Девственницы и обесчещенные девушки

[671]

Теперь мы сделаем огромный скачок во времени: от обоснованных умозаключений об общих принципах, управлявших поведением людей в давно исчезнувших обществах, к четырем реальным обществам: традиционному и современному Китаю, Древней Греции, Англии Георгианской эпохи и нескольким народностям на нынешнем мусульманском Ближнем и Среднем Востоке. Во всех этих обществах от невест требуется сохранение девственности, которой их должны лишить мужья.

На протяжении длительных исторических периодов Китай значительно увеличивал шансы соблюдения целомудрия, увеча девочкам ноги, чтобы по достижении брачного возраста они с трудом могли ковылять из комнаты в комнату, и еще труднее им было подойти к садовым воротам, чтобы, выйдя за них, пуститься на поиски сексуальных приключений. Тем не менее некоторые незамужние женщины – как изувеченные, так и не изувеченные – не были целомудренными. Многие скрывали этот факт, или их застигали на месте прелюбодеяния члены их семьей, или их изобличали публично, в частности когда в первую брачную ночь жених выскакивал из спальни, бессвязно сетуя на то, что женился на «птице со сломанным крылом»[672]. Как же случались такие прегрешения? Обычным путем, а иногда даже женщины с забинтованными ногами нарушали границы дозволенного и либо намеренно становились распутницами, либо их совращали.

Эти девицы, на деле ими уже не являвшиеся, не чувствовали за собой вины за нарушение религиозных заповедей, поскольку их поступок не был обусловлен духовными мотивами: ведь, как бы то ни было, будучи женщинами, по сравнению с мужчинами они воспринимались как низшие существа[673]. Но они нарушали распространенный в Китае принцип инь и ян – сущностной гармонии, управляющей обществом. Те, кого уличали в развратных поступках, боялись последствий, поскольку ценой отсутствия целомудрия был позор всей семьи. Они нарушали традиционную культуру мианзи – почтение к престижу семьи.

Сексуальное прегрешение грозило женщине жертвами и неприятностями. Опорочившей свое имя девице было трудно или даже невозможно найти мужа, не прибегая к уловкам, позволяющим ей выдать себя за девственницу. А если мужчина соглашался взять в жены недевственницу, он не посылал ее семье богатые подарки, на которые родственники жены могли рассчитывать пять или шесть раз в году.

В современном Китае старые ценности не исчезли, хотя коммунистическое правление и современность изменили культурные ожидания. В ходе проведенного в 1985 г. в селе Тонгси неформального опроса и мужчины, и женщины сказали исследователю Сяо Жу, что женская невинность является основным фактором в любовных отношениях. В Тонгси в среднем семья жениха платила за свадьбу 4000 юаней. Это было немалой суммой, учитывая тот факт, что общий годовой заработок членов семьи составлял лишь 1900 юаней. Мианзи все еще стоит очень дорого. С другой стороны, невеста с подмоченной репутацией не заслуживает пышной свадьбы, а подарки ее семье не будут ни дорогими, ни частыми. И сама она будет получать менее ценные вещи, например одежду из хлопковых тканей вместо изделий из дорогого полиэфирного волокна.

В странном переплетении ценностей материализм иногда преобладает над мианзи. В таких случаях семья молодого человека может прибегнуть к довольно распространенной форме ловушки, состоящей в провокации полового акта в помещении, где мать запирает молодых. Это происходит тогда, когда подсчитываются расходы на празднование «достойной» свадьбы и свадьбы с «опозоренной» невестой, и предпочтение отдается второму варианту. Тогда мать запирает сына с его девушкой в спальне, надеясь и стремясь к тому, чтобы случилось худшее. Когда это происходит, заключаемая как следствие такого события свадьба обходится существенно дешевле. Немаловажным также является то обстоятельство, что свекровь всегда будет упрекать невестку в опрометчивом поступке, тем самым контролируя молодую женщину.

Как и в Китае, целибат в Древней Греции представлял собой исключительно женскую добродетель. Греки не ценили целибат, но их дочери должны были оставаться девственными. Поскольку девушек там считали похотливыми, ранние браки представлялись грекам разумными – невестам оставалось меньше времени, чтобы поддаваться искушению. Следуя этой точке зрения, четырнадцатилетние девушки рассматривались как достаточно взрослые для замужества, хотя мужчины, женившиеся на них, часто были гораздо старше их[674].

Тем не менее порой случалось, что молоденькой девице не удавалось заключить брак в нужное время. А если ее ловили на результате прелюбодеяния, молодая женщина оказывалась в большой беде. Отцы были обязаны уничтожать в доме все напоминания о дочерях, опозоривших семью. Обычным решением такого рода конфликтов была продажа их в рабство. Один афинский чиновник принял в этой ситуации гораздо более жесткие меры: он скормил «обесчещенную» дочь голодной лошади. А почему бы и нет? За счет своей порочности девушка сама низвела себя до положения ничтожества, чье утратившее всякую ценность тело могло насытить другой тип зверского голода.

Конечно, для молодой женщины, чей тайный любовник сделал ее беременной, была естественна отчаянная борьба против уготованной ей ужасной судьбы. Самый распространенный прием здесь состоял в том, чтобы поклясться, что семя, попавшее внутрь ее тела, святое и что так поступил с ней один из богов. Любая девушка (партенос), которой удавалось удалить сперму из тела (а некоторым это удавалось), была не просто спасена – потом к ней относились так, будто кто-то защитил ее, даровав божественный иммунитет. Как бы то ни было, наказание партенос, лишенной девственности богом, а не смертным мужчиной, неизбежно должно было привести к божественному возмездию.

На протяжении большей части своей истории в английском обществе также к целомудрию невест относились с глубоким уважением, но в середине XVIII в. женщины стали настолько похотливы, что их должны были строго контролировать – и контролировали[675]. Часто цитировавшаяся поговорка середины XVI в. содержала такое положение: «хоть они в чем-то походят на хрупкие сосуды, тем не менее для удовлетворения своих плотских запросов превозмогут двоих, троих или четверых мужчин»[676]. Вполне признавалась роль клитора: «Там, где природа устроила место для наслаждения и вожделения… угнездились разврат и похоть»[677].

Как и в Греции, добрачная девственность составляла норму, над которой, правда, нередко посмеивались. Но в отсутствие эффективных противозачаточных средств последствия любви были слишком серьезны, чтобы идти на риск. Однако, в отличие от гречанок, англичанки выходили замуж достаточно поздно, когда им было уже значительно за двадцать. И если они вступали в добрачные сексуальные отношения, обычно это происходило с теми, кто был ими избран в мужья, и если женщина беременела, ее партнер, как правило, на ней женился[678].

Наказания за грехи там не доходили до продажи в рабство или скармливание скоту, но были достаточно суровы. Изгнание из семейного дома на грубую, бесчувственную и безразличную улицу было немногим лучше, особенно если женщина уже была беременна и рост живота составлял неопровержимое доказательство греховности испуганной молодой женщины.

Один убитый горем отец в XVIII в. подал в суд на развратника, обесчестившего его дочь, требуя от него уплаты 500 фунтов стерлингов – «хотя сама она теперь не стоит и шиллинга», – и суд равных присудил ему 2 фунта стерлингов[679]. Ведь, что ни говори, после того, что произошло, выдать ее замуж было очень трудно; даже ее любовник теперь не поверит, что она сможет сдерживать свои похотливые желания с другими мужчинами. Ее вероятная судьба, если только ее не возьмут практически на положении рабыни в дом родственников, будет состоять в предоставлении платных сексуальных услуг, поскольку проституция рассматривалась как неизбежная судьба заблудших девушек.

Ждет их позор, нищета, осмеянье;

Телом своим торговать им придется,

Станут они алкашей достояньем,

Каждой распутник бесстыдный найдется[680].

С еще большим сарказмом поэт Джон Уилкс предрекал такой женщине жестокую судьбу. Ему представлялось, что он обрел дар видеть тайное, и перед ним возникла страшная картина:

и вот я вижу взглядом, подобным взгляду Бога,

Как он навис над нею – теряет Дева честь;

Влагалище и член в конвульсиях убогих

Рвут плеву, убивая мир, что у той Девы есть[681].

«Убивая мир» – если, конечно, бывшая девственница не сможет избежать разоблачения.

Первыми исключениями из этого правила стали представители высших классов, чьи деньги и культура с большей степенью вероятности могли их избавить от последствий добрачных увлечений. Некоторые женщины и многие их собратья пережили неприятности сексуального характера, поскольку тактичное общество иногда смотрело сквозь пальцы на внебрачные рождения и внебрачных детей, чьи отцы признавали их, но за это их не очень сильно клеймили позором. Леди Мэри Уортли порицала пренебрежительное отношение молодежи к браку, «который в наше время вызывает насмешки девушек, как некогда высмеивался молодыми людьми. Оба пола раскрыли для себя его неудобства, и среди молодых женщин, занимающих достаточно высокое положение в обществе, можно найти немало распутниц»[682]. Но расслабленная атмосфера ограничивалась очень узким кругом весьма состоятельных женщин. На протяжении английской истории женщины в подавляющем большинстве случаев руководствовались строгими правилами сексуального поведения, и их серьезно наказывали за нарушения, допускавшиеся сознательно или насильно, даже если это было изнасилование.

Фанатичной озабоченностью добрачной девственностью древних греков напоминают палестинские мусульмане. Если они подозревают, что девушка утратила целомудрие, за дело берутся братья и отцы и убивают своих сестер и дочерей, совершая «убийство чести»[683]. Нередко эти акции пытались представить как несчастные случаи, сжигая тело.

В израильско-арабском городе Рамле израильские полицейские задержали шестнадцатилетнюю арабскую девушку-беглянку, пойманную за рулем украденной машины, в которой она ехала вместе с женатым мужчиной. Девушка просила ничего не сообщать об этом родителям, ведь тогда ее убьют. Полиция проигнорировала ее просьбу и вызвала родителей. «У нас здесь ваша дочь. Она очень напугана – вы должны пообещать, что не причините ей вреда», – сказали они. Родители заверили полицию, что ничего плохого ей не сделают, приехали и забрали девушку. Вскоре после этого она была убита[684].

Жертв «убийств чести» было найдено так много, что Сухейр Аззуни Махши, руководитель технического комитета по женским делам в Рамалле, полагает, что в Газе и на Западном берегу в неделю убивают по одной женщине. «Они считают, что, выходя замуж, женщины должны заботиться о своей девственности, а не спать с кем попало», – сказала она[685].

Палестинцы не одиноки в ненависти к развратным молодым женщинам. В 1977 г. саудовская принцесса Мишааль, столкнувшись с перспективой брака, бывшего ей не по душе, решила убежать из семьи и из страны, чтобы выйти замуж за мужчину, которого любила, – Халида Мухаллаля. Перед тем как покинуть страну, они с Халидом провели вместе несколько ночей в гостинице. Накануне выезда из гостиницы Мишааль загримировалась под мужчину и попыталась сесть на самолет в аэропорту Джидды. Но там ее опознали и вернули семье. Никакого разбирательства дела не последовало. Тем не менее демонстративный вызов Мишааль и ее достойное осуждения поведение (может быть, это была единственная доступная ей возможность) при встрече с Халидом в гостинице были непростительны – она подвергла риску свою девственность, независимо от того, потеряла она ее на самом деле или нет. Поэтому была она виновата в действительности или нет, в любом случае Мишааль считалась виноватой. Члены семьи не смогли прийти к единому мнению о ее наказании, но точку зрения тех, кто просил сохранить ей жизнь, проигнорировали. Ее застрелили на автомобильной стоянке, а Халид был обезглавлен[686].

Как и в случаях с бесчисленными женщинами до нее, целомудрие Мишааль считалось более ценным, чем сама ее жизнь[687].