы она сняла с меня штаны, прежде чем шлёпать, а другая часть — радовалась, что я легко отделался. Я подумал о своём друге, которого родители шлёпают постоянно, причём щёткой для волос — он рассказывал, как больно она бьёт. Ему бы ни за что не сошло с рук такое поведение! Внезапно я осознал, что причинил маме боль, которую она не заслуживает. Равновесие было нарушено, я должен был его восстановить. В течение получаса я лежал на кровати в сумерках осеннего вечера, составляя план и продумывая, что я скажу. Затем, примерно в полпятого, я глубоко вдохнул и взялся за дело. Выходя из комнаты, я почувствовал запах готовящегося ужина. Жаркое, подумал я, наверное, с подливкой. Мама хорошо готовила, а я этого совсем не ценил. Эта мысль подкрепила мою уверенность, и я продолжил своё путешествие, дойдя до ванной комнаты. На полке над раковиной лежала огромная пластмассовая щётка для ванной. Поскольку мамина расчёска была в форме спирали, эта щётка для ванной была самым подходящим предметом, на мой взгляд. Я взял щётку и оценил её вес. С бешено стучащим сердцем, я представил, как больно она жжёт — и для эксперимента шлёпнул ей по своей ладони. Я был шокирован и звонким хлопком, и жгучей болью. У меня даже возникло желание прервать свою миссию прямо тогда. Но упрямство, которое меня во всё это втянуло, снова взяло вверх, и держа в руках щётку, я отправился в гостиную. Мама сидела на диване и читала журнал. Я подошёл и произнёс неуверенно: «Мама…»

Моя горящая от боли попа раскалялась всё сильнее и сильнее — и по температуре, и по цвету, оттого что мама шлёпала, и шлёпала, и шлёпала, не оставляя ни одного нетронутого участка кожи. Я рыдал в голос и раскаивался в том, на что решился. Мама стала просто другим человеком. Она раньше частенько пугала меня, что купит щётку для волос и надерёт мне попу, но её угрозы никогда не переходили в дело. Теперь же мне доставалось сильнее, чем когда-либо, и я очень сомневался в мудрости своих действий. Накопившееся за годы раздражение всплыло на поверхность, и мягкая и обходительная сорокапятилетняя женщина вдруг стала строгой и очень умелой дисциплинаторшей. Вначале она меня шлёпала осторожно, но сейчас её ладонь яростно обжигала мою попу резкими ударами. Рыдая и умоляя её остановиться, я ёрзал кое-как, пытаясь увернуться. Внезапно мама остановилась и поставила меня на ноги. Затем встала сама, схватила меня за запястье и потянула в ванную. Джинсы и трусы стягивали мои ноги, но я смог перешагнуть или даже выпрыгнуть из них, не переставая плестись за крепко меня держащей мамой. Затащив меня в ванную, она больно шлёпнула меня по попе и объявила решительно: «Тебе нужен урок хороших манер, юноша, и я тебя отучу грубить мне». Я тёр свою раскалённую попу, а по лицу текли слёзы, и из носа текло также свободно. Через пелену слёз я увидел, что мама взяла брусок мыла и усердно его намыливает. Взяв меня за плечо, она велела: «Открывай свой нахальный рот. Может, хорошая порция мыла сможет его вычистить». Сначала я сопротивлялся, но она не потерпела моего отказа, и через мгновение она мыла мой рот — тщательно и не очень церемонясь. Когда мой рот был хорошо намылен, она велела мне держать брусок мыла во рту и стала ругать меня. Снова годы моего плохого поведения дали о себе знать. «Очевидно, что если даже ты сам видишь, что тебе не хватает дисциплины, то значит, я была с тобой всё это время слишком мягка», — здесь она сделала паузу для эффекта. — «С этого дня я не буду больше совершать эту ошибку. Когда мы вернёмся в твою комнату, ты получишь порку, которую запомнишь на всю жизнь. И она будет не последняя. Я буду шлёпать тебя не реже чем раз в неделю в течение шести месяцев, а там мы посмотрим, как ты будешь себя вести». Вынув мыло у меня изо рта, мама отвела меня в мою комнату, села на край кровати и уложила меня к себе на колени. На этот раз, вместо того, чтобы шлёпать меня ладонью, она взяла пластмассовую щётку для ванной. Хорошенько схватив меня, она шлёпнула мою выдранную попу очень больно. Я взвился тут же от невыносимой боли, и сразу почувствовал следующий жалящий удар по другой половинке попы. Вскоре я рыдал и брыкался совершенно дико, а щётка делала свою работу, придавая всё более красный цвет моей юной попе с каждым шлепком. Правой рукой я попытался защитить подожжённую попу, но мама мигом схватила её своей левой рукой, отвела в сторону на безопасное расстояние, и продолжила шлёпать больно и сильно. Плача как дитя, я стал брыкаться так яростно, что, наконец, упал с маминых коленей на пол. Она подняла меня на ноги и поставила у себя между ногами. Затем перегнула меня через левое колено, а правым пригвоздила мои лодыжки к полу. Взяв меня за правое запястье, она отвела его мне за спину и объявила «Я ещё только начала, юноша. Сейчас ты хорошенько получишь.»

«Что это?» — спросила она, опустив журнал и посмотрев мне в глаза. Нервно переминаясь с ноги на ногу, я собрал свою волю в кулак и ответил: «Прости меня за то, что я нагрубил тебе, мама. Я не хотел, правда». Мама перевела взгляд с моего лица на щётку для ванной, которую я держал в руках, и затем обратно. «Да, я недовольна твоим поведением в последнее время» — ответила она спокойно, и после некоторой паузы спросила. — «А это зачем?» Моё сердце бешено застучало, когда я произнёс с трудом: «Я думаю, ты должна отшлёпать меня». Она молчала невозмутимо, и я пробубнил: «В смысле, мне кажется, я заслуживаю этого… И родители Джои шлёпают его за гораздо меньшее. Я не знаю, но может, тебе стоит меня…» Она посмотрела на меня оценивающе, задумалась, принимая решение, и встала. «Я думаю, ты прав». Забрав у меня щётку для ванной, она посмотрела мне в глаза и сказала: «Ты непременно пожалеешь о своём решении, и очень скоро. Но что сделано, то сделано, и пути назад нет. Я тебя отшлёпаю по попе очень больно, юноша» — объявила она, ударив себя по ладони тыльной стороной щётки. — «И тебе придётся несладко. Но я хочу, чтобы ты знал: я горжусь тобой за то, что ты сам меня об этом попросил». Взяв меня за руку, она отвела меня в мою комнату. Я дрожал как листик и мечтал находиться в этот момент где угодно, только не там. Мама задернула занавески, села на край кровати, положила рядом с собой щётку для ванной и подозвала меня поближе. Я покраснел от стыда, когда она стянула с меня джинсы, в ответ на что она улыбнулась и произнесла: «Я всё уже видела, мальчик мой». Она взялась за резинку моих трусов и стянула их вниз к самым щиколоткам, заставляя меня покраснеть пуще прежнего. «Ложись», — велела она. «Я сделаю твою непослушную попу такой же красной как твоё лицо». Холодный воздух, обдувавший попу, был непривычным и добавлял унижения. Я ощутил аромат маминых духов, который вносил дополнительный сюрреализм. Внезапно мамина ладонь шлёпнула мою выставленную напоказ попу, вызвав боль, более сильную, чем я представлял себе. Можете себе представить моё удивление, когда на меня обрушилось ещё несколько шлепков — всё более частых и сильных. Наказание было строже, чем я рассчитывал получить.

Крепко удерживаемый на месте, я ждал всего несколько мгновений, прежде чем пластмассовая щётка продолжила своё путешествие от попы до середины бёдер, обжигая участки кожи, уже хорошенько нашлёпанные. Не имея возможности брыкаться и даже поворачиваться из-за маминой уверенной хватки, я рыдал и выплакивал просьбы о прощении и обещания вести себя хорошо, но мама продолжала шлёпать, шлёпать и шлёпать. Спустя несколько долгих минут, абсолютно измучив мою бедную попу, мама, наконец, остановилась. Поставив меня на ноги, она отвела меня в угол и велела: «Держи руки за спиной, юноша, и думай о своём поведении. Если я приду и увижу, что ты трогаешь попу, ты снова окажешься у меня на коленях, ясно?» Я, не переставая рыдать, покивал головой в ответ, и провел следующие полчаса, чувствуя себя очень, очень жалким мальчишкой.

Стук каблуков по коридору заставил меня задрожать от страха. Звуки затихли, а значит, мама вошла в комнату и идёт по ковру. Я не осмеливался повернуться. Сердце билось яростно, но я ждал. «Повернись» — велела она. Повернувшись, волна адреналина захлестнула меня: я увидел щётку у неё в руках. Я был парализован от страха — мама собирается отшлёпать меня ещё раз! Пожалуйста, только не это! Мама увидела униженный страх в моих глазах, и довольная улыбка промелькнула на её лице. «Теперь ты будешь вести себя хорошо, или мне надо ещё пошлёпать тебя по попе?» — строго спросила она. Я лепетал самые искренние обещания с этого момента вести себя абсолютно идеально, стоя с голой попой и мечтая больше никогда не иметь дело с этой ужасной щёткой для волос. Понимая моё испуганное состояние, мама взмахнула щёткой для эффекта и произнесла: «Это не последняя твоя порка, и лучше веди себя как следует. А теперь переоденься в пижаму и ложись спать. Сегодня останешься без ужина. Может быть, голодный желудок и болящая попа заставят тебя задуматься серьёзно». Я пошёл переодеваться, а она легонько шлёпнула меня по попе, когда я проходил рядом.

Пение сверчков убаюкивало меня, и боль в попе стихала, становясь просто тёплой и не такой уж неприятной. Несмотря ни на что, я чувствовал, что мама любит и заботится обо мне, причём я впервые ощущал это насколько сильно. В будущем мне ещё предстояло не раз повстречаться со щёткой для ванной, но ни одна порка не была такой болезненной и такой важной. Мама стала для меня лучшим другом на всю жизнь.

Перевод с сайта: shlep.wordpress.com