Глава 16

Глава 16

— Ты ведь Севастьян, да? — Когда неделю спустя я наткнулась на него внизу, в моём вопросе звучал неприкрытый сарказм. — Разве мы не встречались как-то в кладовке?

С того момента прогресс в деле лишения меня девственности Севастьяном оставался нулевым. Что неудивительно, учитывая, что он отказывался со мной общаться, не считая "привет-пока".

На этот комментарий он задрал бровь, двинувшись за мной следом, пока я направлялась в кабинет Пахана.

Я нахмурилась. За последние семь дней мы ни разу не оставались наедине. Он всегда был поблизости — и одновременно на расстоянии.

Утром после кладовки горничной, я вновь проснулась с улыбкой на лице, надеясь снова его увидеть. Я позвонила Джесс и рассказала о нём и обо всём вообще. Она уточнила лишь одно:

— Нэт, ты всё ещё со своей бородавкой?

Я уверила, что уже ненадолго.

На завтрак я шла подпрыгивающей походкой.

Но обнаружила, что Севастьян вернулся к своему отчуждённому состоянию, едва обратив на меня внимание. Пока моё тело всё ещё испытывало последствия наших вчерашних занятий, его разум уже был занят другим.

Я решила, что если он считал то, что было в самолёте, недостойным, значит затаскивание меня в ту кладовку было, по его мнению, вообще ужасным. Я старалась остаться с ним наедине, чтобы попробовать поговорить. Безрезультатно.

Меня охватило разочарование. Со временем разочарование стало больше походить на гнев.

Я прожила без Севастьяна семь дней. Я признала поражение. Моя одержимость померкла.

Нет, правда!

— Тебе что-то нужно? — мой голос был холоден. Ага, теперь он меня, значит, замечает?

Одет он был, как картинка — тёмно-серые брюки и облегающий кашемировый свитер, но выглядел так, словно не спал несколько дней.

— Вы с Ковалёвым неплохо ладите, — нейтрально заметил он.

— С ним легко ладить. — Мы с Паханом были словно две горошинки из одного стручка, смеялись над одними и теми же шутками, радовались одинаковым книгам и блюдам.

Каждый день становились ближе друг к другу.

Иногда мы говорили по-английски, иногда — по-русски. Он был остроумен и на том, и на другом языке, и мы часто смеялись до слёз. Наше общение являлось почти полной противоположностью моим отношениям с отцом. Я никогда не сомневалась, что он любил нас с мамой, но Билл Портер был тихим мужчиной. Мы вместе работали на сельскохозяйственной технике, проводя время в удобном молчании.

С Ковалёвым было так же комфортно, но по-другому.

Каждое утро мы играли в шахматы в открытом павильоне на берегу Москва-реки. На заднем плане всегда маячил Севастьян, обычно решая вопросы по телефону. Его тело всегда было напряжено, взгляд высматривал угрозу.

Которая, хотя со мной никто этого не обсуждал, очевидно, не уменьшалась.

И сейчас Севастьян сказал:

— С тобой тоже ладить легко.

Это он серьёзно?

— Ты-то откуда знаешь?

Он дёрнул плечами.

— Вижу вас вместе.

Иногда, если мы с Паханом смеялись над чем-то, я видела, что Севастьян за нами наблюдает. Сначала он выглядел удивлённым. Потом в его взгляде появилось удовлетворение.

Но иногда я ловила на себе его взгляд, который был далёк от удовлетворённого — и эта неудовлетворённость росла с каждым днём. Я чувствовала, что он ждал чего-то. От меня.

Как охотник, готовясь нанести удар.

Даже Филипп это заметил.

— Когда ты не видишь, он смотрит на тебя, как маньяк.

Я усмехнулась.

— Маньяк хотя бы ответит, который час, спроси я у него.

Но что-то внутри Севастьяна происходило. Он был словно бомба с часовым механизмом, отсчитывающим время. Вот только время для чего?

— Ты хорошо обустроилась? — спросил он.

А дальше он заговорит о погоде? Я остановила его прикосновением руки.

— К чему эта беседа, Сибиряк? — Мне почти показалось, что он пытается, в своей манере, меня разговорить. Он уставился на мою руку, и я его отпустила.

— Тебе здесь нравится? — его голос чуть дрогнул. — Чтобы остаться?

Мы остановились перед залитым дождём окном. Снаружи шумел ливень. С момента моего приезда в Берёзку улучшений в погоде не было. Тени от падающих капель воды скользили по лицу Севастьяна, наполняя меня сводящим с ума желанием поцеловать каждую из них.

Я внутренне встряхнулась.

— Почему ты, Пахан или Филипп можете выезжать, а я — нет?

Он потёр ладонью подбородок.

— Потому что если с тобой что-нибудь случится… Мы просто не можем рисковать. А ты так хочешь уехать?

— Ну, должна признать, что начинаю изнывать от скуки в моменты, когда Пахан работает — я не привыкла к такому количеству свободного времени. — И к такому количеству внутренней энергии. Я отчаянно искала, как дать ей выход, когда Филипп предложил плавать в закрытом бассейне олимпийского размера. Каждый день мы плавали вместе. — Но Филипп старается меня занимать.

На щеке Севастьяна дёрнулся мускул. Он приблизился на шаг. Как обычно, между нами возникло напряжение. Я смотрела в его глаза, но обнаружила, что его взгляд устремлён на мои губы.

— Я предупреждал, чтобы ты была с ним осторожна.

— Но не сказал, почему. — Как только я выключила свой "анализатор мужчин", сразу же почувствовала себя с Филиппом комфортно. К несчастью, ничего более дружеских чувств я к нему не испытывала.

Почему я не могла влюбиться в такого парня? Он говорил то, что думал, был лёгок на подъём и вел себя так, словно я могла достать луну с неба.

Он был совершенной противоположностью Севастьяна.

Будь я с Филиппом, я бы не стала "на всякий случай" освежать знания по различным аспектам БДСМ, изучая всё от телесных наказаний до лишения оргазма и сценариев типа В ерхний/Нижний.

Севастьян говорил о послушании и дисциплине, интересует ли его такой стиль жизни, все атрибуты и принадлежности?

Розги и плетки, наручники и трости, зажимы для сосков и кляпы.

Вспомнив, как Севастьян отшлёпал мою задницу, я просмотрела онлайн-видео, в которых взрослых женщин, распростёртых на коленях у мужчин, шлёпали так, будто это были упрямицы, нуждающиеся в воспитании.

Я была возмущена и рассержена!

Я представила, как Севастьян уложит меня к себе на колени и отшлёпает, как однажды уже угрожал. Как только я закончила мастурбировать, я вновь была возмущена и рассержена!

Пока не занялась мастурбацией во второй раз. Но это было до того, как я признала поражение.

— О чём ты думаешь? — его взгляд метался по моему лицу.

Я поняла, что моё дыхание стало прерывистым, а щёки загорелись.

Он коснулся моего запястья своей бьющей током хваткой. Его брови сошлись на переносице, и я почти представила, что он собирается меня поцеловать.

Как бы там ни было, я его хотела…

Из кабинета Пахана вышел Юрий.

Я резко отступила, заправляя волосы за уши, с трудом подавив желание засвистеть. Когда Юрий проходил мимо, я постаралась не замечать АК-47, болтающийся у него за спиной. Даже спустя неделю я всё ещё ощущала неловкость, видя автоматы повсюду. Когда бригадиры в перерывах приходили пить чай, то небрежно бросали оружие прямо рядом с чашками.

Я продолжала про себя повторять «Забей».

Дёрнув подбородком, Севастьян поприветствовал Юрия. Проходи. Бригадиры преклонялись перед Паханом, но, в то же время, похоже, опасались Севастьяна. Я слышала, как они тихо переговаривались о "Сибиряке".

Как только мы с Севастьяном вновь оказались наедине, ко мне вернулся рассудок. Я не хотела целоваться с человеком, безжалостно вычеркнувшим меня из своей жизни. Не собиралась вознаграждать его отвратительное обхождение.

У Джесс был свой способ обращения с такими парнями, она называла это 2Б: Будь Безумнее. Наверное, мой стиль поведения можно было назвать "убей их своей добротой".

Когда Севастьян открыл рот, чтобы что-то сказать, я быстро похлопала его по руке.

— Отлично поговорили, приятель! Надо бы повторить это через неделю или две. — Когда я уходила, он выглядел сбитым с толку.

Пятнадцать минут спустя, мы с Паханом сидели в павильоне за столом с чайными принадлежностями, деликатесами и шахматной доской. В камине потрескивал огонь. Севастьян, как обычно, работал в отдалении, отвечая на телефонные звонки, выискивая глазами угрозу.

Мы пили чай и угощались закусками, всё глубже погружаясь в игру.

— Знаешь, кто мастер в этой игре? — Пахан разглядывал фигурки. — Алексей.

— Правда? — Я постаралась сказать это как можно более незаинтересованно, хоть мой взгляд и метнулся к Севастьяну.

Тот был занят каким-то жарким спором, направляясь на улицу под моросящий дождь. Он шёл к расположенному рядом лодочному домику, который на самом деле стоило бы назвать "яхт-станцией", учитывая стоящую внутри шестифутовую красавицу.

О лодках я не знала абсолютно ничего, но была уверена, что именно такая яхта принадлежала злодею в "Казино Рояль". Пахан пообещал покатать меня, когда погода — и уровень угрозы — поменяются, сказал, что мы сможем дойти на моторе до Финского залива.

— Тебе нужно будет как-нибудь сыграть с Алексеем.

Я пожала плечами. Пас. Я пыталась преодолеть его очарование, а не поддерживать.

И всё-таки, когда из лодочного домика донеслись обрывки слов, я нахмурилась.

— Он говорит… на итальянском?

— А, да, — гордо ответил Пахан. — Он свободно говорит на четырёх языках. Он — как вы это называете? — самоучка?

Я кивнула. Боксёр-профессионал, вышибала, боевик оказался талантливым самоучкой. Очарование вернулось с новой силой. Чёрт.

— Если бы я только мог заинтересовать его работой часового механизма. — Пахан начал меня обучать, и я втянулась в этот процесс с головой. — Думала ли ты о том, чтобы поселиться здесь насовсем? — Он никак на меня не давил, хотя я видела, как сильно ему хотелось, чтобы я осталась.

Я сухо ответила:

— Так-так. Может, если ты подаришь мне больше подарков, это, ну, знаешь, поможет делу? — Я получала бесчисленные коробочки с драгоценностями, новые горы одежды, красный Астон Мартин Ванквиш, отчего Филипп истёк слюной, и даже собственную чистокровную изящную серую кобылку по имени Элиза. Я лишь ждала наступления солнечного денька, чтобы на ней покататься.

Он поддержал мой тон:

— А потом ты скажешь, что яйцо Фаберже — это уже слишком.

Засмеявшись, я прижала вместе большой и указательный пальцы:

— Самую малость.

Он тоже рассмеялся.

— Ничего не могу поделать. У меня есть деньги и годы, которые нужно компенсировать. Одни лишь подарки на дни рождения… — Он опустил голову. — Иногда мне хочется, чтобы богатство тебя сильнее интересовало.

Мой самый обожаемый подарок был и самым недорогим: портрет моей матери, Елены.

Как бы мне хотелось её узнать!

У неё были светло-рыжие волосы, сверкающие зелёные глаза и хитрая улыбка. Может, я и была похожа на бабушку, но и с Еленой у меня, несомненно, было сходство.

Когда я восхищалась продуманностью такого подарка, Пахан сказал, что идея принадлежала Севастьяну, и это меня очень удивило.

— Не то чтобы я всё это не ценила, но в глубине души я ведь девушка с фермы. Мне нравится простая жизнь. Кроме того, для меня важен ты, а не подарки. — Я ещё не придумала, как попросить его снова изменить завещание. Тема была болезненной, и я чувствовала, что могу его сильно обидеть.

— Но Берёзка тебе нравится, разве нет?

Я окинула взглядом сюрреалистичный пейзаж. Зелёный луг простирался до самой реки. Тихой музыкой стучали по нему капли дождя. В воде проказничали выдры. Каждый день Пахан показывал мне разновидности местных животных.

— Смотри, вон горностай! — говорил он. Или землеройка, или енотовидная собака, или чонга.

— Здесь волшебно, — признала я.

— Что мне сделать, чтобы убедить тебя остаться?

Учитывая, как часто я виделась с мамой, я могла бы навещать её дважды в год. Сейчас она была в кругосветном круизе, который якобы "выиграла". Это была лишь предосторожность, предложенная синдикатом Ковалёва.

Когда я до неё дозвонилась, то не рассказала ни о чём, полагая, что такие новости должны быть переданы лично.

В конце концов, с мамой всё будет хорошо, где бы я ни жила, но разве я могу бросить Джесс… и университет?

— Поселиться здесь будет непросто, учитывая мою учёбу и всё такое. — Я могла бы остановиться на магистре и не претендовать на докторскую степень. Но это всё равно казалось поражением.

— Сравнительно недалеко отсюда есть несколько известных университетов.

Господи, эта надежда в его голосе меня просто убивала. Я знала, что он привык поступать по-своему, точно так же, как и Севастьян, но Пахан не оставлял попыток убедить меня остаться, отчего я лишь сильнее его уважала.

— Начать учёбу в другом университете — это, по крайней мере, стоит обдумать, — сказала я ни к чему не обязывающей фразой.

Я начинала подозревать, что страдаю фобией принятия решений. Я всегда считала себя решительной, но теперь мне было очевидно, что дерево вариантов у меня всегда было без веток.

Если ты получаешь степень магистра и не знаешь, что делать дальше… что ж, подавай на докторскую степень! Не сходи с накатанной колеи. Возвращайся к занятиям через неделю после окончания предыдущих.

Может, именно поэтому деньги меня так беспокоили, ведь в каком-то смысле они представляли собой бесконечное число вариантов.

Чёрт, я ведь даже не выбирала, приезжать ли мне в Россию.

— Твой ход, dorogaya moya.

Я сделала неуверенный ход.

— А что насчет опасности, Пахан? Что случилось с той, другой группировкой?

— Мы живём в непростое время. Раньше воры жили по понятиям. А сейчас на подконтрольных мне территориях обосновались личности, пугающие моих людей.

— То есть?

— Приведу пример. Мой противник, Иван Травкин, построил парковку на моей территории. Никто ей не пользовался — не было необходимости — так люди Травкина начали крушить ветровые стёкла у всех автомобилей, припаркованных рядом с площадкой, заставляя автовладельцев платить за стоянку каждый день. Они пришли ко мне, чтобы прекратить беспредел, и я послал Севастьяна, который положил этому конец. С применением силы.

Я могла только догадываться, как легендарный Сибиряк это сделал.

— На протяжении многих лет Травкин искал различные способы задавить мой синдикат с помощью тысяч мелких ударов. Но когда он узнал о твоём существовании и отправил двух своих самых беспощадных головорезов в Америку… — взгляд моего ясноглазого папа-Санты мгновенно сделался ледяным, — …это было равносильно объявлению войны.

Война. Разве удивительно, что я всё время беспокоилась о Пахане? И о Севастьяне — его первом генерале?

— Когда мы победим, для тебя всё изменится. Мы сможем свободно выезжать. — Лицо Пахана вновь смягчилось. — Я покажу тебе твою родину, город, в котором выросла твоя мать. Мы сможем найти твоих родственников!

— С удовольствием. Не считая этой поездки, я никогда не путешествовала.

Он виновато на меня посмотрел, словно это был его собственный промах. — Этот факт должен быть устранён, и чем скорее, тем лучше. Но ведь пока в Берёзке не так уж плохо?

Словно примагниченный, мой взгляд переместился к Севастьяну. Он уже не говорил по телефону, но оставался на пристани, сканируя периметр. Я поднесла чашку чая к губам, чтобы сделать глоток и собраться с мыслями.

— Так значит, интерес взаимный? — лукаво спросил Пахан.

Я чуть не поперхнулась.

— Алексей рассказал мне о вас двоих.

Я поставила чашку назад, потому что она тряслась в моей руке.

— И что он сказал?

— Когда вы приехали, он пришёл ко мне и признался, что между вами всё зашло дальше… положенного.

Я навлекла на Севастьяна неприятности?

— Это я виновата, — быстро сказала я. — Ещё не зная, кто он такой, я пыталась склеить его в баре — раньше я так никогда не поступала. А потом, я вынудила его. Он отказался, потому что я твоя дочь, но я настояла.

— Я не сержусь, дорогая! Я люблю Алексея, словно сына, и желаю ему только лучшего. Ему тридцать один, и я уже отчаялся увидеть, что он когда-нибудь остепенится. Он даже ни разу не встретился с одной и той же женщиной дважды.

— О-остепенится? Э-э, почему ты об этом говоришь? — Это Севастьян ему сказал, что хочет остепениться? Со мной? Я не могла понять, нахожусь ли я в шоке — или готова выскочить из павильона. — Что он сказал?

Ковалёв сложил пальцы домиком.

— Когда мы только начали подозревать, что ты можешь оказаться моей дочерью, Алексей очень обрадовался перспективе обрести сестру. Но потом… — Он замолчал с растерянным выражением на лице.

— Но потом?

— Он увидел тебя вживую. Не пробыв в Америке и недели, он позвонил мне. В своей лаконичной манере он попросил, чтобы я прислал ему замену, поскольку его отношение к тебе оказалось не таким, каким должно быть.

— Что это значит? — спросила я максимально спокойно, хотя моё сердце споткнулось. Одновременно с удивлением, которое вызвала эта новость, я вдруг почувствовала внутри себя странное ощущение силы. Севастьян рядом со мной едва себя контролировал! Он собирался отказаться от задания, зная, что разочарует человека, перед которым, очевидно, преклонялся.

— Алексей признался, что интерес, который он к тебе испытывает… tiomniy.

— Тёмный? — Севастьян следил за мной и желал меня.

Пахан нахмурился.

— И, ну, glubokiy.

Эта новость была ещё удивительнее. Глубокий?

Тёмный и глубокий… — это звучало, как мания. Возможно, потому, что Севастьян преследовал меня в то время (хотя ему приказали). И всё-таки, это заставило меня притормозить. — Значит, у него нет из-за меня неприятностей?

— Честно говоря, ситуация не идеальна. Если бы вы с Алексеем вошли в моей кабинет, взявшись за руки, собираясь пожениться, я бы закатил свадьбу, какой ещё не знала Россия. Но если станет известно, что мой самый доверенный солдат… как бы это сказать?… развлекается с тобой — ничего хорошего из этого не выйдет.

Я нервно сглотнула, понимая, что Пахан полагал, будто мы с Севастьяном уже развлекались.

— Ты бы рассердился?

— Только из-за того, что это поставит тебя под угрозу. Если так будет продолжаться, все об этом узнают. Я потеряю уважение из-за неспособности держать своих людей в узде, а Алексей лишится уважения за предательство. С агрессией со стороны Травкина мы уже уязвимы. Он использует этот повод, чтобы подорвать мой авторитет в группировке.

— Не думаю, что для нас с Севастьяном по-прежнему существует угроза, э-э, развлечений. — Несмотря на необъяснимую связь, которую я с ним ощущала, любой интерес ко мне с его стороны померк. Я не знала, почему. Изменилось лишь одно — он узнал меня получше, так что, упс.

- Я бы никогда не коснулся с тобой этой темы, если б не обнаружил твой взаимный интерес. — Пахан выглядел обеспокоенным, — так же как я желаю для него только лучшего, я должен позаботиться об этом же и для тебя. И я не уверен, что он — то, что тебе нужно.

— Почему?

— Алексей живёт экстремальной жизнью. — Он устало выдохнул и посмотрел на Севастьяна гордым, но при этом озадаченным взглядом. — Экстремальная лояльность, жестокость, бдительность. Я знаю его уже почти двадцать лет и видел его с десятками прекрасных женщин… — ревность показала свою уродливую физиономию! — но я ни разу не видел, чтобы он реагировал на кого-то так, как он реагирует на тебя. Его интерес тёмный, а это необязательно хорошо.

Пахан не ответил на мой вопрос.

— Ты хочешь, чтобы я держалась от него подальше?

— Я в неловком положении. Должен ли я помешать его счастью, чтобы обезопасить твоё? Или посмею ли надеяться, что вы двое сделаете друг друга счастливыми? Такие совпадения редко случаются в наше время. Логично, правда? Доверенный босса и драгоценная дочка? Союзы? Обезопасить счастье? Это звучало так угрожающе — и долговечно. У меня резко обострилась фобия по поводу принятия решений.

— Это всё очень серьёзно. Я едва его знаю.

— Алексей рассказывал, как мы познакомились?

— Он сказал, мне стоит спросить тебя.

Пахан поднял брови.

— Интересно. Он очень скрытный.

— Он сказал, что ты принял его к себе ещё мальчишкой. Расскажешь, как ты его нашёл?

Пахан кивнул.

— Я ездил по питерским трущобам в поисках места для опорного пункта в городе. И на задворках увидел мужика, который избивал мальчика не старше тринадцати лет, жестоко избивал. Это не было чем-то из ряда вон выходящим. Коммунизма больше не было. Улицы были заполнены тысячами мальчишек, и многие терпели жестокое обращение.

Севастьяна били? Эта мысль оставила в груди ноющую боль. Я взглянула на него, теперь взрослого мужчину, такого высокого и статного.

— Но этот мальчик, — продолжал Пахан, — все вставал и вставал на ноги, расправляя плечи. Почему он не остался лежать? Почему постоянно поднимался? Я никогда не видел, чтобы кто-то мог вынести столько ударов. В конце концов, тот мужик себя вымотал! Когда мальчик нанёс свой единственный удар, здоровяк вырубился, а мальчишка испарился. Я должен был узнать, зачем он вставал вновь и вновь. Так что я последовал за ним по кровавому следу. И знаешь, что мне ответил Алексей? — Завороженная, я покачала головой. — Онемевшими губами он ответил "Styd bolnee udarov".

Я сглотнула. Он уже был таким — в тринадцать?

— Экстремально, правда? Предполагалось, что каждый вор найдёт себе протеже, приведёт в группировку подающего надежды воспитанника. Сам я никогда о таком не задумывался, пока не встретил Алексея.

— Откуда он родом? Он был сиротой? — как и я была сиротой какое-то время.

Пахан открыл рот, чтобы что-то сказать, затем, похоже, передумал.

— Может быть, он расскажет тебе всё, когда вы пообщаетесь подольше и узнаете друг друга лучше.

А в этом-то и была проблема. Едва мы оказывались наедине, возникала опасность, что мы начнём дурачиться. Что, видимо, и объясняло, почему Севастьян меня избегал.

— Пахан, я хочу, чтобы ты был со мной откровенен, — я снова вспыхнула. — Что случится, если мы и дальше будем… развлекаться?

Элегантный пожилой часовщик поправил свой воротник, чувствуя себя крайне неловко, и это напомнило мне, что он ещё не свыкся с тем, что у него теперь есть дочь.

— Не возражаешь, если я перейду на свой родной язык? — спросил он, и я махнула ему в знак согласия.

На русском, используя огромное количество эвфемизмов, Пахан объяснил мне, что если мы с Севастьяном начнём встречаться, то этот мужчина окажется связан со мной, практически навсегда — даже без вступления в брак.

Всё вдруг стало ясно. Неудивительно, что Севастьян от меня дистанцировался — его пугали возможные последствия. Влечение ко мне было одним делом, но связь навсегда — совсем другим.

Не то чтобы я жаждала с ним подобных отношений, но меня всё равно задевало, что он ни в коей мере не желал обременять себя мной.

Первые пару дней после приключения в кладовке я оправдывала его отдаление. Он был слишком занят, ему нужно было много всего обдумать. Как глупо, Натали.

Он явно не тот, кто будет согревать мои замёрзшие руки.

- По-моему, я всё испортил. — Пахан потёр виски. — Ты так молода. Слишком молода, чтобы выдать тебя за кого-то.

— Выдать? — Мой голос стал на октаву выше. Мир здесь был устроен именно так, и в этот мир я теперь погрузилась.

Взгляд Пахана сделался отрешённым.

— Тем не менее, учитывая теперешнюю угрозу, возможно, тебе нужен мужчина, готовый отдать за тебя жизнь.

— Может, больше расскажешь о Травкине и о грозящей нам опасности? — Пахан, так сказать, умалчивал о подробностях, не желая меня обременять. — У каждого из нас теперь на спине мишень?

Казалось, Пахан меня не услышал.

— Ситуация непростая, и, возможно, она не должна касаться тебя и Алексея. На нём есть тень.

— Тень?

Пахан вновь обратил на меня внимание.

— Я знаю, что Филипп тоже интересуется тобой. Вы ближе по возрасту, и между вами много общего.

— Он не привлекает меня в этом смысле. Я почти жалею об этом, но это так.

— Не привлекает совсем? Филипп?

Я покачала головой.

— Ага.

— Это… неожиданно. Может быть, стоит дать ему немного времени. Пусть всё идёт своим чередом?

В этот момент по ступенькам, ведущим к павильону, поднялся Севастьян, чьи плечи были сведены от напряжения. Двое мужчин обменялись взглядами, и Пахан сразу встал.

— Ну, моя дорогая, похоже, у меня неотложные дела.

Выражение моего лица было нейтральным.

— Что-то, о чём я должна знать? — Когда Севастьян сканировал окрестности в поисках возможной угрозы, означало ли это его чрезмерную бдительность или то, что опасность была неминуемой?

Пахан рассеянно поцеловал мою макушку.

— Ничего такого, с чем бы мы не справились…

То, как тревожно держался стоящий за ним Севастьян, напомнило мне о той тикающей бомбе. Его золотые глаза потемнели, когда взгляд остановился на моём лице — словно неясное предостережение, предназначенное мне одной.

Рано или поздно часы, отсчитывающие обратный ход времени, обнулятся.

И что случится тогда?