Порка за подглядывание
Телесные наказания были довольно частым событием в моей семье, когда я был ребёнком. Шлёпанья от мамы, обычно деревянной ложкой или щёткой для волос, были довольно болезненными, но не внушали ужаса.
Вот отца, который порол кожаным ремнём, я действительно боялся. По этой причине я чаще совершал сомнительные поступки, когда отец уезжал из города. Странно, но шлёпанье, которое мне запомнилось сильнее всего, было все-таки от мамы. Вот как это произошло.
Когда мне было 13, я был влюблён в привлекательную подругу моей сестры по имени Лори. Но для Лори, которой было 15, как и моей сестре Маргарите, я был лишь Маргаритиным несносным младшим братом. А так как моё влечение к Лори было обречено на отсутствие взаимности, я играл роль несносного младшего брата по полной программе. Я постоянно докучал им, дразнил, в общем, не давал им покоя.
Как-то Лори осталась у нас на ночь и собиралась спать в комнате с Маргаритой. Мысль о том, что соседней комнате находится Лори, возможно, не полностью одетая, сводила меня с ума. Вдруг, поддавшись порыву, я решил попробовать подглядеть за ней. Если повезёт, думал я, я мог бы увидеть хотя бы мельком её груди, так соблазнительно скрытые под тканью блузки.
Мое сердце забилось чаще, когда я подумал, что могу попасться, но если и попадусь, последствия не будут катастрофическими, ведь отец уехал из города.
Я тихо вышел из комнаты со стулом и посмотрел в сторону их комнаты. Были слышны голоса Лори и Марг, и свет был включен. Мы жили в большом старом доме, в котором были вентиляционные окна над высокими дверями. Я прокрался очень медленно по коридору, неся стул, стараясь, чтобы доски паркета не скрипели.
Около двери в комнату я поставил стул и аккуратно вскарабкался на него. Затем, чрезвычайно медленно, чтобы не привлечь внимание девочек резким движением, я стал выпрямляться.
В этот момент отворилась дверь маминой спальни, мама вышла, включила в коридоре свет, который ослепил меня, и спросила:
“И что это, интересно, ты делаешь?”
Ещё до того как я сообразил, что ответить, из своей комнаты выбежали Маргарита и Лори, обе полностью одетые во фланелевые пижамы, и уставились на меня, пока я придумывал какое-нибудь объяснение своему затруднительному положению.
“Он за нами подглядывал!” — завопила Маргарита возмущённо.
“Маленький извращенец”, добавила Лори довольным голосом, наслаждаясь, что я не могу выдать ответную дерзость на этот раз.
“Извините”, пробормотал я, “Я просто хотел спросить кое-что, и хотел проверить, не спят ли они, прежде чем постучать”.
“Ага, как же!” — воскликнула Маргарита, а Лори рассмеялась.
“Стыдоба!” — строго сказала мама. “Как ты только придумал такую выходку?”
“Я больше не буду”, жалостливо извинился я.
“Ты прав, ты больше не будешь, во всяком случае, после того, как я разберусь с тобой! Дай сюда стул. Маргарита, сходи в ванную и принеси мою щётку для волос, ту самую, большую, деревянную.
“Я помогу её найти”, сказала Лори, даже не пытаясь скрыть полное ликование.
Проходя мимо меня, обе девочки победно улыбнулись. Я вынес стул на середину коридора, мама села на него и расправила платье на бёдрах.
“Пожалуйста, мама”, я умолял тихо, чтобы не услышали девочки, рыскающие в ванной, “не здесь, не при девочках. Я умру, если ты отшлёпаешь меня перед Лори”.
“Не умрёшь”, она ответила холодным тоном, “но запомнишь надолго. Хоть я и не могу пороть так же больно как отец, но добиться такого же эффекта я смогу”.
Девочки вернулись, и Маргарита вручила маме щётку, а Лори посмотрела мне в лицо самодовольно, и я почувствовал как покраснел. А затем сценарий вообще стал невероятным. Быть отшлёпанным по тонким хлопковым пижамным штанам в присутствии Лори — это невыносимо унизительно. Но когда мама положила щетку на колени и потянулась к резинке моих штанов, я понял, что она планирует гораздо большее унижение.
“Нет, пожалуйста”, захныкал я, испуганно схватившись за резинку, и слезы покатились по щекам, “только не по голой попе. . только не при девочках!”
“Ну, если ты такой застенчивый”, отчитала меня мама, применив железную логику, “надо думать дважды, прежде чем подглядывать за девочками. Сейчас Лори увидит, что происходит с плохими мальчиками в этом доме, а потом ты перед ней извинишься”.
С этими словами, она свела мои запястья, лишив последней надежды сохранить достоинство, просунула большие пальцы под резинку штанов, и быстрым, решительным движением стянула их до колен. Когда она их отпустила, они упали вниз к лодыжкам, и я ощутил непривычный холодный воздух вокруг нижней половины тела.
Я взглянул на Лори, надеясь обнаружить, что её там на самом деле нет, что это всё мне только кажется, но она там была, едва сдерживая визг восхищения, прикрывая рот рукой, широко раскрыв глаза в несомненном удивлении от такого поворота событий.
Должен признать, что хотя сексуальное воображение у меня было развито не в меру, само тело — не было. У меня не было волос там, и девочки видели все как на ладони. И чтобы окончательно унизить меня, у меня была эрекция.
Мама уложила меня к себе на колени и своей огромной тяжёлой щёткой для волос принялась шлёпать меня, больнее и дольше, чем когда бы то ни было, отчитывая меня все это время, что надо уважать молодых девушек, особенно если я сам стесняюсь показывать свое тело.
В тот раз я показал настоящее шоу — брыкался, ерзал, пытался прикрыться от шлепков руками, ревел и, запинаясь, пытался извиниться и обещал никогда больше так не делать. Под конец я рыдал неудержимо, так что паркетные доски у меня перед носом были мокрые.
Порка при девочкахВ последней стадии моего наказания мне пришлось встать лицом к девочкам и извиниться, прерываясь из-за всхлипываний и икоты. Когда я просил прощения у Лори и смотрел ей в лицо, я увидел лучезарную улыбку, возвещавшую победу над напыщенным, вредным ребенком, которым я и был.
“Я тебя прощаю, Дэррил”, ответила она спокойным, утешающим голосом, “потому что ты поплатился за плохое поведение, и будешь еще платить каждый раз, когда будешь встречать меня на улице, после всего того, что я увидела. Надеюсь, теперь ты наконец-то станешь вежливым со мной и Маргаритой”.
Еще долго после того, как все разошлись, я слышал голоса Лори и Маргариты, хихикающих, очевидно, в деталях вспоминая мое наказание. И пока я пытался успокоить жалящую боль в попе, гладя её руками, лежа на животе, я понял нечто совершенно поразительное. Я понял, что влюблён в Лори больше, чем когда бы то ни было.