09 — 12 недель. Дверь скрипит, если ты мечешься туда-сюда
09 — 12 недель. Дверь скрипит, если ты мечешься туда-сюда
Понедельник выдался днем, тяжелым во всех отношениях. Для начала проклятый Снейп, услышав, как ты пробрался в ванную, решил зайти и осведомиться:
— Вы вчера рано ушли спать. Нормально себя чувствуете?
— Прекрасно!
Ты вытолкал его за дверь и обнял верный унитаз… Тот казался понятнее и куда более дружелюбным, потому что раздраженный таким поведением Снейп мстительно не оставил тебе завтрак. В отместку ты зубами открыл пакет молока, зная, что он ненавидит эту твою привычку. Потом хмыкнул и так же надкусил сок, у которого вообще имелась пластиковая открывалка. В итоге у тебя разболелись зубы и случилось расстройство желудка. Поиск таблеток от двух напастей привел в аптеку, где ты нос к носу столкнулся с чертовой Бриджит Джефферс. Она сияла, как начищенный чайник. Ты, стараясь унять урчание в животе, кисло улыбался, слушая ее слова о том, что вчерашний вечер был хорошим и ей все понравилось. Особенно мясо барашка. Она прямо так дважды и сказала: «Невероятно вкусная баранина». А это было единственным, что готовил Снейп. Стерва, каким-то чудом потеснившая в тебе Гарри Поттера, была уверена: этот человек изменяет вашим договоренностям и делает из тебя идиотку с помощью бледной дурочки, которую регулярно бьет муж.
— Все так хорошо вышло благодаря вам, Бриджит. Мне хотелось бы в знак благодарности пригласить вас вечером в кафе — съесть чего-нибудь сладкого. Пойдете?
— Извините, Саша. Мэтт сегодня идет в боулинг, а я должна забрать в Лондоне его костюм, который переделывали. Он будет готов только вечером, так что я вернусь довольно поздно.
— Мне тоже нужно в Лондон. Подвезти?
— Не нужно. Извините, Саша, я спешу. В другой раз, ладно?
Нет, она не твой брат по несчастью, а краснеющая обманщица! Ты вернулся домой. Три часа в бешенстве и две таблетки от расстройства спустя гриффиндорец, подвинув стерву локтем, заявил: «Можно все выяснить и наконец успокоиться. Ты же, чтоб его, Гарри Поттер. Еще одна авантюра тебя не убьет, а хуже быть уже не может». Снейп был сам виноват, что оставил тебе свой рабочий телефон.
Набрав номер, ты бодро солгал секретарю:
— Извините, вас беспокоят из службы доставки. У нас пакет для одного из сотрудников вашей компании, а адрес указан неразборчиво. Вы не могли бы подсказать, где находитесь и до какого часа работаете?
— Кто именно из сотрудников вас интересует? У нас отделы заканчивают работу в разное время.
— Северус Снейп.
Девушка что-то проверила по компьютеру.
— Да, это в нашем здании. Лаборатория работает до восьми, но доступ в нее ограничен, так что курьер может оставить пакет внизу у дежурного секретаря. Запишите наш адрес.
Ты поблагодарил, повесил трубку и, покрутив в руках драгоценную бумажку, задался вопросом: «Ну и что я творю?» Второй вопрос был из разряда «Какого черта Снейп возвращается в одиннадцать, если заканчивает в восемь?» Он, собственно, и перевесил здравый смысл. Тут пахло тайной, а ты никогда не умел игнорировать этот запах.
***
Профессор действительно заканчивал работать в восемь. Ты прождал его всего лишних двадцать минут. Видел, как он вышел в компании нескольких человек. Простился за руку с какой-то пожилой дамой, остальным просто кивнул и пошел по улице. Надвинув кепку на нос, ты двинулся следом. В объемной спортивной майке и широких штанах ты при ближайшем рассмотрении все еще походил на девушку, поэтому старался держаться на значительном расстоянии. К счастью, Снейп не оборачивался, он вообще не вел себя как человек, который куда-то идет, следуя определенному маршруту. Через три квартала от офиса своей компании он зашел в японский ресторан. Выпил свои таблетки и съел немного суши. Минут десять задумчиво разглядывал собственные руки и попросил счет. Потом пошел в парк возле нового колеса обозрения.
Сидел на лавочке, хмурился, глядя на катающихся на роликах подростков, и через какое-то время направился к вокзалу. Тебе отчего-то не показалось, что он просто тянул время до встречи с кем-то. Существовало какое-то иное объяснение всему, кроме проклятой Бриджит Джефферс. Нет, она тоже была. Торчала у витрины двухэтажного здания, переминаясь с ноги на ногу. Вот только, заметив ее, Снейп совсем не выглядел довольным. Он тяжело вздохнул и немного ускорил шаг. Они поздоровались и вошли внутрь. Когда они скрылись из виду, ты подошел поближе, желая узнать, что же это за место такое. Вывеска была на французском. Через витрину ты рассмотрел несколько столиков, как в кафе, и большой, разделенный перегородками зал, весь увешанный картинами. Бриджит и Снейпа ты уже не увидел.
— Эй, подруга!
Ты обернулся. За твоей спиной стояла невероятно красивая женщина лет тридцати пяти в черном топе и кожаных штанах.
— Простите? — Ты огляделся по сторонам, решив, что она зовет кого-то другого.
— Нет, именно ты. Если хочешь посмотреть выставку, то лучше сделать это сегодня. Завтра эти картины будут отправлены в Нью-Йорк.
— Картины… — нахмурился ты, пытаясь все обдумать. — Это галерея?
— Точно. — Незнакомка представилась: — Мег Райан. Пойдем, я покажу тебе свои работы.
Ты отрицательно покачал головой.
— Нет, вы извините, но я тут не за этим.
Женщина улыбнулась.
— Я так и поняла. — Она махнула рукой, указав на красную спортивную машину, припаркованную в конце квартала. — Заметила тебя, еще когда подъезжала. — Та девушка, что вошла, — твоя подруга? Я бы не парилась насчет того, что она с мужиком. Если привела его на выставку лесбийского искусства, то вряд ли это свидание. К тому же он так себе, а ты очень красивая. Никогда не думала поработать натурщицей?
— Нет. — Ты окончательно утратил связь с реальностью. Снейп, Бриджит и лесбиянки… — И насчет натурщицы нет, и насчет девушки.
— Значит, выслеживаешь того мужика?
Ты кивнул.
Мег улыбнулась.
— Обидно, но все равно пошли. Не волнуйся, они не заметят.
Эта особа схватила тебя за руку и потащила внутрь. Сделав знак охраннику у входа, женщина открыла боковую дверь. Там был еще один мужчина, который следил за мониторами.
— Привет, Бобби. Моя подруга поищет знакомых по залам?
— Конечно, Мег.
Мужчина подвинулся. Ты подошел ближе и сразу заметил Снейпа. Тот стоял рядом с Бриджит, а девушка медленно, словно завороженная, двигалась от картины к картине. Она иногда даже руку поднимала, будто желая прикоснуться к увиденному, но, вовремя опомнившись, отступала. Так они за полчаса обошли три зала, потом в один из них вернулись. Тебя никто не гнал, и ты смотрел. На отрешенный взгляд Снейпа, на его безразличие к женской красоте и восторгам спутницы. Похоже, никто тебя не обманывал. Просто профессор сам себе противоречил. Ему было жаль юную забитую девочку, но он отрицал бы это до последнего, потому что, признавшись, вынужден был понять, что о своей горькой юности он тоже сожалеет, а прощать себе что-либо Снейп был абсолютно не готов. Сколько бы салатовых таблеток он ни съел, они не научат его мириться с этим миром.
— А у этой девушки неплохой вкус, если ей так понравились именно мои картины, — усмехнулась твоя новая знакомая. — Она, скорее всего, — лесбиянка. А он… Учитывая, что женская красота его совершенно не трогает, немного смахивает на гея.
Ты по-дурацки улыбнулся.
— Нет. Просто он — это он. Прошу меня простить, все как-то глупо вышло.
Женщина протянула тебе визитку.
— Возьми. Я все еще хочу тебя нарисовать.
— Простите, но меня действительно это совсем не интересует.
Мег не очень-то расстроилась.
— Тогда отдай это той девочке. Мне любопытно узнать, чем ей так приглянулись мои работы. Пусть позвонит, я приглашу ее на следующую выставку.
Ты кивнул, вышел на улицу, снял кепку и вздохнул. Не с облегчением… Тебе было грустно. Когда позади тебя скрипнула дверь, ты обернулся и тут же снова перевел взгляд на проезжающие машины, будто кого-то ждал.
— Спасибо, что пошли со мной. Знаю, глупо было просить вас снова это сделать, но я понятия не имею, как себя вести. Наверное, если бы кто-то из этих женщин заговорил со мной или спросил мое мнение, я была бы в панике. Но картины очень красивые, и в прошлый раз мы только на две экспозиции посмотрели, а они уже закрываются и …
— Бриджит, идите, а то опоздаете на поезд.
Голос Снейпа отчего-то заставил тебя вздрогнуть.
— А вы разве не едете?
— Нет, мне еще нужно кое-куда зайти.
— Так неловко, что вы пришли только из-за меня…
— Не из-за вас. Я просто потратил время в ожидании своей встречи. Идите. Вам действительно пора.
— Еще раз спасибо! — звонко сказала Бриджит.
Ты услышал звук ее удаляющихся шагов. А потом случилось то, что должно было случиться. Он подошел и небрежно коснулся твоего плеча.
— Где вы оставили машину? Рядом с моей работой? — Ты кивнул. Снейп взял тебя за локоть. — Идем.
Вы прошли полквартала… Вернее, он шел, а ты плелся, как собачка на поводке, и вскоре заскулил.
— Что, даже не спросите, «почему»?
Снейп остановился.
— Зачем? Это я и так знаю. Видел вас в окне вчера ночью. Вы ничего не поняли, но разозлились. Утром я зашел, думая, что вы хотите спросить меня об услышанном разговоре. В конце концов, мы мало знаем друг о друге. Сомневаться — это нормально. Вы предпочли обычной беседе весь этот цирк. Я сейчас в бешенстве. Не хотите узнать о себе много нового — идите молча.
— Простите. — Ты был искренним. — Мне было сложно задавать вам вопросы. Что значит наш договор? Насколько вы будете честны со мной, если однажды захотите его расторгнуть? Я узнаю, что вам кто-то нравится, или буду вынуждена чувствовать себя идиоткой? Легко спросить о таком?
— Нет, — признал Снейп.
Ты продолжал кипеть.
— Вы же тоже не все можете высказать. — Ты смотрел на его напрягшуюся спину. — Вам не нравится возвращаться домой. Вы настолько не привыкли быть с кем-то, что от меня вас просто трясет. Но вы слишком хорошо воспитаны, чтобы орать на беременную от вас женщину, поэтому просто стараетесь ее не видеть. Мы можем что-то с этим сделать? Мир изменится, если я не буду отгрызать углы у пакетов с молоком, а вы — делать вид, что едите ужин? Только нужно ли все это, если мы оба думаем о том, как бы расстаться так, чтобы не чувствовать себя полными ублюдками? Может, лучше сразу? Без этих замысловатых издевательств над собой? Наш ребенок не станет счастливее от того, что его родители — совершенно чужие люди, которые непрестанно себя мучают, прикрываясь заботой о нем…
Снейп резко развернулся. Рывком притянув тебя к себе за руку, он заткнул твой рот поцелуем. Наверное, впервые, если не считать времен твоей амнезии, это было прикосновение мужчины к женщине. Не контакт двух актеров на одной сцене, не выражение признательности… Хотелось его оттолкнуть, а руки не гнулись в локтях. Ты приоткрыл рот, чтобы вздохнуть, а в нем оказался чужой язык. Это было не так, как с Джинни. Она никогда не смешивала ласку с гневом. Как это вообще можно было совмещать? Снейпу удавалось. Вы оба дрожали от взаимной обиды, презрения к себе и тому, кто довел каждого из вас до такого состояния. Когда он оттолкнул тебя, ты вместо того, чтобы выругаться, хмыкнул:
— Да, это худшая часть.
Он кивнул.
— Вы мне даже не нравитесь. Я не понимаю, что творится в вашей больной голове. Дело не в молоке. Я всегда могу купить отдельные пакеты. Вы неплохо готовите, хотя делаете это небрежно, и вылавливать из соуса ваши волосы — мерзко. Только какого черта вы меня ревнуете, а я сознательно провоцирую вас на это, но впадаю в бешенство при одной мысли, что мне придется остаться с вами наедине? Есть предположения?
«Вешайся, Гарри Поттер. Просто бросься под машину, только заткнись. Это невозможно! Нельзя такое спрашивать. О таком не нужно даже думать», — твердил ты себе.
— Хотите узнать меня лучше? Ну, хотя бы научиться понимать друг друга? Возможно, мы станем….
Ты не знал, что добавить. Друзьями? Бред. Он не мог дружить с твоей грудью. С той, что у Бриджит, — пожалуйста, но отчего-то не с твоей. Да и ты не хотел, чтобы он ее игнорировал. Какое безумие… Лучше и впрямь под машину. И не думать. Никогда и ни о чем.
— Кем?
— Ну…
— Нет, — категорично сказал Снейп. — Это ничего не изменит. Я просто не могу, черт возьми! У меня не получится притворяться, что мне интересно не то, что происходит со мной, а каким образом это касается вас.
Вот черт.
— Не вы один эгоист. Я не желаю, чтобы вы встречались с другими людьми, и совершенно не хочу остаться без поддержки. — Ну что ты несешь? — Простите, я не помню, как все это вышло, но мне жаль, что мы оба оказались в это втянуты.
Снейп признал:
— Мне тоже.
Ты кивнул.
— Аборта не будет. А вы не переедете!
— Нет? — нахмурился Снейп
Ты покачал головой и случайно взглянул на магазин через улицу. На часах над вывеской была половина одиннадцатого. Через полтора часа Гарри Поттеру исполнится двадцать один год. У него два варианта: остаться одному или солгать себе и окружающим. Пойти на риск, само значение которого он не понимает.
— Хотите торт?
— Что?
— Я умру, если у меня сегодня не будет сладкого.
— Я никогда не ем торты, — кисло сообщил Снейп.
— Сегодня будете.
— Зачем мне это?
Ты решился.
— Потому что в благодарность я буду завязывать волосы резинкой, прежде чем готовить. И стану рассказывать о том, что меня волнует. И даже спать с вами, если это нужно для того, чтобы наши отношения стали похожими на нормальные человеческие. Не любить. Возможно, ревновать иногда, если почувствую себя преданной. Давайте все упростим, потому что мне страшно до ужаса и я нуждаюсь в вас и вашей поддержке. Так странно вышло, что именно в вашей… — Ты нахмурился. — Нет, ну твою же мать!
Вот и все. Ты сказал даже слишком много. Апокалипсис не наступил. Только Снейп выругался и ответил, что знает, где в двух кварталах отсюда есть кондитерская «Жираф», которая работает в это время.
***
Саша Джонс была лгуньей. Она сумела обмануть самого профессора Снейпа. Притворяясь, что не знает этого человека, она говорила вещи, которые все усложняли. Заставляли Снейпа думать, что эта женщина чувствует его безошибочно. «Вам не нравится возвращаться домой. Вы настолько не привыкли быть с кем-то, что от меня вас просто трясет. Но вы слишком хорошо воспитаны, чтобы орать на беременную от вас женщину, поэтому просто стараетесь ее не видеть». Что это, если не абсолютное понимание? Профессора ведь немногим удавалось постичь. Гарри Поттер был в этом отношении одним из неудачников. Он прошел долгий путь, чтобы накопить хоть какие-то знания, и для чего? Чтобы Саша пожинала плоды его усилий? Чтобы Снейп признал, что не хочет отказываться от нее, потому что она красива, потому что похожа на ту мертвую особенную женщину, но при этом не волшебная, живая, и это делает все если не проще, то хотя бы попросту возможным?
Судьба предоставляла профессору не так много шансов. Тот не знал, что будет дальше, не знал, каковы его чувства, но видел перед собой только одну возможность разобраться — позволить себе немного сблизиться с лгуньей Джонс. Гарри Поттер тоже был в числе ее жертв. Глядя, как Снейп съел не только свой кусок торта, но и всех шоколадных уточек, которыми тот был щедро усыпан, дабы никто не обвинил его в том, что сделка не выполнена полностью, ты ощутил старый приступ ужаса. Легко говорить слова, которые без проблем возьмешь обратно. А если сказанного не вернуть? Можно только сидеть и смотреть, как профессор давится шоколадом.
Тебе действительно было страшно остаться совсем одному. Среди людей, которых не понимаешь, не имея возможности познакомить их с собой настоящим. Со Снейпом было проще. Даже обманывая его, в глубине души ты не изменял себе. Был странным, неадекватным, но каким-то почти свободным. Он позволял тебе это, потому что сам был далек от общепринятых норм. А еще он терпел. Тебе нравилось то, с каким постоянством он принуждал себя выносить капризы Саши. Было приятно узнавать его с той стороны, которая никогда бы не была показана Гарри Поттеру. Ты привязался к Снейпу — вцепившись в его жесткое, но крепкое плечо, которое поддерживало тебя все это время. Возможно, когда родится ребенок, ты уже не будешь чувствовать себя одиноким и нуждаться в этом человеке, но сейчас он тебе необходим.
Гарри Поттер принял решение, что должен его удержать, а Саша, со свойственным женщинам коварством, нашла выход. Не предложи она эту сделку, скорее всего, профессор заговорил бы об отъезде, а сейчас его мучило любопытство — куда же вас заведет эта ситуация. Маршрут был озвучен. Ты даже пытался себя убедить, что непоправимую глупость во второй раз совершать легче, чем в первый, и ты, вообще-то, беременный от этого мужчины, так что строить из себя невинность несколько поздно, но… Одно дело — когда ты ничего не помнишь и можешь все списать на передозировку отравы в организме, и совсем иное — осознанно лечь в постель с человеком, которого не любишь. Мужчиной, черт возьми! И все это только для того, чтобы он никуда не уходил.
Ты так паниковал, что по дороге вы чуть было не попали в аварию. Снейп, наоборот, кажется, немного опомнился, и твоя тихая истерика стала доставлять ему садистское удовольствие.
— Мысль о сексе со мной так ужасна, что вы предпочитаете умереть? — спросил он, когда ты только чудом вписался в очередной поворот.
— Я просто немного нервничаю, — признался ты. — А вы нет?
— С чего бы? — Определенно, урод. Как ему удалось так быстро вернуть себе невозмутимость? — Следите за дорогой.
Ты попытался, и до дома вы каким-то чудом доехали. Снейп сразу направился в ванную. Ты старался погасить внутреннее напряжение, заняв себя хоть чем-то. Когда он спустился на кухню, обгрызенные края пакетов были аккуратно срезаны, а ты мыл оставшиеся после обеда тарелки, накрутив на макушке какую-то упругую сардельку из волос. Такая имитация твоей готовности следовать достигнутым договоренностям Снейпа рассмешила. Нет, его лицо по-прежнему осталось невозмутимым, но ты, кажется, уже научился расшифровывать выражение его глаз. Чуть насмешливые морщинки в их уголках просто неприлично хохотали над тобой.
— Не слишком поздно для уборки?
Ты покачал головой.
— Нет. Вы же не любите, когда я оставляю на кухне беспорядок.
— Скоро закончите?
Ты взглянул на вилку в руках, на две злосчастные чайные ложки в раковине, и со вздохом признал:
— Скоро. Только потом мне еще надо в ванную и…
Снейп взмахнул рукой, прерывая поток твоих слов.
— Я пойду ложиться. Присоединяйтесь.
— У вас матрас жесткий. — Нашел к чему цепляться. Почему бы просто не сказать: «Я не могу! У меня даже думать об этом не получается».
— Ничего. Я лягу в вашей спальне.
Он определенно издевался. Ты тянул время… Полчаса ты мыл ложки, сорок минут — торчал в душе, еще двадцать — выбирал самую несексуальную в мире растянутую майку и так затянул завязку на пижамных штанах, что без ножниц из них было не выбраться. Руки дрожали, сердце стучало. В спальне было темно и прохладно, работал кондиционер. Снейп в темноте казался огромной темной кляксой. Стараясь не воспринимать его как конкретного человека, ты залез под покрывало. Вдохнул, выдохнул. Протянул руку и отдернул ее. Это было невозможно. Ты просто не можешь. Есть вещи, которые Гарри Поттер сделать не в силах.
— Насчет секса… Я…
— Вы обещали спать со мной? Ну так спите, — грубо потребовал Снейп. — Мне завтра рано вставать, так что извольте замолчать.
Вот теперь ты готов был его расцеловать. «С днем рожденья, Гарри Поттер». Это был хороший подарок.
***
Это превратилось в странную игру. Ты целый день настраивал себя на разговор-объяснение со Снейпом, он приходил рано, не считая тех дней, когда вынужден был посещать психоаналитика, и начинал одновременно раздражать тебя двусмысленными намеками и избегать этого разговора. В итоге ничего непоправимого так и не произошло. Ну не считать же трагедией то, что вы спали в одной постели и один раз вместе посмотрели по телевизору скучную постановку какой-то шекспировской трагедии. Зрелище было настолько нудное, что ты пошел наверх раньше профессора, так и не решившись попросить переключить на спортивный канал. Тебя, по большому счету, устраивала такая жизнь, да и Снейп не спешил переступать намеченную вами черту.
Все шло своим чередом. В почте множились непрочитанные гневные письма от Гермионы, на которые у тебя находился только один ответ: «Все в порядке». Утренняя тошнота еще держалась, но ты к ней уже почти привык. Визиты к доктору оборачивались съеденными конфетами и положительными прогнозами. Ты стал почти каждый день обедать с Линдой Бефф в мексиканской закусочной рядом с ее магазином, где пристрастился к соусу табаско.
— Когда я носила ребенка, чувствовала себя как наркоман, зависимый от всего острого и соленого.
— У вас есть дети? — удивился ты. Линда редко говорила о семье. В основном — о книгах и уходе за фруктовыми деревьями.
— Дочь. Мы не виделись, наверное, лет пятнадцать. Она со мной не разговаривает. Когда я ее родила, была так же молода, как вы сейчас. Не смогла принять ответственность, теперь вот расплачиваюсь за это.
— Простите. Если не хотите рассказывать…
— Да я не скрываю эту историю. Мне было девятнадцать, когда я залетела от своего преподавателя. Никакой трагедии. Он был свободен, любил меня, и мы поженились. Только оседлая семейная жизнь оказалась не по мне. Я тогда была одержима жаждой путешествий и вскоре после рождения дочери уехала работать в Африку. Потом были Австралия, Новая Гвинея… В общем, за шесть лет я провела дома от силы три месяца. Он встретил другую женщину и подал на развод. Дочь осталась с ним. Она часто писала мне… Знаете, маленькие девочки сочиняют очень трогательные письма. Каждый раз, прочитав одно из них, я просила подождать еще немного, но в суете дней забывала о своем обещании. В пятнадцать она перестала мне писать, а через год я встретила Тома Беффа из Милфорда. Он был совершенно обычным человеком, даже посредственным, но очень добрым. Отчего-то с ним я смогла остановиться, полюбить это место, написать книгу, разбить сад и позвонить дочери. Она мне так и не простила, что я ради кого-то сделала то, чего не в силах была осуществить, выполняя ее желание. Она называет матерью другую женщину. У нее уже своя семья. Есть дети, достойной бабушкой которым она меня не считает.
— Это грустно.
— Вы правы, Саша, но за все приходится платить. Я никого, кроме себя, в произошедшем не виню.
— А ваш муж?
— Мы прожили вместе всего два года. Это было хорошее время. Но Том умер от инфаркта в девяносто восьмом.
— Вам одиноко без него?
— Сейчас меньше, чем раньше. Какой-то философ сказал, что жизнь человека — это путь потерь, и только то, что мы умеем забывать о них, делает его преодоление возможным. Так что ешьте ваш табаско, Саша, не принимайте опрометчивых решений и наслаждайтесь тем, что рядом есть люди, готовые вас поддержать.
Ты улыбнулся.
— У вас они тоже есть. Друзья вроде мисс Магды.
Линда закатила глаза.
— О, эта женщина невыносима.
— Чем?
— Хотя бы тем, что через шесть месяцев ее в моей жизни не станет. — Ты нахмурился, и она пояснила: — Лейкемия. Три года болезни превратили ее из улыбчивой толстухи в капризную мумию. Но вы правы, она — мой друг, и я люблю ее. Не знаю, достаточно ли, но уверена, что терять ее будет чертовски больно.
Тебе нечего было сказать. Разговор произвел на тебя тягостное впечатление. У тебя же тоже были друзья. Что если с ними что-то произойдет, а тебя не будет рядом? Они поймут, из-за чего ты выбрал еще не родившегося ребенка и его покой? Простят тебе это решение? Или через несколько лет дверь в их сердца захлопнется для тебя навсегда?
Когда Снейп вернулся с работы, ты был непривычно молчалив. Он не стал ничего говорить, не было даже привычных насмешек. Вы молча ужинали. Потом он ушел в кабинет, а ты два часа смотрел фильм, но если бы тебя спросили, о чем он был, ты не вспомнил бы сюжета. Чувство, поселившееся внутри, было сродни отчаянью. Ради чего ты отказался от Гарри Поттера, его надежд и планов? Выйдет ли из этого что-то хорошее? Что если ребенок тебя не примет? Не ты его, а именно он тебя? Вы так и проживете с ним жизнь во лжи? Будет ли она счастливой? Сумеешь ли ты воспитать его человеком, который однажды поймет всю правду? Столько вопросов — и ни тени ответа…
— Вы идете спать?
Легкое прикосновение к плечу заставило тебя нахмуриться. По черному полю экрана бежали титры, и ты выключил телевизор.
— Да, уже иду. — Но с места не сдвинулся. Снейп сел на диван рядом с тобой.
— Что-то случилось? — Ты покачал головой. Его такой ответ не устроил. — Вы обещали честно отвечать на поставленные вопросы.
Разве? Ты не помнил такого пункта соглашения, ну да бог с ним. Сейчас профессор — единственный человек, с которым ты можешь поделиться хотя бы частью своих сомнений.
— Я не уверена, что смогу стать хорошей матерью. Что если я буду делать все возможное, любить его, стараться, а он все равно не будет со мною счастлив? Смогу ли я стать ему семьей, дать чувство уверенности во мне, защищенности? Что если я слишком молода, глупа или просто не подхожу для этого? Как мне тогда быть?
Снейп задумался.
— А ответа на ваши вопросы не существует. Я вот, например, точно уверен, что совсем для всего этого, как вы изволили выразиться, «не подхожу». Все, что мы с вами можем сделать — это действительно постараться. К чему приведут эти усилия, я, признаться, понятия не имею. Только ничего вообще не получится, если мы не сделаем все возможное и невозможное.
— Что, например? — спросил ты.
Он пожал плечами.
— Мы живем в этом доме, нам сложно, но шага назад мы не делаем. Хотя периодически мне хочется вас проклясть, а вам, соприкоснувшись со мной — пойти и обнять унитаз без веской на то причины.
Ты покачал головой.
— Это сложно объяснить, но меня тошнит не от вас, а от собственного панического страха перед близостью с кем-то.
— Ну так и я в душе проклинаю не конкретную женщину, а собственное неумение уживаться с людьми.
Ты улыбнулся.
— Но мы говорим об этом!
— Говорим, — кивнул Снейп. — Потому что это единственное, что мы сейчас можем сделать, не уничтожая уже достигнутого равновесия. Это чертовски выводит меня из себя. Вот такие бессмысленные разговоры… Мне проще все спланировать, чем двигаться на ощупь. Только так, как я хочу, не получится. А что-то выйти должно.
— Потому что мы стараемся?
Он кивнул.
— Другой причины я не вижу.
Ты успокоился. Вот так странно — взял и почувствовал облегчение. Снейп, который долгие годы пытался уничтожить тебя как личность, теперь дарил уверенность, а значит, вы сделали какой-то невероятный шаг вперед. Ради того единственного, что таких усилий стоило.
— Спасибо за разговор.
— Обращайтесь. Но только по серьезным причинам, иначе я сойду с ума раньше, чем у нас кто-то родится. Пойдемте спать.
Вы пошли. Ты не пытался утопиться в душе и надел первую подвернувшуюся майку, а не самую уродливую, потому что понял: Снейп не будет ничего от тебя требовать, он умеет ценить мелочи и не уничтожит ваше шаткое взаимопонимание. Вы спали под одним покрывалом. Ты больше не нервничал, балансируя на краю кровати, чтобы случайно не столкнуться локтями. Если секс для тебя невозможен, профессор смирится с этим. Ты, главное — придумай, какую важную уступку сделать ему в ответ.
***
Две вполне мирных недели тебя меньше тошнило по утрам. Накупив книг по садоводству и ремонту, ты занимался садом и приводил в порядок дом. Дел было так много, что ты не оставил себе времени на переживания. Бриджит Джефферс приходила помогать. Ты больше не испытывал к ней неприязни, но некоторая настороженность осталась, и однажды, перекрашивая коридор на втором этаже, ты признался, стараясь ее развеять:
— Помните тот вечер, когда я приглашала вас в кафе, а вы не пошли?
— Да. Простите, но я…
Ты улыбнулся.
— Мне неловко в этом признаваться, но я слышала ваш разговор с Северусом в саду и узнала, что я, оказывается, — ревнивая стерва.
Бриджит от изумления даже выронила валик на покрытый пленкой пол.
— Вы ревновали мистера Снейпа ко мне?
Ты кивнул.
— Точно. В общем, я проследила за вами, потом мы с ним поговорили, и все разрешилось. Если захотите еще куда-нибудь сходить, у меня масса свободного времени и есть желание поработать вашей спутницей. К тому же женщина-художник, работы которой вам понравились, дала мне свою визитку. Она сказала, что пригласит вас на новую выставку, если вы ей позвоните.
Бриджит стояла, то бледнея, то краснея как рак.
— Мисс Джонс, вы все не так поняли. Я не думала, что доставляю вам неприятности своим поведением. Вы такая красавица, у меня и в мыслях не было, что вы станете ревновать своего друга ко мне… — Ее просто трясло от ужаса. — Картины были красивые, но обычно я не хожу по таким местам. Если бы родители узнали… В общем, я вряд ли снова пойду на такую выставку.
Ты улыбнулся.
— А мы никому не скажем.
Она все равно паниковала, все отрицала, и ты отстал. Просто сунул визитку в карман ее сумочки и забыл об этом. Снейп был прав: пока эта девушка сама не наберется смелости, силой ее жизнь изменить, конечно, можно, но счастливой это Бриджит не сделает. Пусть и дальше приходит к тебе и помогает красить стены, если ей это действительно нравится. Тем более что вкус у юной миссис Джефферс был. Благодаря тому, что она научила тебя не просто покупать первую приглянувшуюся краску, а сначала представлять, как она будет смотреться, вы с профессором поскандалили лишь однажды, после чего чердак из оранжевого цвета пришлось перекрасить в серебристо-серый.
Некоторые сомнения вызывала у тебя только небольшая комната рядом со спальней. Раньше в ней располагалась библиотека, ты использовал ее для собственного стола и компьютера, но Снейп уже не первый раз говорил о том, что стеллажи лучше перенести в кабинет и, потеснившись, соглашался поставить там второй стол для тебя.
— Зачем? Я вовсе не хочу вам мешать.
— Детская, — хмуро напомнил он, и вы оба на этом слове как-то «зависли».
— Э-э-э… Подождем с ремонтом, пока не узнаем, кто родится?
— Подождем.
Еще один повод для полного согласия. Но нашелся человек, который назвал вас идиотами.
— Саша, вы в своем уме? — Тину ты видел даже слишком часто, потому что любил гулять у пруда рядом с ее домом в то же время, когда она чинно катала в коляске близнецов в сопровождении дородной няни-ирландки. — Ты просто представить не можешь, сколько всего нужно малышу и его будущей маме. Кроватку, коляску, столик для пеленания — все это за один день не выбрать. Мы, конечно, устроим тебе вечеринку для будущих мам. Я помогу составить список подарков, но простынки и погремушки должны подходить к мебели. Ее выбор крайне важен…
После двадцати минут таких разговоров ты начинал тихо сходить с ума и, в конце концов, твердо решил ничего не предпринимать, пока не узнаешь пол малыша. И, конечно, никаких ритуальных плясок и задариваний еще не рожденного ребенка. В этом вы со Снейпом были единодушны. Он был так доволен твоим решением, что не слишком ворчал, когда в воскресенье ты заявил, что умрешь без банки маринованных помидоров, и даже согласился пойти с тобой в магазин и тащить склянки «про запас». Ты отправился одеваться и выяснил, что любимые джинсы стали малы. Перемерил еще десять штук. Шесть из них были забракованы. Осторожно, бочком ты приблизился к зеркалу. Никаких видимых изменений. Живот как живот… Только чертовы штаны не позволяли заблуждаться. Ты вдруг подумал, что в последние недели расслабился. Происходящее стало казаться тебе какой-то новой игрой. Но ведь это жизнь, а не дурацкий сон. Тебе не проснуться…
— Вы идете? — Снейп постучал в дверь.
Ты чувствовал себя совершенно разбитым и, открыв дверь, сообщил:
— Я беременна.
По лицу профессора было видно, что он с трудом удержался от едкого комментария и ограничился усмешкой:
— Я это заметил.
— Вы ничего не понимаете…
— Объясните.
Если бы ты мог. Ну как передать словами тяжесть на душе? Ты разозлился. Снейп на пятьдесят процентов виноват в происходящем. А ты… А тебе доктор велел себя беречь. Вот.
— Идите на хрен со своими помидорами!
Ты хлопнул дверью, поражаясь собственной неадекватности. Потом три часа лежал в постели. Только и старался, что не вспоминать Джинни, не думать о друзьях и поменьше жалеть себя. К полуночи захотелось извиниться перед Снейпом, ну и, что греха таить, — помидоров.
Ты спустился вниз, дверь на кухню была приоткрыта. На столе стояло шесть банок разных консервированных томатов. Как мало человеку нужно для того, чтобы стать немного счастливее. Помидоры и немного участия. Хорошо, что у тебя есть он. Ты впервые подумал: может, совсем не так плохо, что ты влип в эту историю именно с таким человеком, как Северус Снейп?
Ты взял банку, ложку и, прежде чем вернуться в спальню, зашел в кабинет. Дверь скрипнула, он оторвал взгляд от книги.
— Что теперь? Начнете швыряться в меня едой?
Пришлось покачать головой.
— Не сегодня. Простите мне мои истерики. Можете и мне устроить парочку, я переживу. Вам ведь тоже трудно.
— Не сегодня, — устало сказал Снейп. Кажется, он не слишком злился. — Но я запомню ваше предложение.
Ты бочком двинулся к свободному креслу. Сел в него, скрестив ноги, щелкнул крышкой на банке. Профессор нахмурился, но промолчал. Ты звякнул ложкой по стеклу, изучая недра своей сокровищницы. Выловил самую крупную помидорку и целиком отправил ее в рот. Остро, сочно, вкусно… Ты блаженно зажмурился. Снейп не выдержал.
— Господи, вы можете есть эту дрянь на кухне? Иначе…
— Что? — Ты прижал банку к груди, будто защищая ее от посягательств. — Я просто хочу томатов и немного побыть с вами.
Профессор казался растерянным. Своим заявлением ты смел его аргументы, уже продуманные и выстроившиеся по команде «в штыковую атаку».
— Вы знаете, что мне не нравится, когда едят вне кухни, и все равно это делаете? При этом рассчитываете, что мне доставит удовольствие находиться с вами в одной комнате?
— Я не думала о вашем удовольствии. — Ты закинул в рот второй помидор и признался: — Только о своем. Для меня это почти подвиг. Раньше мне постоянно внушали, что я много думаю о других и ничтожно мало — о себе. А теперь все как-то запутанно. Наверное, я поступаю эгоистично. Но мне ведь так мало надо, чтобы почувствовать себя сейчас лучше. Просто болтать с вами, заедая свои слова. Смиритесь, а? Ну пожалуйста. Тогда я смогу принять тот факт, что у меня живот вырос.
— Совсем не видно, — озадачился Снейп. На его лице был написан тот же священный ужас, что испытал несколько часов назад ты сам.
— И мне. Но джинсы как-то узнали и отказались вмещать двоих.
Наверное, скверно, что вы оба в душе — мужчины. Куда меньше паники было бы, думай хоть один из вас как нормальная женщина.
— Если вам нужны средства на новую одежду…
Ты покачал головой.
— Обойдусь. Только вы не пугайтесь так, ладно? — Ну вот, ты это осознал — он тоже в ужасе. — Я должна была сказать. Спасибо, что вы со мной. Одна я бы не справилась.
Он нахмурился.
— Я ничего не делаю.
— Вы делаете многое. Вы ведь рядом. — Ты не знал, как его отблагодарить. Что же сказать такое правильное и важное? Сейчас бы чмокнуть его в щеку — и все… Но нельзя. Как жаль, что в вашем случае уже невозможно не придавать значения поцелуям. Ты нырнул ложкой в банку и от всей души предложил: — Помидорку?
Он отрицательно покачал головой.
— Ни за что.
Вы улыбнулись друг другу. Вышло здорово.