Глава 12

Глава 12

Все мои ожидания в духе "крестного отца" о мрачной обстановке, деревянных панелях и сигарном дыме испарились: кабинет Ковалева был светлым и просторным. Солнце свободно проникало сквозь множество окон.

Почти все стены были увешаны радостно тикающими старинными часами. Некоторые из них в различных стадиях починки покрывали рабочий стол.

Ковалёв в самом деле часовщик? За свой комментарий в самолёте я почувствовала себя глупо, надеясь, что Севастьян его не запомнил.

Посмотрев направо, я увидела хозяина кабинета, говорившего по телефону. Павел Ковалёв совершенно не соответствовал моим ожиданиям. У него были чёрные волосы с сединой на висках, румяные щёки и худощавое телосложение. Вместо спортивного костюма он носил блейзер с синей рубашкой, подчёркивающей его сверкающие глаза. Ни одной золотой цепи.

Ковалёв — русский мафиози — не был похож на "крёстного отца", а выглядел, скорее, как… худой, щеголеватый Санта Клаус. Полная противоположность образу, созданному в моём воображении.

— Натали! — Он мгновенно выключил телефон. Его глаза осветились, когда он поднялся и поспешно подошёл ко мне. Его рост был примерно метр семьдесят пять, на вид ему можно было дать примерно шестьдесят лет. Он широко раскинул руки — одновременно заразительно улыбаясь.

Несмотря на общую ДНК, он был для меня незнакомцем. Как мне его называть? Мистер Ковалев? Отец? Пап? Я неуверенно переступила, быстро глянув на Севастьяна, который коротко кивнул. Это он так ободряет? В итоге, я тупо пробормотала:

— Привет. — Жалкое зрелище.

Ковалёв, стиснув мои плечи, наклонился вперёд и запечатлел на каждой щеке поцелуй.

— Ты просто копия моей матери. — Он махнул в сторону гордо висящего на стене портрета улыбающейся женщины.

Я и правда была на неё похожа. На свою бабушку.

— Поездка была приятной?

Изумительной, открывающей глаза, местами порочной.

— Неожиданной.

— Я, правда, приношу извинения, дорогая. — Он говорил на превосходном английском — с таким же, как у Севастьяна, акцентом. — Полагаю, Алексей[1] посвятил тебя в наши обстоятельства. — Бросив на Севастьяна гордый взгляд, Ковалёв добавил, — Алексей говорил от моего имени.

Я запомнила эту фразу. Это был простой способ сказать, что Ковалёв полностью доверял ему и всегда знал, что Севастьян мог сказать в той или иной ситуации.

— Это правда? — На лице Севастьяна мелькнул румянец? К вопросу о "непотребстве".

— На сто процентов. Он мне как сын, лишь ему я мог доверить свою… дочь. Не думаю, что когда-нибудь мне надоест так говорить. — Когда его глаза чуть увлажнились, я испугалась, что доведу до ручки этого бандитского Санту.

— Севастьян охранял меня, — уверила я Ковалёва. — Полёт прошёл спокойно, без происшествий. — Гори, Сибиряк.

- Хорошо, хорошо. Ты голодна? Выпьем чаю?

— Прекрасная мысль.

— Я вас оставлю, — Севастьян был напряжён и официален. — Paxan, потом нам надо поговорить.

Они обменялись взглядом, который ни о чём мне не сказал, но брови Ковалёва сошлись на переносице.

— Конечно, сынок.

Севастьян повернулся и вышел в двери, через которые мы сюда попали.

— Он о вас очень высокого мнения, — сказала я. — Он рассказал, что встретил вас ещё в детстве.

— Да, я нашёл его, когда ему только исполнилось тринадцать.

— Нашли? — Севастьян потерялся?

Ковалёв издал подтверждающий звук, но не стал вдаваться в подробности.

— Такой способный мальчик, и преданный, несмотря ни на что.

— Как он назвал вас, уходя?

— Пахан? Это слэнг, наполовину "крёстный отец”, наполовину "старик". Можешь не верить, но это ласковое обращение. Наверное, ты тоже могла бы так меня называть, пока мы не узнаем друг друга поближе. Временно?

Пока я не начну звать его Batja? Прозвучавшая в его голосе надежда тронула моё сердце. Я улыбнулась.

— Лады, Пахан, но только временно.

Жестом он предложил мне пройти к паре элегантных кушеток, а сам устроился напротив. По сигналу слуги внесли чайный сервиз и многоуровневое серебряное блюдо. Верхний уровень занимали бутерброды с лососем и огурцом. На втором расположились блины с икрой; сыр, груши и виноград занимали третий уровень. Булочки и прочая выпечка были красиво разложены в самом низу.

Пока он разливал дымящийся крепко заваренный чай, я наполнила свою тарелку. Вместо сахара в свою чашку он добавил апельсинового джема, так что я последовала его примеру. Такое сочетание оказалось восхитительным.

Мы болтали о погоде в Небраске и в России, о его прошлых поездках в Штаты (деловые командировки в Брайтон Бич и Лас-Вегас). Удивительно, но болтать с ним было очень легко.

Потом разговор стал более серьёзным.

— Тебе, наверное, хотелось бы узнать о своей матери.

Я кивнула.

— Севастьян мало что рассказал, предпочитая, чтобы это сделали вы.

— Её звали Елена Андропова. — Поведение Ковалёва изменилось. Он словно стал старше под грузом воспоминаний. — Я узнал, что она скончалась вскоре после твоего рождения.

— Осложнения после родов? — Она из-за меня умерла?

— Ты не должна себя винить, — быстро ответил Ковалёв. В то время уровень медицины был недостаточным. По всей стране царила неразбериха.

Удалось ли ей хоть раз меня подержать?

— Я всегда думала, что она от меня отказалась.

— Никогда. И я бы так никогда не поступил. Я просто не знал. Нас… разлучили.

— Из-за кодекса Братвы?

— Da. Я и понятия не имел. Я бы наплевал на кодекс, перевернул бы землю и небо в поисках такой дочки, как ты.

Конечно, я считала себя самим очарованием, но разве он может испытывать настолько сильные чувства? Только лишь на основании нашей биологической связи? Или на основании полевых отчётов своего боевика?

— Вы говорите с такой… уверенностью. Я знаю, что для многих очень значимы кровные узы, но вы должны понять, почему я считаю, что и другие виды связи также важны.

— Конечно! Хотя мне кажется, будто я давно тебя знаю, раз уж Алексей такого высокого о тебя мнения. Редко кто получает его одобрение, да ещё и такое искреннее.

Высокого мнения? Искренне?

— Что вам рассказал Севастьян?

— Он сказал, что ты отлично учишься, получила много академических наград и стипендий. Он прислал мне копии статей, которые ты писала для научных журналов; мы их все прочли.

Мне вдруг захотелось, чтобы в своё время я приложила больше усилий к работе над ними. Интересно, что бы эти два гангстера сказали про мои дискуссионные темы: представление о женщине, разности полов и гомосексуализме в истории. Думаю, ещё будет случай спросить.

— А также я видел твои фотографии с городских ярмарок, и недавние видео, где ты пела в караоке с друзьями.

Я и забыла, что Джесс выложила в инет то видео из моего периода "энтузиазм восполняет недостаток таланта". Ты вчера говорила себе то же самое, шлюшка. Мои щёки вспыхнули, и, чтобы скрыть смущение, я хлебнула чаю.

Ковалёв сдержанно произнёс:

— У тебя прирожденный талант к пению.

Тонкое замечание заставило меня усмехнуться в чашку. Я поняла, что у него хорошее чувство юмора, и мне это нравилось.

— Севастьян говорил, что ты училась на дневном отделении, одновременно трудясь на трёх работах. — Ковалёв помрачнел, — Я знаю, что от такого количества работы ты часто возвращалась домой в полном изнеможении.

От неловкости я вновь вспыхнула. Он говорил так, словно я Золушка. Но у меня была цель, так что я рвала задницу, чтобы её достичь. Всего-то.

— По правде говоря, я тогда была, скорее всего, пьяна. Очень может быть и так.

Ковалёв умолк. Слышно было лишь тиканье тысяч часов. Затем он откинул голову и расхохотался.

У него был прекрасный смех, которому он целиком отдавался. Я обнаружила, что тоже начинаю смеяться.

Когда мы успокоились, он вытер глаза и сказал:

— Ну что ты за сокровище, Натали.

В ответ я ухмыльнулась:

— Насчёт тех работ, Пахан, не хочу, чтобы вы считали, будто родители меня не обеспечивали. Они всегда обо мне заботились, но я не хотела, чтобы моя мама узнала о моей нагрузке.

— Значит, чтобы не волновать своих приёмных родителей и доставить огромное удовольствие мне, ты работала на пределе своих сил. И преподала мне важный урок.

Я подняла брови.

— Сильным можно быть по-разному, не так ли? Синдикат наподобие моего обладает силой. Но также сильна и двадцатичетырёхлетняя девушка со стальным стержнем и огнём в груди. Ты нашла меня, — добавил он, повторяя слова Севастьяна, которые он произнёс прошлой ночью.

Может, мои усилия и могли рассматриваться как нечто экстраординарное, но я считала последние шесть лет… обычной жизнью.

— Кстати, о вашем синдикате, — я глубоко вдохнула, — с чего всё, эээ, началось? — Нам надо раз и навсегда прояснить этот вопрос.

— Точно не по своей воле! Я хотел стать часовщиком. — Он махнул в сторону своей коллекции. — Как и мой отец до меня, как и его отец до него.

Я происхожу из династии часовщиков? Круто!

— Когда я был мальчишкой, наша семья владела магазином в Москве, что обеспечивало нам комфортную жизнь. Но потом явились головорезы, занимавшиеся рэкетом, они требовали денег за защиту от размножившихся банд. Цена оказалась непомерной. У нас не было другого выхода, кроме как ответить отказом, так что нас заставили заплатить по-другому.

— Что произошло?

Его взгляд стал отрешённым.

— Той ночью умер отец. Мать прожила ещё несколько лет, скончавшись в конечном итоге от… того, что с ней сделали.

Меня замутило, и я чуть не выплюнула свой чай. Меня охватило незнакомое чувство — желание защитить этих людей — и тихая ярость к тем, кто это с ними сделал. Я знала окончание истории Ковалева — он, очевидно, дал отпор ворам и победил — но я хотела услышать как он это сделал. Мне нужны были подробности. Чтобы насладиться его возмездием. Поразительная мысль. Может, я оказалась именно там, где мне и было место — в центре бандитской разборки?

— Что вы сделали?

— Я был всего лишь подростком, когда они напали, — ответил Ковалев. — Но под руководством матери, свирепой и гордой женщины, мы отомстили за отца и, обманув, уничтожили банду.

Да, но..

— Как?

Он выдохнул, невесело улыбнувшись.

— Не будем о грустном. Просто знай, что тогда мы победили. Однако, некоторое время спустя, явилась новая банда, требующая денег с нас, с наших соседей и друзей. Стало ясно, что мне нужно делать. Я мог либо позволить стайке шакалов постоянно нами кормиться, либо нанять собственных людей для защиты себя и друзей. Местные фирмы платили мне то, что могли, а я развивался дальше.

Самым спокойным тоном, каким только могла, я сказала:

— Я рада, что вы их победили, Пахан. Рада, что отомстили за своих родителей.

Он будто проснулся:

— Я беспокоился, что ты не сможешь принять меня таким, какой я есть.

— Знаете, что странно? Меня больше расстраивает, что я так и не узнала, как вы с ними справились, чем то, как именно вы зарабатываете на жизнь.

Он посмотрел на меня и мягко произнес:

— Какое сокровище… — затем, оживившись, выпрямился. — Давай поговорим о менее тревожных вещах, о будущем. Сегодня вечером я запланировал банкет в твою честь. Ты встретишься со всеми членами нашей организации, со всеми нашими бригадирами. И так же со своим кузеном Филиппом.

— Я столкнулась с ним по пути.

Казалось, Ковалев удивился.

— Большинство девушек первая встреча с ним просто поражает.

Возможно, не положи я глаз на Севастьяна.

— Филипп — сын моего дальнего родственника и лучшего друга, который недавно скончался. Бедняга тяжело это воспринял. Твой приезд — как раз то, что ему нужно…

Остаток дня прошёл в дружеской беседе. Мы с Ковалёвым обнаружили, что одинаково не любим комедии с шутками "ниже пояса", обожаем животных и фильмы про ограбления.

— Правда, обычно в них мало правды, — заметил он, тем самым напомнив, что я разговариваю с криминальным авторитетом.

Он рассказывал мне о моей матери — ей нравилось заниматься садоводством, сажать растения, она была бы рада узнать, что я выросла на ферме. Он предложил мне утром сразиться с ним в шахматы и пообещал научить обращаться с часовыми механизмами.

Когда все они пробили пять, Ковалёв сказал:

— Как бы я не наслаждался беседой, придётся тебя отпустить, чтобы ты успела расположиться до банкета.

— О. — Банкет-шманкет, я жажду провести с отцом больше времени.

Ковалёв доверительно сообщил:

— Уже жалею о том, что его запланировал, мы могли бы тихо поужинать, не прерывая разговора. — Ему также не хотелось со мной расставаться. — К нам мог бы присоединиться Алексей.

В дверь постучали. Помяни чёрта.